6. Упадок государства: 1975 Г. ―. .

6. УПАДОК ГОСУДАРСТВА: 1975 г. & #8213; ...

 

Как мы уже говорили, «изобретателем» государства можно по праву считать Томаса Гоббса. С его времени до наших дней одной из важнейших функций государства (как и у всех предыдущих форм политических организаций) было ведение войн против себе подобных. Если бы не необходимость воевать, почти наверняка было бы гораздо труднее добиться централизации власти в руках великих монархов. Если бы не потребности ведения войны, развитие бюрократической системы, налогообложения и даже системы социальных услуг в сфере образования, здравоохранения и т. п., вероятно, происходило бы гораздо медленнее. Как показывает история, создание всех этих служб так или иначе было связано с желанием правителей побудить подданных с большей охотой воевать за соответствующие государства.

Если говорить об экономике, то Банк Англии, первый институт подобного рода, своим возникновением обязан войнам, которые вела Великобритания против Людовика XIV[827]. Появление в начале XIX в. первых современных подоходных налогов также было связано с войной, как и введение института узаконенного платежного средства и его самого знаменитого представителя & #8213; американского «гринбэка». Говоря о более поздних временах, ни ранние попытки создать систему социального страхования, ни отказ от золотого стандарта в 1914 г., ни большевистская революция (представлявшая собой попытку установить тотальный государственный контроль над экономикой) & #8213; ограничимся только тремя примерами & #8213; не были бы реализованы именно в это время и именно в этих формах, если бы не потребность государства мобилизовать свои ресурсы и вести войну против своих соседей.

Не менее важной, чем тот огромный вклад, который война внесла в структуру и организацию государства, была ее функция как эмоционально объединяющего фактора. Знаменитые труды Руссо, Гердера, Фихте, Гегеля и прочих в действительности читались лишь весьма ограниченным кругом людей. Лишь после того, как французское государство после революции учредило levee en masse (а позже этому примеру последовали остальные государства), произошла «Великая трансформация», и национализм, всячески поощряемый государством, стал доминирующей идеологией XIX в. Сказанное не значит, что я разделяю взгляды тех, кто полагает, что суверенное государство, не признающее над собой никакого высшего суда, является коренной причиной войны; наоборот, я считаю, что истинная причина существования войн состоит в том, что мужчины всегда любили воевать, а женщины любили воинов[828]. Однако отсюда следует, что государства могут добиться сильного эмоционального отклика со стороны народа только тогда, когда они готовятся к войне и в ходе нее. В противном случае, если по какой-либо причине они будут вынуждены прекратить эту деятельность, люди перестанут видеть смысл в сохранении большей лояльности к государству, чем, например, к General Motors или IBM. Это равносильно тому, что значительная часть raison d'etre [829] государства будет потеряна.

В первом разделе этой главы мы попытаемся доказать, что, начиная с 1945 г., у государств становится все меньше возможностей воевать друг с другом. Во втором разделе объясняется, каким образом государства, столкнувшись с этой потерей, взяли на вооружение социалистические идеи, направили свои усилия на решение внутренних проблем и построили современное социальное государство (или государство всеобщего благосостояния) лишь для того, чтобы с 1975 г. убедиться, что такая система государству уже не по средствам и, как утверждают некоторые, не является благотворной с социальной точки зрения. В третьем разделе мы рассмотрим, как технологический прогресс, который в период между 1500 и 1945 гг. способствовал упрочению позиций государства, развернулся в противоположную сторону и в настоящее время зачастую ведет к тому, что государство теряет власть в пользу разнообразных организаций, которые либо не имеют территориальной привязки, либо не обладают суверенитетом, либо и то и другое одновременно. В четвертом разделе, опирающемся на идеи, сформулированные в трех предыдущих, предпринимается попытка показать, что многие государства, находящиеся в самых разных уголках мира, как, к примеру, ЮАР и США, уже не так стремятся, да и не способны гарантировать защиту жизни и собственности своих граждан, а потому решение этой задачи все больше делегируется другим организациям. И, наконец, собрав все эти составные части вместе, мы получим возможность заглянуть в будущее.

 

 

Отмирание большой войны

 

Отмирание большой межгосударственной войны, которое продолжается и сейчас, т. е. в последние годы XX в., вызвано, прежде всего, появлением ядерного оружия. С древнейших времен политические организации, вступая в войну друг против друга, могли надеяться сохранить себя, разбив силы врага и одержав победу; но теперь, предположив, что у побежденной стороны все же останется немного готового к применению оружия, прямой связи между победой и самосохранением уже не существует[830]. Наоборот, нужно принять во внимание, по крайней мере, возможность того, что чем более решительная победа одержана над противником, имевшим в распоряжении ядерное оружие, тем больше угроза выживанию самого победителя. Воюющая страна, столкнувшись с перспективой потерять все (как это было во время Второй мировой войны вначале с Францией и Россией, а затем с Германией и Японией), будет испытывать большое искушение нажать на ядерную кнопку, либо эта кнопка будет нажата в результате распада системы управления и утраты контроля над ситуацией.

Потребовалось много времени, прежде чем стало понятно, что появление ядерного оружия (в конце & #8213; и в результате & #8213; крупнейшего военного конфликта за всю историю) ведет к обессмысливанию войн в будущем. В первые послевоенные годы, по-видимому, только один крупный автор понял, что «абсолютным оружием» невозможно будет воспользоваться[831]; значительное же большинство специалистов, как военных, так и гражданских, предпочитало заниматься поисками способов, с помощью которых это оружие может быть использовано и, более того, будет использовано в случае необходимости[832]. Конечно, при этом свою роль сыграли инерция и «уроки» Второй мировой войны, как это всегда бывало, когда люди пытались предугадать формы будущих конфликтов. Пока количество ядерных боеприпасов оставалось ограниченным, их мощность оставалась небольшой по сравнению с образцами, разработанными позже, а последствия применения не осознавались в полной мере, еще можно было полагать, что использование ядерного оружия ничего принципиально не меняет, и характер военных действий не сильно изменится по сравнению с прошлыми войнами. Для людей, переживших ту войну, главной чертой «тотальной» войны XX в. была способность государства использовать административные органы для мобилизации огромных ресурсов и создания столь же грандиозных вооруженных сил[833]. Следовательно, вполне естественно было предположить, что эти ресурсы, разумеется, за вычетом тех, которые будут уничтожены сброшенными на них отдельными атомными бомбами, можно будет и дальше мо-билизовывать и бросать в сражение друг против друга[834].

В начале ядерным оружием обладала только одна страна & #8213; США, которые применили его для того, чтобы закончить войну против Японии. Однако «атомный секрет» невозможно хранить слишком долго, и в сентябре 1949 г. СССР провел первое ядерное испытание[835]. По мере того как росло производство и увеличивались запасы ядерных боеприпасов, появились два государства, способные причинить друг другу, как стали говорить, «неприемлемый ущерб». Создание водородных бомб в 1952& #8213; 1953 гг. дало возможность убедиться в безграничной разрушительной силе (мощность самой большой из произведенных бомб в 3000 раз превосходила мощность бомбы, уничтожившей Хиросиму) и сделало перспективы ядерной войны еще более ужасными. В конце Второй мировой войны в наличии имелось только две бомбы, но теперь наступил век ядерного изобилия, когда имеющегося количества ядерных боеприпасов более чем достаточно, чтобы «обслужить» любую мыслимую цель[836]. Впервые человечество оказалось в ситуации, когда при желании оно могло уничтожить само себя. В течение 15 лет после 1945 г. были опубликованы ставшие знаменитыми романы «Обезьяна и сущность» Олдоса Хаксли (1948), «На пляже» Невила Шюта (1957) и «Страсти по Лейбовицу» (1959) Уолтера Миллера. Во всех трех романах описывалось крушение цивилизации после обмена ядерными ударами. Главной идеей этих произведений была необходимость предотвратить это событие любой ценой.

Даже после того как возможные последствия применения ядерного оружия стали очевидны, две ведущие державы усиленно продолжали разрабатывать все более совершенные образцы. Первое устройство было слишком громоздким и тяжелым, так что перемещать его можно было только в специально переоборудованных для этого моделях самых тяжелых бомбардировщиков того времени; однако в 50-е годы были созданы более компактные и легкие ядерные боеприпасы, которые можно было доставлять к цели с помощью легкого бомбардировщика, истребителя, артиллерийского снаряда и даже легкого безоткатного орудия, управляемого расчетом из трех человек на джипе. Вершиной прогресса, если здесь это слово уместно, стали баллистические ракеты. Возможности этих носителей, основанных на образцах, разработанных в Германии во время Второй мировой войны, к 1960 г. достигли того, что водородную бомбу можно было доставить из каждой точки земной поверхности практически в любую другую. В 60& #8213; 70-е годы точность наведения ракет постоянно повышалась, так что теперь можно было прицеливаться не только по «площадным целям» (т. е. крупным городам), но и по точечным объектам, таким как военные базы, и, если повезет, поражать их. Чудеса компьютеризации привели к появлению ракет с разделяющимися головными частями (multiple reentry vehicles & #8213; MRV) и разделяющимися головными частями индивидуального наведения (multiple independently-targe-table reentry vehicles & #8213; MIRV); это позволило размещать на одной ракете до десяти боеголовок. Кроме того, баллистические ракеты и более компактные крылатые ракеты теперь можно было базировать на земле (в шахтных пусковых установках или на мобильных железнодорожных платформах), в воздухе и на море, где сотни и сотни ракет размещались либо в подводных лодках, либо на палубах военных кораблей, построенных во времена Второй мировой войны, которые для этой цели специально переделывались.

К примеру, в США количество имевшихся в наличии ядерных боеприпасов выросло с менее 100 ед. в 1950 г. до примерно 3000 ед. в 1960 г., 10 000 & #8213; в 1970 г. и 30 000 ед. & #8213; в начале 80-х годов, когда за недостатком целей рост остановился. Мощность боезарядов колебалась от менее 1 килотонны (что составляет 1000 т тротила, самого мощного обычного взрывчатого вещества) аж до 15 мегатонн (15 млн. т. тротила), хотя со временем появление более совершенных компьютеров и других навигационных средств позволило создать более точные средства доставки и уменьшить мощность «стратегических» боеголовок до всего лишь 50& #8213; 150 килотонн. С некоторыми изменениями, выразившимися прежде всего в предпочтении более крупных боеголовок и ракет наземного базирования по сравнению с воздушным и морским, аналогичные шаги были предприняты по другую сторону железного занавеса. На пике гонки вооружений между 1980 и 1985 гг. советский арсенал насчитывал примерно 20 000 боеголовок и средств доставки. Как и в Америке, они были связаны обширной и разветвленной системой командования и управления, состоящей из устойчивых к ядерному удару командных центров (некоторые из них находились на борту самолетов), радаров, спутников, средств связи и, конечно же, компьютеров[837]. Их задачей было предупредить о возможной атаке и гарантировать, что силы возмездия будут способны выполнить свою миссию, даже «пережив» ядерный удар.

Путем размещения ядерных сил на земле, в воздухе или на море, а также наращивания их количества, можно было защитить от первого удара сами ядерные силы, по крайней мере, в части, достаточной для нанесения так называемого «второго» удара. Однако этого нельзя сказать о промышленных, городских и демографических целях. Во время Второй мировой войны система противовоздушной обороны (ПВО), полагающаяся на средства радиолокации и сочетающая истребители с зенитной артиллерией, иногда сбивала не менее четверти бомбардировщиков, атакующих цель: примером может служить воздушный налет американцев на немецкий город Швайнфурт осенью 1943 г. Однако в случае атаки с применением ядерного оружия бессильной оказалась бы даже система ПВО, способная перехватить 90% атакующих самолетов, поскольку цель была бы уничтожена, как были уничтожены Хиросима и Нагасаки, даже если бы прорвался один-единственный бомбардировщик.

С появлением баллистических ракет, летающих со сверхзвуковыми скоростями, и крылатых ракет, летающих так низко, что их невозможно засечь наземным радаром, проблема защиты от ядерной атаки стала еще более трудноразрешимой. С конца 60-х годов, когда появились ракеты-перехватчики, до программы «Звездных войн», провозглашенной президентом Рейганом в 1983 г., были потрачены десятки миллиардов долларов и предложено множество вариантов решения этой проблемы, однако, в конечном итоге, ни один из них не оказался достаточно многообещающим, чтобы получить дальнейшее развитие, и ни одна система не была развернута в сколько-нибудь заметных масштабах. С технической точки зрения, запуск одной ракеты, которая имела бы разумные шансы попасть в летящую баллистическую ракету (хотя значение слова «разумные» в данном контексте довольно сомнительно), представляется выполнимым. Однако как быть с ракетой, несущей целых десять боеголовок, не говоря уже об атаке множеством ракет с целью вывести из строя оборону путем перегрузки?

В отсутствие оборонительных средств, способных эффективно защитить демографические, экономические и промышленные цели, ядерное оружие поставило политиков перед дилеммой. Очевидно, что одной из его важнейших функций (некоторые сказали бы, единственной надлежащей функцией) было предотвращение возможной войны. Прежние военные теоретики во главе с Клаузевицем нередко вообще не упоминали о такой задаче, как сдерживание; теперь же это стало центральной частью стратегии, разрабатываемой в министерствах обороны и изучаемой в «мозговых трестах» и университетах. В то же время, чтобы служить сдерживающим фактором, должна наличествовать готовность к его применению. Более того, оно должно быть использовано «убедительным» образом, но так, чтобы это автоматически не привело к тотальной войне и уничтожению самой применившей это оружие стороны.

На Западе, где ввиду меньшей численности обычных войск верили, что дело может ограничиться «первым применением» ядерного арсенала, поиск решения этой проблемы начался в середине 50-х годов и продолжался следующие 30 лет. Разрабатывались многочисленные теории, и хотя ни одна из них никогда не была испробована на практике, ретроспективно их можно разделить на три типа. Согласно первой, предложенной среди прочих Генри Киссинджером[838], возможно достижение явной договоренности относительно видов объектов, которые допустимо подвергать ядерным бомбардировкам, а также максимальной мощности оружия, которое можно использовать для их уничтожения. Вторая, известная как стратегия «гибкого реагирования», или стратегия «выборочного применения», также основывалась на идее соглашения, хотя и молчаливого. Ее суть заключалась в надежде на то, что, если НАТО воздержится от использования каких-либо видов ядерного оружия из своего арсенала против тех или иных типов целей, СССР будет придерживаться аналогичных ограничений, и война, таким образом, будет ограничена либо географически, либо по типам целей, либо в обоих аспектах & #8213; хотя эти надежды существовали вопреки постоянным заявлениям СССР об обратном[839].

Третье и наиболее ужасающее «решение» проблемы, известное как обезглавливание, было предложено в середине 80-х годов. Его сторонники ясно осознавали всю ничтожность шансов достичь соглашения, явного или подразумеваемого, об ограничении использования ядерного оружия в войне между двумя сверхдержавами; поэтому, с их точки зрения, новые баллистические и крылатые ракеты, ставившиеся в то время на вооружение, должны быть использованы для «обезглавливания» СССР. Под этим подразумевалась серия сверхточных ударов, которые устранят верховное руководство и уничтожат находящиеся в его распоряжении системы командования, управления и связи, тем самым, предположительно, предотвращая возможность эффективного ответного удара[840].

Как показывают две последние стратегии, датируемые 70& #8213; 80-ми годами, к этому времени апокалиптические страхи, свойственные 50-м годам, до некоторой степени развеялись. Такие романы, как «Третья мировая война» Джона Хэкетта (1979) и «Красный шторм поднимается» ТомаКленси (1984) были крайне популярны, не говоря уже о романе последнего «Долг чести» (1994), в котором подразделение американских «комман-дос» послано для уничтожения японской ядерной установки, поскольку не исключена вероятность войны с этой страной. В годы, предшествовавшие 1914 г., популярность литературы военной тематики была одним из показателей приближающейся резни[841]. В США во времена Рейгана многие люди приветствовали бы удобный случай испытать чудесное оружие, имеющееся в их распоряжении благодаря передовым технологиям. Возможно, они действительно пошли бы на столкновение, если бы не сдерживающий эффект ядерного оружия, которое, к сожалению, угрожало положить конец веселью еще до того, как оно по-настоящему начнется; не случайно и «Третья мировая война», и «Красный шторм» заканчивались сразу после применения этого оружия. Какой бы ни была взаимосвязь между реальностью и литературой, на практике попытки штабов разработать стратегии ведения войны с применением небольших бомб и сверхточных средств доставки ни к чему не привели. Сдерживание & #8213; по выражению Уинстона Черчиля, «здоровое дитя страха» & #8213; одержало верх.

После Карибского кризиса, который на несколько дней в октябре 1962 г., казалось, поставил мир на грань ядерной гибели, сверхдержавы стали особенно осторожны. Последовали такие соглашения, как «Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» (1963), «Договор о нераспространении ядерного оружия» (ДНЯО, 1968), два «Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений» в 1972 и 1979 гг., и соглашение о сокращении ракет средней дальности и боеголовок, достигнутое в конце 1980-х годов между президентом Рейганом и генеральным секретарем ЦК КПСС Горбачевым. Подписанию каждого из них способствовали различные обстоятельства, но все они отражали обоюдное желание поставить предел гонке вооружений, а также растущее убеждение, что в ядерной войне не будет ни победителей, ни побежденных. Замковым камнем системы этих договоров стал договор, подписанный президентами Джорджем Бушем и Борисом Ельциным, предусматривающий ликвидацию наиболее точных типов ракет с разделяющимися головными частями (MIRV). Это равносильно признанию того, что идея «ведения войны» умерла, и единственная функция ядерного оружия & #8213; сдерживание.

К моменту окончания «холодной войны» число государств, имеющих ядерное оружие, увеличилось с одного до как минимум восьми. Несколько десятков других стран были готовы быстро создать бомбу или, по крайней мере, при желании смогли бы это сделать: от Аргентины и Бразилии до Канады и стран Западной и Восточной Европы, а также Тайвань, обе Кореи (Северная и Южная), Япония, Австралия и, возможно, Новая Зеландия[842]. ЮАР хвасталась, что она создала ядерные заряды, а затем демонтировала их, хотя, разумеется, как значение слова «демонтировать», так и дальнейшая судьба составных частей остались загадкой. Тем временем, благодаря технологическому прогрессу, ядерное оружие стало доступным любой стране, которая способна производить современное обычное вооружение, доказательством чему служит тот факт, что такие страны, как Китай, Израиль, Индия и Пакистан, годами и даже десятилетиями разрабатывали первое до того, как начать производство второго.

Разумеется, страны, входившие в ядерный клуб, без особой радости встретили вступление в него новых членов. Стремясь сохранить свою монополию, они постоянно выражали опасения относительно роковых последствий распространения ядерного оружия. Их целью было доказать, что они сами являются стабильными и ответственными и не желают ничего, кроме мира; однако по идеологическим, политическим, культурным или техническим причинам к другим странам это не относится[843]. Были созданы некоторые международные механизмы для предотвращения возможности попадания опасных технологий в нежелательные руки, т. е. в страны «третьего мира» (как, например, заключение «Договора о нераспространении ядерного оружия» (1968) и образование Лондонского клуба государств & #8213; производителей ядерных материалов, оборудования и технологий (1975)). Однако остановить распространение ядерных технологий оказалось весьма непросто. Если сейчас количество государств, располагающих ядерным оружием, ограничено восемью, то в целом это, скорее, из-за отсутствия желания, а не возможностей потенциальных обладателей ядерной бомбы.

Оглядываясь назад, мы видим, что страхи по поводу распространения ядерного оружия оказались сильно преувеличены. По всему миру количество произведенных устройств достигает десятков тысяч; однако за все 50 лет их существования единственными, использованными по назначению в приступе ярости, остаются те, что были сброшены на Хиросиму и Нагасаки. Вначале сверхдержавы, которые были достаточно напуганы Карибским кризисом, чтобы устанавливать так называемые «горячие линии» телефонной связи между главами государств; затем их близкие союзники по НАТО и Варшавскому договору, которые подписали различные соглашения с целью предотвратить случайное развязывание ядерной войны; потом СССР и Китай, которые уладили свой пограничный конфликт в 1991 г.; затем Китай и Индия, через пограничную линию которых не было сделано ни одного выстрела с 1961 г., когда они воевали друг с другом; за ними Индия и Пакистан, и, наконец, Израиль и его соседи & #8213; каждое государство в конце концов обнаруживало, что владение подобным оружием не означает достижения такой военной мощи, на которую они рассчитывали.

Вместо этого ядерный арсенал обычно играл по отношению к военным операциям роль сдерживающего фактора. Со временем страх эскалации конфликта уже не позволял этим странам воевать друг с другом напрямую, всерьез и в существенном масштабе. Как показало время, этот процесс возобладал даже там, где во главе одного или нескольких из упомянутых выше ядерных государств стояли абсолютные диктаторы, как в СССР и Китае в разное время; даже когда баланс ядерных сил складывался явно в пользу одной из сторон, как это было с США, которые во время Карибского кризиса имели преимущество над СССР в соотношении 10 к 1 по средствам доставки; даже когда две стороны ненавидели друг друга «дольше, чем любые два народа на земле» (слова премьер-министра Пакистана Зульфикара Али Бхутто), как в случае Индии и Пакистана; и даже когда официальные лица отрицали наличие бомбы, как в Южной Азии и на Ближнем Востоке. Фактически, можно с большой степенью уверенности утверждать, что где бы ни появлялось ядерное оружие или где бы ни подозревалось его наличие, большая межгосударственная война более или менее значимого масштаба начинала постепенно изживать себя. Более того, любое в той или иной степени значимое государство в настоящее время по определению способно производить ядерное оружие. Поэтому крупномасштабные обычные войны теперь могут вестись только либо между странами третьего и четвертого ряда, либо против них[844].

С тех пор как после 1945 г. военные державы первого и второго ряда поняли, что им все сложнее сражаться друг с другом, не удивительно, что, если посмотреть в мировом масштабе, размер вооруженных сил и количество оружия, находящегося в их распоряжении, резко сократились. В 1939 г. Франция, Германия, Италия, СССР и Япония были способны мобилизовать многомиллионную армию. Процесс достиг кульминации в 1944& #8213; 1945 гг., когда армии шести основных участников войны (Италия выпала из списка в 1943 г. ) в общей сложности насчитывали от 40 до 45 млн человек. С тех пор население земного шара увеличилось в 3 раза, а международные отношения были какими угодно, но только не мирными, и тем не менее численность регулярных войск упала и продолжает сокращаться[845].

Приведем конкретный пример: в 1941 г. во вторжении немцев в СССР, крупнейшей военной операции за всю историю, были задействованы 144 дивизии из примерно 209, имевшихся в распоряжении вермахта; позже, во время советско-германской войны силы, задействованные с обеих сторон, в особенности с советской, были еще больше. Напротив, с 1945 г., похоже, не было ни единого случая, когда какое-либо государство использовало больше 20 полных дивизий в одной кампании, и этот показатель продолжает уменьшаться. В 1991 г. коалиция, включавшая трех из пяти членов Совета безопасности ООН, направила примерно 500-тысячную войсковую группировку в Ирак, что составляло всего около одной трети тех сил, считая лишь действующую армию, которыми немцы вторглись во Францию еще в 1914 г. К концу 90-х годов армии только двух государств, Китая и Индии, превышали 1, 5 млн человек (а в 1945 г. только в США под ружьем находилось 12 млн человек), причем Китай недавно заявил, что полмиллиона из них будут распущены по домам. В любом случае большая часть этих армий, состоящих из слабой пехоты, вооруженной порой ружьями времен Первой мировой войны, годилась лишь для поддержания внутренней безопасности, а не ведения серьезной внешней войны.

Еще более стремительным, чем сокращение численности регулярных войск & #8213; а оно было действительно резким, не говоря уже о численности резервистов, & #8213; стало падение численности основных видов оружия и систем вооружения. В 1939 г. военно-воздушные силы каждой из ведущих держав насчитывали тысячи самолетов, в 1942& #8213; 1945 гг. одни лишь США выпускали в среднем 75 000 военных самолетов ежегодно. 50 лет спустя ВВС практически всех ведущих стран находились в процессе быстрого сокращения. Крупнейшие из них, ВВС США, в 1995 г. приобрели 127 летательных аппаратов, включая вертолеты и транспортные самолеты[846]; в других странах этот показатель снизился до десятков, если закупки вообще производились. На море происходила примерно та же история. От бывших советских военно-морских сил, на которые были потрачены огромные средства и которые еще в 80-х годах XX в. могли быть расценены как глобальная угроза, мало что осталось, кроме ржавеющих надводных судов и находящихся в плохом техническом состоянии старых подводных лодок, от которых, по оценкам, исходит постоянная опасность утечки ядерных материалов в море. ВМФ США находятся в лучшем состоянии, но количество авианосцев & #8213; самых важных систем вооружения, вокруг которых вращается все остальное, & #8213; снизилось с почти 100 в 1945 г. до всего лишь 12 в 1995 г. Не считая США, только у Франции до сих пор есть авианосец со сплошной полетной палубой (в единственном экземпляре); авианосцы (все & #8213; явно второсортные), которыми владеют другие страны, можно пересчитать по пальцам одной руки. На самом деле не будет преувеличением сказать, что за одним-единственным исключением большинство государств уже не имеет действующего океанского флота.

Отчасти это сокращение вооруженных сил отражает быстро растущие цены на современное оружие и системы вооружений[847]. Истребитель-бомбардировщик Второй мировой войны стоил примерно 50 000 долл. Некоторые из современных самолетов этого класса, такие как F-151, стоят 100 000 000 долл. за штуку, включая комплект для технического обслуясивания (без которого они не будут функционировать), что, с учетом инфляции, представляет собой тысячекратный рост. И даже это не предел того, сколько могут стоить некоторые воздушные системы вооружения, такие как бомбардировщик «стеле», система АВАКС и радарная система Джей-СТАР, которые производятся, состоят на вооружении и эксплуатируются единственной оставшейся в мире сверхдержавой. По некоторым оценкам, нежелание вооруженных сил США использовать против Ирака свое последнее приобретение, бомбардировщик В-2 ценой 2 млрд долл., возможно, отчасти проистекает из того, что там просто нет целей, ради которых стоит рисковать этим самолетом[848].

Тем не менее не следует придавать слишком большое значение фактору роста цены. Экономика современных стран отличается высокой производительностью и, конечно, позволяет потратить на приобретение военной техники гораздо больше ресурсов, чем тратится сегодня. Таким образом, цены на современные системы вооружений кажутся непомерными только потому, что уровень риска, которому подвергается фундаментальная безопасность государства (обеспечиваемая фактически наличием ядерного оружия и постоянно находящихся в боевой готовности средств доставки), недостаточно высок по сравнению с ними. Подобная интерпретация выглядит весьма правдоподобно и подтверждается сформировавшейся за последние десятилетия тенденцией сокращения масштабов всевозможных производственных программ и растягивания процесса приобретения ad calendas grecas[849]. Например, реализация «Манхэттенского проекта» & #8213; включая строительство одного из крупнейших промышленных предприятий в истории & #8213; и создание первых атомных бомб потребовали менее трех лет, а разработчики сегодняшних систем обычных вооружений хотят убедить нас, что новый бомбардировщик может быть поставлен в строй не раньше, чем через 15 лет. История разработки бесчисленных систем вооружения показывает, что в большинстве случаев производится только часть первоначально запланированного количества, и то лишь после многочисленных задержек, исчисляющихся годами. Причина в основном заключается в отсутствии угрозы, которая заставляла бы резко ускорить начало массового производства, в свою очередь, приводящего к резкому падению издержек на единицу продукции.

В то же время еще одним объяснением снижения количества производимой и находящейся на вооружении техники является значительное улучшение ее качества, что, как утверждается, делает избыточной огромную численность, имевшую место в прошлом[850]. В этом утверждении есть доля истины. В частности, с тех пор как управляемые ракеты заменили баллистическое оружие в виде старой артиллерии и неуправляемых ракет, количество выстрелов, необходимых для уничтожения конкретной цели, резко уменьшилось; как показала война в Персидском заливе в 1991 г., зачастую удается добиться точности попадания, обеспечивающей соотношение «один выстрел & #8213; одна уничтоженная цель». Но, с другой стороны, следует помнить, что для любого современного оружия, за исключением ядерного, может быть разработано и в большинстве случаев уже разработано оружие противодействия. Какими бы простыми или сложными ни были две противостоящие друг другу военные системы (при условии, что технологически они примерно равны), борьба между ними, скорее всего, будет длительной и приведет к глубокому взаимному истощению сил[851]. Учитывая, что более точное оружие должно приводить к более сильному истощению (что и произошло в 1973 г. в арабо-израильской войне и в 1982 г. в фолклендской войне, в каждой из которых использовалась самая современная на тот момент техника), и рассуждая логически, следовало бы ожидать, что государства в конце XX в. должны были бы производить и развертывать больше оружия, а не меньше. То, что этого не произошло, со всей очевидностью показывает, что они уже либо не хотели, либо не могли готовиться к войнам более масштабным, скажем, чем война во Вьетнаме или в Афганистане; хотя даже те поставили на грань банкротства две крупнейших державы & #8213; США и СССР соответственно.

Если взглянуть на это под еще одним углом зрения, во время Второй мировой войны у четырех из семи (пяти из восьми, если считать Китай) основных стран-участниц столицы были оккупированы противником. Еще две (Лондон и Москва) были подвергнуты сильным бомбардировкам, и только одна (Вашингтон) избежала всех этих несчастий. С тех пор ни одной державе первого или второго класса не приходилось вести широкомасштабных военных действий на своей территории; причины этого слишком очевидны, чтобы их объяснять. В большинстве своем страны, начинавшие войну (или подвергавшиеся нападению), были относительно небольшими и играли относительно маловажную роль на международной арене. Например, Израиль воевал против арабских государств, Индия против Пакистана, Иран против Ирака, США в начале против Вьетнама, а затем против Ирака и в течение нескольких дней в 1995 г., Перу против Эквадора. Если страны нельзя отнести к маловажным & #8213; например, Индия или Китай в период, когда у них не было ядерного оружия, & #8213; военные операции почти полностью сосредотачивались на окраинах и никогда не приближались к столице.

Важным результатом этих перемен стало то, что стратегия, которая со времен Наполеона до Второй мировой войны часто подразумевала наступления и отступления на расстояния в сотни миль, теперь оперировала гораздо меньшими масштабами. Например, ни одна армия после 1945 г. не пыталась повторить наступление немцев от реки Буг до Москвы протяженностью в 600 миль, не говоря уже о 1300-мильном советском марше от Сталинграда до Берлина. С тех пор дистанции, которые проходили армии, стали гораздо короче. Не было случая, чтобы они превышали 300 миль (Корея в 1950 г. ), обычно ограничиваясь 150 милями и менее. В 1973 г. Сирия и Египет столкнулись с неофициальной ядерной угрозой со стороны Израиля. В результате, как впоследствии признавали некоторые их лидеры, они изначально не планировали продвижения вглубь оккупированной территории более чем на 10 и 5 миль соответственно & #8213; столь низко пало когда-то великое искусство «стратегии»[852]. В других местах, при конфликте между ядерными державами, как в случае с Индией и Пакистаном, враждебные действия (оспаривание принадлежности отдаленного и практически не имеющего никакой ценности ледника Сиачен), вовсе не подразумевают каких-либо территориальных продвижений[853].

Не удивительно, что после того как ядерное оружие ограничило возможности войны, в теории войны с использованием обычных вооружений воцарился застой. Теоретики, которые в межвоенный период учили вооруженные силы мира, как воевать с помощью оружия или систем вооружений, основанных на двигателе внутреннего сгорания (Джулио Дуэ, Джон Фредерик Фуллер, Бэзил Лиддел Гарт, Гейнц Гудериан), не имели достойных последователей. Многие думают, что во времена «холодной войны» умы офицеров Генерального штаба в Москве были заняты исключительно мыслью о том, как провести блицкриг образца 1940 г., только в большем масштабе, быстрее и мощнее; и наоборот, что 90% всех разработок НАТО касалось того, как быстро остановить такой блицкриг, а затем, возможно, ответить контрнаступлением, как поступили англичане в Эль-Аламейне в 1942 г. [854] Тем не менее основные аналитические термины, используемые для понимания крупномасштабных военных операций, & #8213; такие как наступление, отступление, прорыв, проникновение, окружение, фронт, линии коммуникаций, внутренние и внешние линии, прямое и непрямое действие, & #8213; оставались теми же, что и всегда; в результате «Стратегия» Лиддел Гарта, впервые опубликованная в 1929 г., переиздавалась всякий раз, когда начиналась война с использованием обычных вооружений[855]. Возможно, единственным новым понятием, появившимся около 1935 г., был воздушный десант[856]. Во время Второй мировой войны воздушный десант применялся множество раз (с использованием самолетов, а позднее вертолетов) для высадки войск во вражеский тыл, захвата ключевых пунктов и выведения из строя линий коммуникаций. Однако после Суэцкой кампании 1956 г. ни одна армия не прибегала к выброске сколько-нибудь крупных воздушных десантов; не считая использования в проти

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: