 |
Виртуальность революции без евреев
|
|
|
|
И рассмотрим другую виртуальность: если революция все же грянула, а евреи к 1917 году ведут тот же образ жизни, что ив 1817? И в революции никакой роли не играют? Была бы революция менее кровавой или нет? Могла ли она привести к другим, более благоприятным, последствиям?
С одной стороны, какая разница, кто стоит у кормила страшной и громадной революции? Это всегда кровь, всегда безобразие, всегда разброд, всегда террор. И кто сказал, что не мог бы появиться какой-нибудь другой, эсеровский Сталин? Что даже тот же самый Сталин не мог бы использовать положение вещей в свою пользу и прибрать к рукам Советскую Россию и всю партию социалистов-революционеров? А если так, то насколько хрен слаще редьки?
С другой стороны, национальная революция имеет некоторые приятные стороны в сравнении с интернациональной. Эсеры и часть социал-демократов и анархистов, которая поддерживала национальные идеи в революции, были горазды объявить дьяволом Александра III и ангелом небесным Александра II. Они могли бы снести памятники Николаю I и Александру III, а Александру II понаставить памятников во всех городах России и чуть ли не во всех деревнях. Они могли бы невероятно идеологизировать преподавание истории, объявили бы Некрасова «величайшим в мире» поэтом, а Пушкина ритуально шельмовали бы. Заставили бы почитать какого-нибудь нового Нечаева в качестве «великого диктатора».
Но они не стали бы изымать из библиотек русские народные сказки, не взорвали бы храм Христа Спасителя и не превратили бы церкви в отхожие места. Народовольцы не могли бы сделать русофобию частью своей официальной политики. Алтаузен и Бабель при них сидели бы в сумасшедшем доме, в концентрационном лагере или сбежали бы в «цивилизованные страны» и оттуда гавкали бы на Россию.
|
|
|
Они вполне могли бы ввести режим политического террора, но никогда эсеры и народовольцы не стали бы истреблять русских офицеров – как офицеров. Они могли бы нести демагогическую ахинею про «дворян, предавших народ», или про необходимость «онародниться» и стали бы посылать дворян и вообще образованных людей в деревню на «перевоспитание» в народной среде. Они могли бы свирепо расправиться с заговорщиками из среды дворян, интеллигенции, офицерства, но никогда не стали бы «снимать людей пластами». Никогда не была бы уничтожена русская армия, чтобы быть замененной Красной армией. При эсерах никогда не был бы убит Николай Гумилев, не был бы отравлен Блок, повешен Есенин, убит в Нарыме Клюев.
Весьма справедливо мнение В. А. Солоухина, что теперь, когда кончился красный бред, нам нужнее всего будут именно эти уничтоженные коммунистами лучшие русские люди и их потомки. Будь у власти национальные революционеры, а не интернациональные – генофонд народа не был бы подорван в такой степени.
Режим национального социализма – ничуть не менее глупая комедия, чем режим интернационального, но опыт показывает, что эта комедия все же несравненно менее кровавая, она далеко не так страшно подрывает основы народной жизни. Читатель вправе не согласиться со мной, но если уж выбирать именно из двух зол, то выбирать лучше меньшее, то есть национальный социализм.
Но вот для евреев русский национал-социализм сулит не очень много хорошего, даже если до «газмашинен» дело и не дошло бы.
СЛОВО МАРСИАНИНА
Не буду комментировать виртуальность «без переворота», – наверное, примерно так и должно было бы быть. Хорошо, что хоть в некоторые, самые светлые земные головы хоть иногда приходит простейшая мысль: что история делается не «выдающимися личностями» и даже не путем угадывания «исторической неизбежности». История течет, как естественный процесс, и очень многое в ней невозможно переделать в той же степени, как количество осадков или температуру воды в реках. Не нравится долгая зима? Уезжайте подальше из России. Не нравятся евреи? Могу дать такой же совет.
|
|
|
То есть русско-еврейской цивилизации можно было избежать. Можно было избежать и огромного влияния евреев, сравнимого с влиянием немцев в XVIII веке. Но только одним способом: провести реформы 1905 года – в 1805, в эпоху Александра I. И довести эти реформы до конца. Вот если на миллион образованных евреев в Российской империи будет приходиться пять или десять таких же активных русских православных людей – о каком засилье может всерьез встать вопрос?
Что же до перспективы русского национал-социализма… Устрашающая картинка! Тем более устрашающая, что так вполне могло быть: цепь дружественных национал-социалистических государств от Японии до Германии, их война с демократиями англосаксов (с непредсказуемым результатом), и к 1950–1960-м годам – воплощение самых жутких утопий Оруэлла…
На фоне глобальной катастрофы цивилизации и «заката Европы» истребление или вывоз на Мадагаскар евреев прошло бы сравнительно незаметно. Примерно как депортация чеченцев и крымских татар. Так, небольшой эпизод глобальной и ужасной войны.
Но было бы русским так уж намного лучше? Гм… Это зависит от того, как быстро русские и немцы смогли бы отказаться от национал-социализма и начать строить что-нибудь более приличное. Потому что в пределе маячит уже не гибель нескольких миллионов человек, а гибель всей земной цивилизации. Катастрофа в масштабах всего планетного тела.
ЧАСТЬ IV
ОТРАСТАНИЕ РУССКОЙ ГОЛОВЫ
Когда при равнодушии общества к высшим идеям является крайнее неравнодушие к низшим интересам и материальным благам, тогда ясно, что наступило социальное разложение.
B. C. Соловьев
Глава 1
Рубеж
События 1939–1945 годов унесли в могилу десятки миллионов человек, перекроили карту Европы, изменили, а порой искалечили невообразимое количество судеб. Среди всего прочего, множество евреев было уничтожено нацистами. Цифры убитых евреев называют разные – от 800 тысяч до 4 миллионов [205].
|
|
|
Главное, конечно же, не в цифрах. До 1939 года существовала Страна ашкенази – область традиционного расселения евреев ашкенази. Эта область была разделена между Польшей, Украиной, Белоруссией, Венгрией, Россией… Но ведь и Польша пережила период разделов между Австрией, Российской империей и Пруссией. Была на Земле обширная область, где жил еврейский народ. Народ, смеявшийся свадебным шуткам шутов-бадханов, ходивший в синагогу, поедавший невероятно много чеснока, любящий скрипку и танцующий фрейлекс. Свой особый культурно-исторический мир, из которого еврейские юноши уходили учиться в Варшаву, Киев и Москву с чемоданчиком в руках. Так же, как уходили их польские, украинские и русские сверстники из деревень и маленьких городков.
После 1945 года этот мир исчез. Дело не только в истреблении евреев нацистами. В Польше евреев уцелело очень много, но мало кто из сорванных войной вернулся в местечки. Кто двинулся в Палестину, кто в большие города… Мир еврейского местечка исчез, и это факт. Конец еврейского периода в истории СССР практически совпал с периодом Холокоста. После 1945 года еврейская Россия уже не имела опоры на Страну ашкенази, на мир местечек-штетлов.
Глава 2
Регенерация по-русски
Нет в России даже дорогих могил.
Может быть, и были – только я забыл.
Нету Петербурга, Киева, Москвы –
Может быть, и были, да забыл, увы!
Ни границ не знаю, ни морей, ни рек,
Знаю – там остался русский человек.
Русский он по сердцу, русский по уму,
Если я с ним встречусь, я его пойму
Сразу, с полуслова… И тогда начну
Различать в тумане и его страну.
Г. Иванов
РУССКИЕ ПО УМУ
Уже в сталинскую эпоху русские туземцы, а уж тем более недорезанные русские европейцы выдвинули множество людей, вполне способных конкурировать с евреями.
Я хотел бы подчеркнуть именно это слово – конкурировать. Власть стремилась вовсе не создать поле честной конкуренции, а заменить на важных для нее должностях евреев русскими, – теми, на кого она больше могла полагаться.
|
|
|
Но и поле конкуренции было, и оно постепенно расширялось, русских становилось все больше в интеллектуальных сферах жизни. В 1935 году этнические русские составляли малую толику советских ученых, вряд ли больше третьей части докторов наук. В 1955 году их было примерно столько же, сколько этнических евреев. К 1975 году евреи составили меньшинство.
Классическая байка в том, что евреев просто не пускали в науку, и верна, и неверна одновременно… Процентная норма была порядка 2 % всех принятых, – попытка тайком, исподтишка сделать так, чтобы евреев в вузах было бы столько же, сколько и в целом по стране.
Но можно подумать, что для воспроизводства интеллектуальной элиты необходимо большое количество людей. На рубеже 1970-х и 1980-х годов по Советскому Союзу ходила байка: советская наука держится на 50 тысячах докторов наук. Во многом так примерно оно и было. Что, трудно было выделить 50… ну, пусть 30 тысяч докторов наук из двух или трех миллионов?!
Приходится признать печальное: что евреи попросту надорвались – в самом простом, популяционном смысле. Одесский период русской культуры блистательно показал, что поголовная грамотность народа еще далеко не означает его поголовной гениальности.
Грамотности вполне достаточно для того, чтобы занять должности писарей, учетчиков, бригадиров, мелких чиновников.
Уже для должностей так называемой «рядовой», или «массовой» интеллигенции – врачей, инженеров, учителей – необходимы и специальные знания, и хоть какие-то способности. Тут уже есть конкуренция по этим качествам.
Для работы научного сотрудника, тем более для работы ведущего специалиста в какой-то области, для того, чтобы прокладывать новые дороги науке и культуре, надо что-то из себя представлять. Тут маловато амбиций.
Уже в сталинских «шарашках», куда стаскивали умных образованных зэков, давали им задания, важные для развития науки и техники, нужна была не чистая анкета, а выдача результата. В этих «шарашках», не к чести советского государства, Туполев, Яковлев и Королев ковали его будущую мощь. Среди этих «ковавших» поразительно мало евреев.
Народ, в 1945 году составлявший не больше 2 миллионов человек, и при самых благоприятных обстоятельствах не смог бы выдвинуть из своей среды эти 50 тысяч докторов наук. А если бы формально и выдвинул… В предвоенное, вернее, в междувоенное время, между 1922 и 1941 годами, так и происходило – занимали должности не самые способные, а самые «достойные» с классовой точки зрения. Но науки они не прославили, эти выдвиженцы, – что выдвиженцы из русского пролетариата, что выдвиженцы из еврейской буржуазии. Не выдвиженцы делают науку.
|
|
|
То есть в процентном отношении, может быть, и больший процент евреев годился в интеллектуальную элиту, чем у русских: должен же как-то сказываться многовековой отбор умников. Но для решения всех встающих в стране задач, для лидирования во всех областях науки и культуры у еврейского народа сил уже не хватало.
Евреям не хватало сил… попросту не хватало людей для того, чтобы составить хотя бы значительную, по-настоящему заметную часть интеллигенции.
В 1940 году даже десятилетку оканчивало не так уж много людей, слой интеллигенции, окончившей вузы, оставался довольно тонок. В рядах 3–4 миллионов тогдашних советских интеллигентов были очень заметны евреи. Да к тому же они были образованнее, культурнее русских интеллигентов первого, от силы второго поколений.
К 1980 году только научных работников в Советском Союзе было больше полутора миллионов. Можно закричать, что они были сплошные бездельники (что совершеннейшая неправда). Что «числом поболее, ценою подешевле» – что уже ближе к истине. Но именно в среде этих людей происходила конкуренция за право и возможность выдать какой-то нетривиальный результат. Из этих людей и выходили новые доктора наук, авторы учебников и руководители новых научных направлений.
А инженеров сколько было в СССР? Десять или двадцать миллионов. Плохие инженеры? Были и плохие, но ведь не все же эти миллионы, верно? В космос-то ведь СССР вышел первым, да только где они – еврейские имена среди тех, кто посылал в космическое пространство Белку и Стрелку, а потом и Гагарина?
А учителей сколько? Миллионов пять. В эпоху «перестройки», не к ночи будь помянута, в чем только их, бедных советеких учителей, не обвиняли! А отнесло свежим ветром дурнотный угар, рыночные отношения разогнали сборища завывающих бездельниц на митингах, и как-то незаметно выяснилось – а учителя-то были первоклассные… Куда квалифицированнее, куда лучше даже европейских, а уж тем паче американских.
Врачей? Тоже около пяти миллионов. Причем в ряде областей советская медицина лидировала. И операции на сердце в СССР стали делать раньше, чем в США, и уникальные технологии глазной хирургии и ортопедии разработали.
То же самое могу сказать и про журналистов, художников, писателей… про любую группу интеллигенции. Евреев попросту не хватило на интеллектуальную элиту – силы народа быстро истощились, выдвигать сделалось некого (а для русских это время и по сей день не наступило). В многомиллионных массах интеллигенции, среди толп жителей большой страны евреи все больше терялись, играли все менее заметную роль.
Да, русская интеллигенция того времени оставалась на 80 % интеллигенцией первого-второго поколений, в чем не ее вина, а право же, ее беда. В провинциальных городах даже люди с большой квалификацией порой не знали истории, русской поэзии, не умели себя вести за столом. В чем тоже не вина, но беда. Ведь откуда узнать, кем приходились Романовы Рюриковичам, если об этом нигде ни строчки? Как полюбить Гумилева и Иванова, если они под запретом? Где научиться есть ножом и вилкой, если в доме папы-слесаря таких тонкостей не водилось, а в школе, институте, на любом рабочем месте в столовой ножей и вилок попросту нет, одни ложки?
Но все приходит в свое время, и русская интеллигенция прогрессировала. Медленнее, чем могла бы, но к 1980-м годам выросло третье поколение русской советской интеллигенции, и это было глубоко принципиально…
Есть старая байка про человека, который захотел стать интеллигентом.
– Для этого надо закончить три университета.
– Я закончу!
– Нет. Вы сами должны закончить только один университет. Второй должен закончить ваш отец, а третий – ваш дед.
Есть аналогичная английская поговорка: «Чтобы воспитать настоящую леди, надо начать с ее бабушки».
Не сомневаюсь, что социолог сможет мне возразить, но убежден: новая русская голова отросла к рубежу 1970-х и 1980-х. К этому времени перестала различаться старая интеллигенция, случайно неоторванная часть прежней русской головы, и новая интеллигенция, вышедшая из народа уже при советской власти. Произошло это в полном соответствии с «законом трех поколений» – когда пришло в мир третье поколение выдвиженцев советской эпохи.
И еще… В эти же годы произошел крутой поворот мировоззрения.
«РУССКИЙ ОН ПО СЕРДЦУ…»
Еще в 1960-е годы в СССР почти поголовно господствовало «советское мировоззрение». Старую Россию уже не поносили, по крайней мере официально; не предлагали расплавить памятник Минину и Пожарскому, не ругались словом «патриот». Но иконы еще рубили топорами, а занимались этим артели лихих плотников, не находящих в этом занятии ничего предосудительного.
Но вот интереснейшее наблюдение: в середине-конце 1970-х годов стали необычайно модны так называемые «белогвардейские» песни. Так называемые – потому что были они, конечно же, вовсе не подлинными солдатскими песнями 1919 года, а подделкой, и обычно – очень неудачной.
И уж, конечно, не считать же ни генетическими, ни духовными наследниками белых офицеров прилизанных напомаженных певцов, тянувших на полублатной манер: «Па-аручиииик Га-а-алицы-ииин!!»… нет, не могу изобразить. Да еще и эдаким противным эстрадным баритончиком.
Но ведь слушали? Слушали. Мода была? Еще как была! Нет, мода – конечно же, штука несерьезная, нестойкая. Но, во-первых, прав Владимир Солоухин: лучше мода на иконы, чем на порнографию, и лучше мода на книги, чем на пистолеты. А во-вторых, эта «мода» удивительным образом соединялась с другими, очень уж похожими, «модами».
Мода на песни Белой гвардии возникла в одно время с модой на фольклорные песни. В 1981 году в экспедиции девушки запели и «Не шей ты мне, матушка…», и «Из-за острова на стрежень», и «Матушка, матушка, что во поле пыльно…». Пошла мода на романс – и на петербургский, интеллигентный, и на «жестокий романс» городских провинциальных окраин. Сейчас эти девушки – почтенные дамы лет 35–40, а их дочки слушают мои лекции. И для моих студенток уже трудно себе представить время в истории России, когда фольклорных песен не пели.
И в компаниях начали петь «белогвардейщину». Да и не только ее. Помню, как в экспедиции спонтанно вдруг запели «Боже, царя храни». Пели уже не мальчики и девочки, пели сильные бородатые дядьки, прошедшие не одно поле. Сначала пели ухмыляясь, разводя руками, всем видом показывая: «Да что это на нас нашло?!» А второй раз пели уже серьезно, торжественно, глядя друг другу в глаза. Не пелись советские песни, не пелись… Ни советские, ни уж тем более – революционные. А в 1980-е годы молодежь их уже и не знала.
Мода на русские песни совпала с модой на прочные семьи, на трезвую жизнь, на знание истории, на родословные. В конце 1970-х стало престижно знать, кем был прадед – какого сословия, где жил, чем занимался. Как выглядела прапрабабка, какую еду готовила, как воспитывала детей.
Тогда же, в конце 1970-х, появились первые фильмы, в которых белые офицеры представали не мерзавцами и садистами, не дураками и не… этими самыми, как их… ах да! Эксплуататорами! Герои невероятно «совкового», официозного до идиотизма «Адъютанта его превосходительства» предстают все же не мерзавцами и не душителями народной свободы, а людьми совести, долга и чести. Они, конечно, «исторически неправы» и «принадлежат к эксплуататорским классам общества», в контрразведке белой армии работают садисты и моральные уроды… Да и не мог выйти в те годы фильм с другой трактовкой темы!
Но и сам его превосходительство, и его офицеры показаны людьми большой культуры, личностями достойными и крупными. В сравнении с белыми как раз красные выглядят совсем не презентабельно. А белые производят сильное впечатление, и неизбежность их «исторической» (да и физической) гибели заставляет больно сжиматься сердце.
Или вот еще творение советского кинематографа, в котором красные высаживают дверь, сквозь которую до последнего патрона отстреливается «классовый враг». Оставшийся в Крыму загнанный мальчик последнюю пулю пускает, разумеется, в себя, глядя на ладанку, подаренную любимой девушкой. И когда «победители» сквозь пласты порохового дыма врываются в заляпанный кровью коридор, в котором сидит труп побежденного (а на ладони – ладанка)… у меня ли одного возникали кое-какие вопросы?
Ну ладно, я происхожу из семьи, которая много что помнила. За все годы поганой власти в моей семье не было ни одного коммуниста – чем, по правде говоря, горжусь.
Но вот молодые люди, как говорят, «из рабочих» – в 1980 году они специально приехали на место, где когда-то были похоронены солдаты и офицеры армии А. П. Деникина. Памятный крест с надписью: «Здесь лежат свободные русские люди», конечно же, давным-давно убрали, как идейно неправильный и портящий картину истинно советского юга. Но земля просела над огромным рвом и превосходно отмечала место. А ребята «из рабочих» хотели зачать сына над прахом русских воинов.
– Откуда знаете, что будет сын? – только и нашелся я спросить.
– Знаем! – смеялись ребята. Между прочим, у них и правда сын.
А вот в 1985 году был я в городе Уссурийске… Там, наверное, и по сей день стоит памятник, долженствующий возвысить сердца советских патриотов и показать жестокость и низость белых. Это – паровоз, в топке которого в 1920 году казаки живьем сожгли некоего Лазо.
– Вот в этом паровозе НАШИ сожгли Лазо, – так и сказал мне парень, показывавший город. С явственным напором на это НАШИ. Присоединиться к белым, считать белых «нашими» он хотел любой ценой – даже ценой приобщения к откровенному зверству. Между прочим, с этим юношей я беседовал подробно, и его биография вскрылась во множестве деталей: папа у него – потомственный рабочий, мастер на заводе; мама – детдомовка, сейчас – инструктор в райкоме. В общем, не из семьи белого офицера происходил этот мальчик. Никак не в кровном родстве дело, не в генетике.
По-видимому, дело в том, что именно на середину, на вторую половину 1970-х пришелся очень мощный переворот в массовом общественном сознании. До людей начало доходить, что их предков в третьем-четвертом поколении очень крупно обманули. Поверив безумной пропаганде, всерьез приняв бредни секты красножопых сатанистов, недавние предки нынешних русских начали «превращать войну империалистическую в войну гражданскую», «экспроприировать экспроприаторов», «строить светлое будущее», и т. д., и т. п.
Стало очевидно: занимаясь всей этой вредной и опасной чепухой, предки совершили неисчислимое множество различных и, как правило, тяжелых преступлений. Признавать это стыдно, думать об этом не хочется, да вот поди ж ты…
Но внуки стали вспоминать. И чем в больший маразм впадала система, чем больше вынуждена была разрешать – тем больше вспоминалось «человеческим фактором построения социализма». Тем более – все иллюзии по части «построения» как раз к 1970-м прочно, навсегда развеялись. Никита-кукурузник еще обещал коммунизм к 1980-му году… Но – верил ли он в это сам? И – верил ли кто-то ему? Особенно году в 1976–1978? Ощущая себя в тупике, внуки вспоминали все активнее.
Да и не только вспоминали. Как ни старались большевики остановить в развитии страну, получалось у них плохо, частично. И чем дальше – тем хуже. В конце концов, и обычай есть с отдельной тарелки и сидеть на отдельном стуле последовательно прошел путь от царских дворцов через особняки дворянства столичного, богатого, провинциального, бедного… а уж только затем – в жилища простолюдинов. Демократия, чувство собственного достоинства, уважение к личности – очень элитные, очень аристократические ценности, господа!
В начале столетия аристократические ценности демократии были понятны не всем, и Белое дело оказалось погублено на радость врагу рода человеческого. В конце того же столетия внуки сотворителей безобразия востребовали эти ценности. Внуки захотели развития. Захотели динамичного «общества равных». Чтобы не хуже, чем в «европах». Чтобы можно было гордиться не только тем, какая Родина огромная и сколько у нее ракет класса «земля-воздух-земля». Чтобы не было холуев и халуп. Чтобы никто не смел командовать, какие передачи каким ухом слушать, какие книги читать, какой половинкой мозга думать… И внуки с ужасом увидели, что уже в начале века «счастье было так возможно, так близко». Что причиной несбывшегося стала «победа» воспетых в советской мифологии краснознаменных дедушек-прадедушек. И они запели песни армии, которую их дедушки три поколения назад «победили». Песни армии, которую они осознали своей.
Да, эти песни были на 90 % стилизациями, причем не из лучших. Да, предки 90 % певших были или в Красной армии, или попросту отсиживались, не принимая в смуте участия.
Но ведь получается, что люди хотели иметь не таких предков, верно? Мода была не только на песни. Высшим пижонством, самым-самым высшим шиком стало быть потомком белого офицера, белогвардейца, «белобандита». Даже если это было чистейшим враньем, то все равно: ведь человек, получается, хотел иметь именно такую историю.
В стране продолжался шабаш. Пионеров строем водили к Вечному огню и учили их «продолжать дело великого Ленина», пропагандистская литература издавалась миллионными тиражами, в помещениях болтались красные тряпки, отретушированные портреты-иконы Ленина и Брежнева и прочая пакость. Но все больше людей не хотело иметь со всем этим ничего общего.
И иметь красных предков все больше людей не хотели. Называться потомком красного командира, комиссара, бойца Красной армии, чекиста, энкавэдэшника… Даже если и был такой предок – уже в 1970-е годы скрывали его куда тщательнее, чем затесавшихся в родню вора или проститутку. Иметь прадедушку – красного? Нет, это позор семьи! Раз уж никак нельзя скрыть – пусть прадедушка будет насильно мобилизованным или наивным деревенским мужиком, по темноте своей сразу не убежавшим…
Только два деятеля культуры сознавались, что имеют красных предков. Один – это А. Невзоров, человек с явной психопатической клиникой. Второй – М. Веллер, которого уж никак не обвинишь в том, что он русский. В этом позорном факте внук «бойца 6-го эскадрона 72-го красного кавполка» не замечен [206, с. 6].
Мысль о том, что на самом деле выиграла Гражданскую войну вовсе не Красная, а Белая армия, приходила мне в голову уже давно. Победа красных – тупик, пиррова победа. А Белое движение подобно зерну из притчи Спасителя, – зерну, которое должно погибнуть, упав в землю. Которое, только погибнув, прорастет и даст плоды. Люди живут дольше, чем пшеница. Прошло три поколения – и жертва Белой армии дала плод.
Помнится, одна студенческая аудитория выразила мне сильное недоверие… И тогда я в первый раз предложил один эксперимент… Здесь собралось 30 человек, сказал я. По всему судя, здесь должно быть довольно много потомков солдат Красной армии, чекистов, энкавэдэшников, красных партизан и других категорий «победителей». Ну, так поднимите руки потомки тех, кто «выиграл» Гражданскую войну, покажитесь, покрасуйтесь. Поднялось три руки. Всего три. Три руки потомков солдат Красной армии.
– А теперь поднимите руки те, кто происходит от побежденных. Их среди нас должно быть очень мало – ведь все, не убитые сразу, пошли под нож в ходе «репрессий», и вместе с семьями. Ну, поднимайте руки! И подняло руки 11 человек. А я поднял двенадцатую руку.
– Ну, и кто выиграл Гражданскую войну?! Поздравляю, господа! Наши в городе! Белая армия в городе!
Студенты веселились:
– Убедил!
Но ведь и правда убедил, в том числе и самого себя. Очень наглядно получилось.
С тех пор я повторял эксперимент несколько раз, провел его в 15 аудиториях, где присутствовало до 400 человек. Соотношение потомков белых и красных было разным: когда белых было в пять раз больше, когда только в два раза. Общее число белых достигло 297 человек, а красных – 82. Правда, 52 человека оказались потомками и белых, и красных.
А ведь наверняка многие потомки красных не подняли рук. Это – позор семьи. Это скрывают. Не все потомки белых знают об этой странице семейной истории. Многие семьи так боялись огласки, что настал момент – и пришло поколение, уже не знавшее корней. Но с точки зрения истории и культуры – все верно. Зерно проросло, и белых в России больше, чем красных. И число растет неудержимо.
Разумеется, все они – в прошлом, в истории. И адмирал Колчак, и Фрунзе, и Каледин, и Духонин, и Ленин с Троцким. Нетленно, неприкосновенно. Ничего не переделать. Не вмешаться. И подвиг Ледяного похода тоже – в веках. Он совершается вечно. Там же и так же, как вечно поднимает над Киевом крест Святой Равноапостольный Владимир. Как вскидывается в стременах раненный ядром Багратион.
Но ведь история и продолжается. Совершенное и век, и два века назад имеет продолжения в «сегодня». Вопрос, что именно мы хотим и готовы взять в «сегодня» из «вчера» и «позавчера». И порой я просто зрительно вижу, как входит Белая армия в наши города. Беззвучно печатая шаг по брусчатке, белые проходят через современную Россию. Белые, а не красные. И так же незримо, беззвучно красные бегут из городов. Их порой даже жалко – убогих, не нужных никому, даже собственным потомкам.
А перелом произошел уже давно, к рубежу 1980-х. Не случайно именно в 1979 году первый секретарь Свердловского обкома Борис Ельцин получил приказ взорвать дом купца Ипатьева: место смерти царской семьи стало местом паломничества тысяч и тысяч людей.
Быть монархистом стало так же престижно, как иметь иконы в красном углу и происходить от нормальных людей, а не от «строителей светлого будущего».
Тогда началось духовное возвращение. Осознание себя если и советскими, то все же еще и русскими. Настала «перестройка» – и словно силы преисподней вдруг выплеснулись на поверхность земли! Но шизофренический визг про то, что «патриотизм – последнее прибежище подонка» и что Россия – страна дураков, вызывали в основном некое брезгливое недоумение.
Те, кого называли русскими, не тождественны тем, имперским русским старой России. Это, по сути, другой этнос. Тем не менее, этот русский народ все больше осознавал себя преемникком русского «дореволюционного» народа, наследником «дореволюционной» России.
«НОВАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ» И ЕВРЕИ
В 1960–1980-е годы десятки миллионов парней и девушек «выплеснулись» из деревень и маленьких городков. Часть вернулась туда специалистами, часть осталась в быстро растущих областных и краевых центрах, а то и перебралась в столицы. Двигалась толща, люди, похожие друг на друга и друг друга духовно поддерживавшие.
Из этого слоя вышли писатели-деревенщики – Белов, Астафьев, Распутин, Абрамов. На этот слой во многом рассчитаны их книги – на людей, которые уже читают художественную литературу, но еще сохранили интерес к деревенской жизни.
Среди этих людей многие, весьма многие довольно быстро приобрели… скажем осторожно – несколько негативное отношение к евреям. Причин тут, на мой взгляд, несколько.
1. Во всех вузах, академиях наук, редакциях и учреждениях выходцы из деревень нашли… Я думаю, если читатель даже не убедился на собственном опыте, он легко догадался, кого это они там застали.
Любимая байка «наших плюралистов» – мол, деревенские мужики не любят их из некультурности и из-за того, что конкурировать с евреями не в силах. Реальность не так ласкает предрассудки этих людей, потому что была по крайней мере еще одна, не столь почетная причина…
Людей, зубами выгрызавших себе место под другим, более ласковым солнцем, можно обвинить во многих грехах. И малокультурные они, и злые, и жадные, и карьеристы, и какие угодно. Но вот что есть хорошего в людях из народа и в недавних выходцах из народа, так это отсутствие психологической зашоренности. Они что видели – то и видели.
Эти люди хорошо понимали, что эти… сидящие везде, где только возможно, вовсе не умнее и не лучше деревенского деда Егора и бабки Дарьи. Они даже ученостью не так уж сильно превосходят этих деда и бабку, потому что Абрам Самуилович из Управления культуры знает что-то лишь в самом узком диапазоне. Он примитивный зубрила, этот Абрам Самуилович, тип совершенно пошлый и неумный. Языков он не знает, культурные проблемы ему непонятны и неинтересны, талантливых людей он ненавидит и сидит в своем кресле ровно потому, что лет двадцать назад не нашлось никого более достойного.
Но вот Абраму Самуиловичу повезло в жизни; он так и будет жить в большом городе, ходить на работу в белой рубашке и галстуке, благодушно надираться коньяком на презентациях, водить студенток в мастерские зависящих от него художников и выйдет на персональную пенсию.
Деду Егору меньше повезло в жизни, чем Абраму Самуиловичу из Управления культуры. Будь у него другие возможности лет пятьдесят назад, он, при его остром уме, давно оттеснил бы Абрама Самуиловича от его занятий. От деда Егора было бы наверняка и для культуры лучше, и для деда Егора, и даже для Абрама Самуиловича – работа на ферме очень помогла бы ему похудеть, о чем он мечтает уже лет десять, и узнать, как реально живут миллионы человеческих существ, о чем он уже начал забывать.
Но деду Егору не повезло, и он так до глубокой старости и будет кидать вилами навоз на ферме, пока совсем не одряхлеет и не умрет. Справедливо ли это?
«Новая интеллигенция» обнаружила, что существующее положение вещей глубоко несправедливо. Что евреи имеют какое-то непонятное, но и несомненное отношение к этой несправедливости.
2. И вторая причина… Сегодня трудно даже представить себе, какой непроницаемый туман лежал при советской власти над многими периодами русской истории, как дико фальсифицировалось историческое знание.
Ну, например, как получилось, что евреев так много в науке? В том числе и в Сибири, и на севере России? Человек поднимает литературу по специальности, выходившую в 1920–1930-е годы (для чего, кстати, нужно официальное разрешение работать в спецхране, и получить его не так-то просто)… И убеждается: раньше евреев в его специальности было еще больше! Почему так? Почему было так много в первые десятилетия после революции, а потом стало все меньше и меньше?
Человек начинает задавать вопросы – и быстро убеждается, что почти никто и ничего не знает. Самая убедительная версия состоит в грандиозной информации, что «евреи – умные люди», но стоит подумать – и оказывается, что деревенские-то вовсе не глупее, им «почему-то» меньше повезло.
Другая версия – они коренные городские, так сказать, «раньше начали». Но почему раньше, в 1920–1930-е, так много было евреев-начальников, евреев-интеллектуалов, а потом вдруг не стало? Если умные и городские, так и сидели бы…
Какая-то отвратительная тайна лежит в основе самого советского государства, и эта тайна притягивает сама по себе.
С одной стороны, к советской власти хорошо относилось большинство старших родственников и учителей этого послевоенного поколения. Даже люди, лично задетые советской властью – например, сосланные «кулаки» и их недавние потомки, – находили множество причин, по которым советскую власть необходимо любить.
Причем не у всех же есть родственники и семейные знакомые, как у автора… Возможности услышать голоса людей «белого стада горилл» у большинства подсоветских людей не было. Мало пропаганды, так еще и не узнаешь ничего, кроме веленного тебе начальством.
С другой же стороны – любой интересующийся легко находил совершенно чудовищные факты. В том числе и не только в архивах, а в рассказах старших – ведь даже в 1970 году еще живы были свидетели коллективизации, Гражданской войны, революции…
Пусть даже человек получит квалификацию инженера на крупном заводе в Красноярске или в Иркутске, а историей интересоваться будет в праздники и в отпуске, и в основном путем расспросов бабок и дедок. Он ведь и тогда узнает о стране много интересного…
По мнению В. А. Солоухина, «холодок в отношении к евреям» пошел, когда люди стали узнавать об их роли в революции и Гражданской войне. Мои наблюдения сделаны на другом материале – сибирском. Но принципиально они показывают то же самое.
СЛОВО МАРСИАНИНА
Автор описывает естественный процесс, который он называет «отрастанием русской головы». Описывает его с таким откровенным удовольствием, что остается удивляться: а что, могло произойти что-то иное? Разумеется, не могло.
Если кто-то не ожидал этого или не понимал происходящего, причина тут может быть лишь одна: искренняя вера советского человека в чудеса, привычка олицетворять все естественные явления, видеть за ними столкновения людей. В Российской империи произошла революция? Это сделали Ленин и Троцкий, и вообще это жидомасонский заговор. Идет борьба между сторонниками немедленной мировой революции и превращения СССР в военный лагерь для завоевания мира? Это столкнулись Троцкий и Сталин. Коммунисты истребляют остатки интеллигенции? А это все дело в доносах. Вот не писали бы их друг на друга – и никого не спровадили бы в лагеря
И, как всегда, никто никого не хочет понимать. Никто даже не пытается встать на сторону «другого» и начать договариваться, как решать общие проблемы. Все происходит глухо, неосознанно, бездумно. Или называется самыми фантастическими именами.
И земляне еще хотят, чтобы проблемы решались и чтобы им стало хорошо!
Глава 3
Евреи в русском СССР
Не то беда, что ты поляк:
Костюшк
|
|
|
