 |
Обогащение языка в связи с процессом переразложения
|
|
|
|
Перейдем к рассмотрению явления, называемого переразложением и состоящего в том, что слова в умах индивидуумов известного времени ассоциируются не теми сходными частями, которыми они ассоциировались в умах индивидуумов прежнего времени.
Начнем с переразложения между основою в окончанием. Примером переразложения такого рода могут служить формы женам, женами, женах, которые первоначально разлагались на основу и окончание не так, как теперь, а именно в них а принадлежало к основе: жена-м, жена-ми, жена-х [4]. Но так как этот гласный повторялся перед окончаниями и всех других слов того же склонения (рыба-м, рука-м и т.п.), то он стал чувствоваться принадлежностью флексии, и потому первоначальные основы, кончавшиеся гласными, стали уже оканчиваться согласным звуком, т.е. напр., жен-ам, жен-ами, жен-ах.
Закреплению такого морфологического деления могло способствовать то обстоятельство, что в некоторых падежных формах первоначальный тематический гласный, сливаясь с окончанием, изменился до неузнаваемости (срв. жену, где у = ст. - сл.?; и восходит к ае. *-аm), а потому его как бы не стало в основе.
Что действительно такое переразложение наступило, доказывается тем обстоятельством, что новые окончания - ам, - ами и - ах в русском языке распространились по аналогии и на все прочие склонения (срв. в муж. р. рабах || ст. - сл. РАБ-?ХЪ, в ср. р. делах || ст. слав. Д?Л-?ХЪ и пр.). Подобное же сокращение основ в пользу окончаний произошло и в наст. времени глаголов; напр., несет, несем первоначально морфологически разлагались на несе-т, несе-м, а впоследствии тематический гласный отошел к окончанию, т.е. нес-ет, нес-ем; также в прош. вр. и неопр. накл. гласный основы перешел к окончанию, напр., в формах на - ал, - ать, - ел и т.д.
|
|
|
Процесс переразложения наблюдается также в области суффиксов при производстве слов, причем звуки, которые в производящем слове заканчивали основу, отходят к вновь прибавляемому суффиксу; напр., когда от прилагательных на - ный образуются существительные на - ик, то все эти производные слова, имея перед своим суффиксом согласный н, ассоциируются между собою уже по сходству нового суффикса - ник (напр. Озор-н-ой < озор-ник, охот-н-ый < охот-ник); подобным же путем развились новые суффиксы - щик, - ильник, - альщик, - овщик и т.п., могущие затем получать особые оттенки значения и употребляться независимо от первоначальных условий возникновения. Более разросшиеся суффиксы, естественно, образовались в языке позже по сравнению с более простыми.
Переразложение между предлогами (или префиксами) и корнем встречается сравнительно редко. Сюда надо отнести возникновение н в формах местоимения 3-го лица: его || его, ему || нему и пр.; начальное н вторых форм первоначально принадлежало трем предлогам − с (съ), в (въ), к (къ), которые оканчивались им; но так как это н удерживалось только в положении перед начальными гласными или j следующего слова, перед согласными же не сохранялось, то постоянною частью наших предлогов стали комплексы без н, т.е. в, с и к, с которыми и ассоциировалось значение, свойственное этим предлогам, конечное же н в тех случаях, когда удерживалось, стало чувствоваться принадлежащим следующей местоименной форме; путем же аналогии формы с начальным н стали употребляться и после всех прочих предлогов, напр., о нем и т.п.
Отделение н от предлога произошло также при существительных − нутрь, нутро (срв. утроба), снедь (срв. еда). Аналогичного происхождения н в глаголах внушить, внимать (а путем аналогии − понимать и пр.), снедать (срв. съедать). Таким образом, старое объяснение рассматриваемого н благозвучием оказывается несостоятельным, так как это н имеет этимологическое основание [15].
|
|
|
К примерам переразложения между корнем и предлогом нужно отнести также простонародное произношение "овторник", "Аршава" и т.п., объясняющееся следующим образом. К русском языке предлоги, оканчивающиеся на согласный, кроме этой краткой своей формы, являются еще в полной форме с беглым о, напр. в || во, над || надо и пр.; в своей краткой форме эти предлоги являются перед формами, начинающимися с гласного звука или простого согласного (напр. в огонь, в Архангельск, в Варшаву); а при формах, начинающихся двумя согласными, являются в полном виде (напр. во вторник). Отсюда возникли случайные совпадения выражений по начальным звукам: во вторник и в огонь, в Архангельск и в Варшаву (где вместо вв может слышаться простое в) и т.п.; а эти совпадения повели к неправильному разложению путем пропорциональной аналогии:
вогонь: огонь = вовторник: х
х = овторник [6]
ваархангельск: архангельск = варшаву: х
х = аршаву.
Итак, переразложением называют такой вид изменения основы слова, когда она была и остается производной, членимой, но морфемы начинают вычленяться иначе, чем прежде: в современном языке - вож-ат-ый, а исторический облик слова и состав - * вож-атай-?. Слово перешло из субстантивного типа склонения (р. п. - вожатая, д. п. - вожатаю и т.д.) в адъективный (вожатый, вожатого, вожатому и т.д., ж. р. - вожатая, мн. ч. - вожатые). Как видим, фонетический состав слова трансформировался и в результате этого произошло изменение границ морфем в нем: суффикс - атай сократился в пользу окончания.
Такой процесс, когда часть основы отходит к окончанию, наблюдался в словах разных частей речи. Передвижение границы основы “справа налево” произошло в настоящем времени глаголов, например, глагольные формы “ несет, несем первоначально морфологически разлагались на несе-т, несе-м, а впоследствии тематический гласный отошел к окончанию, т.е. нес-ет, нес-ем ”.
Переразложение могло происходить и под влиянием аналогии. “Окончания форм множественного числа имен существительных мужского и среднего рода - ам,-ами,-ах (столам, столами, столах; селам, селами, селах) появились по образцу соответствующих форм имен существительных женского рода (сторонам, сторонами, сторонах), то есть появилось стол-ам вместо стол-ом… Гласный а оказался в составе окончания, и под влиянием аналогии всей парадигмы склонения прежнее членение сторона-мъ, сторона-ми, сторона-хъ, при котором а принадлежало основе, заменилось членением сторон-ам, сторон-ами, сторон-ах, с расширением флексии за счет основы”.
|
|
|
Переразложение могло происходить не только между основой и окончанием, но и между другими частями слова. Известны случаи изменения границ между приставкой и корнем или предлогом и последующим словом. В древнерусском языке существовали предлоги вън, кън, сън. Когда они употреблялись с формами косвенных падежей личных местоимений (ему, его и др.), то происходило переразложение основ и согласный н присоединялся к местоимению: * кън ему → къ нему (к нему), сън имь → съ нимь (с ним), вън его → въ него (в него). [12]
Переразложение сыграло определенную роль в становлении системы окончаний различных частей речи. Эти вопросы рассматриваются исторической грамматикой. Представляют интерес и случаи, когда изменение границ происходит между морфемами, входящими в основу слова, затрагивает корень слова как носитель основного лексического значения.
Таким образом, переразложение - этоперераспределение морфемного материала внутри слова при сохранении им производного характера. Слова, оставаясь составными, начинают члениться по-другому.
Усложнение и декорреляция
Кроме процессов переразложения и опрощения при рассмотрении изменений в морфемном составе слова следует учитывать также и процесс усложнения, представляющий собой явление прямо противоположное процессу опрощения и по существу, и по форме.
Усложнение предстает перед нами как процесс превращения ранее непроизводной основы в производную. В результате его слово, ранее имевшее непроизводный характер, становится делимым на определенные морфемы.
Усложнение, или рекомпозиция, проявляется в том, что под влиянием членимых слов той или иной структуры оказавшееся одиноким слово подводится под соответствующую модель, и его непроизводная основа начинает члениться на морфемы вопреки этимологии. Именно этот вид усложнения наблюдается в словах зонтик и ехидна. Он же может быть отмечен для существительного фляжка (польск. flaszka "фляга"), понятого по аналогии с крышка, бляшка, книжка, тележка и т.п., как производное с суффиксом - к (а), в результате чего к нему была "восстановлена" "исходная" форма фляга [8].
|
|
|
Его же мы находим, если эта этимология является верной, в ныне утраченном древнерусском слове теремьнъ, объясняемом обычно как заимствование греч. τερεμνον "с вставным ь между μ и ν греческого слова, так как сочетание звуков мн, дающее закрытый слог, было невозможно в древнерусском языке до XI-XII веков" [4]. Слово теремьнъ в таком случае "было понято как имя прилагательное с распространеннейшим др. - русск. суффиксом - ьн-, и от него было образовано существительное терем" [9].
Усложнение аналогичного характера пережило в русском языке тюркское слово басмачи (буквально "налетчики" от басма "налет"), усвоенное русским языком по аналогии со словами лихачи, палачи, толмачи и т.д. как форма именительного падежа множественного числа, в результате чего чистая непроизводная основа (членимость основы была утрачена в момент заимствования) превратилась в основу басмач - и окончание - и.
Все это привело к тому, что "путем" обратного словообразования "возникла необычная для узбекского языка форма" - басмач [9].
Заметим, что обработка тюркских по происхождению агентивных образований на - чи, - чы (-чик, - щик) может быть и иной, о чем свидетельствуют, например, существительные казначей (тат. казначы) и домрачей (тюрк. домрачы), переоформленные в своей суффиксальной части по модели богатей, трубачей, собачей и т.д. [18].
Единственным как будто примером усложнения чисто фонетического происхождения является изменение в основе глаголов типа колоть, молоть, полоть, пороть, бороться, в которых непроизводная основа превратилась в производную в результате koloti) и последующего приобретения>развития полногласия (ср. *kolti появившимся о функции классового показателя глагола.
В подавляющем большинстве слов усложнение их основ происходит не в результате рассмотренных выше причин (то есть морфологической ассимиляции по корню или аффиксу и звуковым изменениям), а в силу появления в процессе заимствования рядом с тем или иным иноязычным словом ему родственного, содержащего ту же непроизводную основу, в результате установления словообразовательно семантических связей между однокорневыми словами.
|
|
|
Так, например, существительное ангажемент появилось в русском литературном языке в Петровскую эпоху из французского языка [10] в виде слова с непроизводной основой.
Когда же рядом с ним в нашей речи (в первой половине XIX века) стало употребляться однокорневое слово ангажировать, его основа пережила процесс усложнения и начала члениться на связанную непроизводную основу ангаж - и нерегулярный суффикс - емент. Латинское по происхождению слово лекция пришло в наш язык из польского как непроизводное. Однако в связи с появлением рядом с ним позднее родственного ему слова лектор оно также испытало процесс рекомпозиции, и его основа распалась на корень лект - и суффикс - циj-.
Естественно, что одновременно подобный процесс усложнения происходит и в соответствующих родственных словах: ангажировать > ангаж-иров-а (ть), лектор > лект-ор ().
В качестве примеров усложнения при заимствовании можно привести также слова эпос, космос, пленум, минимум, розан и т.п., в которых соответствующий процесс в морфологической структуре слова привел к тому, что в русском языке греческие, латинские и немецкие флексии ос < оs, ум < um, ан < en превратились в суффиксы (ср. однокорневые им слова эпический, космический, пленарный, минимальный, роза).
Таким образом, чаще всего усложнение наблюдается не в исконно русских словах, а в иноязычных и протекает в них в процессе установления между ними семантико-словообразовательных корреляций. Такие соотношения могут установиться как между одновременными заимствованиями из одного языка-источника, так и между разновременными заимствованиями (даже из различных языков, если слова осознаются и воспринимаются как родственные) и даже более - между заимствованными и исконно русскими словами (если они имеют в своем составе один и тот же корень).
Из сказанного понятно то большое значение, которое имеет процесс усложнения для развития словообразовательной системы языка: именно благодаря ему язык получает возможность усвоения иноязычных словообразовательных морфем, обогащает свой словообразовательный инвентарь за счет иноязычного аффиксального материала.
Кроме "внешних" процессов опрощения, переразложения и усложнения, непосредственно отражающихся в изменении морфемного состава слова, следует учитывать, рассматривая разнообразные изменения в словообразовательной структуре, также и "внутренние" процессы. Один из них - наиболее важный - можно назвать декорреляцией [11].
Под декорреляцией понимается изменение характера или значения морфем и соотношений их в слове при сохранении последним того же числа и порядка морфем, которое в нем наблюдалось первоначально [12].
Декорреляция, таким образом, не приводит к изменению морфемного состава слова как такового. Слово продолжает члениться так же, как членилось ранее, в нем выделяется столько же морфем, сколько выделялось при его образовании. Однако составляющие слово морфемы оказываются по своему значению или характеру совершенно иными, находятся в совершенно иных связях друг с другом.
Так, декорреляция в словах ловец, заморозки, любовь привела к тому, что образующие основы лов-, замороз-, люб - стали восприниматься (ср. ловить, заморозить, любить) как глагольные, хотя эти. слова образованы от именных основ: от существительного ловъ "ловец" (ср. рыболов, зверолов, птицелов и др.), от существительного заморозы "первые морозы" (ср. диал. запески, зарощи, литературн. загород), от той же основы, что и прилагательное любъ "милый, любимый".
Соответственно изменили в этих словах свой характер и суффиксы. Например, суффикс - к (и) в слове заморозки стал выступать как словообразующий элемент, хотя вначале он был уменьшительно-ласкательным и образовывал форму субъективной оценки.
В результате процесса декорреляции при сохранении в производной основе того же суффикса - енuj - в существительных уважение и общение изменился характер непроизводной основы: слова начали прямо и непосредственно соотноситься с глаголами уважать и общаться, хотя этимологически являются производными от глаголов уважить (как коррелятивного образования совершенного вида к уважать) и общиться [6].
Декорреляция наблюдается также и в слове стелька, соотносительном сейчас с глаголом стелить, но образованном в действительности с помощью суффикса - ьк - существительного стеля (ср. др. - русск. стелька "покрышка, подстилка" и стеля "кровля, потолок" [9]. В этом слове она выразилась в переходе именной образующей основы в глагольную.
Декорреляция в словах типа братья, мужья, зятья коснулась, напротив, лишь аффиксов. В результате ее словообразовательный суффикс собирательности - j - превратился в формообразующий суффикс, указывающий на основу множественного числа, а окончание - а из флексии именительного падежа единственного числа стало флексией именительного падежа множественного числа.
Благодаря … декоррелятивному процессу, например, слова на - ба (ходьба, резьба, алчба и т.д.) из отыменных образований, какими они являются по происхождению, превратились в отглагольные [5]; суффикс - ша, имевший раньше лишь значение жены (генеральша, султанша), развил значение лица женского пола (призерша, лифтерша и др.) [8].
Таким образом, усложнение - это превращение ранее непроизводной основы в непроизводную. В результате слово, в момент своего появления в русском языке имевшее непроизводный характер, становится делимым на морфемы. В большинстве случаев процесс усложнения основ происходит в заимствованных словах.
Декорреляция - это изменение характера или значения морфем и отношения их в слове. Декорреляция не приводит к изменению морфемного состава слова как такового.
Замещение и диффузия
Довольно часто бывают случаи, когда слово начинает делиться с течением времени по-другому, однако эта его иная словообразовательная структура не связана ни с перераспределением внутри основы имеющегося морфемного материала, ни с частичной фонетической аппликацией одной морфемы на другую, а представляет собой результат замены одной морфемы другой, причем именно замены, а не переосмысления (как это наблюдается при декорреляции). Такой процесс может быть назван замещением. В результате его морфемный состав производной основы в количественном отношении остается прежним, меняется лишь одно из звеньев словообразовательной цепочки, но тем самым серьезно трансформируется и словообразовательная структура слова в целом.
Основными причинами замещения морфем являются две:
) аналогические процессы воздействия на морфологическую структуру того или иного слова продуктивной словообразовательной модели и этимологически родственной ему лексической единицы;
) народноэтимологическое сближение разнокорневых слов [10].
Несомненный и яркий пример замещения основ в результате второй из только что названных причин представляет собой слово свидетель "очевидец, человек, бывший непосредственным наблюдателем какого-либо события или происшествия", в котором основа вид (глагола видеть) заменила в древнерусском языке исходную в?д - (в?д?ти "знать"), ср. др. - русск. съв?д?тель "очевидец, свидетель на суде".
Процесс замещения основы, напротив, буквально на наших глазах пережило в связи с лексико-семантической контаминацией слово бесталанный, получившее под влиянием прилагательного бесталантный семантику "не имеющий таланта, бездарный".
В "Словаре современного русского литературного языка" этот факт еще не отмечался, рядом со словом бесталантный (дается без каких-либо помет, хотя в настоящее время оно является явно устаревшим) прилагательное бесталанный толкуется как архаическое и областное с одним лишь "этимологическим" значением - "неудачливый, несчастный, обездоленный" [15].
Однако речевая практика убеждает, что такая квалификация этого слова не отражает действительно существующего положения: ошибочное с генетической точки зрения употребление этого слова превратилось уже в норму, и сейчас прилагательное бесталанный не выступает в качестве диалектно устаревшего синонима к слову несчастный, а является общеупотребительным словом, семантически прямо и непосредственно связанным со словом талант. Основа талан в бесталанный тем самым оказывается фонетическим вариантом (перед следующим далее н) основы талант.
Диффузия морфем наблюдается обычно на стыке приставки и непроизводной основы или на стыке непроизводной основы и суффикса, но возможна и на стыке двух непроизводных слов, фонетическую аппликацию приставки на непроизводную основу можно видеть в словах приду и разевать. В глаголе приду эта диффузия возникла в результате стяжения в один звук двух и (ср. в древнерусском языке: "Прииде с?дящем баб? > "; "И прииде в?сть къ Москв?"; "В пост приидущаго л?та не преходи Иердана" и т.д. [8]). В глаголе разевать (ср. раззява) фонетическая спайка морфем возникла после стяжения в один звук з.
В одном случае диффузия непроизводной основы и суффикса охватила целую словообразовательную модель, ставшую особым структурным типом. Это инфинитивы на - чь типа печь, мочь, стеречь, беречь, стричь, течь и др., в которых, еще в дописьменную эпоху, в звуке [ч'] были объединены в одно целое конечный согласный корня [к] или [г] и инфинитивное - ти. И здесь диффузия морфем является результатом фонетического изменения, приведшего к слиянию двух звуков в один (общеслав. * mogti > mokti > мочи, а затем в мочь; то же и в других глаголах).
Диффузия морфем, одновременная процессу словопроизводства, когда частичная фонетическая спайка соседних морфем происходит уже во время образования слова как определенной лингвистической единицы, наблюдается и в других словах. Несомненно, такого происхождения диффузия в словах розоватый, коричневатый, бежеватый, лиловатый и т.п., в которых - ов; - ев являются одновременно как принадлежностью образующей основы исходного прилагательного, так и принадлежностью суффикса неполноты качества - оват, - еват-.
Гаплологическое упрощение, ведущее к слиянию в одном звуковом комплексе ск двух ск (суффикса города [7] и суффикса относительных прилагательных), наблюдается в процессе деривации прилагательных от топонимических названий на - ск: омский, пятигорский, витебский и др.
К числу слов, в которых аппликация соседних морфем относится одновременно и к корню, и к суффиксу и появилась в момент их образования, а не представляет собой результат произошедшего позднее процесса диффузии, принадлежит также слово пнуть, возникшее по аналогии с глагольными соотношениями двину - двинуть, пихну - пихнуть, крикну - крикнуть, толкну - толкнуть, суну - сунуть и т.д. на месте пары пну - пять, когда пну вызвало рядом с собой пнуть (ср. диал. жмать - прижму) [12].
В словообразовательном квадрате лакей: лакействующий - фашист: фашиствующий сочетание ст, наличествующее и в суффиксе - ист, и в суффиксе - ствующий, гаплологизируется уже в процессе деривации, приводя сразу к возникновению фашиствующий. Подобное явление встречается иногда и в глаголах с суффиксом - ствов - типа участвовать, властвовать, чествовать, повествовать.
Именно действительные причастия настоящего времени от этих глаголов (участвующий, повествующий и др.) и были в первую очередь моделью для возникновения слов типа фашиствующий.
Такую диффузию морфем в момент словопроизводства в отличие от диффузии значимых частей слова, происходящей с течением времени на базе агглютинативного соположения особых по отношению друг к другу морфем, можно назвать аппликацией.
Аппликация выступает как одно из средств объединения морфем в слове в процессе деривации и с диффузией как одной из разновидностей изменения в морфологической структуре слова совпадает лишь по характеру проявления, внешне, но не по существу.
Таким образом, замещение морфем - случай, когда слово начинает делиться по-другому, и эта иная структура представляет собой результат замены одной морфемы другой. В результате этого процесса морфемный состав производной основы в количественном отношении остается прежним, меняется лишь одно из звеньев словообразовательной цепочки, но тем самым и словообразовательная структура слова в целом.
Диффузия - взаимопроникновение морфем при сохранении или в то же время четкой самостоятельности и особенности значимых частей слова. Производная основа продолжает члениться на морфемы, но отдельность выделенных морфем в определенном звене словообразовательной цепочки ослабляется из-за частичной фонетической аппликации одной морфемы на другую [14].
Итак, заканчивая первую - теоретическую - главу курсовой работы, можно сделать вывод о том, что во всех процессах, связанных с изменением структуры слова, решающую роль играет словообразовательная соотнесенность слова, определяющая членимость его на морфологический элементы. Так, если опрощение связано с утратой соотнесенности, а усложнение, наоборот, с приобретением ее, то переразложение как процесс определяется сменой соотнесенности. А поскольку соотнесенность есть структурно-семантическая связь слов, то и все рассматриваемые процессы изменения морфологической структуры слова являются по сути семантико-морфологическими процессами. В этом отношении прав Г.С. Зенков, считающий, что началом переразложения являются семантические сдвиги в производном слове (вернее сказать, в коррелятивной паре "производящее - производное" [4]). Только важно всегда иметь в виду, что в словообразовании любой семантический сдвиг материализован, т.е. является одновременно и структурным сдвигом, что все семантические изменения постоянно и неразрывно связаны со структурой слова, коль скоро речь идет о морфологическом словообразовании.
|
|
|
