Влияние Октябрьской революции на дальнейшую судьбу русской культуры.

Октябрьская революция и гражданская война в России до предела обострили международную обстановку, усилили политический и экономический кризис внутри страны.

В очень трудном положении оказалось население российских городов. Биолог Б.Е. Райков так описывает революционный Петроград: «Выдача хлеба по карточкам снизилась до 200 граммов на человека, временами вместо хлеба выдавали немоло­тый овес… Торговля совер­шенно прекратилась, лавки были пусты и заколочены. В домах не было ни света, ни воды, так как водопровод и канализация замерзли, а электростанции бездействовали... В городе свирепствовал сыпной тиф. Случаи голодной смерти получили массовый характер. Люди раз­бегались, стремясь попасть в более теплые и сытые места страны. Но уехать было крайне трудно, поезда ходили редко... Население Петрограда за три года сократилось с двух миллионов до 800 тысяч человек».

Резко возросла преступность. М. Горький писал, что успех революции был связан и с тем, что она обратилась к самым низменным инстинктам, которые так легко разбудить в человеке. Хозяевами жизни почувствовали себя люмпенские слои. «Грабь награбленное» – под таким девизом совершались бесконечные «экспроприации».

В первые революционные годы практические шаги большевиков определялись необходимостью удержания власти в своих руках и уверенностью, что сразу после пролетарской революции можно перейти к коммунистическим отношениям, которые предполагали отсутствие частной собственности, прямое распределение материальных ценностей вместо товарно-денежных отношений, плановость хозяйства, всеобщность труда. Отсюда – национализация, продразверстка, политика «военного коммунизма», заключение Брестского мира, подавление мятежа «левых эсеров», разгон Учредительного собрания – меры, которые вызывали недовольство у той или иной части населения, а чаще всего у абсолютного большинства. Не случайно, появлялись настроения «неуравновешенности, неопределенности, отчаяния, безверия», что усиливало хаос и политическое противостояние.

Одной из важнейших составляющих политики советской власти была провозглашена культурная революция. В конечном счете, она преследовала две основные задачи: приобщение к культуре широких слоев населения; организация культуры таким образом, чтобы она показывала преимущества нового строя.

Задача приобщения к культуре простого народа звучала весьма благородно и привлекательно. На III Всероссийском съезде Советов В.И. Ленин говорил: «Раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого – просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации».

Советская власть спешила доказать, что революция произошла в интересах народа. Первые декреты были направлены на ус­тановление демократических институтов власти, ликвидацию неравенства по национальному признаку, раскрепощение женщины. Из подвалов и лачуг семьи трудящихся переселяли в особняки заводчиков, дворян, купцов, духовенства. Вводится социальное страхование, принимаются законы по охране труда, бесплатной медицинской помощи.

В 1918 г. было предпринято массовое издание классиков литературы под названием «Народная библиотека». Вместо роскошных дореволюционных изданий для узкого круга лиц, предлагались издания дешевые, но строго выверенные, без искажений цензуры и, кстати, отлично оформленные. К работе над иллюстрациями были привлечены лучшие русские художники Б. Кустодиев, А. Бенуа, В. Конашевич. В серии «Народная библиотека» вышли произведения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Толстого, Некрасова, Тургенева. И это, заметьте, в то время, когда финансовое и экономическое положение государства было крайне затруднено.

Школы, библиотеки, музеи, театры, институты, лаборатории, художественные галереи, клубы, все богатство культуры объявляется народным достоянием. Уже в 1917 г. были национализированы Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея, Оружейная палата, частные коллекции Мамонтовых, Морозовых, Третьяковых, В.И. Даля, И.В. Цветаева. Активно создавались новые музеи: в некоторых усадьбах – музеи быта (имения Юсуповых, Шереметьевых, Строгановых), игрушки, изящных искусств, мебели (Александровский дворец Нескучного сада), Морозовского фарфора, живописи, антирелигиозные экспозиции. Всего только с 1918 по 1923 гг. было открыто 250 новых музеев.

Однако сменить хозяина в условиях революции было далеко не самым сложным делом. Массы никогда не считали дворянскую культуру своей. Горький в «Несвоевременных мыслях» приводит факты разграбления имущества в Зимнем, Гатчинском и других дворцах. Был разгромлен Малый театр в Москве, обворована уборная знаменитой актрисы М.Н. Ермоловой. В процессе национализации многое от неразумения и некультурности за ценности не принималось, растаскивалось, расхищалось и уничтожалось. Пропадали бесценные библиотеки и архивы. В барских домах устраивались клубы, школы, но эти постройки быстро ветшали и разрушались.

В тоже время, большевистское правительство никак нельзя обвинить в том, что они не пытались обуздать революционную стихию. Уже в ноябре 1917 г. при Наркомпросе была создана комиссия по делам музеев и охраны памятников искусства и старины. Затем последовал целый ряд декретов об охране библиотек, памятников искусства и старины. Однако новые хозяева продолжили «народную традицию», только с более благородными целями. Произведения искусства бессовестно и неумно разбазаривались, раздаривались, ими оплачивали сделки с западными партнерами (особый размах эта деятельность приобрела в 20–30-е гг.). На недоуменные возгласы тех же западных специалистов отвечали примерно так: «Все равно скоро будет мировая революция и все к нам вернется».

Единодушно большевики выступили против церкви, январским декретом 1918 года она была отделена от государства. Осенью 1918 года глава русской православной церкви патриарх Тихон отказался благословить белое движение и обратился к властям, обвиняя их в разжига­нии смуты и хаоса в стране, осуждая братоубийство. В ответ последовали новые притеснения, запрет крестных ходов, отмена колокольного звона во всех церквях, была проведена компания по ликвидации мощей русских святых. В течение 1918–1920 годов патриарх дважды привлекался к суду Ревтрибунала. Тихона объявили «главой контрреволюции».

В феврале 1921 г. появился декрет об изъятии церковных ценностей. Закрывались монастыри. К монахам, проявлявшим недовольство, приме­нялись суровые санкции карательных органов. По неполным данным за первые годы советской власти было уничтожено 360 тыс. церковнослужителей.

Новая власть решительно поддерживала разрушение традиционной народной морали. Молодежные лидеры организовывали дискуссии об отмирании любви, как пережитке капитализма. Было создано общество «Долой стыд». Преследование церковных обрядов (венчание, крещение) шло на государственном уровне, взамен предлагались «новые» традиции – «октябрение» (крещение), когда ребенка с пеленок принимали в комсомол и давали революционное имя.

Вообще в годы революции появилось немало мягко говоря странных имен, мода на которые очень быстро прошла. Популярными были имена типа – Революция, Диктатура, Гегемона, Ледат (Л.Д. Троцкий), Вилен (В.И. Ленин), Вектор (Великий коммунизм торжествует), Тролезин (Троцкий, Ленин, Зиновьев), Ясленик (Я с Лениным и Крупской).

Ситуация осложнялась тем, что собственно большевистская интеллигенция по своему образовательно-культурному уровню была неоднородна. Наряду с весьма высокообразованными людьми, в партии большевиков активно работали деятели типа «недоучившихся студентов», которые несли с собой люмпенский дух и нетерпимость к чужим взглядам.

В обществе широко распространились классовая подозрительность и антиинтеллигентские настроения. Постоянно распространялись лозунги о недоверии к образованности, о необходимости «бдительного» отношения к специалистам, ко­торые рассматривались как антинародная сила. Квалифицированный труд понимался как привилегированный, антидемократический.

Считалось, что пролетарской партийности соответствуют только ученые, вышедшие из рабочих. Остальные заслуживают профессионального недоверия и изгнания из научной среды. Иные даже полагали, что и пролетарского происхождения мало для того, чтобы специалистученый («спец») оставался в рамках пролетарской науки и идеологии, необходимо еще, чтобы параллельно он продолжал в течение всей жизни заниматься физическим трудом (например, был слесарем в железнодорожных мастерских).

Результатом такой политики стала массовая эмиграция представителей русской культуры. Потери были весьма ощутимы. Страну покинули химик П.И. Вальден, историки Н.П. Кондаков, П.Г. Виноградов, выдающийся авиаконструктор И.И. Сикорский, крупный механик С.П. Тимошенко, один из создателей телевидения В.К. Зворыкин и многие другие крупные ученые.

Конечно, большинство остались на родине, и многие активно помогали новому режиму, одни – по убеждению, другие – повинуясь патриотическому долгу. «Теперь поздно бороться с большевиками; им следует помогать, чтобы уменьшить отрицательные результаты их политики и увеличить положительные» – писал в декабре 1917 г. физик Я.И. Френкель. Достаточно сказать, что в гражданской войне Советскую власть защищала почти половина офицерского корпуса бывшей царской армии.

Руководители большевистской партии вполне своевременно почувствовали, что «утечка» умов не могла не привести к существенному пониже­нию духовно-интеллектуального уровня страны. «Но от раздавленного капитализма сыт не будешь, – подчеркивал В.И. Ленин. – Нужно взять всю культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социализм… А эта наука, техника, искусство – в руках специалистов и в их головах. Здесь одним насилием ничего не сделаешь».

Власти старались привлечь на свою сторону представителей прежней российской интеллигенции. Правда, только тех, кто мог принести пользу в области естествознания, техники, практического производства. Изыскивались средства на материальную поддержку ученых.

Большое внимание уделялось и улучшению материальной базы научно-исследовательской деятельности. Отпускаются необходимые средства Институту экспериментальной медицины, Институту труда и другим научным учреждениям. За годы гражданской войны было создано много новых научных подразделений, среди которых следует назвать Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ) под руководством профессора Н.Е. Жуковского, радиолабораторию в Нижнем Новгороде (руководитель – М.А. Бонч-Бруевич), оптический, физический, физико-технологический институты.

Судьба не технической интеллигенции оказалась куда более драматичной. В 1921 г. была репрессирована профессорская группа, так называемой Петроградской боевой организации, куда попали люди никаких террористических действий против власти не принимавшие, в т.ч. был расстрелян поэт Н. Гумилев, активно помогавший советской власти.

Осенью 1922 г. в административном порядке были высланы 200 ученых, философов, историков, литераторов. Среди пассажиров «Философского парохода» были Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, Н.О. Лосский, Ф.А. Степун, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, А.А. Кизеветтер, Ю.И. Айхенвальд, М.А. Осоргин, С.Н. Прокопович.

Идеологический критерий становится основным в оценке качества любого «продукта» творческой интеллигенции. Система образования, общественные науки, литература, искусство и театр превращались в инструменты воспитательноговоздействия Советской власти на широкие народные массы.