Море как пространственная категория

Введение

 

Вся биография, или, лучше сказать, география жизни Иосифа Бродского была связана с морем. Родился он в Ленинграде, на берегу Балтийского моря, «подле серых цинковых волн…». Оттуда Бродский в 1972 году вынужден был эмигрировать в США, в «Империю, чьи края // опускаются в воду…» (Колыбельная Трескового мыса). Он поселился в Нью-Йорке, рядом с «водичкой», как сам Бродский называл воду. Его любимым городом была Венеция, отчасти из-за её сходства с Ленинградом. Там же Бродский был похоронен в 1996 году.

Творчество Иосифа Бродского стало воплощением интеллектуального и нравственного противостояния лжи, культурной деградации. Он создал в своей поэзии неповторимую картину мира, его художественный мир универсален. Поэтическая картина мира Бродского была подробно рассмотрена такими исследователями, как Ю. М. Лотман, М. Ю. Лотман, Ли Чжи Ен, и более обзорно И. Шайтановым, Э. Безносовым, Л. Баткиным. Однако исследователи обращали мало внимания на образ моря в поэзии Бродского, хотя довольно часто в стихотворениях Бродского мы встречаем рассуждения о море или на берегу моря. Конкретно к этой теме обратился только М. Лотман в своей статье «С видом на море». Цель данной работы выяснить, какое место занимает образ моря в художественной картине мира Бродского, какое символическое значение он имеет.

«Между Бродским в жизни и в стихах принципиальной разницы нет»[1], поэтому при определении значимости моря я опиралась также на высказывания Бродского по этой теме в интервью и беседах, а так же на материалы его автобиографической прозы. Это, например, эссе «Поклониться тени», «Путешествие в Стамбул» и пр.

На просьбу журналиста «Расскажите о Вашей жизненной философии» Бродский отвечал: «Никакой жизненной философии нет. Есть лишь определённые убеждения»[2]. Бродский отвергал «системы» в философии[3], однако в его философской лирике вполне чётко определены взаимоотношения пространства, вещи, или материи, и времени. Бродский создаёт не философскую, а поэтическую картину мира, потому что его представление о мире выражено не в философских системах, а в поэтических категориях. В поэтической картине мира Бродского можно найти отголоски многих философов и философских школ. Например, чрезвычайно важной идеей для понимания поэтической картины мира Бродского является идея, согласно которой нашему миру, миру вещей предшествует мир идеальных форм и структур. Именно связь с этими структурами и предаёт смысл вещам. Это – своего рода поэтический платонизм, отличающийся, однако, от платонизма философского не столько даже отклонениями в трактовке тех или иных положений, сколько своей общей направленностью. Если для Платона основную ценность представляют абстрактные идеи, идеальные формы и сущности, то Бродского гораздо больше интересует мир вещей, каждая из которых ценна в первую очередь своей неповторимой индивидуальностью, своей случайностью, и, следовательно, необязательностью[4]:

 

Квадрат окна. В горшках – желтофиоль.

Снежинки, проносящиеся мимо.

Остановись, мгновенье! Ты не столь

прекрасно, сколько ты неповторимо. (Зимним вечером в Ялте)

 

Следует отметить, что на протяжении всего творческого пути поэтическая модель мира Бродского принципиально не менялась[5], менялись только особенности поэтики[6], становился более совершенным и точным язык.

Категории пространства, времени и материи чрезвычайно важны для поэзии Бродского. Но рядом с этими философскими понятиями и наряду с такими значимыми в поэзии Бродского символами, как звезда, довольно часто встречается и другой образ – образ моря.

Некоторые исследователи предпочитают говорить о единой категории пространства-времени у Бродского[7], т. к. эти две важнейшие субстанции тесно взаимосвязаны. Категории пространства и времени объединены в общей картине мира, однако они способны по отдельности влиять на какие-либо объекты, в том числе и на море. То есть море в поэзии Бродского предстаёт в двух категориях: в пространственной и временной.

Море как пространственная категория

Море как пространственная категория непосредственно связано с поэтической моделью мира Бродского и имеет символический смысл.Вещь у Бродского находится в конфликте с пространством, и в этом конфликте пространство стремится поглотить вещь, а вещь – его вытеснить[8]. Частным случаем этой борьбы материи с пространством является борьба суши с морем. «В состязании с сушей» море выступает как активное начало, когда-нибудь оно окончательно захлестнёт сушу: Когда-нибудь оно, а не – увы – мы, захлестнёт решётку променадаи двинется под возгласы «не надо»вздымая гребни выше головы… («Второе Рождество на берегу…») Море сначала стирает индивидуальные особенности попавшей в него вещи: И только корабль не отличается от корабля.Переваливаясь на волнах, корабльвыглядит одновременно как дерево и журавль,из-под ног у которого ушла земля… (Новый Жюль Верн, II) И, наконец, разрушает и полностью поглощает ее[9]. Примечательно, что при этом само морское пространство продолжает «улучшаться» за счет поглощаемых им вещей:
Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.Вдалеке на волне покачивается какой-тоБезымянный предмет. (Новый Жюль Верн, X) Кроме того, у Бродского звучит мысль о том, что море неподвластно и человеку. Все попытки борьбы со стихией оказываются неудачными: Потом он прыгает, крестясь,В прибой, но в схватке рукопашнойОн терпит крах. (С видом на море, III)

 

Пространство не только безразлично к человеку, но может быть и жестоко к нему. В стихотворении «Ниоткуда с любовью…» море выступает как непреодолимое, бесконечное пространство, разделяющее героя с его возлюбленной:

 

За морями, которым конца и края…

В цикле «Новый Жюль Верн» стихийная сила моря предстаёт в образе огромного осьминога, поглотившего корабль. В стихотворении «Тритон» Бродский развивает эту тему, говоря о море: …Оно Место не для людей.

 

«Море полно сюрпризов», и, несмотря на то, что «некоторые неприятны», в этой непредсказуемости ещё одно преимущество моря перед сушей:

Море гораздо разнообразней суши.

Интереснее, чем что-либо.

Изнутри, как и снаружи. Рыба

интереснее груши. (Новый Жюль Верн, V)

Таким образом, море живет по своим законам, отличным от законов суши и человека: Если б Дарвин туда нырнул, мы б не знали «закона джунглей»либо внесли бы в оный свои поправки. (Новый Жюль Верн, V) Пространство вносит в вещный мир структурирующее начало, а структурированность мира для Бродского означает, в первую очередь, очерченность его границ[10]. Поэтому столь пристальное внимание уделяет он всевозможным граням и границам. Основной и естественной границей мира является линия горизонта. Неровный горизонт становится знаком ущербного и противоестественного мира: Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.Там, грубо говоря, великий план запорот.Других примет там нет – загадок, тайн, диковин.Пейзаж лишён примет и горизонт неровен … (Пятая годовщина) Человек хочет вырваться из замкнутого мира углов и стен, видеть обозримый простор – его естественное желание, вот почему Горбунову (поэма «Горбунов и Горчаков») в сумасшедшем доме снится море. Море – это «нечто большее, чем мы, // что греет нас, само себя не грея», и поэтому море для Горбунова оказывается реальнее, пусть даже и во сне, чем Горчаков «на табурете». Таким образом, свойства мира в значительной степени зависят от свойств его границ: Всякая жизнь под статьландшафту. Когда он серсух, ограничен, твёрдкакой он может подать умам и сердцам пример,тем более – для аорт? (Тритон)

Вода же сглаживает все углы:

Как форме, волне чужды

ромб, треугольник, куб,

всяческие углы

(в этом – прелесть воды)… (Тритон)

 

Предпочтение воды другим стихиям является одной из причин внимания Бродского к морю:

 

Что на вершину посмотреть, что в корень –

почувствуешь головокружение, рвоту;

и я предпочитаю воду… (Реки)

 

В эссе «Набережная неисцелимых» Бродский пишет: «Я всегда придерживался той идеи, что Бог <…> есть время. <…> В любом случае, я всегда считал, что раз Дух Божий носился над водою, вода должна была его отражать. Отсюда моя слабость к воде, к её складкам, морщинам, ряби и – поскольку я северянин – к её серости»[11].

Море для Бродского – это освобождение. Именно на берег моря он уехал бы жить с любимой женщиной, отгородившись от мира, от враждебного государства «высоченной дамбой» (Пророчество). Море становится метафорой свободы от пространственных ограничений, а нарушение календарного цикла – метафорой свободы от ограничений временных. Таким образом побегом из плена времени и пространства могла быть просто поездка в Крым поздней осенью:

 

Приехать к морю в несезон,

помимо материальных выгод,

имеет тот ещё резон,

что это – временный, но выход

за скобки года, из ворот

тюрьмы. (С видом на море, VI)

 

Говоря о море как о пространственной категории, Бродский никогда не указывает на какое-то определённое море, а говорит о море как о некой самостоятельной форме жизни, как о философской субстанции. Таким образом, море для Бродского является не просто физическим пространством, но и пространством духа, философским пространством. Море значительнее человека, оно неподвластно ему. В связи с этим стихийная сила моря становится двойственной: с одной стороны, море несёт угрозу для человека, с другой стороны, оно притягивает его.

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: