Глобализация, постмодерн и мораль
Если только, как утверждалось вначале, процессы глобализации уничтожают национальную идентичность в национальном государстве, его внутреннюю мораль и, следовательно, монополию на насилие, передо мной встает вопрос, какие последствия будут иметь эти тенденции развития. Я хочу предложить три возможных сценария. Первый сценарий предполагает перенос контроля с уровня национального государства на уровень международных организаций и союзов. Однако я уже отмечал, что этот сценарий маловероятен, так как для дееспособности международных и транснациональных организаций необходим консенсус его национальных представителей. Из-за конфликта интересов большинство далеко идущих планов вязнет в минимальных компромиссах или в сохранении статус-кво. Второй сценарий заключается в том, что подрыв государственной монополии на насилие повышает опасность войны - войны не столько между национальными государствами, сколько внутри национальных государств. Вместо “цивилизованных” мировых войн насилие может принять форму “варварских” гражданских войн. Последние десятилетия богаты такими примерами, даже в “цивилизованной” Европе 7. Другая линия потенциальных конфликтов - это, конечно, новые внешние границы региональных пространств. Именно здесь возникает потенциал торговых войн между экономическими блоками. Примером этого является экономико-политическое противостояние между США и Японией, другой пример - намерения ЕС создать таможни против неэкологичной дешевой продукции, поступающей из развивающихся стран. Безусловно, существование ЕС - это также вызов для США. Эти регионы имеют разную экономическую структуру и их интересы расходятся (экономическое пространство ЕС, в отличие от экономического пространства США, сильно зависит от экспорта), что может привести к политике протекционизма со стороны США и торговой войне.
Возможность восстания третьего мира против индустриальных стран стала темой научно-фантастического фильма “Великий поход”. Этот фильм начинается с эпизодов миграции из-за голода и безработицы из Африки в Южную Европу, а заканчивается сценами погромов мигрантов европейскими вооруженными силами с целью защитить границы и благополучие от приезжих. Вариацией на эту тему стала высказанная Хантингтоном гипотеза “столкновения культур” (“clash of civilisations”). В то время как в период холодной войны - таков его аргумент - граница между внутренней и внешней моралью и грань отказа от насилия пролегала вдоль рубежей, разделяющих идеологические блоки (на Западе она нашла выражение в лозунге “Свобода против коммунизма”, а на Востоке - “Коммунитаризм против деградации”) и предполагала войну за эти ценности, то сейчас этой поляризации нет. Правда, Хантингтон признает еще одну опасность: ислам, имеющий возможность объединения с конфуцианством против христианской культуры. Хантингтон доказывает, что культуры образуют самый высокий уровень общей идентичности. В различии культур, в растущем осознании этого различия, в религиозном фундаментализме, индигенизации элиты (обращении к собственной культуре вместо ориентации на запад), глубоком укоренении культурной идентичности и усиливающемся экономическом регионализме, который культурно идеологизируется, и находится опасность этого конфликта. Гипотеза Хантингтона была отвергнута многими авторами. Я разделяю точку зрения Хартмана, что метакультура из-за структурной гетерогенности развивающихся стран не может быть переменной для объединения и конфликта. Следующий недостаток теории Хантингтона – отождествление конфликта и конфронтации 8. Сценарий “торговых войн” кажется мне более вероятным.
Вместо того чтобы обсуждать далее вопрос о насилии, я хотел бы обратиться к третьему сценарию и затронуть вопрос о том, насколько процессы гражданского общества препятствуют разрушению морального основания государства благоденствия. Многие авторы связывали переход к постиндустриальному, постмодернистскому или ультрасовременному обществу с потерей идентичности и дезориентацией. По ту сторону современности выкристаллизовывается иной порядок. Информационное общество требует: или участвовать в создании каналов данных и подключаться к Интернету, или быть отрезанным от всего остального мира. Информационная революция, кажется, ускорила вращение земли. Границы роста и противоречия капитализма и государства благосостояния ясны, очевидны и болезненны для жителей старых индустриальных стран. Многие из них, между тем, достигли того состояния, ради которого они трудились в послевоенное время, и это состояние оказалось не столь уж достойным. Многие материальные потребности удовлетворены, и экономика свидетельствует о кризисе потребления. Хотя вера в прогресс в развивающихся странах до сих пор осталась непоколебимой, кажется, что однажды - а когда - это вопрос времени, эта вера разобьется от последствий освоения и разрушения природы. С социологической точки зрения постмодерн характеризуется процессом делегитимации, который нагнетается требованием легитимации. По мнению Лиотара, мы утратили Великие легенды. Угроза для жизни исходит теперь не от врага или дикой природы, а от природы одомашненной и потому разрушенной: от глобальных экологических катастроф. Доверие к системе экспертов поставлено под сомнение. Вера в прогресс деконструирована. Для многих людей потребление является не целью жизни, а опасностью для нее, и они, чтобы придать смысл своему существованию и выжить, ищут индивидуальные стратегии в религиозных и экологических движениях. Ульрих Бек доказывает, что индустриальное общество превратилось в индивидуализированное общество риска. Примирение индивида с потерей идентичности описывается как обращение к прошлому в структурах этничности, родства и соседства и в индивидуальных связях. Бек видит снижение значения коллективных структур индустриального общества, которое выражается в сокращении членства в профсоюзах или партиях или в выхолащивании понятия “гражданин государства” в ходе возникновения мирового общества. Индивидуализация все же означает, по Беку, не изоляцию, а активное оформление индивидуальных биографий, упрочение отношений и создание новых форм солидарности, которая базируется на индивидуальных связях. Неосубстантивисты и коммунитаристы, которые с трудом могут быть включены в существующий политический спектр, видят в этом новом усилении общины и этики добродетели при одновременном разрушении государства новое правильное уравновешивание гражданских прав и обязанностей и выход из кризиса капитализма. Консервативные политики охотно подхватывают эту мысль как оправдание сокращения числа общественных благ и услуг и требуют приватизации государства благоденствия (оказание определенных услуг посредством самоорганизации или рынка).
Подтверждение взгляда Бека я вижу в развитии экономике. Дискуссия о глобализации показала, что техническая революция в информационном обществе ускорила интернационализацию отношений обмена 9. По закону спроса и предложения пространство в метрополиях труднодоступно и труд в старых индустриальных странах стал слишком дорогим. Поэтому целые отрасли перенесены в другие страны или, по крайней мере, в одну страну, как, например, производство компьютерных программ перенесено в Бангалор, а производство компьютерных чипов - в Силиконовую долину. Однако, несмотря на открывшиеся в результате технической революции возможности пространственно-временной разгрузки, статус и предпринимательская культура больших, особенно международных фирм требует содержания представительных торговых домов в узловых пунктах мирового хозяйства, городах мирового значения, которые олицетворяют значимость предприятия. Глобализованные экономика и общество характеризуются падением значения производящей промышленности и расширением области услуг, особенно финансовой и информационной сфер. Финансовый рынок, функции которого не ограничиваются посредничеством между спросом и предложением капитала, сегодня сам создает свой продукт. Правда, как и рынок труда, он является тем самым рынком par excellence, который не соответствует неоклассической основной модели. В последние два десятилетия обнаружились сильные процессы концентрации, рынок предрасположен к спекуляциям, и прогнозы содержат очень много ошибок. Биржа скорее отражает ожидания, чем реальное развитие.
Я считаю, что экономическая глобализация проходит с мощным нарастанием комплексности, незащищенности и риска 10. Исторически образование рыночной экономики, которое было тесно связано с процессами образования государства, означало увеличение экономических возможностей или альтернатив поведения на основании деперсонализации отношений обмена. Однако потерявшие свое значение традиционные механизмы управления индивидуальными действиями, как, например, нравственная экономика (доверие к партнеру по обмену, давно установленные отношения и опыт, общественное давление, личная угроза применения силы и т.д.) должны быть одновременно дополнены эффективными, рассчитанными институциональными условиями (правилами), особенно безопасностью правовой и в области планирования. Эта задача национальных государств приобрела в рамках Великой Трансформации новое измерение. Продолженная в сторону глобализованной экономики трансформация означает новое расширение возможностей. Однако до сих пор отсутствуют эффективные, рассчитанные правила, установленные на международном уровне. Возможности применения санкций в глобализованной экономике малы и, прежде всего, требуют все больших затрат. Международное право хотя и существует, но оно сложное и громоздкое. Мне, однако, кажется спорным то, что отсутствующие институциональные правила возникнут как следствие глобализации, так как они находятся в отношениях конкуренции со структурами национального государства. Как же обходятся с таким риском международные и транснациональные фирмы? Исследования показали, что транснационализация фирм не означает простого переноса национальной конкуренции на международный уровень или - как это обычно воспринимают - не представляет собой процесса концентрации, который вытесняет с рынка более слабые фирмы. Она является скорее специализацией фирм на определенных отраслях, в которых они имеют преимущества и даже отчасти из-за недостатка конкуренции занимают квази-монопольную позицию. Транснационализация - это процесс дифференциации, транснациональное разделение труда, которое приводит к зависимости между высоко специализированными предприятиями 11.
Такие взаимозависимости характерны и для хозяйственных сетей. Я доказываю, что для понимания глобализации экономики имеет смысл учитывать прошлые фазы экономической трансформации (как, например, при утверждении торгового капитализма. Традиционная торговля между странами характеризовалась сравнительно небольшим числом торговцев, которые встречались в определенных местах, на складах международной торговли, чтобы обменять свои дорогостоящие товары. Помимо создания правовых институтов для формального регулирования торговых конфликтов, возникающих в результате конкуренции складов между собой, личные отношения между купцами (например, партнерство, долгие деловые отношения) являлись моральными обязательствами, которые определяли торговлю и помогали обойти сильную взаимозависимость, отсутствие гарантий и риск. Их личные связи создавали информационные системы локального знания и, следовательно, механизмы для применения санкций даже в отдаленных местах. Рассматривая глобализованную экономику, я хочу выдвинуть тезис о том, что наряду с процессами концентрации происходят также процессы обратного перехода от не зависимых от личности к зависимым от личности отношениям. По Гидденсу, глобализация по этой причине представляет собой интенсификацию социальных отношений. Я привожу доказательства того, что в глобализованной экономике существуют многочисленные хозяйственные связи, которые базируются на личных отношениях. Глобализация и персонализация с этой точки зрения - одновременные процессы, и оба процесса ставят под вопрос национальное государство и государственное гражданство как значимый, создающий солидарность образец идентичности. Зависящие от личности отношения представляют, по мнению Грановеттер, “нравственные хозяйства”, которые регламентируют действие отдельного индивида в общественной и экономической системе. Business groups, т.е. предпринимательские группы, формальные и неформальные сети - это, в моей интерпретации, “нравственная экономика” 12. Они представляют собой оформление торгового мира - эффективную форму организации для уменьшения сильной взаимозависимости, неуверенности и риска в глобализованной экономике, которая находится между семейным предприятием и измельчавшими рынками. Такие формы организации дают преимущества в отношениях с государствами с коррумпированной бюрократией и судом (т.е. государствами, которые не предлагают правовой и плановой гарантии) и в международных отношениях. Свой аргумент я хочу обобщить следующим образом: Business groups обсуждались применительно к определенным переходным периодам, в которых личные отношения имели преимущества перед анонимными рыночными отношениями. Я выдвигаю тезис о том, что нынешний процесс глобализации экономики представляет собой такой переходный период. Он еще раз увеличивает возможности действия экономических субъектов. Правда, фирмы из-за комплексности экономической жизни и связанным с этим отсутствием гарантий, риском, расходами на трансакцию рассчитывают на стратегии уменьшения риска. Одна из таких стратегий - добровольное ограничение экономических альтернатив действия посредством установления льготных отношений в предпринимательских группах и сетях, которые часто базируются на личных отношениях. Этот факт приводит к кажущемуся парадоксу, что глобализация экономической жизни и персонализация экономических отношений взаимосвязаны. Отныне не локальный, глобальный рынок является с этой точки зрения сосуществованием многочисленных предпринимательских групп, формальных и неформальных предпринимательских сетей. Узловые пункты этих сетей и групп - метрополии, центральные места для business groups. В связи с этим появляется еще один кажущийся парадокс: структуры глобального рынка и структуры рыночной площади, которую обсуждают экономические антропологи, с этой точки зрения не так уж удалены друг от друга.
Заключение
В заключение необходимо отметить следующие аспекты глобализации: 1. Развитие информационных технологий привело к: · возникновению “метатехнологий”, применение которых делает для применяющей их стороны принципиально невозможной конкуренцию с разработчиком этих технологий; · переориентации технологий с формирования нужных материальных предметов на формирование нужного типа сознания и культуры (переход от “high-tech’а” к “high-humе’у”); · ускорению развития информационных технологий до такой степени, что для наиболее передовых из них “короткие”, спекулятивные вложения оказываются производительными; · относительному обесценению традиционных технологий; · возникновению “информационного” общества, в котором деньги уступают свое значение технологиям. 2. Основные перспективы технологического развития человечества: · углубление и приобретение непреодолимого характера разрывами между развитыми и остальными странами, а также развитыми странами, создающими новые технологии, и остальными развитыми странами; · обособление работников информационных технологий во внутреннее “информационное сообщество”, его сосредоточение в развитых странах; постепенная концентрация “информационного сообщества” мира, а с ним и мирового прогресса, в “наиболее развитых” странах; · прекращение прогресса за пределами развитых стран; социальная и финансовая деградация развивающихся стран; · возможное резкое замедление прогресса в результате глобального финансового кризиса и деструктивной конкуренции между США и Европейским валютным союзом. 3. Формирование глобальных монополий идет: · на глобальных рынках отдельных финансовых инструментов; · в ходе интеграции этих рынков (снижения “цены перехода” между ними до пренебрежимого уровня) по мере развития информационных технологий - в виде формирования единой глобальной монополии. Эти процессы уже в ближайшие годы потребуют создания механизма наднационального регулирования глобальных монополий, которое будет носить болезненный характер. Таким образом, все развитие человечества, в том числе в области экономики, определяется сегодня и будет определяться в ближайшее десятилетие достижением нового качественного уровня сразу двумя фундаментальными процессами: развитием новых технологий, в первую очередь информационных, и опирающейся на него быстрой глобализацией конкуренции, в первую очередь на финансовых рынках.
Примечания
Урок Европы, который в колониальный период начал усваивать остальной мир, состоит в том, что ни богатство, ни формальное правление сами по себе не являются существенными условиями достижения превосходства над другим, но таковым является более высокая способность к культурной организации, посредством которой все внутри страны направляется на создание государства, присваивающего “национальный вклад”. Недавнее убийство Рабина было бурно отпраздновано американскими евреями-фундаменталистами. Применительно к слабым государствам часто возникает кажущийся парадокс, что они имеют сильные государственные аппараты и механизмы подавления. Другой характеристикой слабых государств является помимо этого экономический протекционизм. Пропорции объема общей внутрирегиональной торговли выросли в период между 1980 и 1989 годами с 51 до 59 % в Европе, с 33 до 37 % в Восточной Азии и с 32 до 36 % в Северной Америке. Пример: SAARD включает в себя таких культурно-политических врагов, как Пакистан и Индия или Шри-Ланка и Индия. В Ассоциации государств Юго-Восточной Азии различные государства борются за доминирование. Согласно “Этике менеджера” Руперта Лэя, моральное действие совершается на основе взвешивания, с одной стороны, реализации собственных интересов, и с другой - избежания психических конфликтов (чувства вины, стыда, нанесения вреда самоуважению и т.д.) и социальных санкций (уменьшения или утраты признания, социальной защищенности и т.д.) с другой. Мораль регулирует процессы общения через обязательно согласованный и “как правило, соблюдаемый стандарт (нормы, правила, привычки, принципы), установки, предубеждения и ценностные ориентации”. Секция социологии развития Ассоциации немецких социологов провела в 1996 году конференцию на тему “Война, междоусобица, геноцид” и результаты опубликовала в отчете о конференции. Альберт О. Хиршман различал два вида конфликтов: “более или менее конфликты” и “или-или конфликты”. Первый тип может быть разрешен без конфронтации (позитивный конфликт), последний не оставляет противнику выхода. Однако второй тип конфликта не обязательно приводит к уничтожению одной из сторон, т. к. могут быть найдены временные решения. Поэтому Хиршман считает, что “или-или конфликт” переходит в “более или менее конфликт”. Корф и Гейденрейх указывают на трансформацию международных фирм в транснациональные. Международные фирмы используют разницу в ценах в разных странах. Транснациональные фирмы, напротив, преследуют цель создания единой, охватывающей весь мир сети, чтобы использовать эффект синергии и снизить расходы на трансакции. Системная теория различает незащищенность и риск. Незащищенность означает, что возможен любой исход ситуации, тогда как риск содержит вероятность какого-либо определенного результата. Примером является планирование дальнего самолета будущего. Инвестиции принимают такие размеры и ноу-хау настолько специфичны, что бывшие конкуренты вынуждены при данном развитии кооперироваться. Я употребляю это понятие здесь в широком смысле, как это имеет место у Грановеттера, но не так, как его употребляет Джеймс Скотт (1976).
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|