Глава о преимуществе целомудрия

 

Лучшее, что может сделать человек в любви своей, — это быть целомудренным и оставить свершение греха и мерзости, не отказываясь получить воздаяние благом от творца своего в обители вечного пребывания, и не быть ослушником своего владыки, который оказал ему милость и сделал его достойным вместилищем веления своего и запрета, и посылал к нему посланников, и сделал слово свое для него твердо установленным, по заботе своей о нас и по милости к нам.

Поистине, у некоторых людей становится безумным сердце, и делаются занятыми мысли, и усиливается их влечение, и увеличивается их страсть; затем овладевают они любимой, и хочет любовь одолеть их разум, и страсть покорить их веру, но потом воздвигают они порицание души своей как крепость, и узнают, что эта душа, которая повелевает дурное, и напоминают ей о каре Аллаха — велик он! — и размышляют о дерзости своей пред создателем, который их видит, и остерегают свою душу от огня возвращения и предстояния пред царем великим, суровым в наказании, милосердым, милостивым, которому не нужны доказательства. И видят эти люди внутренним оком своим, что далек от них всякий защитник в присутствии знающего сокровенное «в тот день, когда не будет пользы от имущества и сынов никому, кроме тех, кто пришел к Аллаху с сердцем здравым» [168]; «в тот день, когда заменится земля другой землей и небеса также» [169]; «в тот день, когда найдет всякая душа уготованным все, что сделала она благого, а то злое, что сделала она, — захочется ей, чтобы было оно от нее на расстоянии далеком» [170]; «в тот день, когда поникнут лица перед живым, самосущим и обманут будет тот, кто несет на себе дела злые» [171]; «в тот день, когда найдут они то, что сделали, уготованным, и не обидит господь твои никого» [172]; в день величайшего бедствия, «в день, когда вспомнит человек о том, для чего старался, и будет показан огонь тем, кто видит; те же, кто был упорен в нечести и предпочел жизнь дольнюю, — поистине, тем приют в огне, а тем, кто убоялся сана господа своего и удерживал душу от страстей, — поистине, в раю им прибежище» [173]; в тот день, о котором сказал Аллах — велик он! — «всякому человеку на шею привязали мы птицу его, и в день воскресенья представим мы ему запись, которую найдет он развернутой; читай запись твою, довольно для тебя сегодня твоей души, чтобы с тобой сосчитаться» [174]. И скажет тут ослушник: «Горе мне! Что это за запись! Не оставит она ни малого, ни великого, не сосчитавши» [175].

А что же будет с тем, кто затаил в сердце нечто более жаркое, чем угли гада, и скрыл в боках своих более острое, чем меч, и глотает горести, горше колоквинта, и кто отвратил душу, вопреки ей, от того, чего она желала, в достижении чего была уверена и к чему приготовилась, и не отделяло ее от желаемого никакое препятствие? Поистине, достоин он того, чтобы возрадоваться завтра, в день воскресения, и среди тех, кто приближен в обители воздаяния и в мире вечного блаженства, и быть в безопасности от страха воскресения и ужаса восхождения, и достоин он, чтобы возместил ему Аллах за язву эту безопасностью в день собрания.

Рассказывал мне Абу Муса Харун ибн Муса, врач, и говорил он: — Видел я юношу, прекрасного лицом, из жителей Кордовы, который предавался поклонению Аллаху и отказывался от земной жизни; а у него был брат в Аллахе, и отпала между ними забота об осторожности. И посетил он его однажды вечером, и намерен был у него заночевать; и случилась хозяину дома нужда до одного своего знакомого, который жил в отдалении от его дома, и вышел он для этого с тем, чтобы быстро вернуться. А юноша расположился в доме с его женою — она была пределом красоты и ровесницей гостю в юности. И продлил хозяин дома пребывание в отсутствии, пока не стала ходить ночная стража, и невозможно сделалось ему уйти домой, и когда женщина узнала, что время прошло и что муж ее не может вернуться в этот вечер, ее душа устремилась к юноше, и она показалась ему и призвала его к себе, и не было с ними третьего, кроме Аллаха — велик он и славен! И юноша решил овладеть ею, но потом возвратился к нему рассудок, и он подумал об Аллахе, великом и славном. И тогда положил он свой палец на светильник, и палец полопался, и юноша сказал: — О душа, вкуси это, а куда этому огню до огня геенны! — И женщина ужаснулась тому, что увидела, но затем она опять возвратилась к юноше, и снова вернулась к нему страсть, вложенная в человека, и он еще раз сделал то же, что и раньше, и когда заблистало утро, огонь уничтожил его указательный палец. И, думаешь ты, он довел свою душу до этого предела из-за чего-нибудь, кроме чрезмерной страсти, которая на него набросилась, или считаешь, что у Аллаха великого пропадет для него такое состояние? — Нет, Аллах более великодушен и знающ!

Рассказывала мне одна женщина, которой я доверяю, что ее полюбил некий юноша, ей подобный по красоте, и она его полюбила, и распространились о них речи. И однажды они встретились, будучи одни, а юноша сказал ей: — Пойди сюда, оправдаем то, что о нас говорят! — но она отвечала: — Нет, клянусь Аллахом, этого никогда не будет, пока я произношу слово Аллаха: «Поистине, друзья, в тот день один другому враги, кроме тех, кто опасается» [176]. — И прошло лишь немного дней, — говорила женщина, — и мы соединились союзом дозволенным.

Рассказывал мне человек верный из друзей моих, что он остался однажды наедине с девушкой, которая была равна ему в юности. И она посягнула на некое из подобных дел, и юноша сказал ей: — Нет! Благодарность Аллаху, который дозволил мне сближение с тобою, — а это отдаленнейшая моя надежда, — состоит в том, чтобы отстранить от себя страсть ради его повеления. — Клянусь жизнью, это было бы диковинно и в минувшие времена; как же смотреть на это во время, подобное нашему, когда ушло благо и пришло зло?

Я придерживаюсь об этих рассказах — а они достоверны — одного из двух предположений, в которых нет сомнения. Возможно, что тут свойство природы обратилось к другому, и твердо установилось в нем знание превосходства иного дела, и не отвечает оно на призывы любовных речей ни словом, ни двумя словами, ни в один день, ни в два. Но если бы продлилось испытание этих испытанных, наверное, смутились бы свойства их и вняли бы они голосу искушения, однако защитил их Аллах, уничтожив движущую причину этого, так как заботился он о них и знал, что взывают они к нему в тайных своих помыслах о защите от скверны и молят о праведности — нет бога, кроме него! Или же произошло здесь прозрение, наступившее в это самое врерля, и явилась мысль об отказе от земного и отошли войска страсти в эту минуту, ради блага, которого желал Аллах для того, кто так поступает. Да причислит нас Аллах к тем, кто его страшится и на него надеется! Аминь!

Передавал мне Абдаллах Мухаммад ибн Омар ибн Мада со слов верных мужей из сынов Мервана, которые возводили этот рассказ к Абу-ль-Аббасу аль-Валиду ибн Ганиму, что последний говорил: — Имам Абд ар-Рах-ман ибн аль-Хакам отлучился в один из своих походов на несколько месяцев и заточил во дворце своего сына Мухаммада, который принял после него халифат. Он поместил его на крыше и велел ему проводить там ночи и сидеть там днем, не дав ему позволения никуда выходить, и назначил ему на каждую ночь везира из везиров и юношу из числа знатных юношей, которые должны были спать с ним на крыше. И Мухаммад провел там долгий срок, и отдалилось время свидания его с женами, а он был в возрасте двадцати лет или около этого. — Говорил Ибн Ганим: — И пришлось мне ночевать мою ночь в смену одного юноши из знатных юношей, который был молод годами и прекрасен лицом до предела. И сказал я про себя, — говорил Абу-ль-Аббас, — боюсь, что Мухаммад ибн Абд ар-Рахман погибнет сегодня ночью, и впадет в грех, и украсит ему Иблис прегрешение, и последует он за ним. И я устроил себе ложе на наружной крыше, — говорил он, — а Мухаммад был на внутренней крыше, с которой был виден харим [177] повелителя правоверных; юноша же находился в другом конце, близ лестницы. И я стал следить за Мухаммадом, не упуская его из виду, а он думал, что я уже заснул, и не знал, что я за ним наблюдаю. И когда прошла часть ночи, — говорил Ибн Ганим, — я увидел, что Мухаммад поднялся, и он просидел недолгое время прямо, а затем воззвал к Аллаху о защите от сатаны и вернулся ко сну. А потом, через некоторое время он поднялся, надел рубаху и приготовился встать, но затем снял с себя рубаху и опять лег. И он поднялся в третий раз, и надел рубаху, и спустил ноги с ложа, и оставался сидеть так некоторое время, а потом он позвал юношу по имени и юноша ответил ему, и Мухаммад сказал: — Спустись с крыши и оставайся в проходе, который под нею. И юноша поднялся, повинуясь ему, и когда он сошел вниз, Мухаммад встал и запер дверь изнутри и вернулся на свое ложе. И понял я с того времени, что у Аллаха есть о нем благое намерение.

Передавал нам Ахмад ибн Мухаммад ибн аль-Джа-сур со слов Ахмада ибн Мутаррифа и Убейдаллаха ибн Яхьи, который ссылался на своего отца, Малика, Хаби-ба ибн Абд ар-Рахмана аль-Ансари, Хафса ибн Асима и Абу Хурейру, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Семерых осенит Аллах своей тенью в тот день, когда не осенит ничто, кроме тени его: справедливого имама, юношу, который вырос в поклонении Аллаху — велик он и славен! — человека, сердце которого привязано к мечети, когда он выходит из нее и пока он в нее не вернется, двоих мужей, которые полюбили друг друга в Аллахе и сошлись на этом, а затем разошлись, — человека, который упомянул имя Аллаха в одиночестве, и глаза его пролили слезы, человека, которого позвала женщина красивая и прелестная, и сказал он: — Я боюсь Аллаха! — и человека, который подал милостыню и скрыл это, чтобы не знала его левая рука, что расходует правая.

Помню я, что меня позвали в одно собрание, где был человек, образом которого восхищаются, взоры и качества которого любезны сердцам, чтобы поговорить и посидеть вместе, без порицаемого и дурного. И я поспешил к нему, а было это на заре, и, когда я совершил утреннюю молитву и облачился в одежды, явилась мне мысль, и пришли мне на ум стихи. Со мной был один человек из друзей моих, и он спросил меня: — Отчего это молчание? — но я не ответил ему, пока не сложил стихов до конца, а потом я записал их и дал этому человеку, и я отказался идти туда, куда намеревался отправиться. Вот часть этих стихов:

 

Разве восхитила тебя красота, отсутствие которой вызывает у тебя бессонницу, и прохлаждение близостью, тайна которой сжигает?

Близость жилища заставляет тебя с ним быстро расстаться — не будь близости, не было бы и разлуки,

И сладость вкуса, за которой следует горечь колоквинта, и простор, который тесен, даже если он вдвое просторней.

 

И если бы не было воздаяния, и наказания, и награды, все же следовало бы нам проводить жизнь, и утомлять тело, и приложить всю мочь, и потратить возможное, и исчерпать силу, благодаря творца, который даровал нам милости, раньше чем мы заслужили их, облагодетельствовал нас разумом, которым мы познаем его, и одарил нас чувствами, и ученостью, и знанием, и тонкостями ремесел, и отдал нам небеса, проливающие то, что в них для нас полезно, и вложил в нас предусмотрительность, до которой мы не дошли бы, если бы владели возможностью сами себя сотворить, и не смотрели бы мы на самих себя так, как он на нас смотрит.

Аллах дал нам преимущество над большинством тварей и сделал нас вместилищем слова своего и обиталищем своей веры, и создал он для нас рай, прежде чем стали мы его достойны, но пожелал он потом, чтобы входили туда рабы его только по делам своим и чтобы были благие дела для людей обязательны. Сказал ведь Аллах великий: «Это воздаяние за то, что они делают» [178]. И привел он нас на путь в рай, и дал нам увидеть образ тени его, и сделал крайнюю милость свою и благодеяние к нам и нашим правом и долгом, для него обязательным, и мы благодарим его за дарованное нам повиновение, силу к которому он нам дал, наградил он нас своею милостью, несмотря на свое превосходство. Это щедрость, до которой не доходят умы, и не может описать ее разум. Кто знает господа своего и меру благоволения и гнева его, — ничтожны для того услады исчезающие и преходящая суета. Как же иначе, если дошли до нас угрозы, внимая которым чувствуешь, что встают волосы на теле и тает душа, и сообщил нам Аллах о мучениях, до которых не доходит мысль? Куда же уйти от повиновения этому щедрому владыке, и зачем желать проходящей услады, после которой не уходит раскаяние, и не кончается за нее наказание, и не прекращается позор испытавшему ее? Доколе будет это продление, раз уже услышали мы глашатая, и как будто уже погнал нас погонщик в обитель вечного пребывания — либо в рай, либо в огонь. О поистине, задержаться в здешнем месте — заблуждение явное! [179]

Здесь — да возвеличит тебя Аллах — кончается то, о чем я вспомнил, исполняя обязанности перед тобой, стремясь тебя обрадовать и повинуясь твоему приказанию. Я не отказывался говорить в этом послании о некоторых вещах, о которых упоминали поэты, и много говорили о них, приводя их полностью, как они есть, или разбивая их по главам, с обстоятельными толкованиями. Такова чрезмерность в описании худобы, уподобление дождю слез, которые могут напоить путешественника, совершенное отсутствие сна и отказ от всякой пищи, — но только это вещи, в которых нет истины, и ложь, ни с какой стороны не правдивая. Всякая вещь имеет пределы понятного. Бессонница продолжается ночами, но если бы человек был лишен пищи две недели, он бы, наверное, погиб, и мы говорили, что без сна можно выдержать меньшее время, чем без еды, только потому, что сон — пища души, а кушанья — пища тела; они делят между собой и то и другое, но мы говорили о том, что бывает в большинстве случаев. Что же касается воды, то я видел, что Майсур-строитель, наш сосед в Кордове, мог выдержать без воды две недели в летние жары и довольствовался той влагой, которая была в его пище, а кади Абу Абд ар-Рахман ибн Худжжаф рассказывал мне, что он знал человека, который не пил воды месяц. Я ограничился в своем послании вещами истинными и известными, кроме которых не может существовать ничего, но я упоминаю также многие из названных мной свойств, и этого было достаточно, чтобы я не отошел от пути и обычаев людей поэзии.

Многие из наших друзей увидят в этом послании рассказы о себе, где имена их скрыты, как мы условились в начале книги, и я прошу прощения у Аллаха — велик он! — за то, что запишут ангелы и насчитают соглядатаи из этого и ему подобного, — прошу прощения, как тот, кто знает, что речи его принадлежат к его деяниям, и если они не пустословие, за которое не будет взыскано с мужа, то они, если хочет того Аллах, относятся к грехам малым и простительным. А если это и не так, то они не злодеяние или мерзость, за которую следует ожидать муки, и во всяком случае они не принадлежат к великим грехам, о которых дошли до нас слова писания.

Я знаю: многие из пристрастных против меня будут меня порицать за то, что я составил подобную книгу, и скажут: — Он сошел со своего пути и отдалился от своего направления, — но никому не дозволено думать обо мне иное, чем то, на что я вознамерился, и сказал Аллах — велик он: «О те, кто уверовал, избегайте многих подозрений — поистине, некоторые подозрения — грех» [180].

Передавал мне Ахмад ибн Мухаммад ибн аль-Джа-сур, со слов Ибн Абу Дулейма, Ибн Ваддаха, Яхьи, Малика ибн Анаса, Абу Зубейра аль-Мекки и Абу Шурей-ха аль-Каби, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Берегитесь подозрения — это самая лживая ложь! — С таким же иена-дом, возводимым к Малику, Сайду ибн Абу Сайду аль-Макбари, аль-Араджу и Абу Хурейре передают, что посланник Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует! — говорил: — Кто верует в Аллаха и в последний день, пусть говорит благое или молчит.

Передавал мне друг мой Абу Бекр Мухаммад ибн Исхак, со слов Абдаллаха ибн Юсуфа аль-Азди, Яхьи ибн Аиза и Абу Ади Абд аль-Азиза ибн Али ибн Мухаммада ибн Исхака ибн аль-Фараджа, имама в Египте, ссылавшегося на Абу Али аль-Хасана ибн Ка-сима ибн Духейма, египтянина, Мухаммада, сына Зака-рии аль-Алляни, Абу-ль-Аббаса, Абу Бекра и Катаду, что Сайд ибн аль-Мусайяб сказал: — Составил Омар ибн аль-Хаттаб — да будет доволен им Аллах! — для людей восемнадцать мудрых изречений, среди которых есть такое: — Полагай о деле брата твоего наилучшее, пока не придет к тебе то, что тебя заставит быть против него, и не думай о слове, вышедшем из уст мусульманина дурного, если находишь ты способ понять его хорошо.

Таково — да возвеличит тебя Аллах! — наставление Аллаха и наставление посланника его — да благословит его Аллах и да приветствует! — и наставление повелителя правоверных, и в общем не стану я говорить лицемерно и не буду благочестив благочестием иноземным. Кто исполняет обязанности предписанные и избегает дурных дел, которые запретны, и не забывает о милости в общении своем с людьми, на того падает имя блага; уволь же меня от прочего, достаточно с меня Аллаха! Речь о подобном этому ведут тогда, когда свободны силы и пусто сердце, и поистине, запомнить что-нибудь, сохранить след и вспомнить о минувшем для ума, подобного моему, — диво после того, что было и постигло меня. Ты ведь знаешь, что мой разум перевернут и ум мой разбит, так как мы далеки от наших жилищ, удалились от родных мест, и постигла нас изменчивость времени, и немилость султана, и перемена друзей, и испортились наши обстоятельства, и изменились дни, и пропало изобилие, и ушло нажитое и наследственное, и захвачено приобретенное отцами и дедами. Мы изгнаны в чужие земли, и пропало имущество и сан; занимают нас думы о том, как сохранить семью и детей, и утрачена надежда возвратиться к жилищу родных и отразить удары рока, и жду я того, что суждено судьбою. Да не сделает нас Аллах сетующими кому-нибудь, кроме него, и да приведет он нас к лучшему, чем то, к чему он нас приучил. Поистине, то, что он сохранил, значительней того, что взял он, и то, что осталось, больше, чем то, что отнято. Дары его, нас окружающие, и милости его, нас покрывающие, не имеют предела, и благодарность за них нельзя выплатить — все это им даровано и от него подарок. Нет у нас власти над самими собою, от него мы исходим, и к нему мы вернемся; все, что дано взаймы, возвращается к заимодавцу и Аллаху, да будет хвала в.чачале, и в конце, и повторно, и вновь! Я говорю:

 

Сделал я безнадежность крепостью и кольчугой и не облачаюсь в одежды обиженного.

Значительней всех людей для меня то малое, что охраняет меня в отличие от прочих тварей.

И если безупречны моя вера и честь, тогда о том, что ушло, я не забочусь.

День вчерашний ушел, а завтрашний день — я не знаю, достигну ли я его, — чему же огорчаться?

 

Да сделает Аллах нас с тобою терпеливыми, благодарящими, хвалящими и поминающими! Аминь! Аминь! Слава Аллаху, господу миров! Да благословит Аллах господа нашего Мухаммада и семейство его и да приветствует благим приветом!

Закончено послание, называемое «Ожерельем голубки», составленное Абу Мухаммадом Али ибн Ахмадом ибн Саидом ибн Хазмом — да будет доволен им Ал-лах — после сокращения большинства его стихов, при сохранении лучших из них, чтобы украсить его, и обнаружить его красоты, и уменьшить объем, и облегчить понимание необычайного смысла его слов, во славу Аллаха, при помощи его и благой поддержке.

Окончена переписка книги в новолуние реджеба-единого, года семьсот тридцать восьмого [181] — да будет слава Аллаху, господу миров!

 

Примечания

 

[1] Цит. по кн.: И. Ю. Крачковский. Арабская культура в Испании. М — Л., 1937, стр. 11 — 12.

[2] Русский перевод И. П. Кузьмина (Л., 1925).

[3] Абу Мухаммад — значит «отец Мухаммада». Полное арабское имя состоит из следующих частей: 1) названия отца по имени старшего сына: Абу Мухаммад; 2) собственно имени: Али; 3) отчества: Ибн Хазм — сын Хазма; 4) этнического имени, указывающего на место рождения — аль-Андалуси, Андалусский (то есть происходящий из Андалусии, мусульманской Испании) или принадлежность к племени, например аль-Азди, то есть происходящий из племени Азд. Наиболее вежливым считается обращение к мусульманину по имени сына.

[4] Альмерия — значительный город на крайнем юго-востоке мусульманских владений в Испании. В эпоху написания «Ожерелья голубки» Альмерия была центром независимой провинции.

[5] Шатиба (Хатива) лежит в 56 километрах к юго-западу от Валенсии, значительно севернее только что упоминавшегося города Альмерии. Шатиба являлась одной из значительных крепостей Андалусии. В мусульманском мире большой популярностью пользовалась изготовленная в Шатибе бумага, которую вывозили даже в Египет. В начале XI века Шатиба входила в пределы одного из многочисленных независимых королевств, на которые разделялась тогда мусульманская Испания.

[6] Ан-Насир Победоносный — титул халифа Абд ар-Рахмана III (912-961).

[7] Словом «случайность» здесь переведен арабский философский термин, который в специальной литературе обычно передается словом «акциденция». Ибн Хазм, употребляя термин «случайность» не совсем точно, разумеет под ним все те элементы люб-пи, которые не составляют ее сущности и зависят от посторонних причин.

[8] Малик ибн Анас (умер в 795 г.) — основатель толка мали-китов — одного из четырех мусульманских правоверных толков. Учение Малика было распространено среди большинства мусульманского населения Испании.

[9] Иснад — цепь передатчиков, со слов которых сообщается тот или иной «хадис» — предание о словах и делах пророка Мухаммада. Абу-д-Дерда — один из сподвижников Мухаммада (умер около 656 г.).

[10] «Прямо ведомые халифы», или «халифы прямого пути», — титул первых четырех правителей мусульманского государства, «халифов», то есть преемников пророка Мухаммада. Слово «имам» имеет различный смысл; в данном случае оно так же, как и халиф, означает: духовный и светский глава мусульманской общины.

[11] Андалусия — арабское название Пиренейского полуострова. Происхождение этого названия не выяснено; обычно его возводят к имени германского племени вандалов, которые в течение короткого времени (с 411 по 429 г.) занимали южную оконечность Испании, древнюю Бэтику.

[12] Чтобы не повторять несколько раз дат правления отдельных султанов и халифов, которых упоминает в своей книге Ибн Хазм, приводим хронологическую таблицу правителей мусульманской Испании:

 

 

Независимые эмиры Испании

 

Годы правления

Абд ар-Рахман ибн Муавия -756 — 788

Хишам I — 788 — 796

Аль-Хакам I. -796 — 821

Абд ар-Рахман II -821 — 852

Мухаммад I — 852 — 886

Аль-Мунзир -886 — 888

Абдаллах — 888 — 912

 

 

Халифы

Абд ар-Рахман III ан-Насир -912 — 961

Аль-Хакам II аль-Мустансир -961 — 976

Хишам II аль-Муайяд — 976 — 1008

Мухаммад II аль-Махди — 1008 — 1009

Сулейман аль-Мустаин (аз-Зафир) — 1009 — 1009

Мухаммад II (вторично) — 1009 — 1010

Хишам II (вторично) — 1010 — 1013

Сулейман аз-Зафир (вторично) — 1013 — 1016

Али ибн Хаммуд — 1016 — 1018

Абд ар-Рахман IV аль-Муртада -1018 — 1018

Касим ибн Хаммуд — 1018 — 1021

Яхья ибн Хаммуд — 1021 — 1023

Касим ибн Хаммуд (вторично) — 1021 — 1023

Абд ар-Рахман V аль-Мустазхир -1023 — 1024

Мухаммад III аль-Мустакфи — 1024 — 1025

Яхья ибн Хаммуд (вторично) — 1025 — 1027

Хишам III аль-Мутадд — 1027 — 1031

[13] Субх — любимая жена халифа аль-Хакяма II.

[14] В тексте оригинала, вероятно, описка (первое «ибн» — лишнее). По-видимому, здесь имеется в виду Абд аль-Малик ибн Абу Амир, по прозванию аль-Муэаффар, сын знаменитого временщика Ибн Абу Амира аль-Мансура, унаследовавший неограниченную власть своего отца. Подробности жизни Абд аль-Малика неизвестны. Умер он в цветущем возрасте в 1008 г.

[15] Амириды — потомки Ибн Абу Амира аль-Мансура

[16] Низир ябн Маад — пятый представитель династии египетских халифов Фатымидов. Его сын Мансур, по прозванию аль-Хаким (996 — 1021), под конец своей жизни объявил себя воплощением божества.

[17] Убейдаллах ибн Утба ибн Масуд-факих — законовед, соединявший богословскую эрудицию со склонностью к сочинению любовных стихов. Умер он около 720 г.

[18] Фетва — юридическое разъяснение, даваемое главным судьей или знаменитым правоведом в форме ответа на вопрос судьи или частного лица. Лицо, имеющее право давать фетвы, называется «муфти». В своих ответах муфти не должен основываться на собственном мнении, а обязан руководствоваться уже имеющимися прецедентами. Ибн Аббас — передатчик преданий, живший в первые времена ислама.

[19] Абу Бекр Мухаммад ибн Дауд из Багдада (умер в 909 г.) — сын Дауда аз-Захири, основателя богословского толка захиритов, к которому, вероятно, уже в эпоху создания «Ожерелья голубки» принадлежал Ибн Хазм. Приводимая у Ибн Хазма мысль высказана Ибн Даудом в «Книге Венеры».

[20] Коран, гл. VII, стих 189.

[21] Букрат — арабская форма имени знаменитого греческого врача Гиппократа (V в. до н. э.). Арабам были известны многие сочинения Гиппократа; перевод некоторых из них на арабский язык появился уже в IX в.

[22] Ифлатуном арабы называют философа Платона. Платон оказал значительное, хотя и не прямое, влияние на арабских мыслителей. Многие произведения, приписываемые арабами Платону, в действительности ему не принадлежат. То же следует сказать о бесчисленных изречениях и рассказах, которые влагаются в уста Платона арабскими писателями.

[23] Тора — Моисеево пятикнижие. Во времена Ибн Хазма существовало уже два перевода Библии на арабский язык — перевод Саадии Гаона из Файюма (умер в 943 г.) и другой перевод (с латинского), сделанный в Испании в 956 г. Ибн Хазм, будущий историк религий, посвятивший немало усердия полемике с евреями, в юности знал их священную книгу, по-видимому, не особенно хорошо (ср. Бытие, гл. 30, стихи 31 — 42).

[24] Ибрахим ибн Сайяр ан-Наззам (умер около 845 г.) — один из выдающихся представителей религиозно-философской секты мутазилитов. Мутазилиты — буквально «удалившиеся» (от мира) — отстаивали право человека прибегать при решении религиозных вопросов к помощи разума, а не только руководствоваться словами Корана или преданиями о словах и делах пророка («хадисами»). Основными пунктами расхождения мутазилитов с так называемыми «правоверными» мусульманскими школами были вопросы о свободе воли, сущности божества и сотворенности Корана. Мутазилиты признавали человека обладающим свободной волей и считали Аллаха чисто духовным существом, которому нельзя приписывать человеческие качества. Учение о сотворенности Корана во времени, провозглашенное мутазилитами, было объявлено официальным в эпоху халифа аль-Мамуна (813 — 833). При последующих халифах приверженцы этого взгляда считались еретиками и терпели жестокие преследования.

[25] Буквы «лям» и «алиф» составляют слово «ля» — «нет».

[26] Хишам ибн Абд ар-Рахман — второй из независимых эмиров Кордовы (788 — 796).

[27] По мусульманскому поверью, камень бахт приковывает к себе взоры и вызывает веселое настроение.

[28] Битлимус — знаменитый греческий астроном Птолемей, живший во II в. Наиболее известное сочинение Птолемея «Великое собрание» (по-гречески «Megale syntaxis») содержит основы астрономии, тригонометрии. Арабские переводчики, а может быть, и сами греки, переделали заглавие этого сочинения в «Syntaxis Megiste» («Величайшее собрание»), откуда возникло арабское «Аль-Маджисти». В Европе познакомились с сочинением Птолемея через арабов в первые десятилетия XVI в. При переводе с арабского языка на латинский заглавие «Аль-Маджисти» было снова искажено и получило форму «Алмагест».

[29] Колоквинт — растение из семейства тыквенных, плод которого отличается чрезвычайно горьким вкусом.

[30] Абу Хамед Язид ибн Омар ибн Хубейра — правитель Ирака (Нижней Месопотамии) при последнем халифе из династии Омейядов, Мерване II (749 — 750). В 749 г. Язид стоял во главе армии, сражавшейся с войсками противников Омейядов — Аббаси-дов. Потерпев в августе этого года сильное поражение, Язид отступил в город Васит и после многомесячной осады должен был сдаться. Получив от Аббасидов прощение, Язид был вероломно умерщвлен в 750 г.

[31] Малага — большой город в Испании на берегу Средиземного моря, в настоящее время — центр одноименной провинции. Малага подчинилась власти мусульман в 711г. После распада Кордовского халифата Малага сделалась главным городам независимого владения, управлявшегося династией Хаммудидов (1016 — 1957),

[32] Учение ислама запрещает мусульманам изображать живые существа (в Коране это запрещение прямо не высказано). Как и запрет пить вино, запрещение изображений не всегда соблюдалось в действительности.

[33] Шерифами — буквально «благородными» — первоначально называли членов всякой знатной семьи. С X в. это название стало употребляться лишь для обозначения потомков Хасана — сына двоюродного брата пророка Мухаммада, четвертого халифа Али* женатого на дочери Мухаммада — Фатиме.

[34] Абу Амир ибн Абу Амир — сверстник Ибн Хазма, сын знаменитого «хаджиба» (первого министра) Абу Амира аль-Мансура

[35] Ар-Рамади — один из наиболее выдающихся поэтов Андалусии (умер в 1022 г.). Существует иная, гораздо более подробная, версия приводимого здесь рассказа. Она изложена со ссылкой на Ибн Хазма в сочинении биографа ад-Дабби.

[36] Хальва — уединение.

[37] Сарагоса (Caesarea Augusta римлян), по арабскому произношению Саракуста, — город в Северной Испании, на правом берегу реки Эбро. Сарагоса была завоевана мусульманами в 712 — 713 гг. В 778 г. город был осажден войсками Карла Великого, которые, однако, отступили, так как император Карл был вынужден поспешно возвратиться на берега Рейна, где хозяйничали его враги — саксы. Наибольшего расцвета достигла Сарагоса в начале XI в., когда распался Кордовский халифат и возник ряд самостоятельных владений, управлявшихся независимыми царьками. Сарагоса сделалась тогда центром северо-восточной провинции (так называемой Верхней границы), которая находилась под властью династии Туджибидов (1017 — 1039) и Худидов (1039 — 1118), когда Сарагоса окончательно перешла в руки христиан.

[38] То есть смерть помешала ослу прыгнуть (на ослицу) — поговорка, употреблявшаяся в тех случаях, когда внезапно возникшее обстоятельство мешает осуществлению какого-нибудь дела.

[39] Мани — основатель религиозного учения, названного его именем (манихейство). По сообщениям арабских авторов, дающих о Мани наиболее полные и правдоподобные сведения, последний родился в Вавилонии около 216 г. н. э. и умер в царствование персидского царя Бахрама I (274 — 277).

Учение Мани — одна из систем, обычно объединяемых названием «гностицизм». Оно основано на представлении о вечной борьбы двух начал — добра и зла, тьмы и света. Наиболее своеобразным в манихействе является учение о происхождении человечества. Первые люди (Адам и Ева) произошли, по учению Мани, от дьяволов, которые создали их с целью заточить в них некоторую долю элементов света. Чтобы помешать этому, небесные силы послали к Адаму Иисуса, который должен был внушить ему познание рая, богов, ада, дьяволов, неба и земли, луны и солнца. Самого себя Мани считал носителем божественного откровения после Будды, Зороастра и Иисуса.

[40] Мерван ибн аль-Хакам (683 — 685) — родоначальник Мерванидов — халифов боковой ветви династии Омейядов, первые представители которых носили название Суфьянидов, по имени Абу Суфьяна — отца основателя династии, Муавии I (661 — 680).

Из рода Мервана происходит и первый самостоятельный правитель Андалусии Абд ар-Рахман — «Пришлец» (756 — 788). Даты правления его потомков, упомянутых здесь, приведены в таблице, помещенной в прим. 10.

[41] Этот поэт, потомок знаменитого халифа Абд ар-Рахмана ан-Насира, является героем популярной в арабо-испанской биографической литературе любовной истории. Соперничая со своим отцом в любви к одной невольнице, Абд аль-Малик убил его и был за это заключен в тюрьму, где провел около шестнадцати лет. Выпущенный на свободу при временщике аль-Мансуре, он и получил прозвище «отпущенного» Умер Абд аль-Малик около 1009 г., сорока семи лет отроду.

[42] Джинны — духи, как добрые, так и злые.

[43] Гули — фантастические существа, которые, по арабскому поверью, подстерегают в образе женщин одиноких путников, чтобы их пожрать.

[44] Черный цвет был цветом знамен войск Аббасидов — претендентов на халифат, которые в 750 г. свергли последнего халифа династии Омейядов на Востоке.

[45] Ифлимун (Палемон) — греческий ученый II в., один из основателей физиогномики. Его главный труд — «Чтение по лицам» — был переведен на арабский язык и пользовался в мусульманском мире большой популярностью.

[46] По-видимому, отличительный признак публичных женщин.

[47] Нух — библейский Ной. Миф о всемирном потопе, вспомнившийся Ибн Хазму, служит темой мусульманской легенды, как ссегда дополнившей упоминания о нем, содержащиеся в Коране.

[48] То есть вернулся к тому, с чего начал, — поговорка.

[49] Ибн Хани — один из выдающихся поэтов мусульманской Испании.

[50] Хурмузан — предводитель персидской армии, разбитой в битве с арабами при аль-Кадисии (в 637 г., в царствование халифа Омара). Спасшись бегством из плена, Хурмузан продолжал оказывать упорное сопротивление арабам, но в 638 г. был захвачен в плен вторично и сохранил жизнь лишь хитростью, поймав халифа Омара на слове. После смерти Омара, павшего от руки перса (в 644 г.), Хурмузан был обвинен в соучастии и убит.

Мобед — название жрецов религии парсов (огнепоклонников

[51] Вероятно, намек на халифа аль-Хакама аль-Мустансира, о страсти которого к его жене Субх Ибн Хазм упоминал в начале своей книги.

[52] Маслама ибн Ахмад аль-Маджрити (из Мадрида) — знаменитый философ и астроном (умер около 1084 г.).

[53] Мукаддам — буквально «поставленный вперед». Так называли в мусульманской Испании военных, которые командовали сотней солдат. Из дальнейшего текста, однако, явствует, что Ибн аль-Асфар занимал более высокое положение.

[54] Берберы вступили в Кордову 19 апреля 1013 г.; город был разграблен и сожжен.

[55] Мухаммад ибн Абу Амир, известный под прозвищем аль-Мансур-биллах (европ. «Альманзор»), — первый министр (хаджиб) при халифе Хишаме II. Являясь полновластным главой государства, аль-Мансур под конец жизни добился от Хишама указа, официально передававшего ему и его потомкам ведение всех государственных дел. Недовольные сторонники Омейядов устроили в 978 г. заговор, намереваясь провозгласить халифом двоюродного брата Хишама II, Абд ар-Рахмана ибн Убейдаллаха. Заговор был раскрыт, и организаторы его казнены.

[56] Кайраван — город в Тунисе, вырос из военного лагеря арабов при завоевании последними страны в 670 г. Эпоха наибольшего расцвета Кайравана падает на IX в., когда Северная Африка находилась под властью династии Аглабидов, номинально наместников аббасидских халифов, но фактически — самостоятельных правителей.

[57] «Городом» называется древнейшая часть Кордовы.

[58] Гада — кустарник, дающий при сжигании чрезвычайно горячие угли.

[59] Шамам, Радва, Язбуль, ас-Самман и аль-Хазн — возвышенности, находящиеся в различных частях Аравийского полуострова. Аль-Луккам — горный массив, прилегающий к Ливанскому хребту.

[60] То есть забота слишком велика, чтобы думать об этом, — фраза, приписываемая доисламскому поэту Абиду ибн аль-Абрасу и обратившаяся в поговорку.

[61] Поговорка, основанная на еврейской легенде, которая рассказывает о том, как некий «незаконный» сын обратился к богу с молитвой, и когда его просьба не была исполнена, он воскликнул: «Отец ест гранат, а у детей на зубах оскомина», то есть детям приходится страдать за грехи отцов. (Ср. книги Иеремии, XXI, 29 и Иезекииля, XVIII, 2).

[62] Омар ибн аль-Хаттаб — один из первых последователей пророка Мухаммада и второй его преемник (халиф). Правил с 634 по 644 г.

[63] Коран, гл. LXI, стих 3.

[64] Коран, гл. CIV, стих 1

[65] Коран, гл. XLIX, стих 6.

[66] Коран, гл. LXVIII, стихи 10-13.

[67] Дрофа, чуя опасность, старается защититься тем, что извергает содержимое желудка. «Чаще испражняющийся, чем дрофа» — арабская поговорка.

[68] Вахриз — начальник персидского отряда, отправленного с арабским войском под предводительством легендарного героя Сейфа Зуль-Язана, чтобы вытеснить абиссинцев из Южной Аравии (570 г.). Похождения Сейфа послужили материалом для народного сказания, до сих п<

⇐ Предыдущая1234567

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: