Второй день в ашраме бабаджи

Автор - Майкапар А.К. "Путь ученика Махаватара Бабаджи"
УДК 233-4
ББК 86.33
М 14
Майкапар А. К.
М 14 ХУ – МАН (Божественный Разум). Путь ученика Махаватара
Бабаджи. - Воронеж, 2011. - 126 с.

ISBN 978-5-4218-0049-1

ПУТЬ УЧЕНИКА МАХАВАТАРА БАБАДЖИ

Предисловие

Здравствуйте, дорогие читатели! Я хочу рассказать вам о моем учителе, Махаватаре Бабаджи, и о своем пути, пройденном в поисках Истины и освобождения.

Эти заметки адресованы всем тем, чье сердце точно знает, для чего дается душе человеческая жизнь: для того, чтобы познать себя, познать Бога. Я хочу, чтобы каждый ищущий убедился: знание доступно каждому. Мой рассказ раскроет вам путь, который ведет к Мокше, к просветлению.

Мой личный путь в чем-то похож на пути многих искателей истины. На пути к знанию я испытал удачи и падения, постижения и разочарования. Состояние неземного блаженства нередко сменялось глубочайшей болью и депрессией.

Я родился и вырос в Канаде. Там же женился, обзавелся детьми и прожил половину жизни внешне совершенно обычно по североамериканским стандартам. Но, несмотря на это, где-то глубоко внутри происходил процесс созревания и подготовки, который впоследствии привел меня к ногам Учителя.

Подготовка к переходу в высшее состояние сознания всегда незаметна, но на завершающей стадии становится понятно, что все предшествующие события были совсем не случайными. Существует высшая сила, которая притягивает, наставляет и ведет по жизни каждого, даже если человеку кажется, что в данный момент он движется к беде и разрушению.

Всегда помните слова Бабаджи: «Нет святого без прошлого, и нет грешника без будущего». Каждый из вас уже стоит на правильном пути, знаете вы об этом или нет, но требуется ваше осознанное согласие и личные усилия, чтобы ускорить процесс развития. Своими словами я скажу так: «Нет просветленного, которому свобода досталась без усилий, и нет человека, которому эта свобода недоступна».

 

Глава 1

ПЕРВЫЕ ШАГИ К ИСТИНЕ

С ранних лет я чувствовал неутолимую жажду Истины. Жизнь направила меня в духовный поиск, который длился почти сорок лет. Это были годы исканий. Много раз уверенность, что искомое найдено, сменялась разочарованием. Но я не терял надежды и энтузиазма, и, как мне казалось, все время шел в верном направлении. На самом же деле, я постепенно удалялся от предмета своего поиска, от Истины, но не понимал этого. Я не знал тогда, что мой поиск состоит из двух отдельных частей, каждая из которых требует своего подхода, но в дальнейшем убедился, что, только обретя зрелость личности и самостоятельность мышления, можно успешно вступить на путь духовного развития.

Воспитание в нашем современном обществе заставляет каждого развивать ум за счет угнетения сердца. С раннего детства мы поверили, что наша жизнь – это жизнь только тела и ума, и изо всех сил принялись глушить в себе то человеческое свойство, которое единственно и возвышает человека над животным. Рамана Махарши говорил: «Тело мертво даже пока человек жив, ибо оно — бесчувственная материя, только дух позволяет ему жить и действовать».

Пока мы не сбросим груз наших представлений, навязанных некомпетентными воспитателями, мы будем безуспешно искать вовне то, что находится внутри нас изначально. Сердце не нуждается в развитии, воспитании или усовершенствовании. Но ум можно и нужно развивать, чтобы он стал единомышленником и инструментом духа.

В четырнадцатилетнем возрасте мои первые шаги со Свами Вишну Девананда в его ашраме недалеко от Монреаля положили начало более обширным поискам. Но ограниченное христианское воспитание, полученное мною в детстве, вскоре дало о себе знать, и я свернул на проторенную дорогу. В восемнадцать лет я стал послушником в православном монастыре, но вскоре сделал вывод, что процветающие там злоба и высокомерие не соответствуют учению Иисуса.

После этого я некоторое время бродил по свету в поисках приключений и людей, которые могли бы указать мне правильный путь. И вскоре убедился, что окружающие в основном не больше меня понимают в жизненных и духовных вопросах. Пробыв некоторое время в ашраме Йогананды в Лос-Анджелесе, я решил, что жизнь, посвященная исключительно медитации и метафизике, не приносит радости, и пошел дальше. Многие хотели обратить меня в свою веру или посвятить в свою истину. Постепенно я убедился, что большинство людей считают духовность и веру чем-то таким, что можно и нужно покупать и продавать с целью получения выгоды. Всюду я видел слабых, зашоренных людей, не имеющих ни малейшего представления о смысле своей жизни и не малейшего желания этот смысл искать. Все они жаждали счастья, все они критиковали окружающих и видели как в них, так и в себе лишь недостатки. Особенно разочаровали меня те, кто громче всех говорил о счастье, красоте, любви и Боге. В течение этих лет бродяжничества я пришел к заключению, что порой бедные и простые люди счастливее и человечнее богатых и обеспеченных.

Ввиду молодости и малого жизненного опыта я тогда еще не мог осознать, что люди тратят львиную долю своей энергии на выживание, почти ничего не оставляя для развития. Позже, став главой семейства с женой и тремя детьми, которых нужно было кормить и одевать, я понял, что очень дорого расплачиваюсь за какие-то моменты удовольствия и радости. Изматывающая жизнь, работа и постоянные семейные обязанности не способствуют саморазвитию, а наоборот притупляют потребность в нем. Я понял, что, как и все, добровольно отдаю себя в рабство ради материальных приобретений, которые, в конечном итоге, не приносят радости. Но хуже всего была потеря спонтанности и чувства свободы. Я вспомнил, что в юности все это у меня было, и стал задумываться о своем положении.

Ранней весной 1983 года я потерял работу и всякое чувство уверенности в себе. Однажды, лежа на кровати в глубочайшей депрессии, я услышал голос, который звучал, казалось, прямо в голове. Голос сказал: «Пора ехать в Индию». Имея кучу финансовых, материальных и семейных проблем, я не мог себе даже представить, как и, главное, зачем могу ехать в Индию. Но откуда-то возникла уверенность, что так надо, и я обратился к тому, кто меня звал: «Если ты сделаешь это возможным, то я поеду». Вскоре я неожиданно получил большую сумму денег, после чего тут же купил билет и очутился в Дели.

 

Глава 2

ВСТРЕЧА С БАБАДЖИ

Первое мое впечатление от Индии было ошеломляющим. После тихой лесной обители в Северной Канаде я очутился в самом грязном, жарком и густонаселенном городе мира. Я почти не сомневался, что никогда больше не увижу свою родную страну, свою жену и детей. Если не унесет болезнь, то просто ограбят и убьют. Случайная встреча привела меня в ашрам Шри Ауробиндо. Там можно было прийти в себя и обрести внутреннее спокойствие. Работая в пекарне и на кухне, я подружился со многими жителями ашрама. Одна замечательная престарелая индуска стала знакомить меня с культурой, обычаями и религией Индии. Она дала мне глубочайшие знания об этих предметах, которые очень пригодились в дальнейшем. Наши длинные беседы за работой продолжались во время послеобеденного чая, который мы пили с ее мужем в их комнате. Я и в дальнейшем замечал, что мне с индусами легко, они меня принимают и дружат со мной. Они в основном простые, открытые и исключительно честные люди.

Однажды вечером, недели через две после моего приезда в ашрам Шри Ауробиндо, ко мне подошел один молодой итальянец и сказал, что через три дня в Дели приезжает Бабаджи и я могу получить его даршан. В то время я еще ничего не знал о Бабаджи. Поэтому мне показалось, что этот молодой человек пытается что-то мне навязать. Чтобы поскорее от него отделаться, я записал координаты и время встречи и распрощался с ним. На следующее утро я все же решил побольше узнать от него о Бабаджи, но, видимо, он не ночевал в ашраме, и я не смог его разыскать. В итоге я все-таки решил поехать на эту встречу.

Приехав на место встречи в Тилак Нагар, один из многих окраинных районов Дели, я увидел огромный тент, натянутый посередине большой улицы. Там, на расстеленных коврах, уже собралось много людей, они все сидели кучками в ожидании приезда Бабаджи. Много было там садху и диковинного вида йогов, почти голых и обсыпанных пеплом. Все это было похоже на цирк, и я некоторое время с большим интересом изучал мизансцену. Посередине было поставлено огромное кресло на низком пьедестале. Ощущалась атмосфера напряженного ожидания. Вдоль улицы были расставлены громкоговорители, и из них все время лилась очень шумная, режущая уши музыка и пение. Сидящие люди подхватывали песни, барабанили в такт. Мне казалось, что они поют одни и те же слова, только на разные мелодии. Расспросив кого-то рядом, я узнал, что поют мантру ОМ НАМА ШИВАЙ.

Ждать пришлось целый день на пятидесятиградусной жаре, и я очень усомнился, стоило ли вообще сюда приезжать. Но, в конце концов, ближе к вечеру на нескольких машинах приехал Бабаджи со своей свитой. Впервые я увидел его в окружении толпы почти голых, бритоголовых, измазанных пеплом мужчин с мечами и пиками внушительного вида.

С первого взгляда я ничего особенного не увидел в Бабаджи: небольшого роста, полноватый, но достаточно симпатичный мужчина среднего возраста. Он зашел под тент и сел в приготовленное для него огромное кресло, более похожее на трон. Когда он уселся и свита заняла места позади кресла, вся толпа ожидающих пришла в движение и постепенно сформировалась в огромную очередь. Затем они по одному стали подходить к Бабаджи и совершать низкий земной поклон. Я рассматривал эту сцену с недоумением. Каждый человек подходил к нему с каким-то подарком или гирляндой цветов в руках и перед тем, как упасть ниц у его ног, вручал свое приношение. А Бабаджи в это время сидел безучастно, подогнув под себя одну ногу, свесив другую, и не обращал на них почти никакого внимания. Мне показалось, что эти бедные люди, с такой готовностью прождавшие весь день на жаре, заслужили большего. Надменность и пренебрежительность Бабаджи показались мне недостойными, и я уже готов был уйти.

Дорогие читатели, я пишу это не для того, чтобы как-то умалить моего учителя в ваших глазах. Мне хочется, чтобы вы знали, как я тогда воспринимал происходящее, чтобы вы не считали меня каким-то особенным, избранным, не таким, как вы сами. На самом деле, у меня, как и у всех, была масса предубеждений и комплексов, и они постоянно мешали мне выработать правильное понимание и в и дение. Исходя из своего жизненного опыта, я считал, что учитель никогда не должен огорчать и шокировать ученика. В моем уме сложился образ учителя — своего рода святого, благостного, милого на вид и всегда радостно приветствующего своих учеников и поклонников.

Многому пришлось мне научиться в дальнейшем, но самое главное - это то, что ученик не вправе оценивать учителя по своим меркам или осуждать его. Так же, как отдельная живая клетка не может управлять всем организмом, исходя лишь из своего крохотного опыта.

Повторяю, в тот момент я был просто шокирован высокомерным и пренебрежительным видом Бабаджи. Как дорого я всю жизнь расплачивался одиночеством и отчужденностью за то, что считал себя вправе судить всех по своим меркам! И только потом, у ног моего единственного, удивительного Учителя смог я увидеть, каким всегда был несчастным, смог с помощью его проницающей душу и исцеляющей любви сбросить свое высокомерие и найти ту радость, которой жаждал.

Но в тот момент я не был готов принять такого учителя и поэтому решил уйти и забыть об этом позоре.

Однако, выбравшись из толпы, я вдруг услышал голос, звучавший прямо в голове, который приказал мне: «Пойди, возьми цветы и встань в очередь». «Вот это оборот», — удивился я, но все же послушно пошел и купил гирлянду цветов. Стоя в очереди, я начал соображать, как же мне оправдать себя в таких обстоятельствах. Посмотрев вокруг и не увидев ни одного белого лица, я вздохнул с облегчением: «Никто не доложит моим близким, как я себя тут унижаю», — и на душе сразу стало спокойнее.

Но уже подходила и моя очередь преклониться пред Бабаджи. Меня охватило сильное волнение при виде охраны угрожающего вида, которая выстроилась за его троном. Подумалось, что если я как-то не так повернусь или как-то не так посмотрю, то они запросто могут меня заколоть прямо на месте. Еще пара минут, и вот моя очередь подошла. Я встал на колени перед Бабаджи и протянул ему гирлянду цветов. Кто-то их забрал из моих рук и положил в кучу со всеми другими гирляндами. В этот момент Бабаджи посмотрел мне в глаза, и я вдруг почувствовал, что с огромной скоростью падаю в какую-то бездонную черную пропасть. Это падение казалось вечным. Но вдруг я увидел под собою яркий свет, и я упал в этот свет, затем ощутил взрыв внутри себя и почувствовал, что становлюсь одним целым с этим светом. Я растворился в свете.

Открыв глаза и увидев перед собой лицо Бабаджи, я все понял.

Когда мне было восемнадцать лет, я очутился в тюрьме Сан-Франциско после очередных демонстраций против войны во Вьетнаме. Просидел там примерно месяц. Однажды, лежа на койке, я ощутил сильную боль в области сердца и начал задыхаться. После этого почувствовал, что падаю в черную бездну и умираю. Изо всех сил я произнес про себя Иисусову молитву, так как незадолго до того служил в монастыре, где эту молитву выучил. Вдруг бетонная стена напротив стала удивительно светлой, из нее выступила ярко светящаяся фигура человека и приблизилась к моему изголовью. Протянув руку, он коснулся моего лба, и сразу же боль и ощущение отчаянного бесконечного падения ушли и сменились чувством, что я стал светом. Такая радость овладела мною, что, казалось, я не выдержу этого блаженства. Лица человека, пришедшего тогда ко мне, я не смог увидеть из-за яркого света, который он излучал. Коснувшись моего лба, он снова ушел в стену. Когда я пришел в себя, то подумал, что это мог быть ангел или сам Иисус, так как в тот момент я призвал его своей молитвой. На самом деле, я тогда встретился лицом к лицу со своей судьбой.

Да, я все понял. Это был ОН, который пришел в тюремную камеру, когда мне было так плохо. Это был ОН, который всегда меня оберегал во все сумасшедшие годы моей юности. Это был ОН, который позвал меня в Индию и предоставил условия для этой поездки. И это был ОН, который раскрылся мне, чтобы я знал, что пришел конец моим вечным поискам.

Забота и защита, которую дарит учитель своему преданному ученику, называется Абхия Дхан. Учитель в ответе за своего ученика, сколько бы тот не наделал ошибок и глупостей и сколько бы раз он не воплощался. Если учитель принимает кого-то в ученики, то полностью посвящает себя ему, дарит ученику свою милость, пока он не преодолеет пелену Майи и не станет свободным. Только тот, кто победил смерть и постоянно пребывает в вечном Абсолюте, может быть таким учителем. Таким и является Бабаджи.

Когда я вернулся на свое место, мне было совсем не до того, чтобы анализировать происшедшее и планировать дальнейшие действия. Я знал только одно: во что бы то ни стало мне надо быть с Бабаджи. Через несколько минут, придя в себя, я подошел к Бабаджи и попросил разрешения приехать в его ашрам. Он мне позволил прибыть через три дня, и на этом наше общение закончилось.

Через пару дней я собрал свои вещи, попрощался со всеми милыми и добрыми людьми в ашраме Ауробиндо и поехал в Халдвани — ближайший от Херакхана городок. Там я переночевал в гостинице и на следующее утро отправился в ашрам Бабаджи. Я ощущал некоторое волнение, так как вступал в совсем неизвестную для меня жизнь.

 

Глава 3

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Приехав на место, мы вывалились из кузова (нас было человек десять), а у берега реки нас уже ждал Бабаджи. Приветствуя каждого, он всем и мне тоже, задал два вопроса на английском языке: «What country?» (какая страна) и «What is your name?» (как твое имя).

После этой встречи нам дали провожатого, чтобы показать, где мы будем жить. Поднимаясь по лестнице из 108 ступенек наверх, к главному ашраму, я любовался красотой гор, долины и реки Гаутама Ганга, и мне все очень нравилось. После того, как мы устроились в своих комнатах, нас позвали обедать. Каждый день мы обедали на противоположной стороне реки, где расположены девять храмов, стоящие в ряд около пещеры, откуда появился Бабаджи в 1970 году. Эту сторону все называли «cave side» — сторона пещеры. Гаутама Ганга в этих местах летом очень мелкая, и перейти ее в брод совсем не сложно.

Обед проходил на открытом месте вблизи от кухни и начинался примерно в час дня. Все садились на землю рядами. По мере того, как люди приходили, их обслуживали следующим образом. Сперва клали перед каждым тарелку, сделанную из нескольких листьев, сколотых деревянными булавками. Ставили перед каждым и стакан для воды. Сразу же после этого появлялись разносчики с ведрами и предлагали чапати, рис, дал и кичири. Эти четыре блюда были нашей каждодневной пищей.

Дал и кичири были всегда очень перчеными и с непривычки казались весьма жгучими. Оба эти блюда подавались в качестве подливы к рису. Дал — это разваренная чечевица, а кичири — вареные овощи.

Сбалансированное вегетарианское питание - достаточно сложная наука. Нужно всегда соблюдать правильные пропорции углеводов, вареных овощей, фасоли или гороха. Мой личный опыт свидетельствует, что нарушение этих правил может быть очень вредным для здоровья практикующего вегетарианца. После истечения недели, прожитой на вегетарианской пище, я заметил, что чувствую силу, но не агрессивность, еда легко переваривается и тело кажется более легким.

Мы ели руками, смешивая рис с подливой в однородную массу и кладя ее маленькими порциями в рот. Мои первые попытки оказались с непривычки не очень удачными, и много еды попадало на одежду. В результате на ней оставались желтые пятна, которые очень трудно было отстирать. Но вскоре я научился есть аккуратно, и процесс еды руками стал доставлять мне огромное тактильное удовольствие, напоминая о раннем детстве.

Во время еды в ашраме не положено разговаривать или вести себя шумно. Время принятия пищи — лучшее время для почитания Богини-Матери в форме природы и ее даров, которые поддерживают жизнедеятельность человеческого тела.

Бабаджи часто выражал недовольство, когда еда на тарелке оставалась, поэтому надо было просить такое количество, которое ты мог осилить с легкостью. Раздающие пищу подходили по нескольку раз, и у них можно было просить добавки.

Закончив обедать, каждый брал свою тарелку и швырял подальше в сторону, где ее с удовольствием облизывали собаки, а затем съедали коровы. Каждая современная хозяйка позавидовала бы такому способу решения проблемы грязной посуды.

Позже я узнал, что во время приготовления пищи небольшое количество ее подносилось на тарелках статуям богов в каждом из храмов на левом берегу. Предложенная пища называется «бхог». После того, как она освящена богами, эта пища называется «прасад». После подношения пищи она клалась обратно в котлы. Перед началом обеда Бабаджи благословлял еду, и только после этого она разносилась.

В Индии пище придается огромное значение. Это не только средство выживания, она вообще считается святой, и кухня является таким же священным местом, как и алтарь. Хозяйка перед приготовлением пищи молится, медитирует, достигает состояния внутреннего покоя и только после этого приступает к делу. Считается, что еда питает не только тело, но и душу. Если повар не находится в спокойном молитвенном или медитативном состоянии, то его негативные энергии передаются через пищу. Бывает и так, что если повар теряет свое спокойствие, то может все выбросить и начать готовить заново после очищения и успокоения.

Поскольку мы ели лишь один раз в день, то приходилось поглощать большие порции, но все равно я часто чувствовал очень сильный голод. Обычно, после обеда было очень жарко, и все торопились в свои комнаты, чтобы полежать или поспать часок перед тем, как снова начинать работу. Мы постоянно недосыпали и время послеобеденного отдыха использовали для того, чтобы высыпаться. Отдых после еды способствует пищеварению и восстановлению сил.

Во время пребывания в ашраме Бабаджи была возможность получать вегетарианскую пищу в итальянском ресторане, где подавались платные блюда в европейском стиле. Это было спасением для тех европейцев и американцев, которые не могли привыкнуть к острым индийским специям, и для тех, кто страдал от кишечных заболеваний. Назывался он итальянским потому, что его построили и содержали итальянцы, которых в ашраме всегда было много. Когда я однажды опоздал на обед и вынужден был поесть в этом ресторане, то по сравнению с ашрамской кухней еда мне показалась пресной.

На берегу реки Гаутама Ганга были Чай-Шопы, маленькие домики, где несколько предприимчивых местных жителей варили чай и кофе и продавали конфеты и печенье. Мы часто собирались в этих хатках по утрам и вечерам. Иногда сам Бабаджи приходил туда посидеть с людьми. Чай и кофе не подавались в ашраме, но их потребление и не возбранялось. У курящих тоже была возможность спокойно сделать затяжку, но подальше от людей. А на территории ашрама или вблизи от Бабаджи курить не позволялось.

 

ИЗГНАНИЕ

Бабаджи не делал акцента на отрешенном и аскетическом поведении или соблюдении всех правил, установленных в других ашрамах Индии. Для очищения и развития сознания он применял в основном карма-йогу и повторения мантры. Но грубые нарушения правил незамеченными не оставались. За это он делал выговор или вообще мог выдворить из ашрама со словами «You go!», что значило: «Убирайся вон!». Если затем следовало раскаяние, то Бабаджи часто сменял свой гнев на милость и позволял остаться. Такие сцены происходили по нескольку раз в неделю, если не каждый день. Обычно этот прием использовался, как эффективный способ помочь людям сосредоточиться на истинном смысле их пребывания в ашраме. Но случались нарушения, после которых единственным выходом для провинившегося было - уехать. Примером может послужить следующая история.

Однажды в ашрам приехала одна американка со своим четырнадцатилетним сыном. Мальчику было скучно, а поскольку мать им не занималась, то он ушел гулять в одиночку и забрался на вершину горы Кайлаш. Вернулся он поздно вечером, когда уже стемнело. Весь ашрам был встревожен пропажей этого мальчика, и когда он, наконец, объявился, Бабаджи в ярости выставил мать и сына с обычными словами «You go!». И все знали, что в этом случае он их не примет обратно, как бы они не извинялись.

В некоторых случаях Бабаджи мог сопроводить эти слова ударом палкой или пощечиной. Это обычно означало, что человек не столько провинился действием, сколько поддался каким-то низменным импульсам, например, зависти к другим или жалости к себе. Обычно после такого наказания человек сразу же четко осознавал свою ошибку. Слезы раскаяния текли ручьями, особенно у женщин, и это помогало им преодолеть свои слабости. Почти всегда в таких случаях Бабаджи позволял остаться, но иногда с некоторыми условиями. Эта тончайшая игра была проявлением его заботы и любви к своим ученикам, а не публичным унижением или проявлением власти и авторитарности.

 

ПРАВИЛА

Поскольку всех вновь прибывших в ашрам сразу знакомили с правилами пребывания в нем, то надо рассказать и о них. Соблюдение чистоты и личная гигиена были очень важны. Мы купались в реке минимум два раза в день: перед утренним и вечерним арати. Подъем был в четыре часа утра, после чего все шли на реку купаться. В этот час воздух был холодным, а вода казалась ледяной. Но от холода мы быстро просыпались, а потом и согревались. Туалета не было, и приходилось искать укромное место, чтобы справлять нужду. Женщины ходили вверх по течению, мужчины — вниз. Туалетной бумагой не пользовались, вместо этого подмывались из бидончиков или кувшинов с водой. Вначале это казалось не очень удобным, но со временем такой способ гигиены так мне понравился, что я и по сей день пользуюсь им.

Во время месячных женщины оставались почти безвыходно в своих комнатах, так как им не полагалось работать или появляться на людях в эти дни. Для многих европейских женщин это вначале казалось диким и унизительным, но со временем большинство из них принимало это как желанное время для отдыха, очистки и обновления, они были рады провести три или четыре дня читая книги, занимаясь собой, приводя себя и свои вещи в порядок.

На территории ашрама не позволялось ссориться, драться и ругаться. Бабаджи был всегда в центре событий, и когда появлялись напряженные ситуации, он быстро их разряжал или выдворял зачинщика. Но в этом глубоко спокойном и наполненном любовью месте такие конфликты возникали крайне редко.

Почти все женщины в ашраме были влюблены в Бабаджи, и часто можно было увидеть, как та или иная дама проливает слезы безответной любви. Бабаджи не допускал, чтобы чувство влюбленности ученика стало причиной сближения. Он стремился к тому, чтобы неустойчивая влюбленность перерастала в стойкое чувство преданности, доверия к нему и в решимость выполнять его указания. Только при этом условии он проявлял свою милость.

Посещение утреннего и вечернего арати, киртан, даршана было всеобщей обязанностью. И приходить надо было в о время. Только веская причина могла избавить от участия в этих мероприятиях. Утренний арати начинался в шесть часов, так что нужно было рано вставать, чтобы успеть искупаться в реке и в глубоком спокойствии прийти на молитвы и духовное песнопение. Многие в этот ранний час занимались медитацией и другими практиками. Бабаджи требовал, чтобы люди не тратили попусту время, а сосредотачивались на своей садхане. Так что праздность и своеволие могли стать причиной для изгнания или резкого выговора.

В один из первых дней пребывания в ашраме во время работы у реки, где мы переносили тяжелые камни, я заговорил с одним человеком, но тот ответил, что не желает вступать в разговоры, пусть даже на духовные темы, так как занят повторением своей мантры. Тогда я тоже начал повторять мантру ОМ НАМА ШИВАЙ, и вскоре это стало таким привычным и желанным, что я с радостью выполнял тяжелую работу, которая помогала мне находиться в состоянии спокойствия ума.

 

АРАТИ, КИРТАНЫ И БХАДЖАНЫ

В первый день моего пребывания в ашраме около семи часов вечера в главном храме зазвенели колокола. К нам, новоприбывшим, подошел человек и пригласил на вечерний арати. Я сразу же пошел в храм, где вся община была в полном сборе. Люди сидели на полу и громко пели, отбивая ритм на барабанах и бубенцах, звучала фисгармония. Женщины, одетые в сари, сидели в одной половине зала, мужчины в лунгах и куртах — в другой. Вначале я испытывал сильное смущение. Я не понимал языка и к тому же был одет в обычную для западного человека одежду. Вскоре обнаружилось, что очень сложно высидеть два часа на холодном бетонном полу, будучи стиснутым окружающими людьми так, что невозможно двигаться. Воздух был насыщен благовониями и, казалось, наэлектризован ожиданием.

Мы пели бхаджаны и мантры. Делается это так: сначала ведущий поет строку, затем ее повторяют все остальные. После получаса песнопений все встали, и начался арати. Перед изображениями Бабаджи и разных богов Индии под громкие звуки колоколов и гудение раковин проводился ритуал подношения светильника. Эта церемония продолжалась не более пяти минут, затем все расселись по своим местам и начались песнопения, которые называются киртаны. Слова этих песен были сочинены Махендрой Бабой, который был ревностным учеником Бабаджи в его прошлом воплощении. В них можно найти все главные моменты учения Бабаджи и описание отношения ученика к этому великому бессмертному учителю.

Во время очередного киртана вошел Бабаджи и сел на свое место на маленьком подиуме. Сразу же, как он уселся, люди по очереди стали подходить и простираться у его ног, отдавая ему в руки конфеты, фрукты и другие подарки. Это простирание ниц у ног учителя называется пранам и имеет особое значение в отношениях ученика со своим сатгуру. После совершения пранама Бабаджи каждому возвращал обратно часть приношения, которая называется прасад, после чего человек возвращался на свое место. В то время как люди по очереди отрешенно подходили и делали пранам, все остальные пели бхаджаны. После завершения этой церемонии песнопения еще некоторое время продолжались, а затем все разошлись по своим комнатам.

Так завершился мой первый день в ашраме.

 

Глава 4

ВТОРОЙ ДЕНЬ В АШРАМЕ БАБАДЖИ

Нас разбудили, как мне показалось, очень рано, в четыре часа утра. Я плохо спал на твердом ложе из досок, и, конечно, совсем не выспался. Сначала пришлось в полумраке спуститься по ста восьми ступенькам к реке с полотенцем и мылом в руках. Дойдя до воды, я быстро разделся и окунулся в обжигающе холодную воду. Но когда вышел из нее, то стало еще холоднее, так как воздух был тоже ледяным. Дрожа и спотыкаясь о камни, я побрел назад. Однако, подъем по той же лестнице наверх к ашраму позволил согреться.

Мои соседи по комнате готовились к медитации. Кто перебирал четки, а кто просто сидел в позе лотоса с закрытыми глазами. Так как я не собирался медитировать, мне стало немного неловко и оставаться в комнате не захотелось. Я вышел во двор и решил прогуляться. Территория ашрама была не очень большой, и я скоро вышел к деревне, где находился чай-шоп, представляющий собой несколько скамеек под навесом. Там уже собралось более десяти человек, они пили чай и кофе. Здесь собрался настоящий интернационал: американцы, немцы, итальянцы, датчане, голландцы, шведы и др. Нашим общим языком был английский, так что я быстро перезнакомился со всеми. В основном, мы говорили о простых вещах: спрашивали друг друга, откуда приехали и как долго находимся в Индии.

Вскоре зазвенели колокола в главном храме, вся компания дружно встала и пошла на арати. Как и в предыдущий вечер, мы пели бхаджаны и другие установленные песнопения. После завершения арати мы были свободны на часок до даршана, так что я вернулся в свою комнату и поспал. В ашраме я научился спать урывками, так как распорядок дня не позволял спать в ночное время больше шести часов. Через час мы собрались на площадке перед комнатой Бабаджи. Как и в предыдущий вечер, все уселись и запели бхаджаны. Все по очереди подходили к учителю и делали пранам, вручая ему приношения. Я тоже принес пакетик конфет, он вскрыл его и дал мне несколько штук после того, как я сделал свой пранам. В дневном свете все казалось ярким и интересным. Бабаджи сидел спокойно, непринужденно и рассматривал людей вокруг себя.

Теперь у меня была возможность более внимательно и подробно рассмотреть Бабаджи и его окружение. К тому времени я еще мало что понимал, и все мне было интересно. Мой взгляд постоянно возвращался на лицо Бабаджи. Я старался уловить в нем что-то особенное, но так ничего и не увидел. Зато я имел возможность хорошо рассмотреть со стороны, как другие совершают ритуал пранама.

Некоторые, явно привыкшие к этому действу, быстро простирались у ног Бабаджи, притрагиваясь лбом или руками к его ногам, затем поднимались на колени, а Бабаджи к этому времени уже протягивал руку с прасадом. Приняв его, ученик шел на свое место, а пранам уже совершал следующий. Некоторые (и я в том числе) делали это неуклюже, другие же, наоборот, с излишним пафосом, чтобы обратить на себя внимание. Но я не замечал, чтобы Бабаджи на это как-то реагировал. Его также не волновало, каким было приношение: богатым или совсем скромным. Все принималось с безмятежным спокойствием.

Когда все уже получили возможность подойти и припасть к ногам Бабаджи, он обратился к одному индусу, который все это время стоял за его спиной и переводил. В дальнейшем я узнал, что этого человека зовут Шастриджи, и что он - давнишний ученик Бабаджи. В нескольких словах Бабаджи приветствовал новоприбывших и отправил нас на работу. Работа именовалась карма-йогой, так как совершалась на благо ашрама и его обитателей. На этом мы все разошлись.

Я был немного разочарован тем, что встреча с учителем не показалась такой впечатляющей и многозначительной, как ожидалось. Мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к ритуалу даршана и осознать его глубочайший смысл.

Термин «даршан» понимается как «пребывание в присутствии учителя» или «непосредственный контакт с учителем». В этом смысле любой контакт с гуру может считаться даршаном, но, в основном, этим словом обозначают особый ритуал, который проводится им для общения с учениками, их благословления и вдохновления. В индийской духовной традиции даршан имеет огромное значение. Считается, что дарящая освобождение милость учителя и даршан тесно взаимосвязаны. В моей жизни начался настоящий переворот, или, можно даже сказать, перерождение с того момента, когда, припав к ногам Бабаджи, я полностью отдался ему. Этот роковой и исторический для меня момент наступил в результате длительного, непосредственного, каждодневного контакта с моим сатгуру. Ни одно событие не оказало такого судьбоносного влияния на мою жизнь, как даршан Бабаджи. Я могу назвать его «чудотворным исцеляющим воздействием любви на душу».

Далее я расскажу об этом во всех подробностях, но сейчас вернемся к описанию второго дня моего пребывания в ашраме.

 

КАРМА-ЙОГА

Вышли мы (новоприбывшие и недавно прибывшие) на каменистое русло реки. Истоки реки Гаутама Ганга находятся примерно в пятнадцати километрах выше по течению в ледниках Нанда Деви. Во время муссонов (июль-август) она становится бушующим потоком, который все сметает на своем пути. Но весной, во время моего пребывания там, это был почти незаметный ручеек, максимум по колено глубиной.

Мы cносили камни, которыми было усеяно все русло реки, к берегу, где насыпалась возвышенность высотой в 1,5 метра над уровнем летнего половодья, чтобы была возможность сделать там площадку для огорода. Под палящим солнцем, без перерывов, с девяти часов утра и до обеда, мы раз за разом нагибались, поднимали камень, несли шагов тридцать или сорок и бросали в общую кучу. Я быстро устал, так как очень тяжело переношу жару, но больше всего меня мучил голод. Я с прошлого дня ничего не ел, и от слабости, казалось, упаду в обморок. Когда прозвучал гонг на левом берегу, мы с радостью прекратили работу и пошли обедать.

Вернувшись в свою комнату после обеда, я завалился на кровать, но от усталости не мог заснуть. Через час нас подняли, и мы проработали еще часа три или четыре. Уже смеркалось, когда работа прекратилась и все пошли купаться в реке. После купания храмовые колокола позвали нас на арати. Спина и все мышцы тела болели, я то и дело зевал и засыпал во время песнопений. После даршана я сразу вернулся в комнату и уснул глубоким сном.

Мои впечатления от второго дня в ашраме были совсем не радужными. Давали о себе знать усталость и жара, но больше всего я был разочарован тем, что не видел, как может осуществляться мое духовное продвижение при изнурительной и, как мне казалось, бестолковой работе, без существенного контакта с учителем. Мне потребовалась неделя, чтобы втянуться в карма-йогу, а что касается сущности процесса духовного роста, то это я начал понимать значительно позже.

На самом деле, по истечении второго дня я начал сомневаться во многом. Во-первых, Бабаджи мне показался далеким и недоступным, и, как я понял, никакой техники или учения он преподавать не собирался. Мне также не нравилось поведение людей, которые крутились вокруг Бабаджи. Они казались заискивающими и неискренними. Я подумал, что не смогу уподобляться им, чтобы иметь возможность приблизится к учителю.

Все эти суждения были, конечно, глубоко ошибочными и приводили только к моей изоляции. На самом деле, Бабаджи становился доступен каждому человеку по мере того, как созревала его готовность расти. А что касается угодливого поведения других учеников, то их услужливость, постоянные улыбки и слезы стали казаться мне совершенно понятными и ес

1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: