Неоинституциональное определение организаций.

Третий подход к определению организаций связан с применением категорий популярной в последние годы неоинституциональной экономической теория, имеющей явные социологические коннотации в своем развитии.

В общем виде идея представителей данного направления сводится к тому, что рыночное пространство не едино, оно скорее похоже на хороший сыр с множеством мелких и крупных дырочек. Эти дырочки суть организации. Внутри организации не только не исполняются рыночные законы, здесь действуют ровно противоположные правила и стереотипы поведения людей.

Идея противопоставления организационного и рыночного начал общественных явлений восходит к XVIII веку, веку становления в Европе индустриального рыночного общества. Именно в это время возникают различные ветви консерватизма, по-своему отстаивающие ценность уходящего феодального строя с его четкой иерархичностью, стабильностью, ориентацией на принципиальное неравенство людей и признанием некоторых высших духовных ценностей. Легальный консерватизм, ведущий свою родословную от Э. Берка, ориентировал на осторожность и осмотрительность в переменах с помощью тезиса о контрактной природе общества. При этом данный контракт, не заключался только между живущими людьми, как полагали либералы (захотели тут что-то изменить - изменим). Общество - это контракт между умершими, живущими и еще не родившимися. Поэтому если живущим захотелось что-либо изменить, у них нет на это права. Они должны быть осмотрительны и принимать во внимание волю людей живших в прошлом. Например, если столетиями существовала монархия, значит, в ней заложена определенная жизненная сила, она завещана нам предками, и по своему усмотрению мы не можем ее просто взять и упразднить.

Наряду с этим вполне легальным консерватизмом, в то же время сформировалось <темное> маргинальное учение, которое сегодня принято называть традиционализмом или <новой правой> идеологией. Оно заключалось в том, что переход к рыночному обществу представляет собой трагическое явление, символизирующее победу атлантизма, сформировавшегося как фундаментальная идеология торговых средиземноморских цивилизаций, над здоровыми силами европейской культуры (символом которых в древнем мире считалась Спарта). Средневековое общество, по мнению представителей данной идеологии, сумело обуздать и разрушить торгашеский дух античного общества, ввело строгую иерархию и порядок в отношения между людьми. В этом плане оно представляет собой вершину развития человечества. Единственное, что всегда смущало таких авторов в средневековом обществе так это его христианская составляющая. Они считали здоровой идеологией древние мифологические культы с богами и героями. Идея всеобщего равенства в христианстве противоречила самым важным постулатам данной консервативной идеологии.

Фактически традиционалисты были первыми, кто противопоставил организацию и рынок как институты, как особые виды сознания и поведения людей. Надвигающееся господство рынка и демократии (политического рынка) воспринималось ими как трагическая ошибка истории, и на протяжении последних двух веков представители данной идеологии активно боролись как с носителями этой ошибки, так и с самим духом современного западного общества. Именно ее представители стояли за Муссолини в Италии, Гитлером в Германии и множественными анти-западными проявлениями в третьем мире. Два с лишним столетия традиционалистская идеология жила в тени, с ней связывались не лучшие проявления человеческой природы и социального развития, она искала возможности для реализации, но если таковая реализация происходила ее последствия были ужасающими. И вот пусть исключительно <теоретическая>, но крайне удачная реализация свершилась: неоинституциональное противопоставление организации и рынка стало вполне легальным развитием и благопристойным представлением идей противоборства атлантизма и идеологий континентальных этносов. Нельзя, конечно, неоинституционализм в экономике прямо выводить из данного мировоззрения, но общее методологическое сходство существует и может само по себе служить серьезной реабилитацией традиционализма в глазах современного цивилизованного человечества.

Согласно неоиституациональной трактовки, организация - это совокупность правил[4] поведения, противоположная по своим основным принципам рынку как иному регулятору социально-экономических процессов. Организация представляет собой экономический, социальный и ментальный механизм взаимодействия элементов социальной системы и идей. Организация - это модель упорядочевания элементов на основе наиболее рациональных (во многом соответствующих формальной логике) принципов. Особенности организации раскрываются в сравнении с другим важнейшим механизмом взаимодействия элементов социально-экономической системы современного общества - рынком.

Какие же черты характерны для рынка и организации как социально-экономических институтов? Сначала следует выделить отличительные особенности рынка как системообразующего института современного общества. Во-первых, для рынка характерно признание равенства всех элементов, составляющих социально-экономическую систему. Пусть это равенство не больше чем юридическая формальность, но с точки зрения рынка все равны: мелкие и крупные фирмы, порядочные люди и мошенники, отдельные индивиды и громадные корпорации. Все они суть экономические агенты, подобно тому как все многообразие физических тел в теории динамике можно свести к взаимодействию центров тяжести. Между экономическими агентами выстраиваются сложные контрактные отношения, природа которых подразумевает двустороннюю договоренность, а не приказ идущий сверху вниз. Человек, поступающий на работу и находящийся пока в рамках рыночного пространства равен организации. По мнению Герберта Саймона, в этом контексте непонятно, кто кого нанимает - организация работника для выполнения определенных функций, или работник организацию (<я умею закручивать гайки - найму кого-нибудь чтобы их привозил, увозил, считал, продавал>). Неравенство кандидата, трясущегося перед интервью, и представителя компании, перед глазами которого проходят десятки или даже сотни таких людей очевидно, но с точки зрения рынка, рыночного сознания данного неравенства не существует. Человек как экономический агент равен организации и может требовать для себя нечто особое, каких-то привилегий и удобств, может выторговывать более выгодные условия, пока он не вступил в организацию с ее иерархией, строгим распределением власти и преимущественно односторонними связями.

Идея равенства экономических агентов, которая реализуется в контрактной природе всех взаимодействий в рыночном пространстве, подразумевает необходимость постоянного ведения переговоров, нахождения компромиссов, <выторговывания> определенных преимуществ. Если с начальником нельзя торговаться, то с контрагентом по бизнесу - не только можно, но и должно.

Второй отличительной чертой рынка служит определяющее значение монетарных оценок. Если все элементы системы равны, необходим всеобщий эквивалент, на основе которого можно сравнивать эти элементы. Как сравнить труд каменщика и врача, заграничный тур и комплект офисной мебели? Все эти и многие другие рыночные сущности могут быть сравнимы только на основании своей цены. Если один врач берет за услуги вдвое больше другого, видимо, и качество его работы лучше. Данное утверждение образует незыблемый ориентир для потребителей и инвесторов. В том случае, когда подобные сравнения в значительной мере отражают истину, поведение и инвесторов с их вопросом: Куда вкладывать деньги? и потребителей, интересующихся: За что заплатить? получают рациональную основу своего поведения. В такой ситуации рынок начинает работать автоматически, координируя творческую волю множества экономических агентов и не нуждаясь в сильных механизмах, способных корректировать его деятельность.

В эпоху инфляции такие ориентиры разрушаются. Именно поэтому монетаристы, которых в наибольшей мере можно сегодня отнести к апологетам рынка как социально-экономического института, в первую очередь нападали в своей критике на инфляцию как наиболее разрушительное явление для рыночного механизма. В условиях высокой инфляции рынок теряет способность к саморегулированию, так как субъекты рыночных отношений теряют координаты для своего разумного поведения. Например, то, что одна лампочка стоит 3 рубля, а другая - 5 рублей, перестает означать, что одна лучше, а другая хуже. Может быть, разница в цене говорит лишь о том, что одна произведена на два месяца позже, чем другая. При сравнении продукции разных отраслей, где инфляция идет разными темпами, возможность компетентных оценок также снижается до минимума.

Таким образом, монетарные оценки становятся основой рынка как социально-экономического института. При этом имеющие нередко место неадекватность, некорректность и неполнота денежных оценок расцениваются как безобидное <наименьшее зло>.

Третий определяющий элемент рынка - это свобода и конкуренция. Равные по своим правам и возможностям элементы рыночной системы имеют полную свободу в доказательстве того, какой из них лучше, а какой хуже. Агентам рыночных отношений никто не имеет права указывать на то, как поступать. В равной схватке они отстаивать свою жизнеспособность.

В условиях рынка конкуренция представляет собой жизнеутверждающий механизм, способствующий прогрессу и рациональному поведению субъектов, составляющих экономику. При этом следует обратить внимание на то, что конкуренция создает систему отрицательных стимулов: не будешь крутиться - погибнешь. Как и любая система с отрицательными стимулами конкуренция имеет свои понятные недостатки, проявляющиеся более и менее явно в зависимости от культуры рыночных агентов. Конкуренция рождает зависть. Зависть есть мощнейший стимул для улучшения экономического поведения. И на Западе люди не только не боятся этого явления, но часто сознательно его стимулируют. Если твой сосед построил трехэтажный дом и ты завидуешь ему, ты будешь больше трудиться, лучше работать и копить деньги на такой же дом. Но понятно, что значительно более простым (и рациональным?) выходом из сложившегося положения является ситуация, при которой ты, не долго думая и много не трудясь, поджигаешь дом соседа. Работы меньше, зависти никакой и психологическое равновесие в душе восстанавливается.

Использование конкуренции как экономического механизма, порождающего зависть, должно быть очень аккуратным, так как отрицательные ее стороны могут легко стать превалирующими над позитивными. Кроме того, для справедливой конкуренции нужно еще и равенство условий, в которых находятся экономические агенты. Рассмотрим простой пример. Себестоимость производства пальто на одном предприятии - 500 рублей, а на другом - 800 рублей. Согласно рыночным законам конкуренции последнее должно исчезнуть, и это должно восприниматься как самый справедливый выход из положения. Такая ситуация очень характерна для центральной Европы с ее примерно одинаковыми климатическими условиями, достаточной плотностью населения и развитой инфраструктурой. В России же сплошь и рядом конкурентные условия неравны. Нормальная конкуренция должна здесь не способствовать развитию производства, а уничтожать его со всеми разрушительными социальными последствиями. Себестоимость перевозок по железным дорогам за Уралом в несколько раз превышает себестоимость перевозок по европейской части страны. Если развивать в таких условиях обычную конкуренцию между независимыми субъектами хозяйствования, Дальний Восток просто окажется отрезан от остальной России. Здесь же нужно сказать о том, что производство любых обычных (индустриальных) товаров на Севере в условиях почти круглогодичного отопления и высокой стоимости рабочей силы также неконкурентоспособно. Поэтому если реализовать на территории нашей страны условия реальной рыночной конкуренции, страна столкнется с колоссальными социальными и экономическими катаклизмами.

В силу отмеченных выше обстоятельств при всей своей понятности и прозрачности, а также способности к самопропагаде рыночный механизм отнюдь не везде способен приводить к наилучшим социально-экономическим решениям. Другой вид экономических институтов - организация - выступает в этих условиях на первый план и начинает по-своему координировать различные направления деловой активности.

Организация как экономический институт имеет признаки ровно противоположные рынку. Во-первых, это неравенство элементов, составляющих систему, обязательная иерархия. Даже в самых современных <плоских> организациях с горизонтальными малоуровневыми структурами всегда существуют начальники и подчиненные. Права первых всегда больше, чем права последних. Начальники имеют непререкаемое право отдавать приказы подчиненным, а те в свою очередь имеют незыблемую обязанность выполнять эти приказы. Они должны выполнять их не на основе контракта, не выторговывая для себя лучшие условия в каждом конкретном случае, а просто потому что они - подчиненные и смысл их существования в организации есть выполнение приказов.

Ориентация на иерархию, на принципиальное неравенство людей в обществе приводило сторонников традиционализма и новой правой идеологии к оправданию нацистских идей (одна нация от природы выше другой) и оправданию авторитарных порядков (неравенство слоев и групп населения по отношению к суверену, что было характерно для средневековья). Зачем создавать систему с декларируемым равенством всех элементов, когда мы живем в мире, где люди отнюдь не равные друг другу: есть умные и глупые, нравственные и аморальные, сильные и слабые?

Сразу следует отметить, что деятельность организации в этом плане всегда дешевле, чем деятельность рынка. Не нужно заключать контракты, не нужно вести переговоры, не нужно выбирать исполнителей, иметь особые органы, которые бы следили за исполнением контрактов и т.п.

Вторым аспектом организации является приоритет внемонетарных оценок над монетарными. Начальника цеха руководство оценивает по валовой выработке, дисциплине рабочих, быстроте исполнения заданий, качеству продукции, а не только и даже не столько по тем деньгам, которые цех принес предприятию в целом. Такие внемонетарные оценки значительно сложнее, но они являются комплексными и значительно больше говорят о хозяйствующем субъекте, чем цифры прибыли и убытков, себестоимости продукции и рентабельности производства. Кроме того, в ряде случаев, когда речь идет о так называемых <высоких материях>, денежные оценки вообще становятся чисто условными. Что говорит о картине ее цена в $100? Через год она может вообще обесценится, а может стоить $1000. То же самое касается и идей, научных разработок, брэндов, имиджей и др. Их цена указывает лишь на то, что за них сегодня могут заплатить столько-то. Цена не отражает их сущности, на основе ценовых факторов нельзя судить о том, что одна идея лучше (или хуже) другой. Поэтому часто требуются внемонетарные оценки, которые в значительно большей мере, чем денежные, способны спрогнозировать будущее того или иного экономического феномена.

Наконец, третьей отличительной чертой организации является необходимость ограничения конкуренции, ориентация на кооперацию. Как было показано выше, конкуренция может оказаться весьма разрушительной. Практика традиционного японского менеджмента делает акцент на недопущение даже самой вроде бы невинной и позитивной конкуренции между работниками. Для этого используются уравнительные зарплаты, зависящие от стажа работы, конфиденциальный характер оценок трудовой деятельности, коллегиальность всех основных управленческих решений, при которой никто не может <приватизировать> их результаты и вызвать тем самым зависть у окружающих. В японском менталитете как бы считается аморальным противопоставлять одного человека другому, говоря: он лучше тебя. Не случайно, что саму Японию, развивающую рыночные отношения по формально западным принципам, часто называют <Япония Inc. >,т.е. корпорация Япония. Еще с большим основанием можно говорить о <Советском Союзе Inc.>, так как плановая экономика реально строила экономическую систему не по рыночным, а по организационным принципам, уподобляя всю страну гигантской корпорации, в которой все предприятия представляли собой не более чем цеха.