 |
Глава двенадцатая. День последний
|
|
|
|
На этот раз с лодкой ничего не вышло. Гошка облюбовал одну неподалеку от обрыва. Она была вытащена до половины на берег, и вода звучно шлепала в широкий промасленный борт. Лодка на вид исправная, с черпаком и веслами. И даже самодельный якорь лежал на корме.
Гошка велел всем идти по тропинке дальше, а сам остался возле лодки. Берег был пустынный, заросший кустарником. На лугу – свежескошенная трава, но косца не видно. Наверное, пошел в деревню полдничать, а лодку оставил на берегу. Откуда здесь, в пустынном краю. быть ворам? Рассудив, что ничем не рискует, Гошка подошел к лодке и решительно уперся в нос плечом, стараясь столкнуть в воду, И вдруг услышал;
– Может, помочь?
Гошка, как ошпаренный, отскочил от лодки. Никого не видно. Уж не померещилось ли? И тут он увидел, как от скошенной на лугу травы в голубое небо поднимается тоненькая сизая струйка.
– Поди-ка сюда, – позвала струйка.
Голос был негромкий, добродушный. А человека не видать. Это потому, что берег высокий, а Гошка стоит внизу, у самой воды.
– Зачем? – на всякий случай спросил Гошка.
– Иди-иди, не бойсь.
Гошка оглянулся: не убежишь. Путь к отступлению только по реке, а на берег подняться можно лишь в этом месте, возле луга, дальше – песчаная круча, не вскарабкаешься.
– Смотрю, лодка, – сказал Гошка. – Уж, думаю, не наша ли?
– Ну и как? – спросил голос.
– Вроде нет.
– Обмишурился, значит, паря.
– У нас точно такая же... Вот только якоря нет.
– Значит, без якоря?
Разговор был вполне доброжелательный, и Гошка успокоился. Поднявшись на берег, он увидел на скошенной траве мужика в закатанных до колен штанах. Больше на нем ничего не было. Мужик лежал и, глядя в небо, курил козью ножку. Был он широкоплечий и небритый. Под головой аккуратно свернутая белая рубаха. Острое жало косы блестело неподалеку. В кустах черная кирзовая сумка, из которой торчит горлышко бутылки с молоком.
|
|
|
– Садись, закуривай, – сказал мужик, пуская дым в небо.
– Я самосад не курю, – ответил Гошка.
Конечно, он мог бы прошмыгнуть мимо мужика и задать деру, но ни с того ни с сего бежать было унизительным. И потом мужик так ласково с ним беседовал...
– Погляди-ка, чего это у меня на щеке? – попросил мужик. – Пчела ужалила или еще кто? Гошка подошел к мужику и нагнулся.
– Ничего у вас...
И тут он получил такой удар в ухо, что кубарем покатился но траве, а над рекой раскатился громогласный хохот.
– Может, ишо поглядишь, что у меня на другой щеке сидит? Ох и дурень, господи ты боже мой, три десятка лет прожил, а такого дурня не встречал!
Гошка, бормоча проклятия, догонял ребят. В одном ухе стойко гудело, во втором раздавался громкий смех.
– А где лодка? – спросил Сашка. Гошка от всей души хотел ему ответить, но постеснялся девчонок. Потирая красное, распухшее ухо, он молча зашагал впереди.
Шли-шли, и вдруг Люся Воробьева присела на траву и заплакала. Слезы градом посыпались из глаз, закапали с подбородка. Алла опустилась рядом и, гладя светлые Люськины кудряшки, стала утешать.
– Устала, Люся? Этот Гошка летит как угорелый... Куда, спрашивается?
Гошка насмешливо посмотрел на Люсю.
– К мамочке захотелось? Алла холодно взглянула на него:
– Отойди, пожалуйста.
– Чего это она? – спросил любопытный Сашка. – Змея ужалила? У меня есть веревка.
– Подпоясайся-ка лучше этой веревкой, – посоветовал Витька Грохотов, – не то штаны потеряешь.
Сашка за эти дни сбавил в весе, и штаны действительно стали велики.
– Домой хочу, – немного успокоившись, сказала Люся. – Мы идем, идем, и конца не видно. Куда мы идем?
– Тебя никто не звал, – буркнул Гошка.
|
|
|
– Я думал, змея, – разочарованно протянул Сашка.
– Какие вы все-таки черствые, – сказала Алла. – Оставьте нас вдвоем!
Мальчишки отошли в сторону.
Алла посмотрела в глаза подруге, потом приложила ладонь к ее лбу. Лицо у нее стало озабоченным.
– Тебя не знобит? – спросила она.
– Немножко, – ответила Люся.
– Это ты ночью кашляла?
Люся повернула голову и посмотрела на ребят.
– Не говори им ничего, а то на смех поднимут, – сказала она. – Гоша сегодня не с той ноги встал. Я чувствую, они жалеют, что меня взяли.
– Что бы они без нас делали, – улыбнулась Алла. – Кто обеды готовит? Ложки-чашки моет?
– У Коли рубашка на локте порвалась, – озабоченно сказала Люся. – Ты же знаешь, какой он аккуратный. Наверное, переживает... У тебя нитки, иголка есть?
– Найдутся, – сказала Алла, думая о другом: не заболела ли Люся? Лоб у нее горячий, явно температура. Алла захватила с собой пакетик с пирамидоном, мазью от нарывов и йодом, но куда засунула в этой спешке, не могла вспомнить. Ладно, вечером, на привале, разыщет.
Мальчишки валялись на траве и негромко разговаривали. Гошка бросал на уединившихся девочек презрительный взгляд: мол, развели тут телячьи нежности! Однако и сам был доволен, что сделали вынужденный привал: после стычки с мужиком хотелось немного успокоиться,
– Совсем забыл! – сказал Гошка. – У меня ведь папиросы. Закурим?
Наслаждаясь полной безнаказанностью, закурили. Дым пускали неумело. Витька боялся закашляться и поэтому не втягивал дым в себя. Увереннее всех курил Гошка. У него был приличный подпольный стаж – полтора года.
Коля Бэс отказался от папиросы. Он не курил и даже не хотел попробовать. Воспользовавшись остановкой, Коля спустился к реке и, сложившись пополам, как гигантский кузнечик, стал высматривать в осоке жуков и козявок.
– Плохо без лодки, – сказал Сашка, глотая дым.
– Достань, – усмехнулся Гошка.
– Пока она плачет, пойду удочку закину, – сказал Сашка.
– Чего это у тебя одно ухо красное и больше другого в два раза? – спросил Витька.
– Какое ухо? – сделал удивленные глаза Гошка. – Ах, это? Да тут я с одним мужиком схватился. Из-за лодки. Он мне в ухо, а я из него сделал бифштекс! Удар в челюсть – мужик с катушек долой. Поднялся – я ему правый апперкот, потом тычок в подбородок... В общем, полный нокаут!
|
|
|
– Наверное, это был мужичок с ноготок? – съехидничал Витька.
– Он меня долго помнить будет, – сказал Гошка. Подошли Алла и Люся. Слезы у Воробьевой высохли, и вид у нее был смущенный.
– Это все нервы, – сказала Люся.
– А что это такое – нервы? – спросил Сашка, выглядывая из камышей.
– Помнишь, мы опыты делали? – сказал Гошка. – На лягушечью лапку капали кислоту, и она все время дергалась...
– Не обращай внимания, – сказала Алла и обняла Люсю за плечи. – Мальчишки из нашего дома всегда были толстокожими.
– Плач Ярославны закончился, – сказал Гошка. – Можно в путь?
* * *
Одно дело – плыть на лодке, другое – идти пешком вдоль берега. Ребята исцарапали о колючки ноги. Витька чуть не наступил на змею. Не прошли и с полкилометра после того, как наткнулись на змею, – увидели у берега и дальше, до самой опушки леса, множество выгоревших на солнце палаток. Отдельно на пригорке уткнулась в небо высокая мачта со спущенным флагом.
– А ну, поворачивайте отсюда! – услышали ребята не очень сердитый возглас.
Все остановились. От толстой сосны отделился худощавый боец с винтовкой и уставился на них. На лице заинтересованность; вместо того, чтобы прогнать их от лагеря, он заговорил:
– Куда это вы разбежались?
– Нам туда, – показал неопределенно Гошка.
– Туда нельзя... Не видите – воинская часть.
– А что вы тут делаете? – спросил Сашка. Боец посмотрел на него и рассмеялся.
– Кто же на такие вопросы отвечает?
– Я просто так, – сказал Сашка.
Боец с интересом взглянул на Аллу и вдруг раздобрился.
– Присаживайтесь... Ребята купаются, а я нынче дневальный. Сменюсь вечером.
Коля Бэс уселся на траву и тут же стал снимать тапочки.
– Жмут? – полюбопытствовал боец.
– Не надо было резиновые надевать, – сказал Коля.
– У меня тоже жмут, – сказал боец. – Сапоги. Не так правый, как левый... Сколько просил старшину: дай другие. Не дает, усатый черт! У меня, понимаешь, ступня широкая и подъем того...
– Выкупаемся? – предложил Витька.
|
|
|
– Здесь нельзя, – посерьезнев, сказал боец. – Вон там сломанное дерево, видите? Туда идите.
– Спасибо, – сказала Алла.
– Вы, наверное, пионервожатая? – грубовато пошутил боец. – А это ваши пионеры? – И бросил в сторону ребят насмешливый взгляд.
– Товарищ боец, – заметил Гошка. – На посту к девушкам запрещается приставать.
– Ты мне поговоришь, – нахмурился боец. – Я дневальный. А часовой и дневальный – это большая разница, Дневальный на посту не стоит. Молоко на губах не обсохло, а туда же... учит!
– Вы, наверное, повар? – спросил Гошка. – Борщи варите?
– Я пулеметчик, – гордо сказал боец, взглянув на Аллу. – Поражаю цель без промаха!
– Не похоже, – ухмыльнулся Гошка.
– Послушай, ты, салажонок, хочешь, чтобы я снял свой армейский ремень и выпорол тебя?
– Ремень не надо снимать, – сказал Гошка. – Выходи, поборемся...
– Ты это серьезно? – засмеялся боец. – Да я тебя на дерево заброшу... И будешь там висеть, как еловая шишка!
– Смелее, пулеметчик! – подзадорил Гошка. Пулеметчик, хотя и был щуплый, но зато на полголовы выше Буянова. Лет ему восемнадцать – девятнадцать.
– Я не виноват, – сказал боец, улыбнувшись Алле. – Придется наказать этого дерзкого мальчика.
– Гоша, не надо, – сказала жалостливая Люся. – Он ведь тебя изобьет!
Алла молчала. Она с любопытством ждала, чем все это кончится.
Боец пошевелил узкими плечами, сжал и разжал кулаки.
– Мне с одним и делать нечего, – сказал он. – Налетайте на меня втроем. Этот длинный, в очках... пусть сидит.
– Товарищ пулеметчик, – вежливо сказал Гошка, – я вас жду.
По русскому обычаю они обхватили друг друга крест-накрест. Секунду потоптались на одном месте, и в следующее мгновение бравый пулеметчик шмякнулся о землю. А Гошка стоял над ним, наклонившись, и улыбался.
– Вот те и раз! – растерянно произнес боец, хлопая глазами. – Это ты меня?
– Руку вам подать или сами встанете? – все так же вежливо спросил Гошка.
Боец вскочил на ноги, и они снова обхватили друг друга. И снова пулеметчик оказался на земле.
– Это меня, Ваню Колокольцева, швыряют? – изумленно сказал он. – Ни в жисть!
В третий раз Ваня Колокольцев продержался минуты две. Гошка каким-то неуловимым приемом опять поверг его на землю.
Пулеметчик поднялся, отряхнул с колен пыль и, глядя вбок, сказал; – Посидели – и будет... Тут воинская часть. На Аллу он больше не смотрел. Подошел к кустам, зачем-то пощупал гимнастерку и, не оборачиваясь, буркнул:
– Кому говорю? Сматывайте удочки!
– До свидания, товарищ пулеметчик, – подмигнув ребятам, сказал Гошка.
У него было великолепное настроение. На глазах у всех он взял реванш у Вани Колокольцева за ту увесистую оплеуху, которую заработал от хитрого мужика. Правда, мужик был не чета пулеметчику. С мужиком бы они и вчетвером не сладили. Когда Гошка занимался в спортивной школе вольной борьбой, он освоил несколько эффективных приемов. И вот пригодилось. Гошке особенно приятно было, что на его триумфе присутствовала Алла. Он видел, с каким интересом она наблюдала за схваткой.
|
|
|
– Молодец, – похвалил Витька. – Классический прием.
– Мы же с тобой отрабатывали этот прием, – великодушно ответил Гошка.
– Как ты его здорово... Надо же! – с восхищением произнесла Люся.
Гошка хотел быть серьезным, как и полагается настоящему мужчине, но губы против воли расползались в довольной улыбке.
Далеко за палаточным городком они повстречали бойцов, возвращающихся с учения.
– Девушки, приходите в клуб, сегодня концерт, к нам артисты приехали! А потом танцы! – несколько раз оглянувшись, крикнул один из них.
Это, конечно, относилось к Алле, но Люся приняла и на свой счет: тряхнув своими кудряшками, улыбнулась и помахала бойцам.
Лейтенант негромко скомандовал – и строй дружно затянул песню: «Три танкиста, три веселых друга – экипаж машины боевой!»
* * *
Эту последнюю мирную ночь ребята провели под открытым небом, у костра. Ночь была теплой и звездной. Тоненько зудели комары, но близко не подлетали – боялись дыма. Неподалеку сонно плескалась о берег река. Бесшумно пролетали над головой ночные птицы.
Только что поужинали. Коля Бэс прикалывал шпильками к картонке пойманных днем жуков. Отблеск огня плясал на стеклах очков. Коля улыбался и напевал себе под нос. Он был счастлив: перед самым привалом поймал какого-то очень редкостного жука. Он всем показывал его и пространно объяснял, к какому семейству жесткокрылых жук относится.
Витька обнаружил неподалеку несколько зеленых копен. Вместе с Сашкой они отправились за травой. Не спать же на голой земле!
Алла собрала в котелок ложки и пошла к речке, Гошка немного посидел у костра и двинулся вслед за ней. Люся – она убирала в вещмешок хлеб и продукты – посмотрела ему вслед и вздохнула. Если бы она пошла мыть посуду, никто не отправился бы вслед. Люся вспомнила белокурого бойца и еще раз вздохнула. Боец улыбнулся ей и хотел что-то сказать, но тут все запели...
Вернулись Сашка и Витька. Свалили у костра траву. Сашка запыхался, он не привык таскать тяжести.
– А где они? – спросил Витька.
– Кто они? – поднял на него глаза Коля.
– Они... моют посуду, – сказала Люся. Щеки ее пылали, глаза неестественно блестели.
– Вдвоем? – спросил Сашка. – Мы, как ишаки, таскаем для всех траву, а они прохлаждаются!
Витька нагнулся и подбросил в костер сучьев. Губы его были крепко сжаты.
– Что-то они уж очень долго, – сказала Люся, бросив насмешливый взгляд на Грохотова. – Один несчастный котелок и несколько ложек моют уже полчаса...
– Пойду погляжу, – сказал Сашка.
– Сиди, – пробурчал Витька, зажмурившись от дыма. Сначала пришла Алла. Она поставила вычищенный котелок радом с мешками и присела на корточки у костра. Коса соскользнула на траву. Глаза у Аллы были немного грустные.
– А где Гоша? – полюбопытствовала Люся.
– Купается, – сказала Алла.
– А мы думали, вы влюбляетесь, – брякнул Сашка. Алла посмотрела да него и пожала плечами – мол, что с дураком разговаривать. Костер выстрелил, и маленький уголек. взлетев вверх, упал Принцессе на косу. Она и не заметила. Витька щелчком сбил уголек. Алла и этого не заметила. Глаза ее были задумчиво устремлены на огонь.
– А ты что же не стала купаться? – спросила Люся.
– Не хочется.
– Я бы тоже не полезла в воду. Вода черная, и кажется, тебя вот-вот кто-то схватит и утащит на дно.
– Я не боюсь ночью купаться, – сказала Алла.
– Когда я маленький был, один раз чуть не утонул... – начал было Сашка, но Витька перебил:
– Сто раз слышали.
– А я не слышала, – сказала Люся.
– Сходите за хворостом, – предложил Витька. – По дороге тебе Сашка и расскажет эту захватывающую историю.
– Чего это я должен идти за хворостом? – возразил Сашка. – Я только что сено принес.
– Ладно, я схожу, – сказал Витька.
– Пойдем вместе, – поднялась Алла.
Витька промолчал – дескать, вместе так вместе. Но по лицу было видно, что он доволен.
Вернулся Гошка. Он окинул всех взглядом и, не увидев Принцессы и Витьки, спросил;
– Где они?
– Все кого-то все время разыскивают, – сказал Коля Бэс. Он бережно завернул коробку в полотенце и спрятал в мешок.
– Алла и Витя ушли в лес, – сообщила Люся. Гошка присел к костру и подбросил в огонь обгоревшие ветки. Отчаянный комар, не обращая внимания на дым, пристроился к нему на лоб. Гошка звонко пришлепнул его.
– Вот надоели! – раздраженно сказал он. – Пока одевался, тыща штук налетела...
– Давайте спать? – предложил Сашка. Он уже зевал во весь рот.
Придвинув к костру сено, вытряхнул из рюкзака свои пожитки и натянул его на голову: это от комаров. Брезент ни один комар не проткнет.
– Если запылаю, как факел, разбудите, – сказал он и завалился спать. Засыпал Ладонщиков быстро и спал крепко. Ложился он раньше всех и вставал самый последний.
Гошка сидел у костра и прислушивался к каждому звуку. Ночь обступила костер со всех сторон. Багровый отблеск падал на кусты, стволы деревьев. А дальше – сплошная темнота. Над кромкой леса бросалась в глаза звезда. Звезд на небе было много, но ни одна из них не светила так ярко.
Наконец послышались шаги.
Из темноты в желтый круг неровного света вошли Алла и Витька. Они свалили у костра по большой охапке хвороста.
– Вы ничего не слышали? – спросила Алла. – Птица крикнула, – сказала Люся – Когда мы шли сюда, вдруг кто-то большой шарахнулся с тропинки и потопал... Только кусты затрещали.
– Кто же это? – встревожилась Люся.
– Медведь, – сказал Витька. – Или лось.
– Медведь не подойдет близко к костру, – заметил Коля.
– Давайте всю ночь будем сидеть у огня? – предложила Люся.
– К костру ни один зверь не подойдет, – сказал Коля.
– Я теперь не засну, – заявила Люся и передернула плечами. – Сижу у самого пламени, и все равно холодно...
– Куда он побежал? – спросил Гошка.
– Туда... – показала Алла.
– Пойду посмотрю, – усмехнулся Гошка, – на вашего медведя...
Встал и, перешагнув желтый круг света, сразу пропал в темноте.
– И как он только не боится? – прошептала Люся, тараща в темноту большие, неестественно блестевшие глаза.
– А ты бы пошел? – спросила Алла, глядя на Грохотова.
– Нет, – помолчав, ответил он. – Я боюсь медведей.
– Медведь редко нападает на человека, – сказал Коля. – Он довольно трусливое животное. Известны случаи, когда с испуга медведи умирали от разрыва сердца. Напугай медведя – и с ним мгновенно приключится понос. Отсюда и называется «медвежья болезнь»...
– Неизвестно, кто кого скорее напугает – человек медведя или медведь человека, – сказал Витька.
– Это все теория, – согласился Коля. – Я бы тоже не хотел повстречаться в лесу с мишей... Да еще ночью!
– А как же он? – кивнула Алла на лес.
– Отчаянный парень, – сказал Витька.
– Гоша ничего не боится! – с жаром произнесла Люся. – Видели, как он бойца победил?
Немного погодя пришел Гошка. Присел у костра и стал разуваться.
– Хорошо бы сейчас печеной картошки! – сказал он.
– Никого не встретил? – спросила Алла.
– Это лошади, – сказал Гошка. – Рядом пастбище, вот они тут и плутают. Он достал из кармана свернутую в кольцо прядь упругих волос.
– Я у одной выдернул из хвоста... На леску. От нашего Сашки дождешься рыбы.
– Она могла тебя лягнуть, – сказала Люся. Гошка хмыкнул, поставил ботинки подальше от огня и лег на траву. Глядя на звезды, сказал:
– Завтра раздобудем картошки и будем вечером печь.
* * *
Первый луч солнца с размаху нырнул в сизоватый туман, стелющийся над рекой. Нырнул – да и запутался в нем, так и не пробившись к черной тихой воде. В лесу неуверенно пискнула птица, за ней вторая – и вот сосновый бор наполнился птичьим пением. Небольшая стрекоза, почувствовав теплое прикосновение солнца, встрепенулась, задвигала крыльями, но не взлетела: утренняя роса обильно смочила ее прозрачные крылья. Роса сверкала на траве и цветах, на листьях деревьев и кустов и даже на зеленых сосновых иголках. На заостренном кончике каждой иголки висела маленькая цепкая капля.
Две лошади – гнедая и каурая – разом взмахнули головами и взглянули на солнце, будто приветствуя грядущий день. Лошади ощупывали мягкими губами мокрую траву и выщипывали ее. Вот они подошли к потухшему костру, вокруг которого безмятежно спали мальчишки и девчонки с Чапаевской улицы. Сашка давно стащил с головы рюкзак и, приоткрыв рот, негромко посапывал. Люся обняла Аллу и уткнулась горящим лицом ей в грудь. Она вздрагивала во сне, кашляла и норовила рукой еще натянуть на себя что-нибудь. Витька и Коля Бэс спали в стороне. Гошка скатился с травы и лежал лицом вниз на своей куртке. Капельки росы блестели в его густых черных волосах.
Лошади первыми услышали незнакомый нарастающий гул. Они перестали щипать траву и, прядая чуткими ушами, стали прислушиваться. Гул приближался, становился все отчетливее. Лошади неподвижно стояли рядом, глядя прямо перед собой. Даже хвосты их не шевелились.
И вот высоко над лесом в бледном утреннем небе появились самолеты. Много самолетов. Мощный гул моторов перешел в металлический визг. Туман над рекой рассеялся – и холодно блеснула вода. По воде расходились большие круги. Люся проснулась и, приподнявшись, прислушалась. Глаза ее никак не хотели раскрываться. Проведя ладонью по пылающему лбу, закашлялась. Но гул уже удалялся и был добродушным и мирным, как мурлыканье большого кота. Люся, дрожа всем телом, прижалась к Алле и снова заснула.
Ребята спали, и снились им разные сны. И никому из них не снилась война. А война началась. Она только что прогудела над ними в чистом утреннем небе. Ребята спали, а где-то на границе уже сражались с фашистами наши бойцы, палили пушки, строчили пулеметы.
Самолеты с черными крестами налетели на спящие города, и бомбы с отвратительным визгом летели вниз. Многие в это воскресное утро погибли, так и не поняв, что же такое произошло, не поняв, что началась война суровая и жестокая, перед которой померкли все остальные войны.
Две лошади – гнедая и каурая – тоже ничего не поняли, но древний инстинкт подсказал им, что в тихом и спокойном до сей поры мире произошло что-то тревожное и непонятное. Негромко заржав, лошади галопом поскакали на луг, где пасся весь косяк.
|
|
|
