 |
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 5 страница
|
|
|
|
Лен был готов для прядения. На первое место в женских работах после " кузьминок" выходили прялка и веретено, с которыми связан целый ряд обычаев и поверий. Прялка и веретено -- хозяйство Макоши. Символическая орнаментика прялок, несмотря на отдельные местные отличия, очень однородна у всех славянских народов, что позволяет возвести ее к весьма отдаленной старине праславянских времен. В своей первой книге " Язычество древних славян" я выбрал прялки в качестве самого показательного предмета народного быта, раскрывающего космологическую сущность орнамента-заклинания. В книге опубликовано 19 рисунков разных вариантов орнаментации лопасок прялок 120.
----------------------------------
120 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 236-248.
Итоги анализа большого количества прялок привели к следующим выводам: резьбой и раскраской передана древняя, восходящая к бронзовому веку картина мира. Нижний мир, мир подземно-подводный, мир ночного солнца передан образом ящера и солнца, находящегося под землей. В средней или нижней части лопаски изображалась вспаханная земля (квадратики или ромбы, обычно заштрихованные). Ниже " земли" на боковых нижних выступах прялки (" серьгах", " чусках" ) почти обязательно изображалось рельефно восходящее и заходящее солнце. Путь солнца по небосводу обозначался выступами на верхнем дугообразном краю прялки. Вся центральная плоскость прялки, с которой соприкасалась кудель, была отведена теме солнца, как символа неба, и изумительному по своей гармоничности изображению " белого света", играющего десятками граней своей сложной композиции. Эта архаичная схема дожила до 1890-1930-х годов, но уже в 1860-е годы в украшении прялок произошел резкий перелом, связанный с новым состоянием русской деревни, освободившейся от крепостной зависимости. Земля стала изображаться не как условный знак вспаханного поля, а как жизнь людей на земле в ее полнокровном несколько ярмарочном виде. " На прялках появились всадники, ездоки на санях, охотники, барышни и кавалеры, пароходы, верблюды, офицеры, ученые медведи, девичьи посиделки и т. п. " 121.
|
|
|
----------------------------------
121 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 240.
Наряду с главной темой суточного круговорота солнца на прялках некоторых славянских областей (Сербия, Верхняя Волга) прослеживается и тема Макоши. На основной плоскости там тоже доминирует солнце, но верх прялки представляет собой сложную композицию из древа жизни, с птицами, сидящими на ветвях, двух коней внизу и женской фигуры с поднятыми к небу руками на самом верху композиции, напоминающей вышивки с Макошью. Иногда композиция упрощается и от нее остается лишь одна женская фигура и некое подобие коней 122.
----------------------------------
122 Жегалова С. К. Художественные прялки. В кн.: Сокровища русского народного искусства. М., 1967, рис. 126-134; Тарановская Н. В., Мальцев Н. В. Русские прялки. Л., 1970: Более подробную библиографию см.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 239.
Особая декоративность прялок объясняется, во-первых, тем, что это орудие труда длительнее всего находилось в употреблении (несколько зимних месяцев ежегодно), а, во-вторых, тем, что прялка была не только домашним предметом, но и приносилась на публичное рассмотрение на деревенских посиделках.
Следующая важная стадия женской работы -- ткачество. Ткали в избах на домашних горизонтальных ткацких станах 123. По новгородским археологическим данным реконструкцию такого стана XIII в. дал
----------------------------------
123 L'art rustique..., N 300.
Б. А. Колчин 124. В этнографических материалах мы видим большое количество заклинательной символики в разных деталях ткацкого стана. Как правило, это парные фигуры коней, но всегда в сопровождении солнечного знака. Там, где позволяло пространство, давался и обычный набор пиктограмм: земля, солнце в трех позициях 125. Изготовление ткани было обставлено, как и все предыдущие подготовительные операции, стандартным набором заклинательных символов. На самом холсте очень часто ткачихи создавали ромбический узор, обладавший по очень давней традиции магической силой.
|
|
|
----------------------------------
124 Колчин Б. А. Новгородские древности. Деревянные изделия. -- САИ, Е 1-55 М., 1968, рис. 57.
125 Круглова О. В. Русская народная резьба..., рис. 116-119; Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис. 59-63.
Последняя категория бытовых домашних предметов, связанных с одеждой, это -- рубели, рубчатые катки для выглаживания белья, намотанного на скалку. По форме и по характеру орнаментики они близки к длинным валькам 126.
----------------------------------
126 Василенко В. М. Избранные труды..., рис. 18; Круглова О. В. Русская народная резьба..., рис. 122, 123.
Подводя итоги всем видам защитительной символики внутри дома, хорошо прослеживаемой по этнографическим материалам и подтверждаемой для средневековья как археологическими находками, так и общеславянским распространением многих композиций, следует сказать, что основным способом борьбы с упырями и навьями являлось противопоставление миру зла (или точнее злу мира) всего макрокосма с показом земли и обходящего ее со всех сторон доброго светила-солнца, искореняющего и нейтрализующего злое начало. Особенно интересно наличие почти во всех видах заклинательных композиций не только отдельных солнечных знаков или показа трех (а с ночным солнцем и четырех) позиций движущегося солнца или солнечных коней, но и введение сверх того почти обязательного элемента -- " белого света", описанного нам русским книжником XII в. *
С этим обилием охранительной символики должно было быть связано постоянное обращение непосредственно к силам добра и зла на протяжении трудового дня. Судя по отрывочным записям XIX в., когда языческие заклинания в значительной степени заменились христианскими молитвами, каждое действие членов семьи сопровождалось кратким молитвенным обращением: проснувшись и встав с постели, нужно перекреститься, умывшись, прочитать молитву, с молитвенным присловьем начинать любое дело, каждая еда начиналась с молитвы и крестного знаменья. Входящий в дом сторонний человек должен за дверью прочитать краткую молитву и только после отзыва -- " аминь! " -- входить в избу. На ночь -- опять молитва; малых детей следует перекрестить. Выгон скотины в череду, растопка печи, замес опары в квашне и все другие повседневные хозяйственные дела требовали хотя бы краткого словесного сопровождения в два-три слова, напутствия, оберега, имевшего колдовское заклинательное значение. Дело здесь не в церковных требованиях, так как никакой контроль не мог проверить выполнение правил, да они и не были столь полно регламентированы. Христианский заговор-молитва лишь заместил древний первобытный обычай непрерывно и повсеместно ограждать себя и свое хозяйство от вторжения злого начала. Дело в древней, идущей из архаичных глубин традиции заклинаний, порожденной анимистическим мировоззрением с его верой в повсеместность и многообразие духов зла. Выше приводился заговор, записанный и опубликованный в начале XX в. Он доносит до нас психологию весьма отдаленных предков, которые обращались к столь могучим и повсеместным древним силам, что даже власть всемогущего христианского бога не могла защитить человека ни в церкви, ни в моленной, ни у часовни.
|
|
|
Анимистическая повсеместность превращала дом русского язычника в целый музей архаичных символов, общение с которыми требовало постоянного, привычного словесно-обрядового обращения. Позднейшие полумолитвенные присловья (" слава богу", " дай, бог", " упаси, боже" ) могли родиться за сотни лет до христианства, так как в них далеко не всегда указано, какой именно бог должен дать или уберечь -- богом были и Род, и Велес, и Перун. Среди таких присловий есть и явно языческие вроде " чур меня! ", " типун тебе на язык", " нехай табе пярун трэсне! ", " леший его знает! " и т. п.
|
|
|
Дом был местом, где рождался человек и где над новорожденным и его матерью производились определенные обряды. В доме происходило сватовство и свадьба, сопровождавшаяся целым циклом обрядов. Со свадебной обрядностью связан, как уже приходилось писать, фаллический культ древних славян: " чтуть срамные уды", изготавливают их модели (" во образ сътворены" ) и приносят им жертвы (" требы им кладуть" ) 127. " Словене же на свадьбах въкладываюче срамоту и чесновиток в ведра пьють" 128. При раскопках в Ленчще (восточная Польша) найдено в едином комплексе: ведро, деревянный фалл и кубок для питья, т. е. полный набор необходимого 129.
----------------------------------
127 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 36.
128 В другом источнике (XIV в. ) фаллический комплекс дополнен еще чашею: " устроивьше срамоту мужьскую и въкладывающе в ведра и в чаше и пьють и вынемьше осмокывають и облизивают... Гальковский Я. М. Борьба христианства..., т. II, с. 45. Примеч. 15-16.
129 Галъковский Н. М. Борьба христианства.... с. 39
К этому можно добавить, что в Новгороде в слое XI-XII вв. найдена своеобразная " срамота" -- это моржовая os penalis с надписью, прямо относящейся к нашей теме о домашней магии: ДОМО, т. е. " домъ", так как новгородцы, судя по правописанию берестяных грамот, очень долго сохраняли редуцированные гласные. Дом был в большинстве случаев местом болезни и смерти человека. И то и другое сопровождалось тоже многообразными обрядами, знахарско-медицинскими при болезни и погребально-охранительными при кончине. Оставшимся в живых нужно было обезопасить себя от новой смерти и поэтому принимались разные заклинательные меры, долженствующие отпугнуть смерть, отвадить ее, не показывать ей пути.
Два древнерусских поучения XIII в. и XIV в. против язычества рисуют нам с достаточной подробностью те многочисленные языческие обряды, которые производились в русских домах спустя три-четыре столетия после принятия христианства. Первое поучение -- " О посте к невежамь в понеделок второй недели" -- написано, по всей вероятности, во Владимиро-Суздальской земле в начале XIII в. (см. ниже). Главным грехом своих современников автор считает, что в момент кульминации великопостных церковных служб, в " великий четверг" недели " страстей господних", когда в церкви торжественно читают те места евангелия, где описывается казнь Иисуса Христа на голгофском кресте, русские люди деловито занимались сложным обрядом ублаготворения мертвецов-навий. Обычно считают, что здесь дело касалось предков-дедов, но в источнике употреблено слово " навья", т. е. чужие, враждебные мертвецы. В поминках по своим родичам церковь не могла видеть ничего вредного или недозволенного. Здесь же покойные названы просто мертвыми или бесами, что явно выражало отношение к ним автора поучения.
|
|
|
Всякие сомнения относительно сущности навий рассеиваются при ознакомлении с приведенным выше летописным текстом о событиях в Полоцке в 1092 г. Об умилостивлении упырей, как самом древнем славянском культе, говорилось еще в начале XII в. в " Слове святого Григория Богословия... како пьрвое погани суще языци служили идолом и иже и ныне мнози творять" 130.
----------------------------------
130 Гальковский В. И. Борьба христианства..., с. 23-24. Далее этот источник называется условно " Слово об идолах".
" А преже того -- (до установления культа Перуна и до культа Рода и рожаниц) клали требы упиремь и берегыням".
" И навьмь мъвь творять".
Эти недостаточно ясные сведения полностью раскрываются в написанном столетием позже " Слове о посте".
В наиважнейшие последние дни предпасхального великого поста русские люди эпохи Всеволода Большое Гнездо начинали готовить трапезу навьям:
" Зде же и мяса... зде же сыри, зде же масло и яйца, и добрая плутки (хлебное изделие), и короваи, и велия мосты, и просветы великия (фигурное печенье), и чаши медвеные, и пивныя, и иною все добра не мениим (не поименуем)... всяка узорочиа добрая доспевают" 131. В болгарском фольклоре навьи (наваци, нави) -- птицеобразные души умерших, летающие по ночам в бурю и дождь " на злых ветрах", сосущие кровь людей; крик этих голых птиц означает смерть 132.
----------------------------------
131 Гальковский И. М. Борьба христианства..., с. 15.
132 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 36.
По отношению к такой опасной нечисти, как эти навьи-вампиры (как и во многих других случаях), применялась двоякая тактика: их нужно было или отпугнуть, отогнать колдовскими заклинаниями и символами или же умилостивить, ублаготворить как нежданного гостя в старинной сказке: в баньку сводить, за стол посадить...
В страстной четверг для зловредной нечисти, названной в поучении бесами, гостеприимно топили баню:
" И мылница топят, и на печь льют, и попел посреде сыплют следа ради. И глаголють: " Мыйтеся! " И чехли вешають, и убруси, и велят ся терти. Беси же смиются злоумию их (хозяев дома) И вълезше мыются, и порплются в попели том, яко и кури след свой показают на попеле... и трутся чехлы и убрусы теми. И приходят топившей мовници и глядают на попеле следа и егда видять на попели след и глаголють: " Приходили к намь навья мытся! "
После мытья в бане души мертвецов, проявившие там свою птичью сущность (трепыхание в золе и куриные следы), приступали к заготовленной для них роскошной скоромной трапезе с мясом, сыром, ритуальным печеньем, хмельным медом и пивом. Выбор бани как места встречи навий еще раз убеждает нас в том, что представления о навьях (мертвецах вообще, чужих, враждебных мертвецах) резко отличны от культа предков, родных, " дедов". Предков угощали и с ними общались или дома, в красном углу под иконами, или же на кладбище у домовины реального предка. Предков встречали в воротах усадьбы в тот же день, когда топили баню навьям: " сметье (мусор) у ворот жгуть в великой четверг, молвяше тако: " У того огня душа приходяще огреваются" 133. Этот обычай, судя по зольникам скифского времени, весьма древен. Навий же встречали в бане. " Повсюду на Севере, пишет этнограф С. А. Токарев, баня считалась нечистым местом. В ней не вешали икон, а когда шли туда мыться, снимали с шеи кресты. Баня -- излюбленное место для нечистой силы, о проделках которой ходили страшные рассказы" 134.
----------------------------------
133 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 34.
134 Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX -- начала XX в. М., 1957, с. 98.
Очевидно, тот весенний день, который позднее оказался вытесненным страстным четвергом, являлся древней славянской радуницей, днем общения со всеми обитателями загробного мира -- и с родными предками, души которых встречали у ворот, и с бесами-навьями, которых ублаготворяли в бане.
Второе поучение, вводящее нас в домовую обрядность средневековья, является как бы этнографическим сочинением, перечисляющим многие детали колдовского быта. Автор, живший примерно в эпоху Ивана Калиты, знаком с предшествующей литературой XII-XIII вв., но он многое пояснил, расширил, дополнил личными наблюдениями, оставаясь почти все время в пределах дома и двора 135.
----------------------------------
135 Чудовский список " Слова об идолах". См.: Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 32-35.
Его самостоятельная часть начинается с определения характера жертв упырям и берегиням, неясного из сочинений его предшественников:
" И куры им режуть и то блутивше сами ядять. О, убогыя кокоши! Яже не на честь святым породистеся, не на честь верным человеком. О, убогая курята! Яже на жертву идолом режутся; инии в водах потапляеми суть, а инии к кладезем приносяще молятся и в воду мечють" 136.
----------------------------------
136 Быть может, образ навий в виде огромных ощипанных голых петухов как-то связан с этими " убогими курятами", приносимыми в жертву духам зла?
Затем упоминаются отдельные звенья дворовой усадьбы, где происходят языческие моления: " А друзии (молятся) под овином и в поветех скотьях (в хлевах) молятся, аки погании". Под овином, где была особая печь, под колосниками для сушки снопов молились, как мы знаем, огню-сварожичу, а в поветах скотьих -- очевидно Велесу, " скотьему богу", а, быть может, и своему домашнему, ведавшему только скотиной одной усадьбы " скотну богу" (см. следующую выписку). В некоторых случаях северные крестьяне XIX в. придавали печи в овине вид огромного чудовища с разверстой пастью и огненными глазами. Это было реальным воплощением бога огня Сварожича, сына небесного Сварога 137.
----------------------------------
137 Никольская Р. Ф. Поселения и постройки. В кн.: Материальная культура и прикладное искусство сегозерских карел. Л., 1981, с. 72, рис. 17.
Далее следует перечень нескольких мелких божеств, возглавляемый сакральным хозяином дома -- домовым:
"... (молятся) кутну богу. И веле-богыни (может быть, виле-берегине? Слово " бгыни" дано под титлом). И Ядрею, и Обилухе, и скотну богу, и попутнику, и лесну богу, и спорыням, и спеху... "
Ядрей и Обилуха, возможно, связаны с хлебными злаками: Ядрей, может быть ведал качеством, ядренностью зерна, а Обилуха -- количеством, обилием урожая. Обилием называлось обмолоченное зерно. Попутник, очевидно, помощник в пути. Спорыньи и Спех, по всей вероятности, божества успеха, " споспешествующие" человеку, содействующие " спорому", удачному и быстрому решению жизненных задач. Этнографические записи пополняют этот перечень такими дворовыми духами, как: " гуменник", " банник" " овинник" и др. 138
----------------------------------
138 Токарев С. А. Религиозные верования..., с. 98-99.
Автор переделки " Слова об идолах" перечисляет еще ряд языческих суеверий в русском быту: люди верят в вещие сны, в судьбу, ворожбу. Носят амулеты-наузы " и на дети вяжут". Какие-то магические действия производят с солью и углем. " А се иная злоба в крестьянех -- ножем крестять хлеб, а пиво крестять чашею та иным чем -- а се поганьскы творять".
Для анализа народного искусства современности или средневековья чрезвычайно важно это, несколько неожиданное для нас, выступление церковника против крестообразного знамения на хлебе или над ендовой с пивом. Если бы мы не знали отношения автора к этому обряду, то мы охотно истолковали бы его как явное применение христианского символа креста, несмотря на то, что мы знаем о значительно более древней истории этого символа солнца и огня, уходящего в энеолитическую первобытность. Знаем мы и то, что славяне-язычники широко практиковали в своих языческих святилищах " поганские крыжи" 139.
----------------------------------
139 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 195, 288, 299.
Очевидно, очень хорошо знал это и церковник XIV в., автор поучения против повседневных языческих суеверий, причислив крест на каравае хлеба к поганским действиям.
Дом и двор древнего славянина и русского средневекового человека представляли собой сложную, хорошо продуманную и веками создававшуюся систему заклинательных охранительных мер. Микрокосм древнего язычника был оборудован как крепость, ожидающая неожиданного нападения. Везде были расставлены как стражи благожелательные божества: на дворе был " дворовый", в овине -- " овинник" (Сварожич), на гумне -- " гуменник", в бане -- " банник". Воеводой этого воинства, комендантом усадебной крепости был персонифицированный предок -- " домовой", или " кутный бог" (" бес-хороможитель" ).
Хоромы-крепость, внутри которой даже зловещие навьи не страшны, ограждены целой системой " овеществленных заговоров" -- вырезанных из дерева, нарисованных, прокопченных четверговой свечой символов. При выборе символов славянин исходил из сущности анимистического мировоззрения -- духи зла повсеместны.
Повсеместному разлитию в природе злого начала, которое " на злых ветрах" может внезапно поразить не только вылезшего из хоромины человека, но и проникнуть внутрь домашнего микромира, противопоставлялись не единичные символы, а система, воспроизводящая макромир.
|
|
|
