Лекция 10. Зарождение археологии внеевропейских земель.

 

1. Отрасли археологии и ее история. Человек не может рождаться по частям и от разных матерей – часть тела в одном месте, часть в другом, часть в третьем. С науками это бывает.

Археология зарождалась и формировалась не как единое целое, а по частям – каждая отрасль отдельно. Под традиционными отраслями имеются в виду именно отрасли, исторически формировавшиеся порознь. Это привело к делению археологии не по методам или хронологии материала или этапам исследования (как вообще-то можно делить археологию – например, полевая, камеральная, кабинетная). Нет, имеется в виду ее деление по культурно-территориальным блокам материала, потому что именно эти блоки обусловили первичное деление дисциплины. При этом сказывались и методы, и хронология, и этапы исследования, но как вторичные признаки. Каждая отрасль археологии, ориентированная на некий блок взаимосвязанных культур, сопряжена с определенной территорией, определенным хронологическим диапазоном. Все они связаны с разными смежными науками, для каждой отрасли своими, имеют разные центры подготовки, нередко даже на разных факультетах, обзавелись разными журналами, институтами, конференциями и т. п. Словом, каждая изначально обособлена, и само осознание их единства, принадлежности их к одной научной дисциплине, можно сказать, объединение их в одну науку – это проблема.

Мы уже ознакомились с несколькими такими отраслями и видели, что античная (классическая) археология формировалась в рамках классической филологии и была первоначально ориентирована на изучение изобразительного искусства; первобытная (преисторическая) археология зародилась в кругу антропологических наук и была тесно связана с этнографией и биологией, ее ориентиром было происхождение человека; средневековая (прото- и раннеисторическая) археология была изначально тесно связана с историей. Но все они занимаются одной территорией – Европой и кое-где выходят за ее пределы только в связи с древним распространением тех же европейских культур. Деление между культурными блоками здесь проходит по хронологическим рубежам, марксист сказал бы – по социально-экономическим формациям – первобытная, рабовладельческая (античность), феодальная (средневековье).

Однако мир не ограничивается Европой. Есть и другие территории, и есть отрасли археологии, посвященные культурным блокам, находящимся на этих территориях. Как они возникали? В каких контекстах? В каком делении?

Сразу же отмечу, что по научным кадрам, по сложению научных центров эти отрасли большей частью тоже были первоначально сугубо европейскими, позже – и американскими, и только еще позже – также и местными. А культуры? Для европейцев это были культуры экзотические, малоизвестные или вовсе неизвестные. Часть из них располагалась на древнем Востоке, и для освоения требовала изучения древневосточных языков, а часто сначала и расшифровки восточных письменностей. Восточная (ориенталистическая) археология формировалась в рамках ориенталистики – дисциплины также прежде всего филологической (папирология, ассириология, китаистика, арабистика и т. д.). Однако в случае Китая и отчасти арабистики европейцы имели возможность опереться на давнюю местную традицию: китайцы и арабы издавна интересовались своими древностями и имели соответствующую литературу. Африканская археология и археология Австралии и Полинезии формировались сначала в рамках географии, потом - как и первобытная археология, в рамках антропологических наук, но если первобытная археология примыкает к этнологии - теоретическому крылу культурной антропологии, то африканская, как и австралийская и полинезийская археология примыкают к этнографии – описанию живых культур этих местностей. Американская археология делится на две части: в изучении цивилизаций Центральной Америки (инков и майя) она схожа с античной и ориенталистической археологией, ибо имеет дело с иератической письменностью и сосредоточена на искусстве, а в изучении других индейцев, в частности индейцев Северной Америки, она схожа с первобытной археологией (а также с австралийской и африканской), ибо имеет дело с бесписьменными культурами племен, которые еще недавно жили в тех же местах и остатки которых живут неподалеку.

Во всех случаях археология внеевропейских земель (все ее отрасли) связана с колонизацией этих земель и колониальной политикой европейских держав и ее последствиями. Как никакая другая археология эта археология следовала империалистическим стимулам, что не обязательно отражается на ее результатах. Но в чем-то, несомненно, отражается.

Из-за экзотичности и сенсационности открытий полевая археология занимала в этих отраслях больше места, чем в центральных, а интерпретация меньше, и основные идеи и теории археологии складывались, по крайней мере вначале, не в них. Поэтому мой курс, который посвящен прежде всего истории археологической мысли, мог бы не останавливаться подробно на зарождении и становлении этих отраслей, но так поступать нельзя, поскольку, во-первых, тогда картина формирования археологии окажется неполной и искаженной, а во-вторых, кое-какие идеи в этих отраслях все-де разрабатывались.

 

2. Зарождение ориенталистической археологии: Египет. Египетская археология четко начинается с наступлением XIX века (Baikie 1924; Bratton 1968). В эпоху Возрождения, а особенно в век Реформации и Век Просвещения в Египте бывали отдельные путешественники, но они обычно ограничивались районом больших пирамид и сфинкса, и их публикации мало что добавляли к тому, что было известно из писаний древних греков и римлян. Ситуация резко изменилась в 1798 г., когда генерал Бонапарт с 35 тысячами солдат высадился в Египте, надеясь пресечь английскую колониальную торговлю. Он задумал и культурную экспансию Франции, и вез с собой Комиссию по искусствам и наукам, состоящую из 175 ученых (географов, астрономов, химиков, физиков, биологов, ориенталистов и историков), а также картографов, инженеров, архитекторов и художников. Возглавлял эту экспедицию барон Виван Денон, о котором уже была речь в главе об античной археологии (рис. 1).

Когда Нельсон разбил французский флот и Наполеон прорвался на одном корабле назад во Францию, бросив свои войска и экспедицию на произвол судьбы, ориенталисты экспедиции сделали одно из наиболее важных открытий в папирологии, хотя это был не папирус. Один из военных инженеров, реконструируя развалившиеся арабские фортификации близ Росеты к востоку от Александрии, обнаружил вмонтированный в стену полированную базальтовую плиту с двуязычной надписью – билингвой: надпись иероглифами, которые тогда еще не читались, а под ней другая, непонятными письменами (это было египетское демотическое письмо), и ниже – третья, на греческом (рис. 2). Когда французские войска в Египте капитулировали, британский генерал Хатчинсон потребовал все результаты работ экспедиции сдать для отправки в Британию. Но, уступив протестам французских ученых, разрешил им увести с собой все записи, планы, рисунки и коллекции растений, животных и минералов, но все древности, включая Росетский камень, были отправлены в Британский музей.

Впоследствии Росетский камень позволил гениальному французскому полиглоту Жану Франсуа Шамполиону расшифровать иероглифическую египетскую письменность и дать начало папирологии. Это рывком передвинуло Египет из преистории в историю. Но это же имело следствием некоторое застревание египетской археологии на описании и иллюстрировании: письменные источники выдвинулись на первый план (Kemp 1984).

В 1802 г. Денон опубликовал во Франции двухтомный предварительный отчет "Путешествие в Верхний и Нижний Египет", в том же году переведенный на английский. Затем с 1809 по 1828 выходило полное "Описание Египта" в 28 томах, для которого Денон изготовил 120 таблиц. Ко времени окончания этого издания многих из памятников, зафиксированных в нем, уже не существовало: они были разрушены. Некоторые при новом строительстве, как храм в Арманте (рис. 3) – чтобы построить сахаро-очистительный завод. Другие разрушены феллахами (крестьянами), чему французская экспедиция только способствовала: феллахи считали, что измерять, зарисовывать и отгребать песок иностранцы могут, только зная, что там их ждут сокровища. Сокровищ феллахи не нашли, но большое количество памятников разобрали и разметали. Охота за сокровищами сменилась охотой за антиками, поскольку оказалось, что и за простые древности, не из золота и серебра, приезжие иностранцы хорошо платили.

Мохаммед Али паша, ставший главой Египта, хедивом (под номинальным господством турецкого султана), вознамерился модернизировать Египет, а для этого нужна была помощь европейских государств. Чтобы ее заслужить, хедив разрешил европейцам размонтировать египетские памятники и вывозить из Египта древности. Египет стал полем деятельности бесцеремонных и жадных европейских авантюристов. Особенно отличались итальянцы, возможно, потому, что за ними был уже многовековой опыт разграбления и вывоза из страны классических древностей Италии. В Египте именно итальянцы служили агентами Франции и Англии. На французской службе был Бернардино Дроветти, который прежде был полковником наполеоновской армии, а потом французским генеральным консулом – до 1829 г. Этот со своими подручными и земляками Лебуло и Россиньяно был главным на рынке древностей: крупнейшие египетские коллекции мира – Парижа, Берлина и Турина – были сформированы в основном из добычи Дроветти. Интересы Англии представлял ее генеральный консул Генри Солт, но за него работал итальянец Джованни Бельцони (Giovanni Belzoni, 1778 – 1823, рис. 4), уроженец Падуи.

Этот был одним из наиболее прославившихся на этом поприще пиратской охоты за древностями (Fagan 1975; Montobbio 1984; Stiebing 1993: 60 – 69; Bahn 1996: 100). Более 190 см ростом, много лет он подвизался в Англии как цирковой силач (он поднимал железную платформу с 12 людьми). В Египет он подался, чтобы усовершенствованное им водяное колесо для подъема воды предложить хедиву, который однако, не стал покупать изобретение. Тогда Бельцони нанялся к Британскому генеральному консулу Генри Солту добывать для него древности. В 1816 г. он успешно доставил ему в Александрию колоссальную гранитную голову и часть торса статуи фараона (как оказалось, Рамсеса II) из храма в Фивах (рис. 5). Конкурентом его был другой итальянец, Дроветти, который устраивал волнения среди рабочих Бельцони, но тот справился с этим, и колосс был доставлен из Александрии в Лондон, в Британский музей.

Другим предприятием Бельцони были раскопки выдолбленного в скале храма Рамсеса II в Абу-Симбеле в Нубии. Узнав еще в 1815 г. от молодого швейцарского искателя приключений, посетившего Абу-Симбел в 1812 г. о засыпанных песком по шеи огромных статуях, выступающих из скалы, Бельцони согласился с молодым человеком, что это, вероятно, вход в храм. Еще двигая голову Рамсеса в Александрию, Бельцони съездил в Абу-Симбел и попытался удалять песок, но это оказалось очень трудоемким делом. В 1817 г. Бельцони вернулся в Абу-Симбел и, углубившись на 12 метров, нашел вход в храм и пролез внутрь. Он был первым европейцем, кто видел внутренность храма (рис. 6).

В последующие годы Бельцони продолжал вывозить крупные памятники в постоянной борьбе и даже вооруженных схватках с людьми Дроветти. Он охотился и за портативными вещами – папирусами, которые можно было бы продать Солту и другим любителям. Бельцони проникал в древние могилы и крушил всё на своём пути. Вот отрывок из его отчета:

"После проникновения в такое место, через проход в пятьдесят, сто, триста или может быть шестьсот ярдов (ярд – 91, 5 м), почти преодолев его, я искал место для отдыха, нашел одно и ухитрился усесться; но когда мой вес нажал на тело египтянина, оно смялось, как картонная коробка. Я, естественно, оперся на руки, чтобы удержать свой вес, но они не нашли лучшей поддержки; так что я весь упал на сломанные мумии, с треском костей, лохмотьев, и деревянных ящиков, которые подняли такую пыль, что заставили меня не двигаться в течение четверти часа, поджидая, пока она уляжется. … Однажды меня провели из такого места в другое подобное ему через проход длиною около двадцати футов (шести метров) и не шире, чем чтобы только тело могло протиснуться. Всё было забито мумиями, и я не мог пройти, не сталкиваясь лицом с физиономией какого-либо покойного египтянина; но когда проход пошел вниз, мой вес помог мне; однако я не мог уклониться от голов, ног, рук и голов, скатывающихся сверху и покрывших меня" (Belzoni 1820).

По выражению авторов романа об археологии, современный египтолог, читая о деяниях Бельцони меняет цвет, как хамелеон, становясь "то зеленым от зависти, то красным от стыда, то белым от гнева" (Magoffin and Davies 1929: 50). Даниел называет Бельцони "грубияном в археологии, грабителем могил" (Daniel 1975: 155). Стибинг, однако, отмечает, что "Бельцони был не хуже своих современников, а во многих отношениях гораздо лучше. Он был смелым, интеллигентным, добродушным малым, который не разрушал древностей намеренно" (Stiebing 1993: 66). Для сравнения Стибинг приводит полковника Ричарда Говарда Вайза, который, прибыв в Каир в 1836 г. "изучать" пирамиды и столкнувшись с трудностями отыскать вход, просто проломил дорогу взрывом.

Схватки Бельцони с Дроветти привели к разделу территории между Дроветти и Солтом по Нилу: к востоку от Нила собирает древности Дроветти, к западу – Солт. Поэтому когда французский инженер Жан Лелоррэн подрядился добыть для Франции древний зодиак с потолка храма в Дендре (территория Солта), ему пришлось добывать фирман тайком и действовать, скрываясь от английских туристов. А когда, выпилив изображение, его транспортировали по Нилу, наперерез было выслано английское судно. Но Лелоррэн поднял французский флаг, провоцируя международный скандал, а паша на жалобу Солта ответил, что документы на вывоз в порядке.

Между тем два известных лингвиста возглавили археологические экспедиции своих стран в Египет - француз Жан Франсуа Шамполион, расшифровавший к 1822 году двадцать два иероглифа и установивший родство древнеегипетского языка коптскому, и немец Карл Рихард Лепсиус из Берлина, с энтузиазмом использовавший его расшифровку. Как и античная археология, египетская оставалась делом филологов. Экспедиция Шамполиона состоялась в 1828 – 29 гг., экспедиция Лепсиуса – в 1842 – 45. Они фиксировали египетские храмы, раскапывали могилы, собирали надписи. Это позволило им построить хронологию и скелет египетской истории, ставший стержнем для абсолютной хронологии европейской протоисторической археологии. В 1849 г. Лепсиус опубликовал "Египетскую хронологию", а в 1849 – 58 результаты своей экспедиции в 12 монументальных томах с 894 таблицами размером 77 на 61 см!

 

3. Мариэтт-бей. Тем временем в 1835 г. паша Мохаммед Али издал указ о запрете вывоза древностей из страны и о создании музея в Каире. Но никакой службы охраны создано не было. Сменивший Мохаммеда Али его сын Аббас рассматривал музей по-восточному - как удобное хранилище даров для важных визитеров. Этому положил конец француз Огюст Мариэтт (Auguste Mariette, 1821 - 1881).

В 1850 г. этот молодой француз заинтересовался египтологией, ознакомившись с бумагами своего кузена, который работал писцом в экспедиции Шамполиона. Теперь Мариэтт, специалист по коптскому языку (тоже филолог) и сотрудник Лувра, прибыл в Египет с целью закупки некоторых коптских рукописей для Лувра. Посетив Саккару, он заметил голову сфинкса, торчащую из песка – точно такую, как у сфинксов, которые он видел в садах египетских вельмож в Каире и Александрии. Не отсюда ли они все происходят? Но тогда это какое-то важное место. Мариэтт вспомнил: Страбон писал, что у Мемфиса находился храм Сераписа "в месте столь песчаном, что дюны песка подымаются ветром, а некоторые из сфинксов, которых я видел, были закопаны даже по самую голову, а другие были видны только наполовину" (Geogr. XVII, I, 32). Со времени Страбона сфинксы простояли две тысячи лет – как же их должно было занести песком с тех пор!

Слово Серапеум происходит от имени Серапис, а это имя – сокращенное греческое название египетского бога Озириса-Аписа (по имени бога и посвященного ему священного быка).

Забыв свою миссию, Мариэтт на деньги, отпущенные ему на рукописи, нанял землекопов и начал раскапывать песок, даже не озаботившись разрешением от египетского правительства на раскопки. Скоро он открыл аллею сфинксов Серапеума (с могилами Древнего Царства по обе стороны от аллеи. В одной из них он нашел знаменитую статую сидящего писца (рис. 7). Когда деньги окончились, он сообщил своим нанимателям о растрате, но те оценили открытие и отпустили большие деньги на продолжение раскопок. В ноябре 1851 г. Мариэтт нашел вход в Серапеум. Но тут сведения о незаконных раскопках достигли ушей хедива, и он повелел немедленно прекратить раскопки. Компромисс был достигнут дипломатическим путем: всё открытое увозят во Францию, но будущие находки останутся в Египте. Мариэтт же, прекратив раскопки по повелению хедива, оставил сбоку главного входа присыпанный песком тайный лаз в Серапеум, и, для вида пакуя ящики, по ночам продолжал со своими людьми вести исследования в храме, вынося оттуда находки. Там были могилы священных быков, которые воплощали Аписа. Через несколько месяцев генеральный консул Франции добился от Аббаса паши разрешения на продолжение раскопок. А в 1854 г. Аббас был убит, и ему наследовал его брат Саид.

Мариэтт обратился к нему с меморандумом о необходимости учредить службу охраны древностей и построить специальный археологический музей, где бы можно было выставить замечательные находки. В 1859 г. произошел такой эпизод. Близ Фив люди Мариэтта нашли позолоченный саркофаг царицы Ааххотеп. Прежде чем Мариэтт успел распорядиться об отправке находок в Каир, местный правитель Мудир выкрал украшения царицы, распаковал их в своем гареме и отправился по Нилу на судне к хедиву, чтобы принести их в дар от себя. Мариэтт бросился преследовать судно Мудира пароходом, догнал тихоходное судно, взял его на абордаж, силой отнял драгоценности и привез их в Каир. Хедива очень забавил этот эпизод. Он взял золотую цепочку для одной из своих жен, скарабея для себя, а остальное отдал в музей.

Саид-паша был заинтересован в благоволении Франции и к визиту Наполеона III решил подарить ему какие-нибудь роскошные находки. Для этого он предложил Мариэтту продолжить раскопки. Визит Наполеона не состоялся, но Мариэтт с помощью своего земляка Лессепса, строителя Суэцкого канала, успел завоевать доверие паши и добился выполнения своих запросов. Назначенный генеральным директором новоучрежденной службы охраны древностей, он сумел прекратить практику раздачи даров древностями, жестко пресек деятельность грабителей могил и торговцев древностями, а Египетский музей (сначала в Булаке), открытый в 1863 г., стал под его руководством одним из лучших музеев мира. В 1867 г. древние египетские драгоценности были выставлены в Париже, и императрица Евгения, жена Наполеона III, намекнула хедиву, теперь уже Измаилу, что она была бы весьма польщена получить всю коллекцию в дар. Хедив, который был очень заинтересован во французских займах, ответил посланнику императрицы: "Есть в Булаке лицо более могущественное, чем я, и обращаться нужно к нему". От Мариэтта был получен твёрдый отказ. Даниел называет это день "великим моментом в истории археологии" (Daniel 1975: 164).

Отмечая окончание строительства Суэцкого канала в 1869 г., Мариэтт написал для Верди либретто оперы "Аида", где герой и героиня заживо похоронены в храме Птаха в Мемфисе. Великолепный марш из оперы "Аида" с победными трубами как бы озвучивает блистательное вторжение Мариэтта в Египет и победоносное шествие по египетской археологии.

Не доверяя другим археологам, Мариэтт руководил почти всеми экспедициями в Египте сам, лично. Он копал в тридцати разных местах. Это приводило к спешке и недогляду, к недостаточной фиксации. Возле сфинкса он удалил упавшие руины храма динамитом, совсем как полковник Вайз за два десятилетия до него. Мало что из его раскопок публиковалось достаточно полно (но пять томов "Дендеры" всё-таки опубликованы), а его рукописные отчеты погибли при наводнении в Каире в 1878 г. Через три года после наводнения шестидесятилетний Мариэтт-бей умер. Два года спустя крупнейший исследователь Египта в следующем поколении англичанин Флиндерс Питри грустно констатировал:

"Ничего не делалось по единому плану; работы начинались и бросались неоконченными; не учитывались нужды и запросы будущего исследования и не использовались цивилизованные сберегающие труд устройства. Тошнотворно видеть скорость, с которой всё разрушалось, а на сохранение обращалось мало внимания" (цит. по: Daniel 1975: 162).

Но при всех недостатках Мариэтта, он сделал очень много и привел египетскую археологию в относительный порядок. Он добился создания первого на Ближнем Востоке археологического музея и ликвидировал деятельность расхитителей могил. У себя в стране мы не можем с этим справиться и сейчас.

 

4. Зарождение ориенталистической археологии: Святая Земля, Месопотамия и Персия. В отличие от Египта в странах Западной Азии очень мало памятников сохранилось на поверхности, отчего эти страны меньше привлекали путешествеников-антиквариев в эпоху Возрождения, да и позже, включая эпоху Просвещения. В 1626 г. римский купец и бонвиван Пьетро делла Валле путешествовал по всему Ближнему Востоку (Египет, Палестина, Месопотамия и Западная Персия) и привез несколько кирпичей с клинописными надписями из большого городища (Персеполя) и рисунок холма, называемого Бабиль – места руин Вавилона (рис. 8). Копии с персидских клинописных надписей сделал и датский врач Карстен Нибур в 1765 г. Но эти надписи вызвали интерес только у некоторых ученых, не у широкой публики: всеобщее внимание было занято древностями античного мира, да еще, пожалуй, Египта.

Атеизм революционных преобразований (вплоть до изменения календаря) и, уж во всяком случае, подрыв христианской религии в годы Французской революции сделали столь острой проблему подтверждения Библейской истории, как ее не смогли сделать века библейской критики в эпохи Реформации, Просвещения и Научной революции, хотя, конечно, они подготовили этот подрыв. Особенно этому содействовали научные исследования по хронологии человечества (Childs 1970). С началом XIX века наступил период интенсивного освоения антиквариями-путешественниками Ближнего Востока – библейских земель. Этому способствовало обострение колониальной экспансии европейских держав после Наполеоновского броска в Египет. В Оттоманской империи султан Махмуд II стал с начала XIX века интенсивно европеизировать армию, для чего нуждался в помощи европейцев, а это облегчало их проникновение в подвластные Турции земли.

Английский географ Эдвард Дэниел Кларк (Edward Daniel 1769 – 1821), профессор минералогии и распорядитель библиотеки Кембриджского университета (Otter 1824), прибыл в Палестину в 1801 г. и, посетив церковь Святого Гроба в Иерусалиме, убедился, что там нет древней могилы. Он усомнился в древности и других святых мест и опубликовал свои наблюдения в двух томах в 1817 г.

Один из его студентов в Кембридже Йоганн Людвиг Буркхардt (Johann Ludwig Burckhardt, 1784 - 1817), швейцарец, эмигрировавший в Англию из ненависти к революционной Франции, был под большим впечатлением от рассказов Кларка и, выучив основы арабского языка, астрономии и медицины, отправился на Ближний Восток. В 1809 г. он прибыл в Алеппо и пробыл там и в Дамаске почти три года, совершенствуясь в арабском. Он переоделся в арабскую одежду и объявил себя шейхом по имени Ибрагим ибн Абдулла из Индии. В этом виде он обследовал руины, включая Пальмиру, и копируя надписи. Оттуда он начал путешествие в сторону Каира. Он идентифицировал многие места, упоминаемые в Библии и ранее неизвестные европейцам, и был первым со времени римлян европейцем побывавшим в Петре к востоку от Мертвого моря. Из Египта он отправился в Нубию, был первым европейцем, посетившим храм Рамсеса II в Абу-Симбеле, и умер от дизентерии в 1817 г. в возрасте 33 лет. Он похоронен в Каире на мусульманском кладбище, а его дневники опубликованы посмертно в 1819 и 1822 гг. под названием "Путешествия в Сирию и Святую Землю в 1810 – 12 г.".

В 1808 г. в возрасте 21 года Клодиес Джеймс Рич (Claudius James Rich, 1787 – 1820), родившийся в Дижоне (Франция), но ребенком перевезенный в Англию, был назначен британским резидентом с консульскими полномочиями в Багдаде (Alexander 1928; Lloyd 1945/1955). Столь раннее назначение на ответственную должность (шла острая вражда с Францией) не случайно. В возрасте 17 лет Рич, зачисленный кадетом в Ост-Индскую кампанию, обратил на себя внимание даром к изучению языков. Кроме древних греческого и латыни, а также ряда современных европейских языков, парень выучился турецкому, персидскому, арабскому, еврейскому и немного китайскому. Его послали усовершенствоваться на Ближний Восток, а через четыре года назначили на пост в Багдад (рис. 9).

Его путешествия по Востоку пробудили в нем интерес к древним городам Месопотамии, и в конце 1811 г. он провел несколько недель, обследуя Бабиль - место древнего Вавилона. Туда он проехал с небольшим вооруженным отрядом и 70 гружеными мулами. Свои наблюдения он опубликовал как "Доклад (Memoir) о руинах Вавилона" в 1815 г. с точным планом места. Не будучи археологом, этот антикварий-любитель провел небольшие раскопки в Вавилоне и обнаружил погребение. В 1817 побывал там еще раз и опубликовал на следующий год "Второй доклад о руинах Вавилона". Байрон в "Дон Жуане" упоминает две книги Клодиуса Рича. В 1821 г. Рич посетил Мосул и увидел два холма – Куюнджик и Неби Юнус, вместе образующие место Ниневии. Рассорившись с пашой, Рич вместе с женой Мери вынужден был покинуть Месопотамию - он отправился в Персию. Вскоре он заразился холерой и умер, как Буркхардт, в возрасте 33 лет, но его наблюдения были, так же как и перед тем Буркхардта, опубликованы посмертно в 1836 г. как "Повествование о пребывании в Курдистане и о месте древней Ниневии". Осталась после него и коллекция восточных рукописей и монет вместе с надписанными кирпичами из Вавилона, четырьмя глиняными цилиндрами с надписями, 32 клинописными табличками и другими древностями.

Параллельно с этим шла работа над расшифровкой клинописи. В 1802 г. немецкий учитель Георг Фридрих Гротефенд (Georg Friedrich Grotefend, 1775 – 1853, рис. 10), поощряемый к исследованиям профессором Гейне, догадался, что повторяющаяся последовательность знаков отражает персидскую царскую титулатуру. В подходящей формулировке "великий царь, царь царей" и "царь … сын царя …, сына …" последнее имя не имело царского титула, а такая последовательность имен была в короткой персидской династии только одна – Ксеркс сын Дария сына Гистаспа. Гёттингенская Академия наук не признала открытие простого учителя, не знающего языков, и отказалась публиковать, но тридцать лет спустя англичанин Генри Кресуик Ролинсон (Henry Creswicke Rawlinson, 1810 - 1895) независимо повторил его результат.

Будучи лейтенантом, получившим классическое образование (Rawlinson 1898), Ролинсон (рис. 11) похвалялся, что готов "на пари в 100 фунтов соревноваться с любым соперником в беге, прыжках, метании колец, в теннисе, бильярде, охоте на голубей, забое свиней, беге с препятствиями, шахматах и карточной игре" (Bahn 1996: 108). В 1835 г. Ролинсон как кавалерийский офицер, знающий восточные языки, был послан в Керманшах военным советником персидского губернатора Курдистана, чтобы реорганизовать персидскую армию и противостоять распространению российского влияния на пути в Индию. Он также исследовал персидский Курдистан для Королевского географического общества, за что получил золотую медаль. Именно во время этих поездок он заинтересовался клинописью. В 22 милях от Керманшаха на отвесной Бехистунской скале на высоте около 390 футов (122 м) от земли были выбиты рельеф и надпись клинописью (рис. 12 - 13). Между 1835 и 1837 годами Ролинсон проводил всё свое свободное время на скале, спускаясь сверху на веревках или стоя на узком уступе и копируя рельеф и надписи. Тогда же он повторил открытие Гротефенда и продвинулся дальше. В 1839 г. он послал Королевскому Азиатскому Обществу доклад о своих успехах. Первая Афганская война 1839 – 42 гг. прервала его работы у скалы, но в 1844 г. он стал британским резидентом в Багдаде и с помощью курдского юноши продолжил свои работы по копированию. Его перевод древнеперсидского текста в 400 строк появился в Журнале Королевского Азиатского Общества в 1946 – 47 годах. Тогда он обратил внимание на другие две надписи, сделанные той же клинописью, но на других языках. Один из этих языков оказался семитским, родственным еврейскому и арабскому, – это был ассиро-вавилонский язык, другой – эламитский.

В 1849 г. Британский музей поручил Ролинсону курировать работу над клинописными текстами, поступающими из раскопок Лэйярда (о них будет речь далее). А потом Ролинсон получил титул почетного доктора от Оксфорда и был избран в парламент; но, кроме того, он стал членом правления Британского музея, президентом Географического и Азиатского обществ, баронетом (рис. 14).

Сейчас стало известно, что Ролинсон был одним из ценнейших сотрудников британской разведки. Когда один лингвист, Эдвард Хинкс, в 1846 г. опередил его в переводе персидской надписи из Бехистуна, Ролинсон, узнав об этом, отправил в лондонский журнал, где уже печаталась его собственная статья письмо с поправками по Хинксу (но без ссылок на него), так что оно было опубликовано раньше работы соперника. Когда его уличили в плагиате, он подделал почтовый штемпель, доказывая, что его письмо отправлено раньше, чем он мог бы узнать об открытии соперника. Подделка штемпеля была нетрудной для опытного разведчика. Через несколько лет фальсификация была всё-таки разоблачена.

Но из всех его деяний, славных и позорных, больше всего запомнилось истории наиболее импозантное - копирование Бехистунской надписи, на пару с курдским мальчиком на весу над бездной.

 

5. Открытие Ассирии: Ботта и Лэйярд. После Рича раскопки сосредоточились в Месопотамии (Hilprecht 1904; Parrot 1946; Lloyd 1947/1980; Duel 1961; Церен 1966;). Успехи Рича побудили Францию направить и своего консула в Мосул – в 1840 г. туда прибыл Ботта.

Поль Эмиль Ботта (Paul Emile Botta, 1802 – 1870) был сыном историка. Он получил образование врача и энтомолога, служил врачом в Египте при Мохаммеде Али с 1830 г. и там заинтересовался древностями. В 1833 он был назначен французским консулом в Александрии и предпринял экспедицию в Иемен в поисках исторических остатков. Таким образом, в Мосул он прибыл уже опытным в дипломатических делах, восточных языках и разыскании древностей. Сразу же по прибытии он стал объезжать верхом окрестности, присматриваясь к холмам, собирая у местных жителей древнюю керамику, надписанные кирпичи и другие древности и разузнавая, где они это нашли. В 1842 г. он решил начать раскопки холма Неби Юнус, напротив Мосула через реку Тигр, холма, уже давно распознанного как место Ниневии, столицы Ассирии. Но, встретив недовольство мусульман (там находилась их святыня), стал раскапывать Куюнджик. Однако после нескольких месяцев раскопок Ботта был очень разочарован, ибо находки сводились к нескольким надписанным кирпичам и мелким обломкам каменных рельефов. Он уже хотел забросить раскопки, когда прохожий араб из деревни Хорсабад сообщил ему, что их деревня построена на холме, изобилующем каменными обломками рельефов и надписанными кирпичами.

Раскопки были перенесены туда, и сразу же Ботта наткнулся на стену и плиты с рельефами. Он телеграфировал в Париж: "Ninève est retrouvé" ("Ниневия обнаружена"). Французское правительство немедленно отпустило средства на продолжение раскопок, отрядило художника Эжена Фландена для зарисовок и распорядилось послу в Стамбуле обеспечить для раскопок султанский фирман. Но Ботта уже получил распоряжение местных властей прекратить раскопки. Местный губернатор паша Мохаммед Керити Оглу подозревал, что Ботта ищет закопанное золото, и всячески добивался прекращения раскопок: заключал землекопов француза в тюрьму и добивался у них признательных показаний, призывал местных феллахов отказываться от работы (они и так подозревали, что засуха и наводнение проистекают от нарушения покоя могущественных покойников); наконец, паша повелел прекратить раскопки под предлогом, что француз роет укрепления для антиправительственного заговора. По ночам феллахи проникали в раскопы и уносили деревянные крепления (дерево дорого в Месопотамии). Ботта был вынужден засыпать свои раскопы и ждать помощи от посла.

Когда Фланден привез от посла султанский фирман, Ботта c 300 землекопами раскопал телль почти до конца. Он думал, что раскапывает истинную Ниневию, но впоследствии оказалось, что это был дворец Саргона II (VIII в. до н. э.). Кроме рельефов Ботта раскопал огромные скульптуры львов и быков с человеческими лицами, стоявшими по бокам главного входа (рис. 15). Лучшая из них упала при перевозке, и когда Ботта вернулся за ней, местные крестьяне уже успели пережечь ее на известь и цемент. Тем не менее, целый ряд этих фигур был сплавлен по реке к морю и на корабле увезен во Францию. В 1846 г. они прибыли в Париж и были выставлены в Лувре. Роскошное пятитомное издание Ботта и Фландена "Памятники Ниневии" вышло в 1849 – 50 гг. (в одном томе – текст, в остальных четырех – рисунки Фландена). Ботта был обласкан королевским правительством, поддерживавшим его раскопки и издания, соответственно после революции 1848 года он попал в немилость и оказался в тени: служил в мелких дипломатических должностях на Ближнем Востоке.

Еще во время тщетных раскопок в Куюнджике в 1842 г. Ботта познакомился с молодым англичанином Остином Генри Лэйярдом (Austin Henry Layard, 1817 – 1894). Родившийся в Париже и воспитанный в Швейцарии, за три года до этой встречи 22-летний Лэйярд отказался от карьеры в юриспруденции ради страсти к путешествиям (Layard 1903). Вместе с еще одним искателем приключений они отправились через Балканы, Малую Азию, Месопотамию и Персию к Цейлону. В Месопотамии они выяснили, то в Персии идет гражданская война. Тут их намерения разделились: Лэйярд решил пробиваться через опасные земли, а его спутник предпочел безопасный путь морем, и они расстались. Два года Лэйярд странствовал среди диких бахтиярских племен (рис. 16) и, наконец, босого и в лохмотьях его выбросило к английской резиденции в Багдаде. К этому времени Персия была на грани войны с Турцией, и как агента, хорошо осведомленного в делах региона, резидент отправил Лэйярда в Стамбул в распоряжение британского посла сэра Стрэтфорда Кэннинга, а тот немедленно запросил для него пост атташе посольства. Именно в эту поездку в Стамбул Лэйярд и познакомился с Ботта.

Несмотря на соперничество Англии и Франции в охоте за восточными древностями, Лэйярд и Ботта немедленно подружились. Лэйярд сообщил другу Эмилю, что лучше перенести раскопки к Нимруду, чуть ниже по реке, а Ботта, хотя и предпочел Хорсабад, ознакомил друга Остина с неопубликованными результатами своих раскопок. В последующие два года Лэйярд выполнял поручения Кэннинга, и, уезжая в Англию, тот дал Лэйярду 60 фунтов для начала раскопок, о которых Лэйярд мечтал. Лэйярд поспешил в Нимруд, нанял шестерых рабочих и начал копать. Менее чем за 12 часов он обнаружил остатки двух ассирийских дворцов, как впоследствии оказалось, Ашшурнасирпала и Ассархаддона (соответственно IX и VII вв. до н. э.).

Тут он тоже столкнулся с тем же багдадским пашой Мохаммедом Керитли Оглу, который вставал перед Ботта, и по тем же причинам: паша и тут подозревал намерения найти и похитить из его владений золото. Он запретил раскопки под тем предлогом, то они нарушают покой мусульманских могил. Действительно, паша показал на телле надгробные памятники. Раскопки прекратились, но начальник турецкого отряда проговорился, что он и его люди потратили две ночи, свозя надгробные памятники на этот телль с окрестных кладбищ: "Мы разрушили больше настоящих могил правоверных, чем вы могли бы осквернить между Забом и Селамийя". Слава аллаху, месяц спустя губернатор утратил свой пост, а Лэйярд получил султанский фирман на продолжение <

⇐ Предыдущая123456789

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: