Сэр Уолтер советуется с джентльменами разных профессий 2 глава

Мистер Норрелл хотел только лишний раз подчеркнуть свои выдающиеся таланты. К несчастью, лорд Хоксбери понял его превратно.

— Вот как, — воскликнул он, — выходит, нам нужно больше волшебников? Разумеется, я и сам это вижу. Как насчет школы? Или Королевского общества под патронажем его величества? Уверен, мистер Норрелл, вы сами выберете необходимую форму. Если возьмете на себя труд написать записку по этому вопросу, я с удовольствием прочту ее и предложу обсудить министрам. Нам известно, что вы большой мастер писать подобные опусы, да и почерк у вас превосходный. Рискну предположить, что мы бы могли и средства найти под вашу идею. Не извольте спешить — всем известна ваша загруженность.

Бедному мистеру Норреллу меньше всего на свете хотелось заниматься разведением новых волшебников. Он утешался мыслью, что лорд Хоксбери, образцовый государственный деятель, слишком занят повседневными заботами. Вряд ли министр еще раз вспомнит о его неосторожном высказывании.

Однако в следующее посещение Берлингтон-хаус мистер Норрелл понял, что ошибался. Лорд Хоксбери бросился к нему со словами:

— Мистер Норрелл, я говорил с королем о вашем плане воспитания новых волшебников! Его величеству очень понравилась эта мысль, и он с радостью готов взять ваш план под свое покровительство.

К счастью, ответить мистер Норрелл не успел, так как появление шведского посла заставило министра умчаться прочь.

Тем не менее через неделю, на приеме, который принц Уэльский давал в честь мистера Норрелла в Карлтон-хаусе, лорд Хоксбери снова принялся за свое.

— А, вот вы где, мистер Норрелл! Вы захватили с собой рекомендации по устройству школы? Я только что говорил об этом с герцогом Девонширским, и он очень заинтересовался. Герцог считает, что его дом на Лимингтонских водах прекрасно для нее подойдет. Он задавал мне вопросы об учебной программе, и предполагается ли общая молитва, и где будут спать чародеи, а я понятия не имею. Не будете ли вы так любезны поговорить с герцогом? Вон он, у камина. Ага, заметил нас — идет сюда. Ваша светлость, мистер Норрелл с радостью посвятит вас во все детали!

С большим трудом мистеру Норреллу удалось убедить лорда Хоксбери и герцога Девонширского в том, что устройство школы сопряжено со слишком большими затратами времени и средств, да и столько одаренных молодых людей сыскать вряд ли удастся. Собеседники с неохотой согласились, и мистер Норрелл смог перевести разговор на более насущную проблему истребления чародеев уже существующих.

Уличные маги давно вызывали у мистера Норрелла стойкое раздражение. Еще пребывая в безвестности, мистер Норрелл писал петиции членам правительства и прочим выдающимся джентльменам, требуя изгнать бродячих чародеев. Разумеется, став знаменитым, он удвоил и даже утроил усилия. Мистер Норрелл считал, что магия должна регулироваться правительством, а каждый волшебник обязан получить лицензию (хотя мистер Норрелл и не видел кандидатов для получения оной, кроме себя самого). Он даже предлагал создать для этой цели Совет по магии и чародейству, хотя здесь мистер Норрелл, пожалуй, несколько перегнул палку.

Как сказал лорд Хоксбери сэру Уолтеру: «Нам бы не хотелось обижать столь заслуженного человека, но создавать новый Совет со всякими тайными советниками, секретарями да еще бог знает кем в разгар тяжелой и затяжной войны!.. Да и зачем? Выслушивать речи мистера Норрелла и бесконечно восхвалять его? Решительно невозможно! Дорогой сэр Уолтер, умоляю, убедите мистера Норрелла обратить свой ум к более насущным задачам».

Посему, когда сэр Уолтер и мистер Норрелл встретились в Доме на Ганновер-сквер, сэр Уолтер заявил следующее:

— Никто не сомневается, что вы стремитесь к самым похвальным целям, но создание Совета — не лучший способ их осуществить. Внутри Лондонского Сити — а как я понимаю, это главный источник вашего беспокойства — решения Совета не будут иметь никакой силы. Вот что мы сделаем: завтра же отправимся в Мэншн-хаус [27+] и поговорим с лордом-мэром и парочкой олдерменов. Уверен, мы найдем там сторонников.

— Ах, сэр Уолтер! — вскричал мистер Норрелл. — Проблема не ограничивается пределами Лондона! Я занимаюсь ею еще с тех пор, как жил в Йоркшире… — (Он покопался в стопке бумаг на маленьком столике и вынул оттуда листок) — Вот двенадцать уличных чародеев в Норидже, два — в Ярмуте, два — в Глостере, шесть — в Уинчестере и сорок два — в Пензансе! И это еще не все! Недавно грязная попрошайка из их числа заявилась ко мне в дом и потребовала, чтобы я выдал ей бумагу — удостоверение ее способностей, не иначе, — что она может творить магию! Я был изумлен, как никогда в жизни! Я сказал ей: «Женщина…»

— Что до прочих мест, о которых вы упомянули, — поспешно перебил сэр Уолтер, — уж если Лондон избавится от этой заразы, то и в других городах с ней скоро покончат.

Вскоре мистер Норрелл убедился в правоте сэра Уолтера. Лорд-мэр и его олдермены изъявили радостную готовность поучаствовать в возрождении английской магии. Им удалось убедить суд городского совета учредить Комитет магических актов, который и постановил, что в границах города Лондона только мистеру Норреллу дозволено творить магию, а прочие, осмелившиеся «открыть лавку, установить балаган, либо каким-либо другим способом досаждать жителям Лондона предложениями магических услуг», будут незамедлительно выдворены из города.

Уличные чародеи собрали свои палатки, уложили потрепанный скарб и потащились вон из города. Некоторые, уходя, сыпали проклятиями, однако большинство отнеслось к превратностям судьбы с философским спокойствием. Они решили, что раз уж им не позволяют заниматься магией, то придется податься в воры и нищие, а поскольку они и в прежние годы клянчили или подворовывали, то разница не очень и велика.

Впрочем, один остался. Винкулюс, чародей с Треднидл-стрит, по-прежнему сидел в своей палатке, предсказывал несчастья и помогал брошенным любовницам и обиженным подмастерьям чинить мелкую месть. Разумеется, мистер Норрелл часто обращался в Комитет магических актов, сетуя на подобное состояние дел, ибо из всех уличных магов мистер Норрелл особенно ненавидел Винкулюса. Комитет посылал бидлов и констеблей, чтобы запугать Винкулюса, однако тот не обращал на служителей закона никакого внимания. Винкулюс был так популярен среди лондонцев, что Комитет, опасаясь беспорядков, не решался изгнать его силой.

Одним пасмурным февральским днем замерзший до полусмерти Винкулюс сидел в своей палатке у церкви святого Христофора на Бирже. Если читателям в детстве доводилось видеть палатку уличного мага, они согласятся, что сооружение это весьма походит на кукольный театр Панча и Джуди или ярмарочный балаган. Строится оно из досок и ткани. Желтая занавеска, обрамленная снизу жирной полосой грязи, служила дверью и одновременно извещала желающих о том, чем торгуют в здешнем балагане.

Впрочем, сегодня у Винкулюса посетителей не было. Улицы опустели. Серый туман, отдававший дымом и дегтем, накрыл город. Лавочники подбрасывали уголь в очаги и жгли лампы в тщетной надежде хоть немного рассеять серость и мглу, но сегодня их эркеры не бросали на улицы приветные отблески; свет не пробивался сквозь смог. Никто не шел в лавки потратить деньги, лавочники в длинных белых фартуках и пудреных париках лениво перебрасывались словами или грелись у очагов. В такой день счастливцы, у которых не было дел вне дома, с радостью оставались в тепле, а те, кому приходилось выходить, стремились поскорее вернуться к домашнему очагу.

Винкулюс мрачно сидел за желтой занавеской и перебирал в уме трактирщиков, которые согласятся налить в долг пару стаканов глинтвейна. Он почти уже определился, с кого начнет, когда услыхал, что долгожданный посетитель за занавеской топает ногами и дует на пальцы, чтобы согреться. Винкулюс отдернул занавеску и вышел наружу.

— Ты — чародей?

Винкулюс опасливо кивнул — уж больно посетитель походил на судебного пристава.

— Превосходно. У меня к тебе дело.

— Первая консультация — два шиллинга.

Человек опустил руку в карман, достал кошелек и положил два шиллинга в ладонь Винкулюса. Затем принялся излагать историю, которая привела его к уличному чародею.

Незнакомец изъяснялся ясно и четко: он твердо знал, чего хочет. Однако чем дальше он рассказывал, тем меньше Винкулюс ему верил. Незнакомец поведал, что прибыл из Виндзора. Что ж, возможно. Правда, выговор у него был северный, однако многие северяне отправляются на юг в поисках лучшей доли. Незнакомец также сообщил, что у него успешное шляпное дело, а вот это уже вызывало серьезные сомнения — на галантерейщика он точно не походил. Винкулюс мало что знал о галантерейщиках, но в одном не сомневался: они всегда одевались лучше прочих. Незнакомец же был облачен в латаный-перелатанный сюртук, рубашка, пусть чистая нехорошего полотна, вышла из моды лет двадцать назад. Винкулюс понятия не имел о всяких галантерейных мелочах, но любой шляпник должен был знать о них не понаслышке. Этот человек не знал — он называл их просто финтифлюшками.

Подморозило, и земля превратилась в корку из льда и замерзшей грязи. Винкулюс, делавший пометки в маленькой засаленной книжечке, поскользнулся и упал на сомнительного шляпника. Предательский лед не давал ему встать, заставляя перебирать ногами и хвататься за незнакомца, словно за перила лестницы. Подозрительный шляпник был явно недоволен, что в лицо ему дышат парами эля вперемешку с капустным духом, а костлявые пальцы хватают его за одежду, однако вслух ничего не сказал.

— Извините, — пробормотал Винкулюс, с трудом поднимаясь на ноги.

— Ладно, — вежливо отвечал подозрительный шляпник, стряхивая с сюртука черствые крошки, жирные ошметки, грязь и прочие следы, оставленные Винкулюсом.

Последний тем временем приводил в порядок свои растрепавшиеся от внезапного падения лохмотья.

Подозрительный шляпник продолжил рассказ:

— Так вот, дело мое процветает, шляпки славятся по всему Виндзору: недели не проходит, чтобы какая-нибудь из принцесс не заказала у меня новую шляпку или финтифлюшку. Я повесил над дверью золоченый королевский герб — пусть видят, что я официальный поставщик двора. Труд шляпника тяжел: просиживать ночи за шитьем, пересчитывать выручку и прочее. Моя жизнь могла бы стать не в пример легче, если бы одна из принцесс влюбилась и вышла за меня замуж. У тебя есть такое заклинание, маг?

— Приворотное заклинание? А как же! Но это дорого. Обычно я беру четыре шиллинга за молочницу, десять — за швею и шесть гиней — за вдову с собственным делом. А принцесса… хм. — Винкулюс поскреб небритую щеку грязным ногтем. — Сорок гиней.

— Прекрасно.

— Которую из них? — спросил Винкулюс.

— В каком смысле которую? — не понял подозрительный шляпник.

— Которую принцессу?

— А разве они не все одинаковые? Разве цена от этого зависит?

— Да нет. Я дам вам заклинание на листке бумаги. Разорвете листок на две части. Одну спрячьте на груди, вторую тайно вложите в одежду той из принцесс, которую выбрали.

Подозрительный шляпник выглядел изумленным.

— И как же, черт возьми, я это проделаю?

Винкулюс посмотрел на незнакомца.

— Вы только что сказали, что шьете им шляпки.

Подозрительный шляпник рассмеялся.

— Ах, да! Разумеется. Винкулюс вгляделся в незнакомца.

— Ты такой же шляпник, как я…

— Маг? — пришел на помощь подозрительный шляпник. — Признайся, что чародейство — не единственная твоя профессия. Только что, например, ты обчистил мне карманы.

— Я только хотел узнать, что ты за каналья, — парировал Винкулюс, вытряхивая из рукава предметы, которые извлек из карманов незнакомца. Здесь были: пригоршня серебряных монет, две золотые гинеи и несколько сложенных листков бумаги. Винкулюс развернул их.

Листки были маленькими, плотными и превосходного качества, сверху донизу исписанные мелким аккуратным почерком. В самом верху первого значилось: «Два заклинания, как заставить Упрямца покинуть Лондон и одно — как узнать, чем занят сейчас мой враг».

— Чародей с Ганновер-сквер! — вскричал Винкулюс.

Чилдермас (ибо это был именно он) кивнул.

Винкулюс попытался разобрать мелкие строчки. Первое заклинание должно было внушить жертве, что на каждом лондонском кладбище водятся привидения, а каждый мост стерегут души самоубийц, которые некогда бросились с него в воду. Жертва должна была узреть призраков во всем их великолепии: со следами насилия, болезней и глубокой старости. В результате жертва начинала бояться церквей и мостов, что в Лондоне представляло серьезное неудобство, так как церквей здесь было едва ли не больше, чем мостов, которые попадались через каждую сотню ярдов. Второе заклинание убеждало жертву, что только в сельской местности обретет он свою истинную любовь и все мыслимые удовольствия. Третье — то, что показывало, чем занят в настоящее время враг, предполагало наличие зеркала. Вероятно, мистер Норрелл дал его Чилдермасу, чтобы тот шпионил за уличным магом.

Винкулюс ухмыльнулся.

— Передай чародею с Мейфэр, что его заклинания на меня не действуют!

— Неужто? — ехидно осведомился Чилдермас. — Вероятно, потому, что я еще их не произнес.

Винкулюс швырнул бумажки на землю.

— Давай же, заклинай! — Защищаясь, он выставил руки перед собой, а глаза вспыхнули, словно Винкулюс собрался, по своему обыкновению, вызвать Дух Темзы.

— Спасибо, не буду.

— Почему это не будешь?

— Потому что, как и ты, не люблю, когда мне указывают. Хозяин велел мне удостовериться, что ты покинул Лондон. Однако в нашем случае я предпочитаю действовать по своему разумению. Пошли, Винкулюс, нам есть о чем потолковать.

Уличный маг размышлял:

— Может, толковать лучше в более теплом месте, где еще и эль подают?

— Если пожелаешь.

Ветер трепал листки с заклинаниями мистера Норрелла. Винкулюс нагнулся, собрал их и, не обращая внимания на кусочки соломы и грязи, налипшие на бумагу, сунул за пазуху.

 

Марсельское таро

Февраль 1808

 

Пивная «Пушечное ядро» некогда служила прибежищем одного прославленного вора и убийцы. У этого злодея был враг, столь же отъявленный негодяй. Вместе они совершили ужасное преступление, но вор, чтобы не делиться добычей, выдал сообщника властям. Сбежав из Ньюгейтской тюрьмы, глухой полуночью сообщник явился в пивную с тремя десятками своих подручных. Они разобрали черепицу крыши и вынули камни из стен пивной, лишь бы добраться до предателя. Никто не знает, что случилось потом, многие слышали в глухой ночи леденящие душу крики. Владелец решил, что мрачная репутация пойдет заведению на пользу, и не стал чинить стены и крышу. Он ограничился тем, что замазал щели и забил дыры досками. Теперь пивная выглядела как замотанный бинтами, заклеенный пластырем драчун.

Скользкие ступени спускались в мрачный зал. У пивной был свой узнаваемый запах: смесь эля, табака, немытого тела и непередаваемой вони реки Флит, с незапамятных времен служившей сточной канавой. Речушка текла прямо под фундаментом пивной, грозя когда-нибудь поглотить славное заведение. Дешевые гравюры по стенам изображали знаменитых разбойников прошлого, повешенных за ужасные преступления, и беспутных сыновей короля, пока не повешенных.

Чилдермас и Винкулюс уселись за столик в углу. Служанка поставила на стол дешевую сальную свечу и две оловянные кружки с горячим, сдобренным пряностями элем. Чилдермас заплатил.

Некоторое время они пили в молчании, затем Винкулюс поднял глаза.

— Что ты там плел о шляпках и принцессах?

Чилдермас рассмеялся.

— Так, всего лишь выдумка. С тех пор, как ты вломился в библиотеку моего хозяина, он изводит своих высокопоставленных друзей просьбами тебя уничтожить. Даже просил лорда Хоксбери и сэра Уолтера Поула пожаловаться королю. Наверное, хозяин думает, что его величество направит против тебя армию, однако лорд Хоксбери и сэр Уолтер вряд ли станут связываться с вонючим оборванцем за желтой занавеской. Вот я и решил, что если его величество узнает, что ты угрожаешь непорочности его дочерей, он может изменить свою точку зрения[38]. — Чилдермас глотнул эля. — Послушай, Винкулюс, неужели тебе не надоело продавать фальшивые заклинания и корчить из себя предсказателя? Половина посетителей ходит над тобой посмеяться. Они больше не верят в твои магические способности. Дни твои сочтены. В Англии появился настоящий чародей.

Винкулюс с отвращением фыркнул.

— Чародей с Ганновер-сквер! Все большие лондонские шишки твердят, что твой хозяин — честный волшебник, но я-то знаю магов и магию, и вот что тебе скажу: все чародеи лгут, и этот — больше всех.

Чилдермас пожал плечами, словно и не собирался спорить. Винкулюс наклонился над столом.

— Магия будет написана на камнях и холмах, но разум их не сможет ее постичь, облетевшие деревья зимой — письмена, которых им никогда не прочесть.

— Деревья? Холмы? Да когда ты в последний раз видел живое дерево или холм, Винкулюс? Почему бы тебе не сказать, что магия написана на грязных стенах домов, а дым из труб чертит магические знаки на небе?

— Это не мое предсказание!

— Ну, да, разумеется. Предсказание Короля-ворона. Ничего удивительного. Каждый шарлатан уверяет, будто ему ведомо пророчество короля.

— Я восседаю на черном троне, — бормотал Винкулюс, — но им не дано увидеть меня. Дождь отворит мне дверь, и я войду.

— Ладно. Если не ты сочинил это, то где нашел?

Поначалу казалось, что Винкулюс не ответит, однако несколько секунд спустя он промолвил:

— Так написано в книге.

— В книге? В какой книге? У моего хозяина громадная библиотека, а ему не известно о таком предсказании.

Винкулюс промолчал.

— Это твоя книга? — продолжал допытываться Чилдермас.

— Я храню ее.

— Где ты ее взял? У кого украл?

— Я не крал. Это мое наследство. Величайшая честь и величайшее бремя, какие могут быть возложены на человека в наш век.

— Если книга и впрямь ценная, ты мог бы продать ее Норреллу. Он заплатит любые деньги.

— Чародею с Ганновер-сквер никогда не владеть этой книгой! Он даже никогда не увидит ее!

— И где же ты хранишь свое сокровище?

Винкулюс холодно рассмеялся, давая понять, что не скажет об этом слуге своего врага.

Чилдермас окликнул служанку и заказал еще эля. Некоторое время они пили в молчании. Затем Чилдермас вынул из-за пазухи колоду карт и показал ее Винкулюсу.

— Марсельское таро. Видел такие когда-нибудь?

— Много раз, — ответил Винкулюс. — Однако твои отличаются от обычных.

— Это копия колоды, принадлежавшей матросу, которого я встретил в Уитби. Он купил карты в Генуе, чтобы с их помощью находить спрятанное пиратское золото, но понял, что вряд ли когда-нибудь в них разберется. Матрос предложил продать карты мне, однако я в ту пору был беден и не смог заплатить цену, которую он запросил. Тогда мы заключили сделку: я ему погадаю, а он даст мне карты, чтобы я смог их перерисовать. К сожалению, корабль отплывал слишком скоро, и половину карт мне пришлось дорисовывать по памяти.

— Какую же судьбу ты ему предсказал?

— Настоящую. Что он утонет еще до окончания года.

Винкулюс одобрительно рассмеялся.

Видимо, когда Чилдермас заключал сделку с матросом, ему не на что было купить не то что карты — даже бумагу. Карты были нарисованы на обороте счетов из пивных и прачечных, театральных афишек и писем. Позднее Чилдермас раскрасил карты, хотя на некоторых просвечивала оборотная сторона, придавая колоде комичный вид.

Чилдермас разложил девять карт в ряд. Открыл первую.

Под картинкой были изображены номер и название карты: VIIII. L'Ermite — «Отшельник». Картинка изображала старика в рясе и монашеском клобуке. Старик держал фонарь и тяжело опирался на посох, словно его, более привычного к сидению и размышлению, тяготила необходимость стоять на ногах. На узком лице застыло подозрительное выражение. От картинки как будто тянуло пылью.

— Хм! — промолвил Чилдермас. — В настоящем твоими действиями управляет затворник. Ну, это мы и так знаем.

Следующей картой оказалась Le Mat, «Дурак». Номера на карте не было, словно фигура на ней оставалась за рамками основного повествования. Карта изображала мужчину, бредущего по дороге мимо дерева, покрытого листвой. Мужчина опирался на палку, а котомка его свисала с другой палки, перекинутой через плечо. Рядом бежала собака. Фигура изображала дурака или шута древних времен — колокольчик на шляпе и ленты на штанах Чилдермас закрасил красным и зеленым. Он немного помедлил, видимо, не зная, как растолковать этот символ, затем перевернул еще две карты: VIII. La Justice — «Правосудие» (картинка изображала женщину в короне с мечом и весами в руках), и двойку Жезлов. Жезлы перекрещивались и могли, кроме всего прочего, обозначать распутье.

Чилдермас хмыкнул.

— Что ж, — произнес он, скрестив руки и с изумлением поглядывая на Винкулюса. — Вот эта карта, — Чилдермас ткнул в «La Justice», — говорит мне, что тебя тяготит твой выбор и ты готов принять решение. А эта… — указывая на двойку Жезлов, — что выбор твой: скитания. Так что зря я тут трачу время. Ты решил покинуть Лондон. И чего было так возмущаться, если ты уже сам все решил!

Винкулюс пожал плечами, словно недоумевая: а чего еще Чилдермас от него ждал.

Пятая карта оказалась валетом Чаш. Считается, что валету надлежит быть юным, но картинка изображала зрелого мужчину со склоненной головой, курчавыми волосами и окладистой бородой. В левой руке он держал тяжелую чашу, хотя тяжесть ее не могла объяснить странного выражения не то муки, не то натуги — не иначе, чаша эта была тяжелейшей на свете, или его тяготила иная, невидимая ноша. Так как Чилдермас рисовал на чем попало, то карта приобрела весьма необычный вид. Сквозь бумагу просвечивали буквы с оборотной стороны листа. На одежде, на руках и лице валета проступали каракули.

Увидев карту, Винкулюс рассмеялся, словно встретил старого знакомого, и трижды дружески по ней постучал. Непонятный жест смутил Чилдермаса.

— Ты должен передать кому-то известие, — осторожно предположил он.

Винкулюс кивнул.

— А следующая карта должна показать этого человека?

— Да.

— Скорее! — Винкулюс, не дожидаясь Чилдермаса, сам перевернул карту.

Шестая карта оказалась рыцарем Жезлов — Cavalier de Baton. Мужчина в широкополой шляпе сидел на лошади. Местность вокруг была обозначена несколькими камнями и пучками травы под копытами лошади. Одежда рыцаря производила впечатление богатой и хорошо сшитой, но по непонятной причине он держал в руках тяжелую дубинку. Впрочем, сей предмет и дубинкой-то нельзя было назвать — так, толстая ветка с торчащими ветками и листьями.

Винкулюс схватил карту и принялся пристально ее разглядывать.

Седьмой оказалась двойка Мечей. Чилдермас ничего не сказал и тут же перевернул восьмую — Le Pendu — «Повешенный». Девятая карта называлась Le Monde — «Мир». На ней плясала нагая женщина, а в углах были изображены ангел, орел, крылатый вол и крылатый лев — эмблемы евангелистов.

— Тебе предстоит встреча, — сказал Чилдермас, — и приведет она к испытанию, возможно, даже к смерти. Карта не сообщает, удастся ли тебе уцелеть, но что бы ни случилось, — он коснулся последней карты, — здесь говорится, что ты достигнешь своей цели.

— Ну, теперь ты знаешь, кто я такой? — спросил Винкулюс.

— Не совсем, но теперь я знаю о тебе гораздо больше.

— Ты видишь, я не такой, как все, — сказал Винкулюс.

— Нигде здесь не сказано, что ты не шарлатан. — Чилдермас начал собирать карты.

— Постой, — сказал Винкулюс, — давай я покажу тебе твое будущее.

Винкулюс взял колоду, и, повторяя действия Чилдермаса, разложил девять карт. Карты легли так: XVIII. La Lune — «Луна», XVI. La Maison Dieu — «Церковь» (перевернута), девятка Мечей, валет Жезлов, десятка Жезлов (перевернута), II. La Papesse — «Папесса», X. La Rove de Fortune — «Колесо Фортуны», двойка Монет, король Чаш. Винкулюс смотрел на карты. Затем он взял «La Maison Dieu» и пристально в нее вгляделся, но ничего не сказал.

Чилдермас рассмеялся.

— Ты прав, Винкулюс. Ты не такой, как все. Здесь перед тобой моя жизнь. Однако ты не можешь прочесть ее. Ты странное создание, Винкулюс, — полная противоположность волшебникам прошлого века. Они многое знали, но не обладали магическими способностями. Ты же, напротив, ничего не знаешь, зато у тебя есть талант. Ты не можешь объяснить то, что способен совершить.

Винкулюс поскреб желтоватую щеку грязным ногтем.

Чилдермас начал собирать колоду, когда Винкулюс остановил его и показал, что хочет опять разложить карты.

— Зачем? — удивился Чилдермас. — Я уже рассказал тебе о твоем будущем. Ты не смог ничего сказать о моем. Что дальше?

— Я собираюсь предсказать его будущее.

— Чье? Норрелла? Ничего не получится.

— Тасуй колоду, — настаивал Винкулюс.

Чилдермас стасовал колоду. Винкулюс разложил девять карт и перевернул первую. IIII. L'Empereur — «Император». Картинка изображала короля на троне с обычными знаками власти: скипетром и короной. Чилдермас наклонился, чтобы рассмотреть карту.

— Что там? — спросил Винкулюс.

— Кажется, я плохо скопировал эту карту и только сейчас заметил. Чернила смазались, поэтому волосы и мантия короля кажутся почти черными. А еще кто-то оставил грязный отпечаток пальца прямо на орле. Император должен быть старше, а я нарисовал юношу. Что скажешь, Винкулюс?

— Ничего. — Винкулюс пренебрежительно дернул подбородком, и Чилдермас вынужден был перевернуть следующую карту.

IIII. L'Empereur.

Последовало короткое молчание.

— Невозможно, — сказал Чилдермас. — В колоде только один Император.

Этот король оказался еще моложе и свирепее на вид. Волосы и мантия стали совершенно черными, а корона превратилась в тонкую полоску бледного металла. На карте не было отпечатка грязного пальца, но птица в углу окончательно почернела и теперь больше походила на ворона, чем на орла.

Чилдермас перевернул третью карту. IIII. L'Empereur. И четвертую. IIII. L'Empereur. На пятой номер и название карты исчезли, однако картинка осталась прежней: юный, черноволосый король, у ног которого притулилась огромная черная птица. Чилдермас перевернул оставшиеся карты. Он хотел рассмотреть карты, оставшиеся в колоде, но от волнения заторопился и выронил ее из рук. Карты посыпались на пол. Черные короли закружили в холодной сырой мгле. На каждой карте была изображена одна и та же фигура с мертвенно-бледным лицом и неумолимым взглядом.

— Вот! — мягко промолвил Винкулюс. — Вот это и передай своему чародею с Ганновер-сквер! Вот его прошлое, настоящее и будущее!

Нечего и говорить, что, когда Чилдермас вернулся на Ганновер-сквер и рассказал обо всем хозяину, тот ужасно разозлился. Досадно было уже то, что Винкулюс упорно не хочет оставлять Лондон; слова о книге, которую ему никогда не прочесть, возмущали до крайности. То, что Винкулюс посмел гадать мистеру Норреллу и запугивать его Королем-вороном, выходило за всякие рамки.

— Он провел вас! — возмущенно объявил мистер Норрелл. — Подменил вашу колоду своей. Как только вы попались!

— Да уж, — согласился Ласселлз, холодно поглядывая на Чилдермаса.

— Конечно, Винкулюс просто передернул карты, — поддакнул Дролайт, — и все равно жаль, что я этого не видел. Зря вы не сказали, что собрались к Винкулюсу. Я бы пошел с вами.

Чилдермас, словно не слыша Ласселлза и Дролайта, обратился к мистеру Норреллу:

— Даже если предположить, что Винкулюс способен на такой трюк, в чем я сильно сомневаюсь, откуда ему было знать, что у меня есть колода Марсельского таро? Даже вы о ней не знали!

— Вот и хорошо, что не знал! Нет ничего хуже гадания на картах! Ваша затея была неудачной с начала и до конца!

— А что за книга, о которой толкует этот шарлатан? — спросил Ласселлз.

— Да, вот именно, — сказал мистер Норрелл. — Странное пророчество. Полагаю, это пустой набор слов, однако некоторые выражения свидетельствуют о его древности. Возможно, мне следует изучить книгу.

— Что скажете, мистер Чилдермас? — спросил Ласселлз.

— Я не знаю, где он ее хранит.

— Так разузнайте.

И Чилдермас отправился следить за Винкулюсом. Первым и самым удивительным открытием оказалось то, что Винкулюс женат, причем в куда большей степени, чем большинство людей. Жен у уличного чародея оказалось пять, и жили они в разных приходах Лондона и ближайших окрестностях. Старшей исполнилось сорок пять, младшей — пятнадцать, причем ни одна не подозревала о существовании остальных. Чилдермас решил познакомиться с каждой. Двум он предстал в образе сомнительного шляпника, третьей представился таможенным чиновником, ради четвертой стал пьяным игроком, а пятой сказал, что считается слугой великого мистера Норрелла с Ганновер-сквер, но на самом деле он и сам чародей. Две попытались его обокрасть, одна поклялась за выпивку выложить всю правду, четвертая чуть не утащила бедного Чилдермаса на молитвенное собрание методистов, а пятая, как ни удивительно, в него влюбилась. Однако к концу своих приключений Чилдермас должен был признать, что жены даже не подозревают о существовании книги и уж тем более не знают, где Винкулюс ее прячет.

Мистер Норрелл отказывался этому верить. В уединенном кабинете он без конца произносил заклинания, рассматривал жилище жен Винкулюса в серебряной чаше с водой, но нигде не находил ничего, хоть отдаленно напоминающего книгу.

Тем временем этажом выше, в своей каморке, Чилдермас раскладывал карты. Они снова стали прежними, за исключением Императора, который сохранил личину Короля-ворона. Некоторые карты выпадали снова и снова, например туз Чаш — церковный потир в таком вычурном стиле, что казался целым городом на ножке, обнесенным крепостной стеной, и II. La Papesse — «Папесса». Чилдермас считал, что эти карты означают нечто скрытое. С невиданной частотой выпадала масть Жезлов, почти всегда семерка, восьмерка, девятка и десятка. Чем больше Чилдермас вглядывался в вереницу жезлов, тем больше они казались ему неизвестными письменами. Однако что-то мешало Чилдермасу их прочесть. В конце концов он пришел к заключению, что книга Винкулюса, где бы ее ни прятали, написана на неизвестном языке.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: