I. Массовая коммуникация как объект теоретического анализа

Е.Г. ДЬЯКОВА, А.Д.ТРАХТЕНБЕРГ

ЕКАТЕРИНБУРГ

 

 

Дьякова Е.Г., Трахтенберг А.Д.

Массовая коммуникация и проблема конструирования реальности: анализ основных теоретических подходов. Екатеринбург: УрО РАН, 1999. 130 с. ISBN 5-7691-0252-1

Монография посвящена анализу проблемы

конструирования реальности в процессах массовой коммуникации в американской социологии. Рассмотрены основные подходы: профессиональная рефлексия, позитивистский и

феноменологический. Особое внимание уделено противоречиям, связанным с анализом проблем конструирования реальности в каждом из этих подходов.

Книга адресована политологам, социологам, работникам средств массовой информации, политическим консультантам и специалистам по связям с общественностью.

Ответственный редактор доктор философских наук А.В. Гайда

ISBN 5-7691-0252-1

Д ___64(99)___ БО 8П6(03)1999

© Е.Г. Дьякова, А.Д. Трахтенберг, 1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение................................................................................4

I. Массовая коммуникация как объект теоретического анализа........................................8

II. Проблема конструирования реальности глазами журналистского сообщества: профессиональная англо-американская традиция.................................................................. 21

III. Рефлексия над профессиональной традицией: конструирование или отражение?...................... 34

IV. Позитивистский подход к проблеме конструирования реальности: гипотеза "agenda-setting".......................................................62

V. Феноменологический подход к проблеме конструирования реальности: повседневность

и "логика медиа".................................................... 88

VI. Анализ речевого общения и конструирование новостных интервью.............................................111

Заключение.......................................................................... 126

Библиография....................................................................... 128

ВВЕДЕНИЕ

Проблемы массовой коммуникации стали объектом самостоятельного теоретического анализа в отечественном обществознании только сравнительно недавно. В советские времена находился под запретом как буржуазный сам термин «массовая коммуникация» (его периодически предлагалось заменить термином «массовое общение»), а та дисциплина, которая на Западе получила название «теория массовой коммуникации» у нас именовалась «социология журналистики», причем специально оговаривалось, что советская социология журналистики не имеет ничего общего с западными исследованиями такого рода. Идеологическое давление на исследователей, занимавшихся изучением различных аспектов функционирования средств массовой информации и пропаганды, было исключительно велико: достаточно сказать, что статьи по этой теме обычно публиковались в сборниках под названием «Вопросы теории и методов идеологической работы». Поэтому изучение специфики деятельности средств массовой информации и эффективности их воздействия на аудиторию в лучшем случае осуществлялось под грифом «Для служебного пользования», а в худшем — не осуществлялось вообще (за исключением периода «оттепели» 60-х годов, когда был проведен ряд любопытных исследований, особенно в Прибалтике, бывшей в ту пору «анклавом свободомыслия»)¹. И даже если такого рода исследования удавалось провести, на господствующую медиа-реальность они не оказывали ни малейшего воздействия.

В результате у западных исследователей возникало впечатление, что советские средства массовой информации вообще не озабочены проблемой обратной связи. Так, М. Хопкинс, автор

до сих пор не утратившего актуальности труда «Средства массовой информации в Советском Союзе», с недоумением писал: «Возникает вопрос, известны ли им [советским СМИ. — Е.Д., А.Т.] самые элементарные технологии. Американский президент выступает с Посланием о положении в стране не более получаса, так как понимает, что массовая телевизионная аудитория скоро начинает скучать и теряет интерес. Телевизионная речь Брежнева по случаю 50-й годовщины образования СССР длилась 4 часа. Интересно было бы узнать рейтинг этой передачи».

Вопрос о том, насколько убедительной для аудитории была та медиа-реальность, которую создавали советские СМИ, так и обречен оставаться объектом научных дискуссий, так как никакие исследования, посвященные данной проблеме, не проводились и в принципе проводиться не могли, поскольку такого рода исследования требуют позиции «вненаходимости» ученого, которая даже в сравнительно мягкие брежневские времена была недостижима³. Однако сейчас ситуация изменилась: на смену привычной поколениям советских людей монологической медиа-реальности, построенной по законам тоталитарной индоктринации, пришла плюралистическая медиа-реальность совсем иного типа. Столкновение с этой медиа-реальностью порождает у аудитории самые разные, в том числе весьма болезненные реакции, которые периодически выливаются в требования восстановить цензуру (а точнее, привычный монологизм картины мира, которую создают средства массовой информации).

Поэтому исследование проблем конструирования реальности в процессах массовой коммуникации становится крайне актуальной задачей как с чисто теоретической, так и с прагматической (прежде всего политической) точек зрения. Однако решение данной задачи «с чистого листа», при игнорировании мирового опыта

исследований в данной сфере, чревато не просто провинциализмом в постановке проблем и поисках решений, но и тенденцией к открытию уже открытого и использованию теоретических схем, от которых мировая практика давно отказа­лась.

Мировой опыт исследований массовой коммуникации - это в первую очередь и по преимуществу опыт американский (теория массовой коммуникации как научная дисциплина начала формироваться в США уже в 30-40е годы). Если учесть, что современное российское информационное пространство во многом строится с ориентацией на американские стандарты (как в сфере организации средств массовой информации в качестве социального института, так и в сфере производства посланий), обращение к данному опыту становится еще более важным. Это, с одной стороны, позволит четко осознать все основные измерения анализируемой проблемы, а с другой - избежать некритического переноса наработанных в американской традиции теоретических и методологических построений на нашу действительность.

Именно поэтому в данной монографии исследуются основные американские исследовательские подходы к проблеме конструирования реальности в массовой коммуникации, начиная с профессиональной рефлексии журналистов над этой проблемой и заканчивая позитивистскими и феноменологическими подходами к ее анализу. Марксистская и постструктуралистская традиции исследования проблемы конструирования реальности в ней не рассматриваются, поскольку данные традиции являются скорее европейскими, чем собственно американскими. Однако в дальнейшем мы намерены посвятить специальное исследование этим направлениям, в частности проблеме адаптации марксизма и

постструктурализма коммуникации⁴.

американской

теорией

массовой

ПРИМЕЧАНИЯ

Особняком в этом плане стоит капитальный труд «Массовая информация в советском промышленном городе» (1980), посвященный описанию результатов так называемого «Таганрогского исследования» Б. А. Грушина и содержащий уникальную информацию о коммуникативных процессах советского периода. ² Hopkins M. Mass Media in the Soviet Union. - N.Y., 1970. - P. 241.

В упомянутом выше труде «Массовая информация в советском промышленном городе» эта проблема тщательно обходится. ⁴ Авторы выражают благодарность Э.Ю.Абелинскасу за помощь при подготовке книги к печати.

I. МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ КАК ОБЪЕКТ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

'

Массовая коммуникация в различных ее видах - газеты, телевидение, радио - так плотно и полно вошла в жизнь современного общества, что в результате произошла ее детематизация как социального феномена и она была вытеснена на горизонт повседневного сознания. Правда, появление новых средств коммуникации способствует тому, что она периодически тематизируется и даже мифологизируется, но все усилия по удержанию ее в центре общественного внимания неизбежно наталкиваются на тот факт, что процессы массовой коммуникации стали слишком привычными, чтобы внушать опасения, порождать ожидания или хотя бы привлекать к себе интерес¹. Данный процесс был назван Дж. Коллинзом «овторичиванием» («secondari-sation»). Он, в частности, показал, что все попытки демонизировать такое средство массовой коммуникации, как телевидение, основаны на отрицании способности зрителей абсорбировать телевизионную реальность в свою повседневность.

Однако, как бы радикально ни была детематизирована массовая коммуникация в повседневности, она тематизируется в процессе научного анализа. Одновременно в этом процессе происходит дистанцирование от разного рода мифологем и идеологем, "наросших" на коммуникативные процессы в ходе их • исторической эволюции.

Такого рода анализ начинается, как и полагается любому теоретическому дискурсу, с дефиниций: что такое массовая коммуникация как социальное явление и как процесс? Начальные определения массовой коммуникации более или менее стандартны и имеют в своей основе классическую схему коммуникативного

акта, предложенную Г. Ласуэллом: «Кто передает Что посредством каких Каналов и Кому?». Так, в популярном американском учебнике по массовой коммуникации она определяется как «процесс, в ходе которого сложно организованный институт посредством одного или более технических средств производит и передает общезначимые ("public") послания, которые предназначены для большой, разнородной и рассеянной в пространстве аудитории»². Данное определение основано на неявном сопоставлении массовой и межличностной коммуникации: если в процессе межличностной коммуникации участвуют индивиды и процесс этот даже при наличии опосредующих технических средств (таких, как телефон) носит интерактивный, двухсторонний характер и основан на постоянном отслеживании обратной связи, то актором процесса массовой коммуникации является не отдельный индивид, а социальный институт, процесс имеет однонаправленный характер, поэтому непосредственная обратная связь между производителем и получателем посланий отсутствует и для ее осуществления требуются институциализированные посредники (организации, занимающиеся исследованиями аудитории и снабжающие результатами своих замеров производителей посланий). При этом главным свойством посланий, транслирующихся по массовым каналам, является общезначимость, то, что они предназначены для всех и каждого и должны быть интересны всем и каждому.

Ориентация на то, что интересно всем, получает наиболее полное выражение в таком процессе массовой коммуникации, как производство и распространение новостей. Новости общезначимы по определению: это то, что надо знать всем, это необходимый элемент того повседневного запаса знаний, которым располагает любой член современного общества. Новости являются наиболее статусным, престижным и исторически исходным типом

посланий, транслируемых по каналам массовой коммуникации (в английском названии газеты «newspaper» эта связь четко зафиксирована). Более того, новости можно назвать главным вкладом массовой коммуникации в копилку культурных форм и практик. Социальная значимость новостей для современного человека самоочевидна и не нуждается в специальных доказательствах.

Между тем в рамках традиционной культуры новости как феномен не слишком понятны и вызывают недоумение и пренебрежение. Традиционное сообщество в принципе не интересуется новостями как известиями, которые надо донести до всеобщего сведения. До всеобщего сведения в общине доводятся только «старости», т.е. то, что случилось давным-давно, в легендарные времена и прибрело освященный временем статус незыблемого культурного образца. Чтобы стать предметом всеобщего интереса, только что происшедшее событие должно быть исправлено и улучшено в соответствии с мифологической матрицей и тем самым перенесено из времени в вечность. В ходе такого переноса несколько реальных событий могут быть как бы спрессованы «в одно грандиозное... но в действительности никогда не происходившее событие»³, которое приобретает статус усиленной реальности по сравнению с повседневной жизнью. Характерно, что рассказ о такого рода мифологическом событии слушатели готовы слушать снова и снова, хотя, естественно, и так знают, чем дело кончится, — такие повторения служат, легитимации сложившегося в их сознании образа мира и подтверждают его реальность.

Конечно, в традиционном обществе интенсивно циркулируют свежие слухи и сплетни, а при определенном уровне организации активно транслируются утилитарные сообщения, обеспечивающие нормальное функционирование его социальных институтов и

распространяющиеся как сверху вниз, так и по горизонтали (только такого рода сообщения и считаются достойными письменной фиксации). В обществах античного типа возникает «история» как особый способ описания того, что случилось в прошлом. Однако все виды знания о том, что случилось «сейчас» и еще не приобрело статус исторического события распространяются только в процессе межличностной (слухи и сплетни) и внутрикорпоративной (утилитарные сообщения) коммуникации. Они рассчитаны на вполне конкретного слушателя (читателя). Объединяет их с форматом новостей только одно принципиальное отсутствие авторства: тот, кто рассказывает слух, является его передатчиком, а не создателем (если речь идет не о целенаправленно сконструированном ложном слухе), а тот, кто сочиняет служебную бумагу, отнюдь не стремится поразить вышестоящих (или нижестоящих) оригинальностью стиля и полетом фантазии, а просто излагает факты, «как они есть»⁴. В то же время и слухи, и утилитарные сообщения обладают пониженным по сравнению с новостями эпистемологическим статусом: слуху можно верить, а можно и не верить, достоверность его отнюдь не самоочевидна, а утилитарные сообщения отличаются сознательной неполнотой: получателю сообщают лишь часть информации, которая соответствует его корпоративному статусу. Новости, в отличие от слухов, по определению полностью достоверны и, в отличие от утилитарных сообщений, претендуют на информационную полноту: предполагается, что читатель/зритель/слушатель получает по каналам массовой коммуникации самую полную, достоверную и свежую информацию о том, что происходит за пределами его жизненного мира.

Как показал основатель Торонтской школы коммуникативных исследований Г. Иннис, вследствие отсутствия подсистемы.

 

отвечающей за доведение до всеобщего сведения информации о том, что происходит за пределами общины или корпорации, коммуникативное единство традиционных империй, основанное на усиленной реальности мифологического прошлого, носило весьма относительный характер: эффективный бюрократический контроль над имперским пространством был практически невозможен и различные части империи пользовались весьма значительной степенью автономии, поскольку как утилитарные

сообщения, так и слухи регулярно запаздывали и не могли играть

^

существенной роли при принятии решений на местах. Постоянно предпринимаемые метрополиями попытки навязать различным частям традиционных империй единую религию, т.е. объединить их посредством общего мифологического кода и общего запаса мифологических событий, никогда не увенчивались успехом. Даже христианизация Римской империи не обеспечила должного уровня единства: как известно, христианство регулярно порождало региональные ереси (такие, например, как североафриканский донатизм).

При этом идея построения единого информационного пространства не с помощью легенд и мифов о событиях общего для всех (по крайне мере в идеале) прошлого, а посредством сообщений о том, что происходит в настоящем с другими, была совершенно чужда традиционному обществу. Статус хорошо осведомленного собирателя слухов в таком обществе был всегда сомнителен, и сам этот человек служил предметом довольно стандартных насмешек. Характерным примером может служить эпиграмма 35 из IX книги эпиграмм римского сатирика Марциала, который в силу специфики жанра уделял особое внимание не норме, а тематизации разнообразных видов отклоняющегося поведения. В его обширной коллекции нелепых столичных персонажей встречается и любитель слухов и сплетен, всегда

готовый рассказать, «что Пакор замышляет в дворце Арсакидов, / Сколько на Рейне стоит, сколько в Сарматии войск»⁵. Прожив в столице Империи годы, Марциал так и остался здравомыслящим испанским крестьянином, которого удивлял и забавлял интерес к тому, что происходит в недоступном далеке, и который был убежден, что предметом слухов и сплетен должны быть те, с кем ты лично знаком⁰

Современное индустриальное общество возникает как общество «читателей газет» и потребителей «всесветных новостей». Новости, которые знают все, скрепляют единство современного общества и легитимируют сложившийся в нем образ мира не менее успешно, чем легенды и мифы в традиционном обществе. Будучи сторонником технологического детерминизма, Г. Иннис полагал, что сама возможность становления единого информационного пространства современного типа обусловлена изобретением бумаги, печатного пресса, а впоследствии электрического телеграфа и в целом «индустриализмом», хотя и указывал на то, что «полностью значение книгопечатания смогло проявить себя только после принятия в Соединенных Штатах Билля о правах, гарантирующего свобод}⁷ прессы»⁷. Последнее подразумевало: единое информационное пространство скрепляется не только технологически, средствами доставки информации (т.е. не только тем, как передается информация), но и социально, с помощью той считающейся общезначимой информации, которая циркулирует по этим каналам. А статус общезначимости присвоен в индустриальном обществе в первую очередь именно новостям.

Неудивительно поэтому, что в теориях массовой коммуникации новости выступают в качестве основного объекта исследования Для описания исследовательского проекта, ориентированного на изучение новостей, нидерландская исследовательница Л. ван Зоонен ввела термин «public knowledge project». Она подчеркивает,

что в данном проекте аудитория масс-медиа рассматривается в качестве граждан, нуждающихся в общезначимой информации для принятия ответственных решений по поводу общества, в которому они живут. Именно с точки зрения общезначимости, общей пользы и общего дела и исследуется такой публичный медиа-жанр, ка& новости. Через призму общей пользы анализируется и проблема власти и влияния производителей новостей в обществе.

Однако, с точки зрения Л. ван Зоонен, возможен и альтернативный тип исследовательского проекта, который она называет «popular culture project». Здесь полностью игнорируется проблематика гражданского общества и представительной демократии и акцентируется прежде всего изучение развлекательных жанров (шоу, ''мыльные оперы" и т.п.) и их культурной значимости для отдельного индивида. Это не означает, что проблематика власти и социума вообще не рассматривается -данный исследовательский проект развивается в основном в рамках постструктурализма с его микрофизикой власти, но эта микрофизика имеет весьма опосредованное отношение к классической проблематике представительной демократии, вокруг которой концентрируется «public knowledge project».

Как в американской, позивистской и эмпиристской, версии теории массовой коммуникации, так и в европейском, холистском и концептуализированном варианте, «public knowledge project» является господствующим: большинство американских и европейских авторов, занимающихся проблемами массовой коммуникации, основывают свои гипотезы, доказательства и выводы прежде всего на материале новостей. Если теоретики массовой коммуникации, работающие в рамках структурного функционализма, изучают, какие именно потребности и насколько эффективно граждане удовлетворяют с помощью новостей, то сторонников социальной феноменологии интересует, каким

образом, с помощью каких способов посредством потока новостей конструируется информационное пространство (и шире социальная реальность) современного гражданского общества, а структуралисты и постструктуралисты озабочены расшифровкой кодов новостного текста и разоблачением их латентной идео л огизированности.

Даже радикальные приверженцы критической

политэкономической школы не упускают случая разоблачить «культурный империализм» крупнейших информационных агентств, поставляющих новости для всего мира, и призвать к новому информационному порядку, при котором мировой центр и мировая периферия будут в равной мере представлены в новостях Таким образом, «public knowledge project» и новости как основной объект исследования доминируют в дисциплинарном пространстве теорий массовой коммуникации, a ^Cwpopular culture project" пока занимает маргинальные позиции.

С точки зрения феминистки Л. ван Зоонен, это является лишним доказательством сексистского характера классического гражданского общества, в котором престижем обладают только «мужские» массовые жанры (новости), в отличие от женских («мыльные оперы» и другие развлекательные программы). Вообще с феминистской точки зрения изучение новостной проблематики является еще одним примером научного сексизма, поскольку, «занимаясь на первый взгляд совершенно гендерно-нейтральной проблематикой гражданского общества, он [«новостной» исследовательский проект. — Е.Д., А.Т.] на деле игнорирует весьма проблематичное отношение не-белых граждан и граждан не-мужского пола к публичной сфере»⁸. Правда, можно возразить, что игнорирование того, каким именно образом с помощью новостей конструируется стереотип маскулинности, является таким же проявлением сексизма (только с обратным знаком), как и

отказ от исследования того, как с помощью "мыльных опер" конструируется и поддерживается фемининность, но факт остается фактом - только феминистские медиа-исследования позволяют^ себе демонстративно не рассматривать новости как социокультурный феномен. За этим исключением большинство исследований массового коммуникативного процесса сосредоточено в публичной сфере и, следовательно, сконцентрировано на изучении новостей.

При этом отношение исследователей к существующим формам подачи новостной информации, особенно к такому ее виду, как "хорошая продажа плохих новостей", весьма неоднозначно. Эта неоднозначность связана с неоднозначным отношением к новостям в общественном сознаниц.

С одной стороны, все признают важность новостей для нормального функционирования гражданского общества, что влечет за собой своеобразный "новостной утопизм". Особенно он был характерен для ранних американских исследований в сфере массовой коммуникации. Так, стало классическим изречение Ч. Кули о том, что благодаря появившейся в США массовой прессе «новая коммуникация распространится по миру как свет зари, пробуждая, просвещая, расширяя границы и исполняя ожидания» Ч, Кули был убежден, что вследствие таких особенностей современных ему средств массовой коммуникации, как «выразительность», т.е. способность охватить максимально широкий крут идей и переживаний, устойчивость записи (^победа над временем"), скорость ("победа над пространством"), а также диффузного характера процесса, который охватывает все слои населения, происходит резкое расширение и оживление социального взаимодействия. В той же степени, в какой социальное взаимодействие распространяется в пространстве и ускоряется во времени, усиливается и обусловленное им духовное

единство. Люди все более проникаются к «дальним» сочувствием, и распространяют на них те принципы доброты и справедливости, которые они ранее применяли только по отношению к ближним. Характерно, что при этом Ч. Кули отнюдь не обольщается насчет того, какая именно информация передается по каналам массовой коммуникации: по его мнению, новости своим прототипом имеют слухи и сплетни и могут рассматриваться как «организованная сплетня», но это не мешает ему в самых восторженных выражениях воспевать их гуманистический потенциал.

Конечно, далеко не все современники Ч. Кули разделяли его безудержный оптимизм и готовы были закрывать глаза на издержки массового распространения новостей: обвинения журналистики в беспринципности, продажности,

поверхностности, искажениях истины и потакании самым низменным вкусам являются неотъемлемой частью американской «высокой культуры» (достаточно сослаться на бессмертную «Журналистику в Теннеси» М. Твена, где автор демонстрирует, как журналисты в силу корыстных интересов и партийных пристрастий сознательно искажают реальность). М. ДеФлер в своем учебнике по массовой коммуникации посвятил такого рода высказываниям столпов американской культуры даже специальный раздел и привел небольшое собрание соответствующих цитат от Г. Торо до С. Крэйна¹⁰. Периодически у видных представителей американской культуры даже возникало желание исправить столь нетерпимое положение вещей: так, Дж. Дьюи одно время пытался издавать газету «Новости мысли», посвященную научному изложению социальных фактов и «сенсаций в сфере мысли», но, как и следовало ожидать, данный проект успеха не имел.

За прошедшие с той поры годы список прегрешений производителей новостей (особенно телевизионных новостей)

против самых оснований гражданского общества и представительной демократии существенно пополнился и теперь включает обвинения в том, что средства массовой информации сообщают своей аудитории не те новости, которые следует, и делают это не в той форме, которая необходима, из-за чего возможны такие опасные для демократического устройства общества явления, как «понижение активности избирателей, утрата интереса к обсуждению в ходе политических кампаний серьезных социальных проблем, упадок политических партий, автоматическое переизбрание тех, кто уже находится у власти, усиливающееся использование в ходе политической борьбы риторических и символических приемов вместо ориентации на решение реальных проблем и многое другое»¹¹. При этом критики существующей системы производства и распространения новостей часто впадают в противоречия: журналистов обвиняют и в том, что, неправильно описывая происходящее, они подрывают доверие к правительству и способствуют росту политического цинизма, и одновременно в том, что тем самым они играют на руку политической элите, развивая конформизм и укрепляя доверие к властям.

Таким образом, отношение общественного сознания к новостям является весьма амбивалентным: с одной стороны, производство и распространение новостей признается важнейшим элементом структуры современного демократического общества, а с другой — постоянно высказываются опасения, что существующие его формы подрывают самые основания этого общества и сводят на нет идеалы представительной демократии. Поэтому анализ новостей как феномена гражданского общества является исключительно актуальным.

Но для того чтобы такого рода анализ был успешным, необходимо рассматривать процесс производства новостей именно

как процесс конструирования особого рода реальности - медиа-реальности, наделенной особыми характеристиками и особой модальностью. Собственно новости, прежде всего телевизионные, являются той оболочкой, в которой медиа-реальность наиболее успешно сливается с «подлинной» реальностью. Другие медиа-жанры воспринимаются как в той или иной мере нереальные, выдуманные (т.е. как реальности с пониженной степенью модальности), в то время как новости - это то, что было «на самом деле», высшая форма медиа-реальности. Просмотр телевизионных новостей требует более высокого уровня коммуникативной компетентности, чем просмотр всех других передач, и дети усваивают такого рода навыки в последнюю очередь. Поэтому принципы конструирования новостной реальности являются базовыми для изучения процессов конструирования реальности в массовой коммуникации.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Естественно, это касается именно коммуникативных процессов как таковых, а не посланий, которые передаются посредством этих процессов. Так, человек может горячо интересоваться новостями, совершенно не задумываясь, что такое новости как социальный феномен и как делаются новости.

² Dominick J.R. The Dynamics of Mass Communication. 3 ed. - N.Y., 1990. -P. 15-16.

³ Андреев Ю.В. Поэзия мифа и проза истории. - Л., 1990. - С. 120.

Известен уникальный случай, когда эта специфика утилитарных донесений была не просто осознана, но и виртуозно использована, именно стилизация под служебные донесения придает провербиальную безличность и объективность «Запискам» Цезаря о Галльской войне. Не случайно Т. Моммзен заметил, что «объективность изложения здесь не историческая, а это объективность должностного лица». Как известно, "Записки" Цезаря сознательно написаны от третьего лица: «Цезарь

сказал», «Цезарь сделал». Цезаря вынудили к публикации служебных донесений для всеобщего сведения действия политических противников, обвинявших его в том, что завоевание Галлии осуществляется им без санкции Сената. Однако его пример остался без подражания. ^ь Марциал. Эпиграммы. IX: 35: 3-4, 11-12.

⁶ Вообще говоря, данное отношение свойственно любой традиционной культуре. Так, очень долго оно сохранялось в культуре отечественной. Еще в начале XIX века И. А. Крылов, которого тоже отличало природное народное здравомыслие, в басне «Три мужика» вполне по-марциаловски высмеивал страсть к обсуждению новостей из «большого мира» и выводил соответствующую мораль. В середине того же века Илья Ильич Обломов, персонаж, демонстративно укорененный автором в традиционной культуре, удивлялся, как можно «на всю жизнь обречь себя на ежедневное заряженье всесветными новостями!» и газет принципиально не читал, что не мешало ему с удовольствием слушать сплетни о своих знакомых (сцена, открывающая роман). И только свойственный большевикам пафос тоталитарной индоктринации своей империи превратил в массовом сознании чтение газет в занятие в высшей степени престижное и уважаемое.

⁷ Innis H. A. The Bias of Communication. - Toronto, 1951. - P. 139.

⁸ Zoonen van L Feminist Media Studies. - L., 1992. - P. 125.

⁹ Coo ley С.Я. The Significance of Communication // Public Opinion & Communication. N.Y., 1950. -P. 153.

¹⁰ Для примера приведем характерное высказывание Генри Торо: «... мы изо всех сил стремимся проложить туннель под Атлантикой и сделать Старый свет на несколько недель ближе к Новому; но не исключено, что первая новость, которая просочится в огромное, широко распахнутое американское ухо, будет состоять в том, что у принцессы Аделаиды коклюш».

¹¹ lyengar Sh. Is Anyone Responsible? How Television Frames Political Is­sues. - Chicago, 1991. -P. 1.

II. ПРОБЛЕМА КОНСТРУИРОВАНИЯ РЕАЛЬНОСТИ ГЛАЗАМИ ЖУРНАЛИСТСКОГО СООБЩЕСТВА:

12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: