светлым, ясным и истинным, 4 глава

Не скажете ли Вы несколько слов об этой срочности, хотя вы и так дали мне так много?

Дэва Амрито, игривость, о которой я говорю, приходит очень постепенно. Вы не можете просто выпрыгнуть из своей серьезности, которую вы накапливали многие жизни. Теперь это независимая сила.

Расслабиться не просто; это одно из наиболее сложных явлений из всех возможных, потому что все, чему вас учили, это напряжение, тревога, боль. Серьезность это само ядро, вокруг которого воздвигнуто общество. Игривость для маленьких детей, не для взрослых. И я учу вас снова быть ребенком, снова быть игривым. Это квантовый скачок, это прыжок... но чтобы это понять, требуется время.

И, насколько это касается меня, вы добились безмерного успеха: несомненно, объективного, но и субъективного также. Вы добились неожиданного успеха. Любой другой на вашем месте оказался бы в сумасшедшем доме.

Вы были взволнованны, и это волнение естественно. Когда кто-нибудь понимает меня, чувствует меня, он тотчас же начинает чувствовать срочность — нельзя терять ни мгновения. И слово должно распространяться. Вы ошеломлены этой крайней неотложностью. Это естественно! Это правда, нельзя терять ни единого мгновения. И если вы любите меня, вы хотели бы, чтобы все эти люди пришли ко мне, потому что, возможно, у них не будет другой возможности — столетия, жизни!

Когда вы любите, когда вы нашли сокровище, вам хотелось бы поделиться им. И если сокровище таково, что оно может в любой момент исчезнуть, как вы можете избежать чувства безотлагательной срочности? Вам придется кричать с крыш домов.

И ответ, который вы получите, будет заведомо определенным. Чем больше вы будете хотеть, чтобы люди пришли ко мне, тем более они будут избегать — избегать вас, избегать самой идеи прихода ко мне. А единственный способ избежать — это высмеять вас, посмеяться над вами, назвать вас сумасшедшим. Это их способ защитить себя. Если бы они слушали вас с пониманием, если бы они позволили вам ошеломить свое существо, излиться в свое существо, затопить свое существо, они также обнаружили бы на себе эту хватку. И им было бы очень трудно ее избежать.

Поэтому с самого начала они будут глумиться над вами, критиковать вас, нападать на вас, смеяться над вами. Они сделают все, чтобы создать у вас чувство того, что вы неправы. Но они потерпели поражение. Они не смогли создать в вас это чувство. Чем больше они глумились, чем больше они смеялись, чем больше они критиковали вас, тем больше вы старались убедить их.

И вы добились объективного успеха — вы убедили тысячи людей. С тех пор, как вы уехали в Голландию, приехало множество голландцев, и еще больше приезжает, и еще больше приедет. Вы создали великое волнение. Вы коснулись сердец многих людей. Это был великий опыт и для вашего внутреннего роста.

Воздействие, которое вы создали, еще не проникло в вашу голову; оно не сделало вас более эгоистичным. Фактически, оно сделало вас более скромным. Это не был в точности ву-вэй, но это было очень близко. Я не ожидал, что это будет абсолютный ву-вэй, но это было большее, чем я мог ожидать.

Я немного боялся, Амрито, что вы можете сойти с ума. В вас была такая срочность, в вас был такой экстаз, вы были так страстно влюблены в меня, что глубоко внутри я боялся. Я посылал вас с всевозможными плохими предчувствиями. Но вам удалось пройти испытание. Вы вернулись обратно. Суматоха, которая поднялась вокруг вас из-за того, что вы говорили обо мне, — в газетах, радио, телевидении, — то, как вы говорили, вызывало ощущение вашей безмерной любви, вызывало чувство того, что вы нашли дом.

Многие были убеждены. И многие из тех, кто не был убежден, также стали думать об этом. И даже на тех, кто глумился над вами и противостоял вам, вы произвели впечатление; в противном случае, кого бы это беспокоило? Зачем вам быть чьим-то противником, если вы не впечатлены? Зачем вам глумиться и насмехаться, если вы считаете, что этот человек просто сумасшедший? Никто не смеется над сумасшедшим, никто не глумится над сумасшедшим. Достаточно знать, что он сумасшедший, — этого достаточно!

Вы создали цепь, которая будет продолжаться. И я бы хотел, чтобы многие из моих саньясинов были так взволнованы, почувствовали бы эту срочность, чтобы они поехали в свои страны и распространяли слово. И вам придется кричать с крыш домов.

Когда вы влюбляетесь, вы кажетесь сумасшедшим — вы и есть сумасшедший. Любовь есть безумие... но гораздо более высшее, чем так называемое посредственное, повседневное здравомыслие. Любовь есть слепота, но слепота, способная видеть невидимое.

Любовь это не часть обычного мира, который мы создали. Мы изгнали из мира любовь. Поэтому, когда бы вы ни влюбились, — а влюбиться в мастера, влюбиться в будду есть высшая любовь, — это сводит вас с ума. Это делает вас частью запредельного. Никто не может поверить в это.

Как могут ваши друзья, Амрито, поверить в то, что это случилось с вами, но не случилось с ними? То, что вы нашли, а они не нашли, так противоречит их эго, и они продолжают бороться. Нет, им легче отрицать, им легче сказать, что вы не нашли, что вы заблуждаетесь, что вы загипнотизированы, что у вас галлюцинации, что вы пьяны. Это дает им утешение, это дает им некоторую непринужденность. Если вы действительно нашли, они будут чувствовать себя очень, очень плохо; тогда вся их жизнь — поражение.

Это был прекрасный опыт. Я знаю, что вы не могли быть игривым. Это было трудно. В следующий раз, когда я отправлю вас, вы будете более игривым. А сейчас не пугайтесь! Я знаю, что вы не хотите возвращаться туда снова. С вас довольно... но еще один раз. В следующий раз весь проект должен быть игривым. Тогда люди будут смеяться еще больше, и они подумают, что вы еще больше сошли с ума. Но смейтесь... танцуйте, пойте. В этот раз вы спорили. В следующий раз не спорьте — пойте, танцуйте, обнимайте людей.

Я абсолютно доволен. Все, что ни случилось, было объективно хорошо, было хорошо для других, было хорошо для вас. Это средство: послать вас с определенным заданием было средством для вашего внутреннего роста. И вы добились успеха.

У вас были все возможности для того, чтобы потерпеть поражение.

Это напомнило мне:

Однажды Георгий Гурджиев попросил П. Д. Успенского, в то время своего старшего ученика, приехать из Лондона в отдаленную местность где-то на Кавказе. Это было очень трудно. Успенский был разорен. У него не было денег, у него не было дома, и никто не мог поддержать его. Такое долгое путешествие! А времена были очень опасные. Было опасно перемешаться по этой части мира, потому что в России произошла революция. Людей грабили, убивали, расстреливали. Не было мира. Даже Гурджиеву пришлось покинуть Россию, и он прятался в горах Кавказа.

Это был далеко не лучший момент, чтобы ехать туда; это было очень опасно. Путешествие было нелегким: поезда ходили нерегулярно, дороги были перерезаны, мосты разрушены. Полный хаос! Но когда мастер зовет, ученик должен прийти. Он продал все, что имел. Он занял у людей денег и проехал тысячи миль. Ему потребовалось почти тридцать дней, чтобы добраться до Гурджиева. Усталый, измученный, много раз думая: «Что я делаю? Люди бегут из России, а я еду туда!..» Он был в черном списке коммунистов, потому что он был очень известной фигурой — старший ученик Гурджиева, математик с мировым именем, великий писатель, величайший, которого когда-либо знал мир. Его книги были переведены почти на все языки мира. Возвращаться в Россию было опасно. Его могли поймать, посадить в тюрьму, убить. Он был антикоммунистом! — а никакой разумный человек не может быть коммунистом, потому что сама идея бессмысленна. Но он поехал... и когда он добрался до Гурджиева, тот посмотрел на него, и первое, что он сказал, было: «Поезжайте обратно в Лондон и снова начинайте работу».

Это было уже слишком. Успенский потерпел поражение. Он больше не мог доверять этому человеку. Что это за шутки? Так играть с чей-то жизнью... И тотчас же он говорит: «Сейчас же поезжайте обратно! Мне больше нечего сказать».

Успенский вернулся — настроенный против Гурджиева, став его врагом. Это было великое средство великого мастера. Если бы он доверился, он мог бы стать просветленным. Он упустил возможность. Он умер непросветленным человеком.

Когда все идет легко и гладко, доверие легко — но оно ничего не стоит. Когда оно становится сложным, тяжелым, невозможным, и вы все же можете доверять, такое доверие становится трансформирующей силой.

Амрито, я собираюсь отправить вас еще один раз. И помните, я не очень последовательный человек: может быть, два раза, три раза... там будет видно. Но в данный момент я собираюсь послать вас еще один раз — это наверняка.

И на этот раз проект будет игривым.

Второй вопрос:

Возлюбленный Мастер,

Почему в мире так много религий, и почему эти религии постоянно ссорятся друг с другом?

Гитам, это естественно; в мире должно быть столько религий. Фактически, нужно еще больше. Насколько я вижу, каждая индивидуальность должна обладать собственной религией; религий должно быть столько же, сколько есть людей. Религий не так много; всего лишь триста — а сколько людей живет на земле?

Каждая индивидуальность должна иметь собственную религию, потому что каждая индивидуальность так уникальна, так отличается от других. Как могут два человека принадлежать к одной религии? Это невозможно. Но мы требуем невозможного. Каждая индивидуальность должна достигнуть божественного своим собственным путем, и этим путем больше никогда не будет путешествовать никто другой.

Поэтому Будды могут лишь указывать, они могут лишь давать вам намеки. Они не могут предоставить вам определенных, абсолютно определенных карт, — лишь намеки, немногие намеки. И эти намеки не должны восприниматься очень серьезно — очень игриво. Вы не должны становиться фанатиком. Если вы становитесь фанатиком, вы более не религиозны.

Религиозный человек скромен, доступен для всех возможных намеков; он — искатель, разведчик, исследователь, он будет учиться из каждого возможного источника. Он будет учиться у Библии, он будет учиться у Вед, он будет учиться у «Дхаммапады». Он будет слушать Будду, Иисуса, Заратустру. Он будет учиться из всех возможных источников, но в то же время оставаться собой. Он не станет имитацией, он не станет копией под копирку. Он сохранит свою подлинность. Он будет скромным, искренним, подлинным; он не станет фальшивым. Он не будет последователем; он будет влюбленным.

Он будет любить будду, но не будет следовать ему; он не будет следовать ему в деталях. Как вы можете в деталях следовать будде? Он человек совершенно другого типа. Вас никогда раньше не было, не было никого похожего на вас, и никогда не будет никого, в точности подобного вам. Поэтому ваша религия должна быть вашей религией, ваша истина должна быть вашей истиной.

И красота истины именно в том, что она всегда предстает в такой уникальной форме, что вы можете сказать: «Это подарок Бога специально для меня». Поэтому так много религий. И это прекрасно! — должно быть еще больше. Многие люди пытались создать единую религию; это полная глупость. Вы не можете создать единую религию. Вы можете навязать людям одну религию, но это разрушит их дух, их свободу; это покалечит их существо и парализует их рост.

В точности так же, как существует множество языков, существует и множество религий. Разнообразие прекрасно, разнообразие дает вам возможность выбирать в соответствии со своим типом. Религия не определяется и не может определяться рождением, и те, кто определяет свою религию рождением, полные дураки. Вы не можете родиться индуистом, вы не можете родиться христианином; рождение не имеет ничего общего с вашей религией. Религия это поиск. Вы можете родиться у индуистских родителей, — это другое дело, — но, если ваши родители действительно любят вас, они не будут пытаться обратить вас в индуизм. Конечно, они расскажут вам обо всем, что они узнали и испытали, но они предоставят вам свободу. И они скажут вам: «Стань более бдительным, наблюдательным, зрелым, и, когда ты станешь достаточно зрелым и захочешь решить, выбери себе собственную религию».

Идите в мечеть, идите в церковь, идите в храм, идите в гурудвару. Услышьте все возможные вещи, увидьте все возможные цветы: сад Бога так полон многообразия, так богат многообразием. В нем есть и розы, и лотосы, и еще тысяча и один цветок. Идите и выберите свой собственный аромат, свое собственное благоухание, потому что, пока вы не выберете его сами, вы не будете преданным ему, вы не будете отдавшимся ему.

Мир не религиозен, потому что религия навязана нам. Родители спешат навязать ее; церковь, государство, страна, — все спешат навязать ребенку религию. Какая глупость! Какой идиотизм! Религия требует зрелости, большого понимания, и лишь тогда человек может выбрать ее.

Никто не рождается индуистом, мусульманином или парсом. Каждый рождается чистым, невинным, tabula rasa — чистой грифельной доской, и тогда каждому приходится искать и исследовать. Красота жизни именно в том, что жизнь это поиск. И не утверждайтесь слишком рано; в этом нет необходимости. Возможно, ни одна из существующих религий не сможет удовлетворить вас. Но это хорошо; это означает, что в вас рождается новая религия. Мир становится богаче: еще одна религия, еще один цветок, еще одно дерево — новое явление.

Будда приносит в мир новую религию; до Будды мир был беднее, потому что в нем недоставало буддизма. Будда мог последовать религии своих родителей; тогда мир был бы по-прежнему беден. Мир потерял бы нечто безмерной ценности, новые двери к Богу. Будда открыл новые двери, новое видение, новое прозрение. Он не был убежден религией своих родителей; в противном случае, он мог бы остаться индуистом. Он восстал. Все религиозные люди — бунтари.

Он продолжал индивидуальный поиск — все религиозные люди это исследователи, все религиозные люди это искатели приключений. Было бы легко, удобно и уютно верить в религию, в которую верили веками родители и прародители. Это было бы удобнее, потому что вам не пришлось бы спрашивать, вам не пришлось бы проходить через все трудности нахождения истины. Она была найдена в прошлом каким-то мудрецом — вы можете просто заимствовать ее. Но заимствованная истина это отнюдь не истина. Заимствованная истина есть ложь.

Будда продолжал исследование; труден был его поиск. Он рискнул всем — своим королевством, своей жизнью. Но когда вы рискуете столь многим, жизнь изливает на вас новые сокровища. В мире рождается новая религия, новое прозрение, новое видение.

Мухаммед не мог следовать религии своих родителей. Иисус не мог следовать иудаизму. Станьте Иисусом, станьте Буддой, станьте Мухаммедом! Не будьте мусульманином, не будьте буддистом, не будьте христианином — исследуйте! Не тратьте время на имитацию, потому что тогда вы останетесь фальшивым.

А фальшивый человек не может быть религиозным. Необходима великая подлинность, искренность.

Поэтому, Гитам, хорошо, что существует триста религий — их должно быть больше! Я всегда за разнообразие. Я хочу, чтобы мир становился богаче во всех возможных отношениях. Разве вы хотели бы, чтобы в мире росли цветы лишь одного вида — только розы или только лотосы? Разве мир не был бы обеднен, очень беден? Разве вы хотели бы, чтобы в мире говорили лишь на одном языке? Тогда исчезнут различные оттенки различных языков.

Есть вещи, которые можно сказать только на арабском, и нельзя сказать ни на каком другом языке; есть вещи, которые можно сказать только на иврите, и нельзя сказать ни каком другом языке. Есть вещи, которые можно сказать только на китайском, и нельзя сказать ни на одном другом языке. Если бы в мире был только один язык, многие, многие прекрасные вещи остались бы не сказанными.

Лао-цзы говорил только по-китайски. Возможно, вы не размышляли над этой проблемой: только представьте, что Лао-цзы пишет свой «Дао-дэ-Цзин» на английском языке... книга была бы совершенно другой. В ней было бы упущено нечто безмерной ценности; в ней было бы что-то другое, совершенно другого цвета, но ей недоставало бы аромата китайского языка.

Кроме того, в китайском языке нет алфавита; он записывается в символах. И из-за того, что нет алфавита, символы можно истолковать тысячей и одним способом; символы более текучие, менее застывшие, более поэтические, менее прозаические. Один символ может означать многие вещи. Они не научны; на китайском очень трудно написать научный трактат. Для этого гораздо более уместен английский.

Но то, что дал миру Лао-цзы, было бы невозможно без китайского языка. Каждый символ имеет много значений, множество значений. Вы можете выбирать свое значение в соответствии с состоянием своего ума. Каждый символ имеет много слоев значений. По мере того, как вы растете в своем понимании, меняется смысл символов.

Поэтому на Востоке существует совершенно другой способ чтения, которого нет на Западе. Стали бы вы читать одного и того же Бернарда Шоу снова, снова и снова? Если вы не сумасшедший, вы не захотите читать его снова, снова и снова. Какой смысл? Когда вы прочитали книгу, с ней покончено! Именно поэтому возник сбор макулатуры: прочитай и выбрось. Но на Востоке существует другой способ чтения: одна и та же книга читается снова и снова всю жизнь.

«Дао-дэ-Цзин» это не та книга, которую можно печатать на макулатурной бумаге — сейчас так делают. Она не должна сдаваться в макулатуру — она не подлежит переработке, потому что это книга совершенно другого типа. Она содержит многие слои значений. Когда вы читаете ее в первый раз, это одна книга, потому что вы знаете только одно значение, поверхностное значение. После нескольких месяцев медитации вы читаете ее снова; открывается другое значение; еще через несколько месяцев медитации вы прочтете ее снова... третье значение. Так должно продолжаться, это должно стать учением всей жизни.

И вы будете по-прежнему находить новые значения — они неисчерпаемы. Аис дхаммо санантано — высшее вечно и неисчерпаемо. Это не публицистика; вы не можете просто прочесть ее и покончить с ней. Одно чтение ничем не поможет вам; вы только получите представление, но не найдете ее ядра. Для того, чтобы прийти к ядру, требуется целая жизнь.