Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сильнодействующие средства 4 глава

– Проходи. – Маэстро посторонился. Они были на «ты». – Солидно подготовился! Сейчас мы тебе отомстим...

Он провел гостя в кухню, где в России, как повелось, решаются все важные вопросы. Стол был уже застелен чистой скатертью. Стояли рюмки, но Маэстро заменил их квадратными стаканами.

– М-м, – промычал он. – Вот чего у меня нет, так это льда. Сразу убьешь или дашь помучаться?

– Льда в нашей жизни хватает, – отмахнулся Посейдон и доверительно пояснил: – только вчера из Арктики...

– Понятно.

Вопросов не последовало, это считалось дурным и даже опасным тоном. Одному Богу было известно, каких дел наворотили «Сирены» в арктических льдах. Не иначе, заряжали тротилом бельков и белых медведей. Хотя для бельков не сезон...

Вслед за стаканами на столе появились огурцы-корнишоны, маринованные помидоры, шпроты, крупно нарубленная вареная колбаса и прочие ингредиенты, без которых, конечно, никакой «Джонни Уокер» не обойдется. При виде этой закуски любого западного гурмана хватил бы кондратий.

Востоком хоть и не пахло, но к делу мужчины перешли не сразу, что отчасти свидетельствовало о том, что восточные традиции укоренились – до некоторой степени – в сознании русского человека. Выпили по первой, потом по второй, не делая разницы в технике между обычной водкой и благородным джентльменским напитком.

Обменивались репликами о том и о сем, шутили, налаживали атмосферу сотрудничества и взаимопонимания. Наконец Маэстро замолчал и выжидающе уставился на гостя.

Посейдон правильно понял его взгляд, похрустел огурцом, занес было бутылку над стаканами, но вдруг отставил.

– После, – сказал он. – У меня к тебе дело, Маэстро.

– Я догадался, – прищурился тот.

– И дело такое, что рассказать я не могу, а расспросить мне очень нужно.

– Знакомая история.

– Да уж, не говори. Одним я из уважения к тебе поделюсь: вчера нашей группе дали задание.

Маэстро поднял брови:

– Вот уж новость так новость. Небывалый случай. Но ты же сказал, что вчера из Арктики...

– Что с того? Из Арктики утром, а задание – днем...

– Ну да. Выкладывай, что с тебя взять. Мы люди подневольные.

Посейдон вертел в пальцах увесистую вилку.

– На днях ты брал одного урода, – произнес он утвердительно, словно вколачивал первый гвоздь – Маэстро искренне надеялся, что не в крышку гроба.

– Брал, – согласился хозяин. – Только не одного. Мы, как ты знаешь, не мелочимся. И не только на днях, мы все время кого-то берем. Правда, в последнее время было много простоев. Ребята заскучали.

Посейдон пропустил его реплику мимо ушей.

– Его звали Ромео. Цыганский барон.

Маэстро согласно кивнул:

– Была такая крыса. Отбегалась.

– Но ведь не сразу, верно?

Хозяин помолчал, раздумывая над ответом.

– Не сразу, – признал он наконец. – Немножко поговорила, а потом сдохла. Откуда узнал?

Посейдон поднял на Маэстро глаза, до сих пор опущенные.

– Мне нужно знать, о чем она поговорила.

Тот откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на гостя. Тот, бесспорно, был хорошо осведомлен. В коридоре их было двое – Томас и сам Маэстро. Томас не стал бы распространяться о скоротечном допросе, не поставив его в известность. Но их могли видеть. Кто угодно – как люди барона, где-то укрывшиеся и уцелевшие, так и спецназовцы, приданные в помощь первой боевой группе.

Второе казалось более вероятным. И это означало... да, факт беседы могли отследить. Но подслушать ее – вряд ли. О самой беседе зачем-то поставили в известность Посейдона. Пожалуй что так – Маэстро не очень верилось, что Каретников имел свой интерес и хотел до чего-то докопаться самостоятельно. Хотя и это не исключено – что, в конце концов, он знает о Каретникове? Куда вероятнее, однако, то, что Посейдона специально прислали выведать подробности. К чему такие маневры? Ведь можно было допросить Маэстро и Томаса официально, им нет резона что-то скрывать. Во всяком случае, не было до сих пор. Теперь придется вести себя осмотрительно. Маэстро доверял своей интуиции, а ведь он сразу заподозрил в операции что-то неладное.

Дипломат с медкартой Остапенко Маэстро передал руководству.

Тут скрывать нечего. С какой стати? Да и вообще скрывать нечего, барон ничего другого не сказал...

– Крыса говорила про дипломат, спрятанный в сейфе, – медленно и с расстановкой произнес Маэстро.

Посейдон кивнул:

– Я знаю про дипломат. И про его содержимое тоже.

– Я так понимаю, что это шибко важно. Не ради этого ли дипломата затеяна вся возня?

Каретников разлил виски.

– Послушай, старина. Мы с тобой тертые калачи. Я не стану скрывать, мне известно немного больше, чем тебе. Но я не имею права распространяться об этом. Тебе придется либо поверить мне на слово, либо нет. Мне очень нужно знать, что тебе сказал этот чертов Ромео. Пожалуйста...

Маэстро смотрел на него, не говоря ни слова. Потом выпил, не чокаясь.

Обо всем, что поведал перед смертью Ромео, он доложил по инстанции. И про маяк, и про жигана, промышлявшего на вокзале. Похоже, что ему не поверили. И прислали Каретникова.

Тот угадал его мысли.

– Мне понятно, о чем ты думаешь. Хочешь верь, хочешь нет, но меня никто не подсылал. Я действую на свой страх и риск. Можешь, если хочешь, обыскать меня, разговор не пишется.

Маэстро взглянул на окно: шторы задернуты. Чтобы нельзя было списать разговоры с оконных вибраций, он даже в кухне завел шторы. Но предложение Каретникова нелепо: если их захотят прослушать – прослушают. Микрофон можно в заднице пронести...

Посейдон вздохнул.

– Кое-что еще, впрочем, я рассказать могу...

Маэстро предостерегающе выставил ладонь:

– Ты уверен, что мне следует это знать? Меньше знаешь – крепче спишь.

– Если неприятности возможны, то они уже неизбежны. Приехав к тебе, я тебя подставил. Если дело нечисто, мы ничего не докажем.

– Это мне уже ясно.

– Так вот. Моей группе поручили организовать ряд действий... ну, точное место не имеет значения. На воде, как сам понимаешь. Мне показали карту этого самого Остапенко и обязали заполучить нечто, с ним связанное. Мне неизвестно, что это и существует ли оно. Известно только, что это чрезвычайно важно. Важно-то важно, а все возможные свидетели мертвы. Зачем было зачищать особняк барона? Вырезать всех под корень?

Он слово в слово повторял мысли, донимавшие самого Маэстро.

– И это не все. Ты наверняка слышал о поликлиническом деле.

– Конечно, – не стал отрицать хозяин. – Странно было бы не слышать.

– И какие у тебя на этот счет соображения?

Маэстро пожал плечами:

– А почему у меня должны быть какие-то соображения? Мне никто не поручал этим заниматься. Я ведь не следователь, я боец.

Посейдон усмехнулся:

– Тогда позволь тебя спросить: а что же ты знаешь об этом деле?

– Да ничего конкретного. Убили врача и медсестру. И еще кого-то прихлопнули, неподалеку – вроде бы пациента... – Маэстро вдруг замолчал.

– Ты и фамилии пациента не слышал? – усмехнулся Посейдон.

– Не слышал, – признал Маэстро. – Но теперь твоими стараниями догадался. Медкарта, выходит, оттуда?

– Совершенно верно. Убитый пациент – Остапенко Сергей Семенович. А врач – его участковый терапевт, к которому тот ходил не один год. Медсестра, судя по всему, – случайная жертва, свидетель. Щепка, отлетевшая при рубке леса.

– Щепка... – пробормотал Маэстро. – О щепках говорили известно где. Это, знаешь ли, специфическая фразеология...

– Я ничего такого не сказал, – быстро перебил его Посейдон. – Выводы делай сам, меня они не касаются.

– И что же – наверху полагают, что наркобарон имел какое-то отношение к этим убийствам? – недоверчиво спросил Маэстро. – Довольно необычно...

– Там этого не исключают, но предпочитают иную версию. Ромео, как ни странно, тоже сделался ненужным свидетелем. В недобрый для него час кто-то из его подручных действительно увел этот чемодан...

Снова повисла пауза.

В конце концов, Маэстро нарушил молчание.

– Ненужным свидетелем, – повторил он. – Ненужным – для кого? Врач и сестра были ненужными свидетелями для убийц. А Ромео?

– Ты в корень зришь, – откликнулся Посейдон. – А я не люблю играть втемную. Теперь доходит?

– Доходит...

– Значит, расскажешь?

Маэстро потер переносицу.

– Видишь ли, старик... Мне и в самом деле нечего тебе сказать. Если только тебя не ознакомили с моим рапортом.

– Ознакомили, – сказал Посейдон.

Маэстро продолжил, будто не слыша:

– Судя по всему, Ромео решил, что мы пожаловали за дипломатом. Я спрашивал его про деньги – наугад, и он сказал, где они, но тут же добавил про дипломат.

– Очки себе зарабатывал, – предположил Посейдон.

– Может быть. Скорее всего. Сказал, что выломал маяк...

– Что? – Посейдон привстал.

– Маяк. Я написал об этом...

– Мне ничего не сказали про маяк, – напряженно заметил Каретников.

– Вот как? Странно. Видимо, не в твоей компетенции...

– Возможно... и что с этим маяком?

– Да ничего. Ромео просто сказал, что нашел маяк... и выломал его...

– И выбросил, да?

– Очевидно.

– Получается, что наши вышли на него по этому маяку?

– Это если маяк устанавливали наши... Но он и без того давно был в разработке. Его и без маяка собирались брать...

– Это точно? Может быть, весь захват – прикрытие? Представился удобный случай – и все проблемы долой?

– Ты про визит Ахмета, что ли?

– Ну да.

– Сомнительно, – пробормотал Маэстро. – Хотя, ради убиения двух зайцев... Бывает же удачное стечение обстоятельств.

– Мы думаем об одном? Мы понимаем друг друга? – напрямую спросил Каретников.

– Пожалуй что да.

– Тогда выкладывай все до конца.

Маэстро развел руками:

– Мне больше нечего выкладывать. После сказанного он отправился к праотцам. – Маэстро помедлил. – Ты сам читал рапорт или тебе его зачитывали?

– Зачитывали.

– И про маяк опустили?

– Если они оперировали оригиналом, то получается, что да.

Маэстро встал и начал прохаживаться по кухне, заложа руки за спину. Время от времени он останавливался и покачивался с пятки на носок. Посейдон закурил, что случалось с ним очень редко. Маэстро поморщился, он не курил и не терпел табачного дыма.

У него сложилось впечатление, что Каретников все же явился по собственной инициативе. Никто не присылал его выведывать про маяк. Конечно, все могло оказаться спектаклем – в частности, удивление Посейдона, тогда как в действительности он охотился за дополнительной информацией, которой Маэстро и в самом деле не располагал. И притворился, будто маяк для него – неожиданная новость. Но ради такого дела... да, ради такого дела прислали бы кого-то другого.

Посейдон – такой же боец, как и он сам. Боевая машина. Он занимается силовыми акциями, зачем же поручать ему вещи, с которыми лучше справляются специально обученные люди?

– Ты кого-то опередил, – изрек Посейдон.

– Думаешь?

– Да. Кто-то должен был забрать дипломат, но ты сделал это первым. Ромео избавился от маяка, и неизвестный нам агент не смог сориентироваться.

– Как Ромео вообще обнаружил эту штуковину?

– Ну, – хмыкнул Посейдон, – сейчас цыгане не те, что сто лет назад. Романсы с медведями сочетаются с героином и компьютерными технологиями.

– Да, верно... Знаешь что, Посейдон? Это ведь все меня не касается. Если кто-то затеял малопонятные игры, то у меня нет ни малейшего желания в них участвовать. Я всегда старался держаться подальше от таких вещей. Слышал про смежников, их приключения с дельфинами? Ливия, Европа? То-то же.

– Очень разумная позиция, – поддержал его Каретников. – Я сам рассуждал бы точно так же. Теперь ты веришь, что я пожаловал в частном, так сказать, порядке? Тебя-то дело не касается, но зато оно касается меня. А я люблю ясность. И мне не хочется испачкаться. Еще мне не хочется соваться под пули ради вещей, мне непонятных и сомнительных. А еще больше – подставлять под эти пули моих ребят.

Маэстро решился:

– Кого ты подозреваешь?

– В Управлении? – Посейдон отрицательно помотал головой. – Никого. По крайней мере, пока. Может быть, и подозревать некого. И не в чем. А если бы и подозревал, то это тебе знать уж точно ни к чему. Это моя забота, задание поручено мне...

Маэстро не стал с ним спорить. В конце концов, у него хватало своих забот.

Он решил не сообщать о разговоре никому, даже Мадонне. Хотя Томаса стоило предупредить – возможно, к нему будут подкатываться.

Маэстро не хотелось думать о других вариантах.

К ним могли и не подкатываться. Их могли ликвидировать. Звучало дико, но когда возникают непонятности подобного рода, разумно учитывать даже невероятные перспективы.

Каретников поднялся из-за стола.

– Пожалуй, я пойду. Тебе точно больше нечего сказать?

– Слово офицера, – буркнул Маэстро. – За кого ты меня держишь?

– Ладно. Тогда удачи тебе. И смотри по сторонам.

– И тебе удачи. Я уже сообразил, что поглядывать придется. На посошок? – Он взялся за бутылку.

– Нет, спасибо, мне хватит. Они обменялись рукопожатием.

Маэстро быстро заглянул Посейдону в глаза. И не увидел там ничего, кроме дружелюбного спокойствия.

Каретников вышел, а хозяин прошел к окну, отодвинул штору и стал ждать, когда тот появится в поле зрения. Посейдон не заставил себя ждать: он быстро, не оглядываясь, пошел по улице.

Машину он, конечно, оставил в паре кварталов от дома Маэстро.

Командир первой боевой группы присмотрелся внимательнее: два автомобиля припаркованы напротив. В одном кто-то есть, тлеет огонек сигареты.

Ни одна не тронулась с места, чтобы догнать Каретникова. Тот скоро скрылся из вида, свернул за угол.

Постояв еще немного, Маэстро отошел, вернулся к столу. Налил полстакана виски, выпил залпом и задержал дыхание. Накатило тепло, мысли немного успокоились. И хорошо, давно пора: выходной-то на исходе.

Он не сказал ничего лишнего. Никто не приказывал ему утаивать информацию от коллеги.

Но это не его дело точно. Он не собирается в это влезать. Ему за глаза и за уши хватает своих проблем.

 

Глава пятая

«СИРЕНЫ»

 

Каретников не солгал Маэстро ни в одном пункте. Его и в самом деле достаточно подробно проинформировали о событиях последних дней, но необычная жесткость зачистки цыганского особняка сидела в его сознании досадной занозой, а Посейдон не любил неясностей.

Выйдя от Маэстро, он проверился и хвоста не обнаружил.

Посейдон дошел до своей машины, уселся за руль, но никуда не поехал. Он снова закурил, что выдавало исключительную степень задумчивости.

Он не мог рисковать людьми понапрасну. Что-то подсказывало ему, что риск – неизбежный в его работе – на сей раз будет связан не только с операцией как таковой. Это «что-то» следовало привести к осознанию.

Местом проведения операции был остров Коневец, что в Ладожском озере. Если точнее – Коневецкий монастырь. У команды Посейдона был богатый опыт оперативных действий и на Ладоге, и в акватории Невы, и в Финском заливе, однако указанный остров пока ни разу не попадал в сферу ее интересов.

У берегов этого острова, «на дне морском», находилось нечто, напрямую, как ему намекнули, связанное и с покойным Сергеем Семеновичем Остапенко, и с террористическим актом в поликлинике, и с цыганским бароном Ромео.

Ликвидация потенциальных свидетелей и умалчивание насчет маяка наводили Посейдона на мысль, что ему рассказали о предстоящем деле далеко не все.

И это ему не нравилось.

Не то, что сказали не все, – скорее, наоборот: тот факт, что вообще сказали нечто, не входившее в его компетенцию.

Зачем?

Просидев за рулем около десяти минут, он решительно завел мотор. Слишком мало данных, чтобы сориентироваться прямо сейчас. Надо собирать ребят.

Он вынул сотовый и позвонил по одному из номеров, менявшихся ежедневно, а в случае надобности – и ежечасно.

– Чайка, готовность два. Третья база, общий сбор через сорок минут.

– Поняла тебя, Посейдон, – ответил женский голос.

Связь прервалась.

Петербург – город маленький. Сорока минут отряду «Сирены» вполне достаточно, и никакие пробки ему не помеха.

Отряд получил свое название по инициативе Чайки, единственной женщины в группе. Бойцы поначалу заартачились, не видя себя ни сиренами, ни русалками, ни прочими особями женского пола, но Посейдон предложил им уважить даму – тем более что в выборе звучных персональных псевдонимов их никто не ограничивал. Он подал пример первым, назвавшись Посейдоном.

Так появились другие морские персонажи: Нельсон, Флинт, Торпеда, Магеллан и Мина. Семеро смелых, как сообща называли их за глаза.

...База номер три располагалась на южной окраине города, во втором этаже молодежного клуба. Клуб в свое время был специально открыт госбезопасностью для отслеживания разнообразного криминала. Внедряться в ряды противника можно не только лично, но и целыми заведениями. Клуб служил своего рода капканом, обманкой, приманкой. В нем все было натурально, вплоть до «крыши», которую изображали звероподобные громилы. Никто не знал, в штате какой организации они числятся на самом деле.

Посетители клуба баловались наркотой – в основном, таблетками экстази, и в этом им никто не препятствовал. Оперативные интересы – жестокая вещь.

Держатели клуба старались действовать с максимальной осторожностью, чтобы о злачном месте не поползла дурная слава. В самом клубе по возможности никого не брали и не вязали, в нем только фиксировали, вели наблюдение, ставили на контроль, отслеживали контакты.

Трудно было заподозрить, что второй этаж здания отведен не под сходки паханов средней руки, но под собрания оперативных групп и прочие мероприятия подобного рода.

Посейдону понадобилось полчаса, чтобы добраться до места.

Вывеска клуба переливалась разноцветными огнями, ничем не выделяясь среди сотен себе подобных. Внутри дым стоял коромыслом; шатались тени, гремела музыка, не подпадавшая ни под какое внятное направление. Неформалы всех мастей угощались коктейлями, выламывались на площадке. Многие явно были под «кайфом», и Посейдон усмехнулся – давайте, давайте. Вынужденное зло: конечно, можно было бы сразу всех и повинтить, но что это даст?

Юные дурни потянутся в другие злачные места, где отследить каналы поставки наркотиков куда сложнее.

Иногда Посейдон задавался неприятной мыслью: а не приторговывает ли экстази сама контора?

Вполне возможно – а куда деваться?

Он не верил, что легендарный Штирлиц – вернее, его прототип – не уничтожил за свою жизнь ни одного еврея и не преследовал германских коммунистов.

Посейдон поднялся наверх и обнаружил, что отряд уже в сборе.

Иного он и не ждал.

Долговязая Чайка – мужеподобная женщина лет тридцати, с короткой стрижкой, без следа косметики. Рыхловатый рыжий Нельсон, обманчиво кажущийся добродушным тюфяком-семьянином. Тем, кому приходилось видеть его в деле, становилось не по себе от свирепости, с которой тот вершил расправу над недальновидными злодеями, рискнувшими оказаться у него на пути.

Флинт выглядел типичным братком – бритоголовый, с чугунным торсом, на шее – золотая цепь, мощные челюсти бесстрастно пережевывают резину. Торпеда был ему под стать, и они часто ходили парой, наводя ужас на встречных, – дружили. В то же время у обоих имелись высшие образования, и им приходилось даже специально следить за речью, чтобы не выдать излишней начитанности.

Магеллан казался полной им противоположностью – тщедушный очкарик, отличник, одним словом, «ботаник» – губастый, застенчивый. На деле же у него – черный пояс по карате. Сломав противнику шею, он обычно недоуменно улыбался и поправлял очки. Увечье наносил небрежно, будто нечаянно, и окружающим казалось, что он глубоко сожалеет о содеянном, тогда как в действительности Магеллан никогда ни о чем не сожалел.

Мина был старше всех, под сороковник – ежик волос тронут инеем, лицо задубело от северных ветров; он один происходил из потомственных моряков и отдал флоту десять лет жизни.

Группа расселась вкруг деревянного стола, уже повидавшего виды, – не исключено, что контора для придания видимости разгульной жизни специально портила его, пятнала, резала. Из напитков стояло пиво – безалкогольное, «Балтика»-ноль. Об отсутствии градусов знал, конечно, лишь сам отряд. Сторонний наблюдатель не смог бы определить, что там такое налито у них в бокалы.

Посейдон сел, и Мина, оказавшийся ближе других, непроизвольно потянул носом. «Джонни Уокер» давал о себе знать, но никто из группы не сказал ни слова. Командир есть командир, его действия не обсуждаются.

Тем более что Каретников был трезв, как стекло.

Он не собирался оповещать товарищей о сомнениях и опасениях, в силу которых встречался с Маэстро. Во-первых, у него нет ничего определенного, и незачем тревожить людей. Во-вторых, помещение прослушивалось конторой. В обычном инструктаже не было ничего особенного – он намеревался произнести вещи, которые и без того были известны многим лицам с соответствующим допуском. И именно эти лица прослушивали клуб.

Прослушивание нетрудно заблокировать, да только это уже точно вызвало бы ненужные подозрения, перерастающие в уверенность.

– Остров Коневец, – изрек Посейдон без всяких предисловий.

На лицах бойцов не дрогнул ни один мускул. Все ждали продолжения. Коневец так Коневец.

– Мужской монастырь. Гостиничный комплекс и необычная туристическая активность в последнее время. Зарубежные гости, чрезмерно интересующиеся православием и местными природными красотами. Подводными – в том числе; некоторые брали с собой специальное снаряжение... Плавать – плавали, но ни в чем криминальном замечены не были. Нельзя исключить, что часть амуниции заложена ранее, в особых схронах – возможно, что и в подводных. Очередной заезд туристов почти совпадает со временем начала операции по подъему трофейного немецкого эсминца, затопленного невдалеке от берега в 1960-м году... Конечно, это пока еще подготовительный этап. На борту эсминца есть вещи, интересующие наше руководство, – скорее всего, они же интересуют и гостей. Нам важно успеть первыми, это раз; во-вторых, по возможности дать проявиться гостям и нейтрализовать их.

– Если они уже там, мы рискуем не успеть, – подал голос Нельсон. – Дорога не самая близкая. Там выставлена охрана?

Посейдон кивнул:

– Участок акватории патрулируется военными катерами, побережье – милицейскими нарядами. Но особой суеты нет, иначе гости насторожатся. Они еще не подтянулись, но скоро выдвинутся. За ними наблюдают, и пока нет оснований полагать, что кто-то из них собирается предпринимать активные действия. Нет даже уверенности в том, что это не обычные туристы. Никто из приезжих ни разу не проходил по нашему ведомству. Нас доставят вертолетом.

Чайка вскинула брови:

– Но мы же засветимся вчистую! Тогда уж лучше с парашютами десантироваться.

– Не засветимся, – возразил Посейдон. – Вертолет, конечно, будет гражданский. По легенде мы – реставраторы; направляемся в монастырь работать...

Флинт и Торпеда переглянулись, дружно расхохотались:

– Шеф! Из нас реставраторы, как из дерьма пуля! Ты погляди на нас...

– Ничего... Платок на бошку, фартук – нормально получится...

– Да мы и кисти-то в руках не держали! Если только в детском саду. Мы таких святых намалюем – точно выносить придется...

– Я детдомовский, – добавил в бочку дегтя Торпеда. – Но и там не держал. Нам если там что и выдавали, так только...дюлей без меры, которые мы и огребали.

– Вы дурные, что ли?! – Посейдон повысил голос – Вам и не нужно ничего реставрировать. Вы думаете, что реставраторы так вот, с ходу, уселись в люльки, взяли резцы да кисти – и вперед, труба зовет? Они сначала все осматривают, фотографируют, делают замеры, знакомятся с источниками...

Мина прищурился:

– Говоришь, монастырь, шеф? А нет ли у них на подхвате солдатиков? Не у них ли произрастает сие уникальное явление – православная воинская часть?

– Ты путаешь, Мина. Это на Валааме.

– Жаль, – разочарованно протянул тот. – Интересно было бы, плечом к плечу... поглядеть, как святые отцы махаются.

– Тебе бы, безбожнику, все зубы скалить.

– А что за эсминец, командир? – заговорил Магеллан. – И что там за «вещи»? Или нам не положено знать?

Повисла напряженная тишина.

Все догадывались, что хороших сюрпризов ждать не приходится.

Посейдон отхлебнул пива. Он не видел нужды что-либо утаивать.

– Руководство сообщило мне следующее, – начал он медленно. – Немецкий эсминец «Хюгенау» был взят в качестве трофея в конце войны, прямо в Балтийском море. Это произошло в акватории близ Пиллау, то бишь Балтийска. Эсминец был не простой, он выполнял роль плавучей базы для физико-биологических исследований. Легко догадаться, кого там держали в качестве подопытных.

Чайка автоматически кивнула.

Посейдон продолжил:

– Будучи захвачен, эсминец какое-то время оставался, где был, а впоследствии его транспортировали на Ладогу. Где корабль, как я уже сказал, и был затоплен спустя полтора десятка лет...

– Зачем? – вырвалось у Магеллана.

Каретников повел плечами.

– Там радиация, – сказал он после короткой паузы. – Очень высокий уровень. Сейчас уже наверняка меньше, но еще есть.

И вновь повисло молчание.

– Вот же хрень, – проговорил в никуда Нельсон. – Как чувствовал... Ну почему, почему не пираты какие-нибудь, не шпионы?

Магеллан тоже не унимался:

– Ну и зачем? – повторил он.

– Зачем – что? – терпеливо осведомился Каретников.

– Зачем его доставили на Ладогу? Почему не затопили сразу? Вы сами подумайте: из Балтийска да в Ладожское озеро. Эта зараза плыла себе, а вокруг люди...

Посейдон недовольно вздохнул:

– Этого я не знаю. Руководство сочло, что и так сообщило мне достаточно. А людей в то время никто не ценил, государственные интересы ставились превыше всего. Как и сегодня, между прочим.

– Как же достаточно? – взбунтовалась Чайка. – Лично мне пока ничего не понятно. Какой-то минимум хоть должен быть.

– А я еще не закончил. На эсминце остался сейф. Не очень большой. Этот сейф почему-то представляет большую ценность. И если наши туристы за чем-то охотятся, то именно за ним.

– Ерунда какая-то, – пробормотал Магеллан. – Если в сейфе что-то ценное, то топить эсминец тем более ни к чему. И потом – его же, как я понял, собираются поднимать. К чему тогда мы?

– Руководство опасается, что после подъема похитить сейф будет труднее. Практически невозможно.

– Так это же замечательно!

– Само по себе – да. Но это лишит нас возможности прижать иностранцев. Они затаятся и выдумают какой-то новый фортель, а нашим разбираться, какой.

– То есть эсминец, пока он на дне, – приманка для их аквалангистов?

– Я так понимаю, что да, – ответил Посейдон. – Руководству важно установить, кто именно интересуется этой посудиной и почему. Могут потянуться нити... Можно, как я понял, выйти на очень серьезную публику.

– А почему, собственно говоря, руководство так уж сильно подозревает этих гостей? Откуда такая уверенность в том, что эсминцем вообще кто-то интересуется? Он сколько лет уже пролежал.

Каретников побарабанил пальцами по столу.

– Да. Пролежал. И никто бы, возможно, не сунулся, не возникни идея его поднять – все-таки отрава.... Один из подопытных дожил до наших дней, – сказал он, наконец. – Похоже, что он все эти годы молчал. И если заговорил, то совсем недавно. Его фамилия Остапенко. Несколько дней назад его задушили в собственной квартире, а перед этим жестоко пытали. А несколько ранее прямо в рабочем кабинете застрелили его лечащего врача. И случайную медсестру-регистраторшу. Вдобавок похитили медицинскую карту Остапенко... Эту карту в скором времени обнаружили в ходе проведения совсем другой операции, в особняке одного наркодельца. Всех крыс перебили... – Посейдон проговорил это быстро, чтобы не заострять внимания на скользком моменте. – Но главарь, цыганский барон по имени Ромео, успел сказать, что чемодан с картой попал к нему случайно; кто-то из его орлов прихватил на вокзале... у кого прихватил – сказать теперь некому. Руководство считает, что интерес, проявленный к фигуре Остапенко и истории его болезни, напрямую связан с действиями в отношении затопленного эсминца...

«Сирены» переваривали информацию.

Смекалистый Магеллан остро взглянул на Посейдона. Похоже, он что-то заподозрил, но предпочел промолчать.

Посейдон, впрочем, перехватил его взгляд и слегка сдвинул брови, призывая к молчанию. Всему есть предел, и прослушка остается прослушкой.

– Хотелось бы поподробнее про этого Остапенко, – заметил Мина.

– Я дал запрос, но мне отказали, – сказал Каретников. – И вот еще что. По имеющимся сведениям, наши заграничные гости – все сплошь гринписовцы.

– И?.. – эхом отозвалась Чайка.

– Эсминец остается радиоактивным. Если гостям не удастся осуществить свои намерения до подъема, они все же могут предпринять попытку сделать это после, поднять шум. Я не знаю, зачем им это может понадобиться, но начнутся инспекции, приедут комиссии...

– Но это наше внутреннее дело, – удивился Флинт. – Какая им, к черту, разница, что мы поднимем со дна собственного озера?

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...