От людей с проблемами к проблеме с людьми

Т. Ахола, Б. Фурман Терапевтическое консультирование. Беседа, направленная на решение

Предисловие

Вероятно мне не стоило бы этого раскрывать (особенно в наше время, когда слово «политика» стало почти ругательным), однако я полагаю, что практические приемы, пропагандируемые в этой книге, носят характер вызова и выходят за рамки трансформации на уровне индивидуального (семейного) пациента. Таким образом, они представляют собой прогрессивную и мощную социальную политику. На определенном уровне терапия — это всегда политика, и в данном случае — это радикальная политика в лучшем своем проявлении.

У семейной терапии, а если говорить шире, то и у системных краткосрочных терапевтических направлений, были многочисленные и довольно знаменитые предки: кибернетика, теория общих систем, теория поля, психоаналитическая теория объектных отношений и коммуникативная теория, — если перечислять только наиболее признанные источники генома данной дисциплины. Но в этом списке отсутствует второй родитель, который звучит. не так громко или в нашу эпоху самопроизвольно зародившегося индивидуализма просто осторожно отодвинулся от огней рампы. Я говорю о прогрессивном политическом движении пятидесятых и шестидесятых годов. В области душевного здоровья этот всплеск общественно-чувственной активности дал толчок пересмотру многих практических приемов, но прежде всего он способствовал деинституционализационной реформе (или это была революция?), неся как знамена романтическую страстность антипсихиатрии, риторику и практику социальных полномочий и социальной справедливости.

Фактически, с самого момента появления семейная терапия приветствовалась как радикальная альтернатива установленным традиционным практикам мейнстрима — единственной причиной раздора было слово «терапия», которое несло в себе отголоски слишком долгих авторитарных лет. Два наиболее мощных представителя антипсихиатрического движения — Рональд Лэнг и Дэвид Купер — широко экспериментировали с методами безмедикаментозного лечения, отказались от содержания больных в закрытых учреждениях, изучали действие окружающей обстановки на пациентов с тяжелыми расстройствами, и наряду с этим «обдумывали и делали семейную терапию» (даже когда Купер писал «Смерть семьи»). В США Израэль Цверлинг со своей группой нонконформистов (Альберт Шефлен — один из ее творческих идеологов, Крис Билз — один из ее постоянных актеров, Мони Элкхайм — один из ее страстных последователей), — попытались перевернуть вверх дном основные традиции психиатрических учреждений. Они превратили Государственную больницу Бронкса из социально изолированного заведения в семейно-ориентированную, подобную коммуне организацию, сняли покров загадочности с принятой в больнице практики и наделили полномочиями пациентов. Дик Ауэрсвальд и его группа поступили подобным образом в Гуернер-госпитале в Нью-Йорке. На другом фронте Натан Акерман дробил монолит психоанализа еретическими интерперсональными упражнениями, в то время как прочие дерзкие мыслители — Лайман Уинн, Маргарет Сингер, Мюррей Боуэн — бросали вызов психиатрии на ее собственной территории, в Национальном институте психического здоровья. На западном побережье под интеллектуальным предводительством Грегори Бейтсона сильные анти-истеблишментные выступления Джея Хейли и смелые взгляды Дона Д. Джэксона принесли плодотворные идеи всей отрасли. Лэнг, Купер, Шефлен и многие другие радикальные мыслители в конце концов выходили на исследовательскую группу Бейтсона и Институт психических исследований (MRI), обменивались наблюдениями и оставляли, в свою очередь, важные признаки влияния на ведущих сотрудников Бейтсона. В тот же период, но в более тихой тональности эксперимент «Soteria» под руководством Альмы Зито Менн и Лорен Мошер в Калифорнии смело копировал ключевые догматы группы Лэнга.

Для всех их этот новый, свободный от насилия и дидактики, демистифицирующий, коллаборативный, развивающий подход семейной терапии был разумной альтернативой. Последователи нового направления не просто «использовали клинический инструмент», но, фактически, участвовали в разработке практической модели, чуткой по отношению к основным правам человека и к вопросам, вызывающим сильную социальную озабоченность. Затем одновременно произошло три события. Во-первых, семейная терапия, занимавшая достаточно скромное положение среди других психотерапевтических направлений, стремилась к собственному превращению в мейнстрим и поэтому оставила в прошлом (или должна была оставил?) свои рациональные корни. Во-вторых, системный подход постепенно снизил зависимость семейной терапии от моделей и языка, «импортированных» из других областей, поскольку она стала генерировать собственные парадигму и лексикон, а также разрабатывать собственную концептуальную идентичность. В процессе развития она вступила в стадию, когда сама стала центром, в какой-то мере дистанцированным от своих психосоциальных и политических корней (однако следует упомянуть о двух исключениях — это голос феминизма, поддерживающий яркое горение политического пламени, и практикующие специалисты, работающие на интердисциплинарной границе, которые сохранили первопроходческую креативность и пыл). И наконец, в-третьих, на фоне доминирующих идеологий, по крайней мере в США, можно наблюдать тотальный откат вправо (возможно, за некоторыми популистскими исключениями), ставящий под угрозу с таким трудом завоеванные социальные права женщин, детей и меньшинств. Преобладание равнодушных, прагматичных и безучастных подходов в политике, ведущих к свертыванию социальных и здравоохранительных программ, превратило социальную активность в нехорошее слово.

Однако, в сфере системных терапевтических методов начинается откат в противоположном направлении. Это проявляется под разными фасадами, приглушенно в риторике и звучно в революционных практических разработках, верных девизу: «Мысли глобально, действуй локально!» Смысл изменений заключается в драматической перемене микро-отношений «пациент — оказывающий помощь», в кардинальном пересмотре основных положений терапевтического контракта и задач терапии. Эти изменения имеют очень важные преобразующие последствия для способа взаимодействия пациентов (или лиц, обеспечивающих помощь) с их миром в роли ответственных агентов изменения, а нe пассивных или подавленных жертв своей судьбы или зависимых придатков воих терапевтов (или своих учреждений). Это глобальный прорыв, для которого характерно открытое и полное взаимного уважения сотрудничество в терапевтических усилиях; нацеленность на высокопрофессиональные знания со стороны терапевта, что исключает подавление и поощряет инициативу со стороны пациента; акцент на работе с контекстом проблем и трудных ситуаций, что позволяет человеку искать и находить собственные альтернативные варианты решений, — словом все, что великолепно представлено в книге Фурмана и Ахолы «Терапевтическое консультирование. Беседа, направленная на решение».

Какое ясное заглавие! «Беседа, направленная на решение» ориентирует нас на сильную эпистемологическую позицию авторов: «проблемы» (конфликты, симптомы, трудности) — это проблемы языка, т. е. они улавливаются, удерживаются и характеризуются с помощью формулировок, исключающих альтернативные толкования, перекрывают выходы, лишают авторства. Загадка проблемы может быть решена не изнутри ее формулировки, а через заднюю дверь, открывающуюся к новым способам ее описания: к исследованию новых решений. Прозрачно-ясное утверждение, сформулированное первопроходцами из команды MPI и направлявшее первые, решающие шаги краткосрочной терапии о том, что «разрешение составляет проблему», служит напоминанием того, что каким бы ни было решение, принятое консультантами, оно запечатало, удержало, сохранило существующую проблему (иначе они не стали бы консультировать!). Итак, первоначальные, контр-интуитивные решения, генерированные в ходе терапевтического диалога, непременно подразумевают новые, оригинальные контр-интуитивные описания проблемы; описания, которые эффективно раскрывают до тех пор самовоспроизводящуюся, самосохраняющуюся проблемную ситуацию, породившую необходимость в консультировании.

«Hosting» подразумевает еще одно ключевое понятие: терапевты не «проводят терапию» пациента; они приглашают к размышлениям, приветствуют генерирование альтернатив, открывают двери новым взглядам, относясь к своему собеседнику как к равному. Пациент/клиент находит свою собственную Нить Ариадны, свой индивидуальный выход из лабиринта. Где все это происходит? В общем времени-пространстве «беседы», на общей территории «слова в его воплощении», в этом месте согласия.

Проведение терапии таким способом преобразующе действует на самого терапевта. Но я не хочу лишать вас, читатель, удовольствия этого открытия. Одно предостережение: будьте готовы к отголоскам вашей собственной трансформации. Если вы работаете в традиционном учреждении, эта книга может стать настоящим вызовом тому, как говорят с пациентами, что говорят о них, как принимают в приемном отделении, диагносцируют, заносят в каталог, заводят историю болезни, — словом, это потенциальный вызов самим принципам работы подобных учреждений. Эта книга воспитывает в читателе более тонкую чувствительность к любым формам подавления и насилия — в особенности к тем, которые мы сами неосознанно одобряем и поддерживаем. Применение такой практики окажет преобразующее воздействие также и на пациентов. Новое качество общения с терапевтом, достигаемое с помощью моделирования или даже конверсии, способно повлиять на их общение с окружающими, на отношения к учреждению, в котором они находятся, делая их более ответственными и отзывчивыми к собственной жизни.

В дополнение ко всему вышесказанному, «Психотерапевтическое консультирование. Беседа, направленная на решение» — это ясная, полезная, творческая, будоражащая интеллект книга, кроме того, ее весело читать.

 

Карлос Е. Слуцки, Д.М.

Председатель Департамента психиатрии и бихевиоральных наук Беркширский медицинский центр Питтсфилд, Массачусетс

Благодарности

Впервые нас ознакомил с идеями краткосрочной терапии и наследием Милтона X. Эриксона (Haley, 1973), предвестника современной краткосрочной терапии, пастор Джон Фрикман из Сан-Франциско. В начале семидесятых Джон читал лекции в Хельсинки, а после этого продолжал приезжать и обучать профессионалов на протяжении примерно десяти лет. Все эти годы мы поддерживаем тесный контакт с Джоном и высоко ценим его как учителя и друга.

С тех пор как мы впервые узнали о «другом» подходе в оказании помощи людям с проблемами, мы испытали влияние многих людей, работающих в этой области. В ранние годы специализации по психиатрии Бен участвовал в тренинговом семинаре в Италии, проводимом Луиджи Босколо и Джанфранко Чеччин, преподавателями широко известной Миланской модели системной семейной терапии. Впоследствии мы неоднократно участвовали в лекциях и семинарах, проводимых этими преподавателями. Хочется думать, что дух Миланской системной терапии, в особенности конструктивистская философия и способы позитивного взгляда на вещи (напр., Boscolo, Cecchin, Hoffman Penn, 1988) стали существенными элементами нашего мышления.

Когда мы сами начали вести курс семинаров в середине восьмидесятых в Центре краткосрочной терапии при Лиге Маннергейма по делам детства, мы во многом руководствовались идеями группы краткосрочной терапии из Института психических исследований в Пало Альто (Пол Вацлавик, Джон Уиклэнд, Ричард Фиш и др.). Книга, созданная этой командой, «Тактика изменения» (Fisch, Weakland Segal, 1982) служила нам руководством, к которому мы часто обращались на ранних стадиях своей работы. Спустя несколько лет в Финляндию был приглашен Джон Уиклэнд. Необыкновенно ясно и с большим чувством юмора он передал элегантность краткосрочной терапии, практикуемой в Институте психических исследований (MRI).

На ранних стадиях нашей работы мы впитали много идей из стратегической терапии в том виде, как она описана у Джея Хейли и Клоэ Маданес, содиректоров Института семейной терапии в Вашингтоне, Округ Колумбия. «Стратегическая семейная терапия» (Madanes, 1981) и «За односторонним зеркалом» /Madanes, I884/ оказали на нас огромное воздействие. Одной из первых зарубежных гостей, приглашенных Центром краткосрочной терапии, была Джудит Мацца, которая в то время была клиническим директором Института семейной терапии в Вашингтоне. Ее дружеская поддержка и изумительные интервенции (см. Mazza,1984) вдохновляют нас до сих пор.

Среди наших первых гостей были также Питер Ланг и Мартин Литтл, руководители Кенсингтонского консультативного центра в Лондоне. Они помогли нам увидеть, что понятие «клиент» включает в себя не только человека с проблемами, вместе с его семьей или без нее, но и благожелательно настроенных профессионалов-участников. Мы признательны Питеру и Мартину за неоценимую помощь в расширении наших горизонтов от нуклеарной семьи в направлении более гибкой сети.

Карлос Слуцки, директор Беркширского медицинского центра в Питтсфилд, Массачусетс, и редактор журнала «Семейный процесс» во время визита в Финляндию был нашим наставником в системном мышлении и провел два незабываемо живых интервью. Он первый предложил перевести наши идеи на английский язык, чтобы представить их международной аудитории. Решение написать эту книгу явилось результатом его постоянной поддержки.

С огромным интересом мы прочли работы Карла Томма, профессора психиатрии из Калгари (Tomm, 1987a, I9876, 1988), прежде чем у нас появился шанс встретиться с ним лично в Канаде, а потом в Финляндии. Он вдохновил нас своей готовностью участвовать в горячих дебатах о философских основах терапии, зачастую длившихся до раннего утра.

Билл О'Хэнлон из Омахи, Небраска, специалист по Эриксонианской краткосрочной терапии международного уровня, помог нам свести воедино концепцию терапии, ориентированной на решение. Он побудил нас не заниматься Дискуссиями о причинах или функциях проблем, а вместо этого просто сконцентрироваться на их разрешении (O'Hanlon Weiner-Davis, 1989). С его помощью мы осознали ценность подлинного сотрудничества с клиентами и «запустили» наш теперешний курс. Сам того не зная, Билл поддержал нас в нашем решении отказаться от одностороннего зеркала и пригласить наших клиентов сидеть вместе с нами в одной комнате на протяжении всей сессии.

Вскоре после встречи с Биллом мы начали понимать значение работ Стива де Шазера, Инсуу Ким Берг и их команды в Центре краткосрочной семейной терапии в Милуоки (de Shazer, 1985,1988,1991). С тех пор мы внесли многие из их идей в нашу работу, что особенно видно из шестой и седьмой глав (de Shazer et al., 1986; Weiner-DAvis, de Shazer Gingerich, 1987). В последние годы, когда Стив, Инсуу, а также Элам Нанналли несколько раз проводили занятия в Финляндии, мы увидели в них подлинных новаторов в области психотерапии.

Франк Фаррелли, положивший начало тому, что он назвал «провокационная терапия» (Farrelly Brandsma, I974), несомненно, был одним из самых забавных наших гостей. Мы оценили его необычный стиль терапии, основанный на юморе и добродушном поддразнивании. Франк Фаррелли оказался подлинным мастером этого деликатного искусства, и в значительной мере благодаря ему мы стали так тщательно заботиться о том, чтобы в работе с людьми помогать им освободиться от стыда и страха потерять лицо.

На одной крупной конференции по гипнозу и Эриксонианской психотерапии в Финиксе, Аризона, мы слушали прекрасный доклад, об «использовании юмора в стратегической семейной терапии», прочитанный Ричардом Белсоном, бывшим раввином, который в настоящее время работает как семейный терапевт на Лонг Айленде. Мы пригласили его провести занятия в Финляндии. Нам нравится думать, что мы — забавные, но вынуждены признать, что он — забавнее нас.

Много лет назад на международном конгрессе по семейной терапии в Тель-Авиве Бен познакомился с Барухом Шулемом, великолепным рассказчиком и врачом школы Эриксонианской краткосрочной терапии, выходцем из Иерусалима и ортодоксальным евреем. Его искрометный юмор и исцеляющие истории производили мощное воздействие на аудиторию (Schulem, 1988). Когда много лет спустя Барух посетил Финляндию, он сумел напомнить нам, что большинство (если не все) дорогих нам блестящих идей зародилось в библейские времена и даже раньше.

В более поздние годы мы вдохновлялись работами Майкла Уайта из Австралии (White, 1990) и Дэвида Эпстона из Новой Зеландии (Epston, 1990). Майкл описал в своей книге очаровательную идею, которую он называет «экстернализация проблемы». Эта идея имеет много общего с народным врачеванием и предлагает рассматривать человеческие проблемы как нечто независящее от людей и их отношений.

Следует сказать, что заглавие нашей книги мы заимствовали у Дэвида Эпстона. В одном из писем к нам он написал: «Беседа, направленная на решение — это понятие, в корне отличное от того, что я называю „беседой вокруг проблемы“. Однажды я наблюдал в качестве супервизора в одной психиатрической больнице социального работника, который присутствовал на большом круге и которому это предельно надоело. Я предложил ему заняться исследованием, насколько чаще присутствующие говорили о самой проблеме, чем о путях ее разрешения». В письме Дэвида был воспроизведен график, составленный тем социальным работником. График показал, что 99 % времени, пока шел разговор, было отведено проблеме и только 1 % — ее решению. Единственный процент конструктивной беседы случился к концу собрания, когда кто-то вошел в комнату и произнес: «там дают чай».

Мы имели удовольствие переписываться несколько лет с Линн Хоффман, которой принадлежит огромная роль в синтезировании системного мышления. Через ее письма мы познакомились с работами многих терапевтов, разделяющих аналогичные с нами идеи. Это Харлен Андерсен и Хэролд Гулишиан в Галверстоне, Пегги Пени и Марсиа Шайнберг в Нью-Йорке и Том Андерсен в Тромсе, Норвегия.

Мы выражаем благодарность нашим клиентам, участникам тренинговых групп и всем тем людям, которые приглашали нас проводить семинары как в нашей стране, так и за рубежом. Мы также признательны многим финским коллегам, с которыми мы учились, преподавали и дебатировали все эти годы. Это Калерво Кинанен, профессор в области социальной работы в МакМастерском университете в г. Гамильтон, Канада, кто был одним из первых учителей семейной терапии в Финляндии и кто посеял в наших умах идею о важности прямой, честной и открытой коммуникации; К.Е. Лану, профессор и бывший директор Фонда А-клиник, многие оригинальные идеи которого послужили источником вдохновения для Тапани; Рейо Юннола, психолог и наш давний Друг; Ритва Саарелайнен, преподаватель семейной терапии, в Фонде А-клиник, которая постоянно поддерживала и поощряла нас в нашей работе.

Нам повезло встретиться с людьми, которые научили нас бросать вызов традиционной мудрости и искать свои альтернативы. Это психолог Пиркко Силтала и Хелена Лоунаваара-Ринтала, а также психиатры Хеймо Салминен, Катриинь Кууси и Калеви Ниеминен. Мы также признательны тем коллегам, с которыми мы сотрудничаем в настоящее время: Киммо Каркиа, Ээро Риико-нен, Сара Ватай и Катрина Пайюпуро.

Особую благодарность приносим нашему администратору в Лиге Маннер-вейма по делам детства, директору программы Тойво Ренка, руководителю программы Марьяттенкобсон, исследователю Микко Макконену и менеджеру тренинга Пирьо Нуотио. Без их приглашения работать в программе тренинга по краткосрочной терапии, которую они основали, и без их постоянной поддержки не произошло бы «падения стены».

В заключение, мы благодарим своего редактора Сьюзан Е. Бэрроуз, которая проявила природный талант беседы, направленной на решение, своим постоянным поощрением и добрым советом; нашу дорогую подругу Тиину Таркканен за ее прилежную критику рукописи, а также Рика МакАртура, нашего английского друга, кто трудился с нами в течение многих ночей, помогая нам ясно выразить свои идеи.

Одна женщина встретила свою приятельницу и начала жаловаться на недружелюбное поведение местного фармацевта. Она сказала, что этот фармацевт — самый грубый человек на земле и что кто-то должен сказать ему это прямо в лицо.

— Я знаю его. Попробую что-нибудь сделать, — сказала приятельница.

Через несколько недель эти дамы снова встретились.

— Что ты такое сделала? — спросила женщина, которая жаловалась на фармацевта. — Я снова пришла в аптеку и этот человек полностью изменился. Он был мил и любезен. Ты отчитала его за грубость?

— Ну, не совсем так. Я сказала ему, что ты думаешь, что он очаровательный мужчина.

Однажды нам представилась возможность провести семинар в Психоневрологическом Институте Бехтерева в Санкт-Петербурге. Во время занятий мы демонстрировали свой метод при помощи интервью с клиентами, находившимися в то время на лечении в клинике. Валентин, психиатр отделения неврозов, пригласил для консультации молодого человека по имени Анатолий. Валентин, Анатолий и наш переводчик сидели с нами перед аудиторией примерно из ста сотрудников института.

С карточкой Анатолия в руках, Валентин начал сессию описанием истории болезни Анатолия для аудитории. Тапани вежливо прервал его:

— Извините меня, Валентин, — сказал он. — Вы не будете возражать, если мы начнем, задав несколько вопросов?

— Ничуть — ответил Валентин и жестом попросил нас продолжать.

— Прежде всего, нам интересно, есть ли среди присутствующих, кроме Валентина, еще люди, знающие Анатолия?

Там были два психолога, которые знали Анатолия, мы попросили их присоединиться к нам перед аудиторией. Затем мы продолжили сбор основных данных. Анатолий приехал в Институт на лечение из далекого города на севере России, и перед этим он почти два года состоял в списке ожидающих, чтобы попасть в престижное отделение неврозов клиники. К моменту проведения семинара он находился на лечении месяц, и за это время почти не общался со своей семьей, лишь один раз поговорив со своей женой по телефону. Мы спросили Анатолия, что он думает о своем лечении и выяснили, что между ним и доктором Валентином установились теплые и доверительные отношения.

— Есть уже у Анатолия улучшение? — спросил Бен.

Ответ был положительный. Мы воспользовались доской, чтобы составить список признаков прогресса.

Все еще не имея никакой информации о проблеме Анатолия, мы предложили присутствующим заглянуть в будущее.

— Присылают ли ваши пациенты иногда открытки, например на Рождество или Новый год, после выписки из клиники? — спросил Тапани.

— Да, это случается очень часто — ответил Валентин.

— А получаете ли вы когда-либо открытки с хорошими новостями, где люди пишут, что они благодарны за полученное лечение и что все идет прекрасно?

Ответ снова был положительным.

Затем мы обратились к Анатолию и спросили, может ли он себе представить, что однажды пошлет из своего родного города такую открытку персоналу отделения. Он с готовностью согласился.

— Предположим, что Анатолий однажды напишет открытку персоналу. Как по-вашему, какую картинку он выберет?

— Картинку с Мишкой, — сказала одна из двух психологов.

— Кто такой Мишка? — спросил Бен. Нам объяснили, что Мишка — это игрушечный медвежоок, тот самый симпатичный медведь, который был эмблемой олимпийских игр в Москве. Анатолий с радостью согласился. Бен нарисовал игрушечного мишку внутри прямоугольника и спросил аудиторию, что символизирует Мишка. Нам ответили, что это символ, соединяющий силу и доброту.

— Возможно, Мишка символизирует качества, которые Анатолий смог увидеть в себе в результате лечения? — предположил Бен. — Что бы вы написали на обратной стороне открытки? Может быть, вы начали бы со слов благодарности?

— Конечно, — сказал Анатолий.

— И кого бы вы поблагодарили особенно?

— Я поблагодарил бы весь персонал и, в особенности, доктора Валентина, — ответил Анатолий.

— Что бы еще вы написали? Возможно, вам захотелось бы написать что-нибудь о том, как идут ваши дела?

Анатолий сказал, что он написал бы, что у него нет больше тех проблем, которые были, и что он счастлив, со своей женой и двумя сыновьями. Мы спросили, стал бы он писать о каких-то других важных переменах в своей жизни, и он ответил, что не стал бы.

Затем мы спросили, что же способствовало этим изменениям, и выслушали предположения аудитории. Они сводились к тому, что проводимое лечение, и в особенности отношения с доктором Валентином, помогли Анатолию вернуть свое достоинство. Он осознал, как много, в действительности, его семья значит для него. Анатолий обнаружил в себе «Мишку».

Анатолий понял также, что есть время говорить о проблемах, как и есть время, когда нужно воздержаться от их обсуждения.

Это последнее предположение основано на той мысли, что иногда проблемы сохраняются просто потому, что люди думают и говорят о них слишком много. Именно эта идея легла в основу предполагаемого текста открытки Анатолия. В заключение мы рекомендовали Валентину где-нибудь на следующей неделе пригласить Анатолия и кого-нибудь из заинтересованных лиц (например, психолога), присоединиться к нам на сцене. На этой встрече предполагалось написать письмо жене Анатолия, в котором бы сообщалось об улучшении его состояния и о том, как она, дети, а также родители Анатолия, каждый благодаря своему уникальному вкладу способствовали выздоровлению Анатолия. Наша рекомендация была одобрена и мы закрыли сессию.

После ухода Анатолия мы какое-то время продолжали обсуждение сессии. Один психиатр сказал, что он сомневается в полезности такого подхода в этом случае. Он объяснил, что Анатолий — ветеран Афганской войны, страдающий, по его мнению, пост-травматическим стрессом. Затем Валентин, лечащий доктор Анатолия, объяснил, что, действительно, первоначально он рассматривал вероятность пост-травматического нарушения, но поскольку сам Анатолий был не согласен с таким толкованием, он решил отказаться от него.

Возникшая дискуссия позволила нам представить наш собственный взгляд на роль неблагоприятного жизненного опыта. Мы объяснили, что вместо источника проблем, мы предпочитаем видеть в подобном опыте обучающие возможности, которые способны помочь стать «сильным и добрым» — совсем как медвежонок Миша.

Позже, через нашего переводчика нам объяснили, что Анатолий действительно избавился от своих проблем. Более того, он получил официальное освобождение от «диспансеризации», т. е. обязанности регулярно являться в местную психиатрическую больницу.

Традиционно психотерапия занимается тем, чтобы установить и понять причины проблем клиента. Например, если человек страдает от ночных кошмаров, то согласно этому подходу, терапевт стал бы исследовать психологические или межличностные причины этих кошмаров. Таким образом, интервью было бы сфокусировано на трудностях данного индивида в настоящем и прошлом. По всей вероятности, проблемы были бы обнаружены, после чего они бы рассматривались как причина кошмаров. В результате был бы составлен план с целью излечения от проблемы-причины, вместо того, чтобы заняться текущей проблемой.

Во многих ситуациях этот подход вполне уместен. Например, если сломалась машина или у кого-то поднялась температура, обнаружение причины важно, поскольку подсказывает нам, что делать. Но когда речь идет о психологических трудностях, межличностных конфликтах или даже о социальных вопросах — этот подход становится затруднительным. Проблемы человека настолько сложны, что пытаясь доискаться до их причин, люди приходят к различным объяснениям. Поскольку разные толкования предполагают разные стратегии, сотрудничество усложняется. Люди могут даже рассориться друге другом, если они воспримут объяснения своего визави в качестве неоправданных обвинений и будут вынуждены отстаивать собственный взгляд.

Например, ученик плохо ведет себя в школе. Учитель может предположить, что плохое поведение вызвано проблемами самого ребенка, например, рассеянностью внимания, отсутствием мотивации, неуважением к учителю. Что бы учитель ни назвал в качестве причины, он, скорее всего, пойдет дальше и попытается разыскать корень проблемы в семье, скажем, а неадекватности родительского воспитания или в семейных конфликтах. Родители ребенка, в свою очередь, склонны думать, что плохое поведение — есть результат неспособности учителя понять их ребенка. Сам же ученик в своих бедах может винить школу. В итоге участники ситуации, узнав объяснения каждой из сторон и почувствовав себя неоправданно обвиненными, перейдут к взаимным обвинениям, что сделает разрешение проблемы маловероятным.

Введение

В поисках альтернативных путей мы пришли к традициям краткосрочной семейной терапии. Со временем нам удалось найти несколько полезных приемов ведения терапевтических бесед и консультаций, которые в этой книге мы называем «беседой, направленной на решение». Этот метод работы характеризуется атмосферой открытости и конструктивным стилем беседы, что достигается благодаря позитивному мышлению и опорой на темы, подпитывающие надежду, такие как потенциал, развитие и будущее. В целях большей наглядности мы выделили ряд характерных аспектов метода, каждый из которых описан в отдельной главе книги.

Первая глава, «Падение стены», знакомит читателя с эволюцией нашего способа работы с людьми. Мы описываем путь от супервизии краткосрочной терапии с использованием одностороннего зеркала к нашей современной рабочей модели, где клиенты, а позже и члены их семей, друзья, другие помощники и участники тренинга — все сидят вместе в одной комнате, обсуждая проблемы, или скорее способы их решения в атмосфере ободрения и позитивного взгляда в будущее.

Во второй главе «Роль прошлого» мы обсуждаем роль личностной истории в терапевтическом процессе и предлагаем смотреть на прошлое не как на источник проблем, а как на потенциалы, который может быть полезен при поиске решения. Мы также предлагаем способы работы с вопросами, связанными с прошлым и затрагивающими чувство вины, горечи или печали.

В третьей главе «Создание и разрушение связей» речь идет о том, что во многих случаях несколько проблем существует одновременно. Мы предлагаем рассматривать их проблемы как отдельные, а не как взаимосвязанные, и использовать одну проблему в разрешении другой.

В четвертой главе выражен критический взгляд на традиционную психиатрическую и психологическую терминологии. Мы полагаем, что многие широко используемые психологические понятия и диагностические термины могут быть заменены более творческими и позитивными понятиями.

Глава пятая показывает оправданность отказа от любого анализа на первых этапах работы с клиентом. Мы предлагаем вместо традиционных толкований, в которых речь зачастую идет о понятиях недостаточности или дисфункции, отдавать предпочтение изобретательным или даже абсурдным объяснениям.

В главе шестой мы пытаемся показать читателю, насколько полезно вовлекать клиентов в совместное генерирование позитивных образов будущего, а также излагаем различные способы подобного вовлечения.

Глава седьмая освещает наше представление о центральной теме беседы, направленной на решение. С помощью историй болезни мы показываем, что даже в моменты, когда улучшение незначительно, сконцентрировавшись на прогрессе можно установить позитивный и продуктивный тон разговора.

В восьмой главе речь идет о том, насколько важно выражать свою благодарность людям за любой вклад в процесс исцеления — тема, являющаяся отличительной чертой нашей работы. Мы настаиваем, что делиться заслугами — это один из способов расширения сотрудничества и поощрения прогресса.

В девятой главе речь идет о формировании позитивного отношения к проблемам, о неоценимом влиянии препятствий в жизни каждого.

В заключительной главе мы пишем о самих методах освоения принципов беседы, направленной на решение.

Весь текст иллюстрирован примерами из историй болезни. Многие из них взяты из наших тренинговых семинаров или практикумов, но есть и такие, которые взяты из нашей частной практики.

Мы решили изложить наши примеры в стиле рассказа, с намерением передать дух нашего метода. Диалоги, представленные в тексте — это не дословная транскрипция интервью, а отредактированные версии имевших место разговоров. Как принято во врачебной литературе, все имена и прочие детали, которые могли бы привести к опознанию клиентов, изменены. Во многих приведенных примерах консультация терапевта была успешной. Это может создать ошибочное впечатление, что мы всегда достигали позитивных результатов. Чтобы быть объективными, следует сказать, что за прошедшие годы нам приходилось сталкиваться и с некоторыми случаями, когда цели терапии не были достигнуты. Даже если нам нравится думать, что наше участие в представленных случаях внесло свой вклад, мы полностью отдаем себе отчет в том, что в действительности существует много других встреч и событий в жизни наших клиентов, которые с тем же успехом моли позитивно повлиять на улучшение их состояния.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что перечень различных аспектов беседы, направленной на решение, не претендует на то, чтобы быть исчерпывающим, это скорее подбор предпочтительных тем и принципов, которые мы считаем полезными для целей терапии, для поощрения в клиентах желания сотрудничать, для поддержки в них оптимизма и творческого начала.

Глава 1. Падение стены

В середине 80-х годов, когда мы начали обучение специалистов методам краткосрочной терапии, то применяли модель тренер-центрированной супервизии, которую обычно используют в тренинговых программах этого направления. Для работы нужны две комнаты: комната, где терапевт-ученик проводит интервью со своими клиентами, и комната, где супервизор вместе с остальными обучающимися следит за ходом сессии при помощьи одностороннего экрана или, как в нашем случае, замкнутого ТВ. Между этими двумя комнатами имеется телефонная связь, которая позволяет супервизору вносить коррективы в работу терапевта.

Наша первая тренинговая группа состояла примерно из 20 психологов. Собиралась на один полные день раз в неделю, обучающиеся по очереди приводили клиента с места своей работы для консультации или живой терапевтической сессии под наблюдением супервизора. Как правило, мы принимали по два клиента в день; одного утром и другого — во второй половине дня. Все оставшееся время использовалось для обсуждения больных и вопросов, возникающих в процессе терапии.

Обычно в начале консультации терапевт рассказывал группе о своем клиенте. Мы обсуждали конкретную ситуацию, в которой оказывался человек и вносили предложения относительно возможных вопросов клиенту во время сессии.

Итак, один из участников приступал к терапии, а все остальные наблюдали за ее ходом по монитору. По ходу работы мы часто звонили терапевту и давали различные указания. Иногда получалось, что мы через терапевта общались с самим клиентом. Мы просили терапевта передать сообщение клиенту, клиент, в свою очередь, отвечал таким образом завязывался своеобразный диалог. В результате таких переговоров бедный терапевт превращался в настоящего связиста. Когда мы чувствовали, что терапевт не понимает того, что мы хотим ему сказать, мы, постучав в дверь терапевтической комнаты, вызывали его для короткого «промывания мозгов».

Ближе к концу сессии обычно был перерыв, во время которого клиентов просили пойти выпить чашечку кофе, а терапевт присоединялся к группе для согласования стратегии дальнейшей терапии. В результате рождалось новое видение проблемы, что обычно требовало изменения подхода к возможному вмешательству. Когда клиент возвращался, терапевт давал им домашнее зада ние и закрывал сессию.

Нижеприведенный случай взят из самого первого нашего тренингового семинара. Терапевт-психиатр в психиатрической клинике для душевно<

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: