Повседневность и «логика медиа»

Если в рамках позитивистской парадигмы описание процессов массовой коммуникации как процессов конструирования реальности порождает ряд методологических проблем, связанных с различением «правильной» и «неправильной» ее версий, то в рамках феноменологического подхода такого рода трудности не существуют, поскольку социальная феноменология исходит из тезиса о множественности реальностей, каждая из которых конструируется в соответствии со своим особым когнитивным стилем.

На основе аксиомы Гуссерля о том, что предикат реальности (в отличие от предиката экзистенциальное™) не функционирует на дорефлексивном уровне, в социальной феноменологии делается вывод, что степень реальности объекта зависит не от его собственных онтологических характеристик, а от структуры конечной области значений, в которую он включен. Поэтому можно говорить о множественности социальных конечных областей значений («жизненных миров») и их принципиальной несводимости друг к другу. Хотя никакой иерархии конечных областей значений в классической социальной феноменологии не существует, одна область наделяется особым привилегированным статусом. Этим статусом обладает повседневность с ее специфическим когнитивным стилем гармонизации содержания, обеспечивающим совместимость всех его элементов и, следовательно, абсолютную реальность данной конечной области значений. Как отмечают А. Шюц и Т. Лукман, повседневность «выступает в качестве естественной реальности, и мы готовы

отказаться от отношения, которое характерно для нее, только если особый шоковый опыт прорывается через структуру значений повседневности и заставляет нас переносить предикат реальности на другую конечную область значений»¹. Таким образом, все остальные конечные области значений когнитивно соотносятся с повседневностью по принципу дополнительности - в них тематизируется то, что никогда не тематизируется в повседневности и снимается ряд ее онтологических ограничений, Повседневность может рассматриваться как порождающее пространство для всех иных конечных областей значений, что. однако, не предполагает, что она в иерархическом отношении выше всех остальных.

Когнитивный стиль повседневности характеризуется такими особенностями, как бодрствующая напряженность сознания, значимые действия, направленные на внешний мир, уверенность в существовании других людей, разделяющих интерсубъективный мир значений и действий, восприятие себя одновременно как носителя множества социальных ролей и как свободно действующее Я, а также наличие так называемого стандартного времени, являющегося временной структурой интерсубъективного мира и возникающего на пересечении мирового времени и внутреннего времени отдельных индивидов.

Эта специфика повседневности реализуется через естественную установку, особое, базовое, никогда не тематизируемое знание о мире, основанное на «заключении в скобки» («эпохе») всех сомнений в существовании внешнего мира и его объектов. В основе естественной установки лежит убежденность, что мир именно таков, каким он мне кажется. Естественная установка включает в себя ряд аксиом, важнейшими из которых являются аксиома «и так далее» (иначе — аксиома «я смогу это снова») — уверенность в том, что мир продолжает существовать и тогда,

_К0гда находится за пределами моего восприятия, обеспечивающая саму возможность значимого действия, принцип «всему свое время» и так называемое «сознание конечности», которые формируют внутреннюю последовательность потока человеческого опыта, а также «предданиостъ тела» и «тезис о взаимности перспектив», лежащий в основе иктерсубъективной структуры повседневности.

Благодаря естественной установке происходит накопление повседневного запаса знаний. Если естественная установка постоянно пребывает на горизонте сознания и никогда не тематизируется, то повседневный запас знаний тематизируется в зависимости от конкретной ситуации. Вообще социальная феноменология постулирует тезис о том, что повседневный запас знаний и накапливается («осаждается»), и используется в условиях фундаментальных ситуативных ограничений, которые относятся к сфере действия естественной установки (прежде всего это сознание конечности и /?/?едданность моего тела) и одновременно в условиях конкретных ситуативных ограничений_э связанных с наличными жизненными целями человека, находящегося в этой ситуации; «ситуация определяется лишь в той мере, в какой это необходимо, чтобы с ней справиться»², Фиксация того факта, что любая жизненная ситуация ограничена одновременно на фундаментальном онтологическом уровне и на уровне прагматических жизненных целей, а любой повседневный запас знаний содержит два слоя — нетематизируемый слой аксиом естественной установки и тематизируемый слой эмпирически накопленного знания, и составляет главное отличие социальной феноменологии от различных версий прагматизма, который ограничивается анализом только одного слоя повседневности.

Именно благодаря двухслойное™ подхода в рамках социальной феноменологии выдвигается положение о том, что социальная

 

реальность, будучи первичной для каждого отдельного индивида эмпирически, на онтологическом уровне вторична ц конструируются членами общества. Или, как формулируют это П Бергер и Т. Лукман, «несмотря на то, что социальный мир отмечен объективностью в человеческом восприятии, тем самым он не приобретает онтологический статус, независимый от человеческой деятельности, в процессе которой он и создается». Поэтому социальная феноменология уделяет особое внимание таким исходным для конструирования социального мира процессам, как институциализация, т.е. типизация субъектами опривыченных действий с последующей объективацией и даже реификацией возникающих социальных институтов, а также накопление и последующее социальное распределение значимого как для общества в целом, так и для отдельных социальных групп знания. При исследовании таких процессов социальная феноменология исходит из того, что специализированные формы знания первоначально складывались в контексте повседневного действия и только вследствие усложнения структуры распределения знания в обществе оторвались от этого контекста и были подвергнуты систематизации, рационализации и рефлексии. Однако разрыв с контекстом никогда не является окончательным: «укоренение даже самых полно систематизированных областей знания в социальной реальности предполагает, что... это знание только до определенной степени оторвано от непосредственного контекста действия и необходимости применения в конкретных ситуациях»

Таким образом, феноменологический подход к процессам массовой коммуникации предполагает анализ следующих проблем:

- проблемы укоренения медиа-реальности в повседневной реальности и определения того, какие ее структуры ответственны

за порождение медиа-реальности как на фундаментальном, так и на прагматическом уровне;

- проблемы когнитивного стиля медиа-реальности и ее базовой установки;

- проблемы обратного воздействия когнитивного стиля медиа-реальности на когнитивный стиль повседневности.

Совершенно очевидно, что все эти проблемы могут быть сформулированы только на языке социальной феноменологии и не поддаются переводу на язык других социально-философских направлений. Не переводятся эти проблемы и на язык профессиональной рефлексии. Хотя в рамках этой рефлексии специфика медиа-реальности, обусловленная

институциализированной структурой процесса производства новостей, анализируется весьма подробно, фундаментальная связь медиа-реальности с повседневностью не осознается и тем самым проблематика конструирования реальности сужается до поиска ее прагматических оснований (принципа «экономии мышления» или необходимости выживания организации в конкурентном окружении). Впрочем, любая профессиональная рефлексия по определению является ограниченной и не может вести к осознанию фундаментальных онтологических оснований профессиональной традиции и профессиональная журналистская рефлексия в этом смысле не является исключением.

Проблема укоренения медиа-реальности в повседневности была рассмотрена X. Молотчем и М. Лестер в работе «Новости как целесообразное поведение» (1974). Вообще 70-е годы были годами активного распространения социальной феноменологии в Америке, и именно в это время происходит внедрение принципов социальной феноменологии в медиа-исследования. X. Молотч и М. Лестер с феноменологических позиций заключения в скобки естественной установки изучают роль новостей в процессе

конструирования значимого социального времени. В классической феноменологии конструирование социального времени является процессом, производным от конструирования биографического времени, которое, в свою очередь, становится возможным благодаря наложению на трансцедентное мировое время онтологического ограничения «сознание конечности». Поэтому X. Молотч и М. Лестер выдвигают положение о том, что профессиональное и институциализированное производство новостей является зависимым от аналогичного повседневного процесса: в определенном смысле все люди выступают в роли повседневных производителей новостей.

В повседневной жизни люди постоянно конструируют и реконструируют свое личное прошлое и будущее, причем в ходе этого «на бесчисленные доступные сознанию происшествия вообще не обращают внимания и только некоторые превращаются в наблюдаемые факты»⁵. В анализируемой работе особо подчеркивается, что конструирование биографического времени не означает отбора неких фактов из числа тех, что даны нам объективно, во внешнем мире. Повседневные производители новостей ни в коей мере не выполняют функций привратников, поскольку для них то, что происходит «на самом деле», совпадает с тем, на что они обращают внимание (что они тематизируют), причем каждый новый элемент вносит изменения в общий контекст и изменяется под его влиянием сам. Повседневное конструирование биографической реальности предполагает, что ряд осознанных происшествий превращается в события личной биографии, т.е. творчески используется для демаркации личного времени и тем самым реифицируется в качестве социальных объектов внешнего мира и уже в этом виде начинает моделировать будущее. В привычной деятельности по конструированию абсолютно объективных и внешних событий своей жизни люди

руководствуются наличными целями, и происшествия становятся событиями только в том случае, если они оказываются полезными для организации личного опыта в соответствии с имеющимися на данный момент целями. Таким образом, каждое происшествие потенциально может приобрести статус события, а сконструированное на его основе событие сохраняет этот статус пока это соответствует наличным целям.

Аналогичным образом коллективы людей с помощью общезначимых событий конструируют и размечают социальное время. Роль механизма, ответственного за производство общезначимых событий, которые ложатся в основу публичного дискурса, выполняют масс-медиа. Но поскольку наличные цели \ разных групп людей различаются, общезначимые события превращаются в «темы», существование которых связано с тем, что доступ к конструирующему события механизму, т.е. к масс-медиа, имеют сразу несколько социальных групп: «конфликтующие наличные цели ведут к конкурирующим описаниям того, что случилось... или к дискуссиям на тему о том случилось ли что-либо вообще»⁶. X. Молотч и М. Лестер выделяют несколько социальных групп с различающимися наличными целями, которые определяют процесс производства новостей л помогают создавать то, что впоследствии получает статус события Это прежде всего «лоббисты новостей», т.е. те лица и организации, которые идентифицируют некоторые происшествия как общезначимые и предлагают их для общего употребления; другую группу производителей событий образуют «сборщики новостей», которые, базируясь на материале, предложенном лоббистами, с помощью средств массовой информации превращают определенный набор лоббируемых происшествий в общезначимые события; и, наконец, завершают цепочку потребители новостей, которые, используя предлагаемые масс-медиа новости в качестве

ресурса, воссоздают и маркируют в своем сознании социальное время. Все три группы - лоббисты новостей, сборщики новостей и потребители новостей - имеют несовпадающие наличные цели, причем на каждом последующем этапе количество происшествий, из которых могут быть произведены события, сокращается, так что в итоге до потребителей новостей доходит радикально сокращенная версия, в рамках которой они вынуждены делать

выбор.

Таким образом, суть подхода авторов к анализу медиа-реальности сводится к тому, чтобы «вести поиск.. целей, которые определяют стратегии создания одной реальности вместо другой»⁷. Причем по сравнению с рассмотренными нами образцами профессиональной рефлексии они резко расширяют число участников процесса целеполагания, отнюдь не сводя их только к непосредственным производителям новостей.

В целом главная ценность работы X. Молотча и М. Лестер состоит именно в попытке совместить два уровня анализа медиа-реальности: уровень фундаментальных онтологических ограничений и уровень принятия прагматических решений, диктуемых конкретной ситуацией.

Если X. Молотч и М. Лестер решали проблему того, как производство новостей вырастает из повседневных структур жизнедеятельности, то другого крупного исследователя, работающего в рамках феноменологической градиции, Д. Элтейда, интересовал вопрос о когнитивном стиле медиа-реальности и о том, как медиа-реальность новостей оказывает обратное влияние на повседневность. В силу такой постановки проблемы у Д. Элтейда от работы к работе удельный вес эмпирии падает, а удельный вес теоретических построений растет, так что в итоге на базе анализа новостей он формулирует макросоциологический тезис о доминирующей роли масс-медиа в современном социуме.

 

Такая эволюция не слишком характерна для американских исследователей, поэтому труды Д. Элтейда представляют в этом смысле дополнительный интерес.

В своей первой большой работе «Сотворение реальности. Как телевизионные новости искажают события» (1974) Д. Элтейд дал феноменологическое определение новостей как «продукта организованного производства, которое предполагает практическую точку зрения на события с целью связать их воедино, сформулировать простые и ясные утверждения относительно их связи и сделать это в развлекательной форме»^ь. Ключевыми для данного определения являются слова «организованный» и «практический», поскольку для Элтейда новости являются результатом решения организацией своих практических задач (достижения наличных целей). Таким образом, на первом этапе его подход был весьма близок к рассмотренным нами выше образцам профессиональной рефлексии (в частности, к работе Э. Дж. Эпштейна), поскольку характеризовался ориентацией на анализ прагматического характера процессов конструирования медиа-реальности при фактическом игнорировании более фундаментальных ее аспектов.

Близость анализа Д. Элтейда к профессиональной рефлексии объясняется еще и тем, что «Сотворение реальности» было написано на основе результатов включенного наблюдения за деятельностью тележурналистов и во многом опирается на их самонаблюдения. Однако формулировка наличных целей, которыми медиа-организации руководствуются при конструировании реальности, весьма отличается от тех, что дает; в частности, Э. Дж. Эпштейн. Эти наличные цели определяются не абстрактной потребностью в выживании, а с одной стороны, коммерциализацией средств массовой информации, которая задает Для них внешнюю цель достижения максимально большого объема

1 '№. \

^

аудитории, с другой - внутренней потребностью организации в том, чтобы ежедневно иметь достаточное количество материалов для заполнения информационной программы фиксированней продолжительности (так как в социальном плане немыслимой является ситуация, когда ведущий вдруг заявил бы: "Уважаемые зрители, сегодня никаких новостей нет!'⁵).

Коммерциализация средств массовой информации влечет за собой ставку па «новости-развлечение» и одновременно формирует циничное отношение к зрителям как тупым, некомпетентным мирянам, неспособным оценить качество работы профессиональных производителей новостей. Именно исходя из наличной цели увеличения объема аудитории производители новостей на разных уровнях организации (как менеджеры, так и непосредственно журналисты) интерпретируют данные рейтинговых замеров, которые сами являются весьма специфическими конструктами и появляются в результате особой профессиональной деятельности по установлению обратной связи между средствами массовой информации и их аудиторией. На основе цифровых данных профессионалы конструируют не только определенный образ аудитории, но и используют его для объяснения сложившейся внутри организации ситуации. С их точки зрения, «рейтинги служат «доказательством» того, что в организации существую! различные проблемы, которые и обусловливают низкий рейтинг. Если рейтинг высок, значит, работа организована правильно»⁹. Таким образом, информация об объеме аудитории преобразуется в соответствии с наличными целями различных участников производства новостей.

Потребности организации в ежедневном производстве определенного объема новостей также весьма специфическим образом формируют наличные цели ее функционеров. Так, наличные цели менеджеров (редакторов) обусловлены тем, что для

нормальной работы организации производители новостей должны быть заранее информированы о том, какие достойные статуса новостей события будут происходить в ближайшем будущем, причем источники информации должны внушать доверие. Именно поэтому в производстве новостей используются в первую очередь институциализированные источники, а задачами менеджера являются налаживание и поддержание связей с такими источниками.

Наличные цели репортеров определяются тем, что о реальном событии следует рассказать за очень короткий промежуток времени, т.е. на основе такого события должен быть подготовлен короткий развлекательный репортаж. Поэтому реальное уникальное событие должно быть «упаковано» в форму нарратива и превращено в одномерное путем подачи под определенным углом, т.е. включения в более широкий контекст и отождествления с другими событиями того же рода и типа. Возможно и формирование целых блоков событий под некую общую тему, когда каждое из событий в блоке трактуется как одно из проявлений этой темы. Именно так, по замечанию Д. Элтейда, был сконструирован «Уотергейт» — из серии разрозненных событий, подававшихся под определенным углом, было сформировано единое целое, так что каждое из этих событий стало трактоваться как еще одно проявление того морального упадка, который охватил Америку в начале 70-х годов. В результате возникла символическая связь между взломом штаб-квартиры демократической партии и множеством других действий команды Никсона, и участники различных событий предстали как заговорщики, связанные единой целью. Однако реальные корни «Уотергейта» Д. Элтейд видит в том, что репортеры, придавая событиям структуры нарратива, подавая их под определенным углом и объединяя их в тематические блоки, решали свои

наличные задачи, не имевшие ничего общего со стратегическими политическими целями и даже искренним беспокойством за моральное здоровье Америки.

Наличные цели операторов подчинены наличным целям репортеров, под тему и угол зрения должен быть подогнан определенный видеоряд, который без особых проблем должен поддаваться редактированию. Поэтому, например, в процессе съемки интервью оператор должен обеспечить достаточное количество перебивок, которые в случае необходимости будут маскировать тот факт, что редактор вмешался в его ход и убрал какие-то реплики либо поменял их местами.

Таким образом, на каждом уровне производства новостей формируются свои наличные цели, которые все вместе структурируют рутинную деятельность организации и обеспечивают нормальный производственный процесс. При этом в конечном результате этот процесс должен выступать в снятом виде: «хорошие новости собираются вместе по законам, описанным выше, но не несут на себе никаких следов этого формирующего процесса»¹⁰. Умение закрывать глаза на реальный процесс и рассматривать производство новостей как простую фиксацию событий, случающихся во внешнем мире, является неотъемлемым составным элементом того специализированного запаса знаний, той неосознаваемой теории, которыми пользуются производители новостей при решении профессиональных задач. В первой своей работе Д. Элтейд обходит вопрос о том, как возникла эта профессиональная иллюзия, т.е. осуществляет уже знакомое нам рассечение профессиональной традиции на объективистский и интуитивный моменты. Уход от проблемы связан именно с тем, что Элтейд сосредоточился на анализе только наличных целей производителей новостей, игнорируя глубинные основания процесса конструирования медиа-реальности. В своих следующих

работах - «Логика медиа» (1979, совместно с П. Сноу) и «Власть медиа» (1985) - он перешел именно к анализу этих глубинных оснований.

В работе «Логика медиа» Д. Элтейд предпринял попытку пойти дальше описания наличных задач, формирующих те или иные особенности телевизионной реальности, и показать специфику когнитивного стиля медиа-реальности в целом. С этой целью он ввел понятие «формат» — это «рамка или перспектива, которая используется для того, чтобы подать и истолковать те или иные феномены» ^]. Понятие «формат» заметно шире, чем понятия «угол зрения» и «тема», поскольку он применим к любому событию и предшествует любой работе по его конструированию. Формат первичен по отношению к событию: событие конструируется в соответствии с форматом, а не формат - в соответствии со спецификой события. Иными словами, в медиа-реальности формат выполняет те же функции, какие в повседневности - естественная установка. Именно поэтому он не тематизируется и всегда пребывает на горизонте сознания как производителей новостей, так и зрителей информационных программ.

Формат задает грамматику тех или иных средств массовой коммуникации и прежде всего тот способ, каким в них структурируется время, а также синтаксическое соотношение диалога и действия и специфические особенности вербальной и невербальной коммуникации. Так, для телевидения как средства коммуникации характерен феномен сжатия реального времени, поскольку все паузы и затяжки, которые неизбежно присутствуют в процессах повседневного общения, из телевизионных передач исключаются. При этом темп и ритм передач могут сильно различаться, хотя в целом для телевидения характерна тенденция ускорения темпа реальных событий. С точки зрения структуры событий, для телевидения характерен перенос акцента с диалогов

на действия Внимание зрителей специально фиксируется на действиях с помощью технического приема перехода от одной камеры к другой, так что в отличие от восприятия реальных действий телевизионный формат исключает блуждание внимания. Что касается подачи диалогов, то телевизионные диалоги являются, с одной стороны, более драматичными и экспрессивными, а с другой - более гладкими и литературными, чем в реальности. Принципиально отличается телевизионный формат от реальной жизни и в сфере невербальной коммуникации: как известно, западная культура запрещает длительный прямой зрительный контакт, в то время как телевидение ставит зрителя в привилегированное положение, позволяя ему непосредственно считывать выражение чужого лица. В итоге телевизионный формат резко снижает степень амбивалентности при восприятии события и задает четкую направленность его интерпретации, при этом придавая реальности усиленный по сравнению с повседневностью статус: телевидение конструирует реальность, которая выходит за пределы повседневной рутины и «больше, чем реальная жизнь», тем самым обеспечивая зрителей новым эмоциональным опытом.

Общий формат того или иного средства массовой информации задает специфические форматы тех или иных жанров. Именно в силу специфики телевизионного формата новости выступают как развлекательный жанр, как «переполненная действиями драма, которую рассказывают журналисты-телезвезды»¹². С определенной точки зрения телевизионные новости могут рассматриваться как гибрид нескольких специфических форматов, характерных для развлекательных телевизионных жанров: драмы («серьезные» новости), ситкома (новостные сенсации), ток-шоу (новости, представляющие «человеческий интерес»). Это неслучайно, поскольку с точки зрения Д. Элтейда, новости конструируются по

той же логике, что и все остальные телевизионные жанры. Однако близость новостей другим развлекательным жанрам, способствующая укрупнению реальности, не осознается ни их производителями, ни зрителями. И те, и другие пребывают в убежденности, что в новостях мы имеем дело не с особым образом сконструированной реальностью, а со слепком реальности подлинной.

Для того чтобы объяснить эффект отождествления новостей с жизнью, Д. Элтейд в работе «Власть медиа» перешел к анализу фундаментальных оснований медиа-реальности, а точнее - к характерной для нее форме структурирования социального времени. Дело тут не только в том, что в ходе телевизионного показа происходит сжатие реального времени. Отождествление реального события и новостей о нем основано на том, что на место «объективного времени» телевидение ставит внешне тождественное с ним, но совершенно иное по структуре «сканирующее время». Время новостей - это «художественно ъ технологически опосредованная интерпретация реального времени, т.е. контекста, обстоятельств, реального расположения действующих лиц, их реальных акций и объектов, с которыми они оперируют» \ Если в объективном времени мы можем самостоятельно создать полную трехмерную картину объекта, то в сканирующем времени мы получаем только частичное, двухмерное представление об объекте, но таким образом, что у нас возникает эффект узнавания. Специфика сканирующего времени обосновывается Д. Элтейдом с помощью классического феноменологического тезиса о том, что мы достраиваем образ объекта в соответствии, с имеющимся у нас повседневным запасом знаний на основе некоторых аксиом естественной установки (например, аксиомы «и так далее» или тезиса о взаимности перспектив). Именно эта естественная логика переносится в сфер\

 

 

медиа-реальности, затемняя для нас тот факт, что перед нами не объективное, а сконструированное время.

Отсюда следует вывод о том, что производство новостей центрировано вокруг видеоряда: именно с его помощью формируется сканирующее время: «видеоряд трансформирует базовую характеристику новостей — время — в пространственное изображение на экранах зрителей»¹⁴. При этом, с одной стороны, технические и организационные ограничения не позволяют фиксировать реальное течение события во всех его подробностях и. следовательно, визуальный ряд неизбежно должен конструироваться, а с другой - он конструируется таким образом, чтобы телевизионный показ создавал эффект полного, завершенного и естественно текущего события.

Поскольку создание эффекта узнавания определяется наличием видеоряда, последний — ключ к пониманию телевизионных новостей: в определенном смысле это новости не о событиях, а о видеоряде. Иными словами, телевизионные новости - это то, что можно показать. Хотя, на первый взгляд, задача производителей новостей состоит в том, чтобы, используя видеоряд, рассказать нечто о событии, на самом деле это отношение перевернуто и производители новостей рассказывают не о событиях, а о тех видеорядах, которые имеются в их распоряжении. Видеоряд строится по логике нарратива, с началом, серединой и концом (хотя реальное событие могло происходить совсем другим способом), причем существуют стереотипные наборы видеорядов для любых событий. Требование обязательного наличия видеоряда приводит к тому, что производители новостей ориентируются прежде всего на события, о которых можно узнать из привычных источников (в том числе - на вполне определенный набор медиа-персонажей), которые легко доступны для съемочных групп, содержат возможности драматизации и потому могут быть

сделаны релевантными для аудитории и кроме того легко поддаются инкапсуляции (т.е. могут быть сжаты в короткий промежуток времени). Отсюда следует, что одни события больше соответствуют требованиям новостного формата, чем другие, и поэтому имеют больше шансов превратиться в новости. Иначе этот вывод можно сформулировать так: некоторые события лучше отвечают наличным целям производителей новостей, чем другие. _но сами наличные цели ограничены фундаментальной необходимостью перевода реального события из объективного времени в сканирующее.

Поэтому на глубинном уровне суть работы производителей новостей состоит в извлечении события из того контекста, в котором оно существовало в реальности, в его инкапсуляции и конструировании для него нового, сканирующего контекста: события становятся новостями, когда преобразуются в соответствии с требованиями формата, а не в силу своих объективных характеристик. Содержание новостей - это всегда «содержание, опосредованное требованиями формата». В этом смысле Д. Элтейд сравнивает информационные программы не с зеркалом, отражающим реальность, а с музеем, в котором предметы извлечены из «своего» положения во времени и пространстве и погружены в принципиально иной контекст. Он называет телевидение «путешествующим музеем», который сам приходит к нам в дом, но, в отличие от музея настоящею, представляет не чужое нам и экзотическое прошлое, а привычный и хорошо обжитой мир. Это и создает иллюзию объективности и порождает веру людей в то, что телевидение не конструирует особую реальность, подчиняясь конкретным наличным целям и Фундаментальным ограничениям сканирующего времени, а дает непосредственную картину реального события.

Д. Элтейд не ограничился анализом когнитивного стиля телевизионной реальности, но рассмотрел и важнейшую проблему взаимодействия телевизионного формата и повседневности. Он исходил из того, что средства массовой информации, и прежде зсего телевидение, не только являются продуктом определенной культурной ситуации, но сами продуцируют новые культурные формы. Они формируют особую «логику медиа», которая затем навязывается реальному миру. Иначе говоря, медиа-реальность перестраивает структуру повседневности в соответствии с собственными установками. Разумеется, она не способна изменить фундаментальные основания естественной установки, но она может повлиять на то, что А. Шюц называл «относительно естественным взглядом на мир», формирующимся у человека в процессе социализации.

Факт влияния медиа-реальности на событийную структуру повседневности был отмечен Д. Элтейдом уже в первой его работе «Сотворение медиа». В частности, он показал, как представители различных общественных организаций, не обладающих признанным институциональным статусом и в силу этого не включенных в информационную сеть производителей новостей, активно применяют разнообразные стратегии привлечения к себе внимания с целью легитимации своего голоса посредством телевидения. Для этого они сознательно моделируют свою активность в согласии с наличными целями репортеров, и стремятся соответствовать существующим углам зрения и темам. Это и означает, что принципы конструирования медиа-реальности, которые направлены на решение практической задачи «отделения одного события от другого и убедительного описания этого события в течение очень короткого промежутка времени, превращаются в критерии важности»¹⁵ при оценке реальных событий.

В работе «Логика медиа» Д. Элтейд обобщил этот вывод, сформулировав тезис о том, что в современном обществе «логика медиа обеспечивает формы для общезначимого «нормального» социального опыта»¹⁶, так что на основе этой логики у людей формируются способы восприятия социальной реальности и формы социальной активности. Так, Д. Элтейд и П. Сноу показывают, как медиа-логика перестраивает структуру политического процесса и порождает целое поколение «телевизионных политиков», которые стремятся сделать из политики телевизионное шоу и продемонстрировать качества, совместимые с требованиями телевизионного формата. Политические события, которые раньше имели почти сакральный статус (например, инаугурация президента), режиссируются в соответствии с требованиями телевидения и приурочиваются к программному расписанию. То же самое можно сказать о спорте, религии и других сферах общественной жизни¹⁷.

Наконец, в работе «Власть медиа» Д. Элтейд пытается обосновать макросоциологический тезис о том, что в результате появления телевидения формируется новая, опосредованная им социальная структура («mediated order»). «Средства массовой информации одалживают свои базовые и организационные принципы и характеристики другим видам деятельности и тем самым помогают сформировать восприятие, ожидания и формы легитимации этих видов деятельности обществом, как и саму структуру такой деятельности... Именно поэтому средства массовой информации обладают властью»¹⁸. Сильнее всего власть медиа проявляется в том, что телевидение изменяет базовую временную структуру повседневной жизни: оно входит в рутину повседневности и перестраивает ее в соответствии с собственным расписанием: так, повседневный ритуал еды превращается в ритуал «быстрой еды», которая является кратким отвлечением от

 

телевизора во время рекламной паузы; межличностное общение также регулируется телевизионным расписанием; телевидения задает ожидания относительно длительности и темпа событий исходя из своего принципа сжатия времени, так что все, что превышает телевизионные нормы длительности, начинает казаться затянутым и скучным. Оно превращается в главного маркера календарного времени: «телевидение выступает как разновидность часов, но это такие часы, на которых стрелка занимает только две позиции - полчаса и час»¹⁹, что является нормальной длительностью телевизионных передач. Более того, телевидение создает феномен «жизни после смерти», т.е. нарушает базовое ограничение повседневности - сознание конечности: благодаря кино и телевидению «реальные люди, которые живы», ничем фундаментально не отличаются от «реальных людей, которые умерли». Иными словами, телевизионный формат, конструирующий реальность, которая «больше, чем жизнь», переносится на повседневность, и к ней предъявляют те же самые требования.

Телевидение порождает общество «медиа-мудрецов», которые благодаря умелому использованию его формата получают возможность играть с социальным временем: их эмоциональный опыт больше не зависит от реального пребывания в том или ином месте и от участия в социальных ритуалах, а только от наличия телевизора.

Можно говорить и о формировании опосредованных' телевидением способов самоидентификации, осознания собственной индивидуальности с помощью камеры. «Эффект постоянной публичности» приводит к тому, что сложившийся у человека образ своей личности связывается с его публичным образом, сливаясь до полной неразличимости, что порождает у индивида либо преувеличенное представление о собственной

значимости, либо столь же преувеличенные сомнения в этой значимости и делает его крайне зависимым от оценки, которую ему дают средства массовой информации. С другой стороны, возникает феномен парасоциальных отношений между членами аудитории и медиа-персонажами, который также влияет на самоидентификацию аудитории.

Проблематика власти медиа непосредственно связана с проблематикой гражданск

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: