Глава 2. Иисус как Сын Божий

Когда-то в своё время в стремлении понять христианство я погрузился в эту стихию и был открыт её восприятию. В этом состоянии открытости возникала обострённая чувствительность к проявлениям христианского духа, в том числе и обострённое восприятие энергетики христианских текстов. И вот однажды, читая Евангелие от Иоанна, я дошёл до места о предательстве Иуды и об это место споткнулся. Там было написано что-то не то. Отдельные слова и фразы в связанных с Иудой эпизодах были явно лишними, они бросались в глаза своей постороннестью, буквально били своей явно чуждой, не свойственной тексту Иоанна энергетикой, словно кричали о своей чужеродности. Стало очевидно, что я имею дело с более поздними вставками, которые какой-то благонамеренный переписчик внёс от себя в текст, чтобы выразить своё отношение к Иуде, потому что вставки эти усиливали обвинительное звучание текста, но тогда я не стал обращать на эти вставки особого внимания. Они показались мне вполне естественными дополнениями, ни о чём особо не говорящими.

Но всё же что-то тянуло меня к этим эпизодам со вставками. Что бы я ни читал после этого из Библии, где-то на заднем плане вставала история с Иудой в изложении Иоанна с сердитыми и даже кричащими вставками в этом изложении. Не отпускали меня эти вставки и всё тут.

И я всё-таки вернулся к этой истории и попытался понять, что же там может быть не так. И мне открылась совершенно другая картина. Давайте в этой картине попробуем разобраться.

Итак, Иоанн, глава 13, тайная вечеря. В разговоре Иисус вдруг смутился («возмутился духом») и даже сам признался в этом («засвидетельствовал»), а потом сказал: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня». Ученики удивились и спросили Иисуса: «Господи! Кто это?». Согласно текста, Иисус тут же отвечает на этот вопрос. «Иисус отвечал: тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам. И обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту…. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее…. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь». Для ясности картины пропущено два сомнительных отрывка: первый – о том, что после подачи хлеба в Иуду вошёл сатана, второй – о том, что никто из присутствующих не понял, к чему Иисус сказал Иуде делать скорее то, что он делает. Без этих, нарочито сбивающих с ясного представления о картине отрывков, картина выглядит явно иначе.

Ещё раз: на вопрос о том, кто же предаст его, Иисус отвечает, что тот, кому он подаст хлеб, и тут же подаёт хлеб Иуде и просит его делать скорее то, что он должен сделать, а Иуда, молча приняв кусок, тут же молча и выходит. Да перед нами натуральная сцена сговора! Иисус с Иудой заранее всё обговорили и обо всём договорились, и Иуда только ждал знака действовать.

И когда понимаешь это, то великое множество непонятных вещей вдруг оказываются на своих местах и становятся совершенно понятными. Нет, я не буду пересказывать всей истории Иисуса в новом её видении – для этого следовало бы писать отдельную книгу, я остановлюсь лишь на некоторых эпизодах, напрямую связанных с якобы предательством Иисуса.

Скажите, куда должен был привести Иуда стражников для задержания Иисуса? Очевидно, что сюда же, в этот дом, в котором остановились Иисус со спутниками, тем более что они уже ужинали и за окном была уже ночь, и ясно, что им оставалось только доужинать и лечь спать. Но как бы не так! Вся эта команда после ухода Иуды и продолжающегося ещё некоторое время разговора Иисуса вдруг собирается и идёт, даже не на ночь глядя, а прямо посреди ночи, куда-то гулять. Причём отходят далеко. Идут за некий поток Кедрон, приходят в некий пустынный сад, где они любили собираться в уединении и ранее, но следует полагать, что собирались не по ночам, а собирались днём, когда можно в уединении побеседовать, а тут, кто бы мог подумать, они пришли ночью. И именно сюда, кто бы мог подумать, Иуда приводит и стражников. Мысль о предварительной договорённости напрашивается сама.

Хотя здесь можно предположить и то, что Иуда со стражей сбились с ног, ища их повсюду, и, наконец, добрались и до этого места, но, если вникнуть в ситуацию, то это предположение крайне сомнительно. Какой же была ситуация? Очень непростой, безусловно, и победоносной для Иисуса. Его все вокруг уже признавали Царём Иудейским, пусть и негласно пока, но уже признавали. И хотя обладавшие немалой властью первосвященники жаждали его поймать, а сам Иисус не очень-то от них и прятался, но поймать его никак не удавалось. Никто этого «преступника» даже в упор не замечал, вместе со стражей всех сортов. «Первосвященникам надо, пущай они его и ловят». И только когда к тем пришёл Иуда и заявил, что он сам отведёт стражу туда, где Иисус находится, стража получила прямой приказ, и приказ пришлось выполнять. И они бы сбились с ног вместе с Иудой, разыскивая Иисуса по всему ночному селению, а потом ещё и за ним? «Щас».

Когда стража пришла в сад, и Иисус сказал, что он тот, кого они ищут, что они сделали? Они тут же упали ему в ноги. Иисусу пришлось их поднимать и уговаривать выполнить приказ. Да скажи он им, что хочет видеть головы первосвященников, они бегом побежали бы выполнять приказ Царя! До петухов бы и управились. Нет же….

Что сделали эти воины Петру, который набросился на них с мечом? Аж ничего. В другой ситуации другого тут же на куски бы изрубили, а тут он сам кому-то ухо отрубил, и ничего, обошлось, даже не арестовали.

И вот представьте себе теперь, что при таком-то положении дел Иисуса пришли бы арестовывать не в пустынный сад, а в дом, в котором они остановились. Представили? Опрокинутая мебель, забаррикадированные двери, крики о помощи, на которые сбегается всё селение, от которого тут же начинает убегать совершенно не желающая выполнять своих обязанностей стража, азарт погони и за этой стражей, и за всем, что в темноте какую-либо стражу напоминает. Всеобщее восстание. При том общем настрое восстание моментальное и одномоментное. До петухов бы и управились. Нет же….

В аккурат петухи пропели, как от Иисуса трижды отреклись. Это ж надо было так постараться и так всё продумать, чтобы именно так всё получилось. Вопреки всему.

А потом толпа кричала: «Распни его!». Какая толпа? Сотня-другая фанатиков под руководством священников? В то время, как остальные сидели по домам и бессильно сопереживали в привычке не нарушать порядок и не видя, кто бы их повёл, чтобы смести это всё?

Нет, надо было сильно постараться. И надо было иметь для этого достойного ученика, который беспрекословно выполнил бы волю Учителя. Нимало не заботясь о собственной шкуре.

Так кто из них кого предал – ученик Учителя или учитель Ученика? И кто из них больший мученик? И кто из них должен оказаться выше в каких-либо неприземлённых измерениях? Да нет смысла судить об этом. Она очень непроста, та история. И даже абсурдна.

И вот взирает с небес Иуда, усмехаясь на всю эту суету, и думает: «Сдались им эти тридцать сребреников. Ведь какая-то сумма всё равно должна быть указана, если приходится практически делать дело. Что им до этой суммы? Их не столько суть дела интересует, сколько сама сумма. «У, гад, за тридцать сребреников предал». А если бы за тридцать обозов сребреников? Что тогда они сказали бы? «Молодец, сволочь!»? Неужели они не понимают, что они всего лишь прицениваются? Вот они бы за столько не предали. Они бы взяли дороже. Кипят вроде как праведным гневом, а на самом деле всего лишь выдают свою личину предателей. О сути дела они толком и не задумываются. Почему – их просто не интересует. Их интересует – за сколько.»

Так или иначе он думает – неведомо. Но что ещё можно думать об этих приценивающихся и даже не пытающихся понять, почему вдруг так в открытую Иуда поставил себя в такое положение?

Да и была ли эта сумма, тоже неведомо. Просто пошла потом гулять кем-то пущенная сплетня. А Матвей взял и приценился. И поделился с другими. И другие тоже прицениваются. И праведно возмущаются.

Давайте приценимся и мы, только с другой, с оправдательной стороны. Иоанн, глава 12: когда Мария, взявши фунт чистого мира, помазала этим драгоценным благовонным маслом ноги Иисуса, Иуда предложил продать миро за триста динариев и раздать эти деньги нищим в полном соответствии с наставлениями Учителя. Далее идёт такая вот вставка: «Сказал же он это не потому, чтобы позаботиться о нищих, но потому, что был вор; он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали». Итак, я не говорю о том, что такой клеветнический бездоказательный выпад просто не свойственен Иоанну, Иоанн излагал события достаточно корректно и необоснованными обвинительными толкованиями чьих-то слов заниматься не стал бы. И я не говорю о том, что денежный ящик был при Иуде именно потому, что его репутация не вызывала сомнений и ему доверяли более, чем кому бы то ни было – иначе ящик оказался бы у того, кому доверяли более. Просто в чисто христианском духе я пытаюсь не вознестись над другими, и, как и все прочие, хочу прицениться. Триста динариев и тридцать сребреников – что больше? Не знаю. И рыться в литературе не хочу, чтобы сравнивать эти суммы, потому что не о том речь. Речь о самом положении якобы нечистого на руку казначея – имея доступ к общей казне и пользуясь ею по своему усмотрению, он должен был бы своим доходным местом, ой, как дорожить. И желать Иисусу долгих лет жизни и всяческого процветания. А более всего желать того, чтобы Иисус и вправду стал Царём Иудейским, тогда, глядишь, и он, Иуда, приобрёл бы другой статус и имел бы доступ к казне куда большего размера. А этот странный вор взял и отрубил сук, на котором сидел и который мог заплодоносить золотыми слитками. Как-то не вяжется всё это.

Там многое не вяжется. И многое в истории с Иисусом выглядит абсурдным донельзя. Но история эта не для того создавалась, чтобы обычному уму человеческому вот так просто можно было взять и понять ее. Она мистична, эта история. И обладает мистическим потенциалом действия. Но не совсем тем потенциалом, который ей принято приписывать. Мистика объяснённая уже не есть мистика. А истории этой предстояло действовать многие века, и мистике её, чтобы оставаться действенной, предстояло кутаться совсем в другие одежды.

Ныне же, в окончании времён упадка, когда во всём этом христианском абсурде нет более нужды, имеет смысл раскрыть некоторые аспекты христианской мистики, потому что они создавались для действия на определённом этапе человеческой истории, и по окончании этого этапа должны своё действие прекратить.

Одно из основных христианских таинств – таинство избавления от греха. Обычно принято понимать дословно то, что Иисус берёт на себя грехи верующих. В прямом смысле это не так, но в духе христианском грех действительно в какой-то мере нейтрализуется.

А вот о прямом смысле отдания грехов Сыну Божьему давайте немного задумаемся. Скажите, можно ли придумать что-то подлее, чем сваливание собственных грехов на кого-то другого? Самому грешить, а расплачиваться за свои грехи предоставлять кому-то – да надо быть подлецом из подлецов. Тем более, если этот кто-то – Сын Божий. «И став таким наиподлейшим, ты, ничтожество, ещё мечтаешь о каком-то спасении?» – ухмыляется коварно переиначивший всё на свой лад лукавый.

Тем более что подобное уже существовало в Природе: было много хитрецов, пытавшихся постичь механизмы действия законов возмездия с тем, чтобы незаконно что-либо получать от окружающего мира и уходить от наказания судьбой. И в Природе в своё время нарабатывались механизмы обличения и наказания таких хитрецов. А здесь получается, что все верующие в Бога и Сына Божьего должны в положение таких наказуемых Природой хитрецов себя поставить. К радости лукавого – ты, мол, Природа, от меня в своё время нашла способы отгородиться, смотри, теперь они все в таком же положении. Но, Природа, в общем-то, не так глупа, следует полагать, и не видит она в таких верующих коварных хитрецов, а просто не обращает на такое их представление внимания, как на заблуждение неведающих. И не обращает на это Бог внимания потому, что реально такого механизма принятия грехов в данном случае не существует и в прямом смысле Сын Божий ничьих грехов на себя не берёт.

Но грехи в христианском духе действительно нейтрализуются или, во всяком случае, в какой-то мере послабляются. И мистика этой нейтрализации возникла как следствие общего духовного подвига Иисуса и Иуды. Принадлежа к одному колену, колену Иуды, и имея в жилах своих одну и ту же царскую кровь, и действуя вследствие этого в духе, а не под духом, как обычные люди, они разрушили существовавшие до того в Природе механизмы воздаяния за неправедность. С точки зрения обычной логики они совершили против Природы-Бога преступление, но мы имеем дело с ситуацией абсурда, и абсурд этот самим же Богом и был инициирован.

А чтобы понять, как до такого абсурда дело дошло, необходимо остановиться на общем положении духовных дел в тогдашней Римской империи. Положение это было из рук вон плохо. С точки зрения Бога, разумеется. И оно было прямо-таки великолепным с точки зрения расцветшей там дьявольщины. Римская империя к тому времени была испытательным полигоном для вселенских сил Зла, и дела у этого всеобщего Зла к тому времени просто процветали.

Полным ходом шло создание «Нового Мира». Мира, отторгнутого от Бога и всецело находящегося в руках сил Зла. Мира, в котором люди потеряли связь друг с другом и превратились в «независимых индивидуумов», сталкиваемых друг с другом каким угодно образом вертевшими ими как марионетками разносортными «богами». «Мы лишь игрушки в руках богов» – оттуда ещё пошло. В этом мире, что бы человек не делал, а оборачивалось против него. Это был мир абсурда, в котором самым абсурдным образом человек оказывался виноват. Во всём чём угодно. Оказывался с головы до ног погрязшим в грехах. А за грехи надо было отвечать. Отвечать согласно существовавшим в Природе законам воздаяния. Тогда эти законы работали исправно и чётко: согрешил – получи удар судьбы, нагрешил много – согнись под тяжестью испытаний, а то и вовсе загнись. Вот так люди и жили – если не загнувшимися, то согнутыми под тяжестью испытаний. Редко какой баловень судьбы оказывался не согнутым под таким прессом. Данная от Бога жизнь была обёрнута против людей. И данные от Бога законы Жизни тоже были обёрнуты против них. (И если такая ситуация ещё не установилась повсеместно во всей Римской империи, а только вызревала к этому, то в еврейском народе она уже не только установилась, но и кристаллизовалась, и потому не удивительно, что всё это произошло именно у них.)

Поэтому, когда произошла история с Иисусом и возникла новая религия, то главнейшей её особенностью было избавление людей от тяжести нависших над ними грехов. Грехов, в которые их мастерски вводили дьявольские силы. Формально говорилось, что их грехи забирает себе Иисус. Но это было детское объяснение для людей с детским разумом. Просто в поле действия новой религии законы воздаяния не работали. Нельзя сказать, что они не работали вовсе, но их действие было в значительной степени нарушено. Они срабатывали ещё в случае тяжёлых преступлений, в случае преступлений с духовной точки зрения значимых, или в тех случаях, когда в необходимости их срабатывания были заинтересованы достаточно значимые духовные силы, но на уровне текущего житейского вздора они были значительно смягчены, а то и вовсе не работали.

Куда девались эти грехи? Частично на людях же и оставались, но новая религия вводила людей в благостное состояние самоотстранённости, в котором люди примирялись с грехами. «Покайтесь и станьте безгреховны», но… «Бог терпел и нам велел». И это уже было хорошо. Но в значительной мере негативная энергия греха действительно оставляла человека. Куда она уходила? А просто оставалась в мире, зависала безымянным негативом, теряя связь с конкретным человеком. Ранее мир был безгреховен, греховными были конкретные согрешившие люди, нёсшие на себе тяжесть собственных грехов. Теперь греховным стал мир. Он разделил с людьми их грехи. Взял их на себя. Если предположить, что Иисус и есть мир, то можно, конечно, сказать, что грехи берёт на себя Иисус, но это уже будет, пожалуй, перебор в сторону не совсем здорового абстракционизма.

Со временем христианство стало мировой религией и во многом определило структуру духовных взаимодействий повсеместно, разрушило действие законов воздаяния во всём мире, и ныне мы живём и удивляемся – где же Бог и куда он смотрит – столько негодяев вокруг процветает и никакого Бога на них нет и никакой наказуемости. Какая-то наказуемость, конечно, есть, процветают такие люди только внешне, внутренне же они варятся в своём аду или, по меньшей мере, предуготовляют себе свой ад, в котором им ещё предстоит вариться, но это всё лишь отчасти. Законы воздаяния действительно повсеместно нарушены, и судьба часто не наказывает людей так, как должна была бы. Причём вне зависимости от того, являются ли эти люди христианами и каются ли они. Христианство наложило свой отпечаток на окружающую духовную среду.

И оно же привело к накоплению огромных пластов висящего над родом человеческим негатива. Мир накопил в себе грехи человечества, и чем более он их накапливал, тем труднее было увидеть сквозь эти тучи Бога. Поэтому в самое последнее время в преддверии грядущих перемен Богом была инициирована работа по нейтрализации этого негатива, в результате чего этот довлевший над людьми негатив начал уходить вместе с былой изжитостью и оставаться в духовном поле уходящей эпохи. Но сделано это было не для того, чтобы подобное продолжалось и далее, и, очевидно, что впереди, вместе с окончательным упадком христианства, нас ждёт восстановление природных законов воздаяния, которыми ведает Боже, после чего останется мало желающих по христиански подличать, бесконечно греша и каясь.

Но вернёмся к самому началу. Римская империя успешно превращалась в Твердыню Зла, в которой вольготно чувствовали себя пытавшиеся как-либо людьми манипулировать всякого рода злые силы. И вот некие представители таких колдовских сил полагают, что именно сейчас, согласно древним пророчествам, могла бы проявиться спасающая мир Сила божественная, и не мешало бы оказаться к этой Силе поближе, чтобы позаботиться о своих интересах. Да, да – даёт им знаки Бог – ищите. И они ищут и находят. И даже приносят дары. А потом забирают эту Силу себе в выучку. И мечтают о том, как новый Царь будет управляемой ими «чёрной королевой».

И когда Иисус возвращается в Иудею, поведение его странно. Он вытворяет многое из того, что более под стать колдуну, а не царю. Зато его сила наглядна. И странным образом эта его божественная Сила не отворачивается от него, хотя он и использует её так, как для неё недопустимо. Напротив, она всё прибывает и прибывает к нему: он способен даже ходить по воде – это большая сила, и силу эту накапливает в нём Бог не напрасно.

И, несмотря на это, он совершенно не уверен в своём предназначении и всячески пытается подражать всему, что говорится в каких-либо пророчествах о грядущем Мессии. Иногда это подражание выглядит подчёркнуто нелепо, как в случае въезжания в город на молодом осле. Он сам ещё молод и далеко не всё понимает в духовных материях, но сила его бьёт через край. Он находится в том возрасте, когда Бог только начинает открывать свои истины и формировать высшее, божественное сознание, но он уже прошёл добротную колдовскую выучку. И он создал добротную ситуацию абсурда. Не менее абсурдную, чем окружавший его мир.

Но он проник в чары тогдашнего мира для того, чтобы одолеть их, и он их одолел, а для окончательной победы над тем очарованным миром оставалось только вышибить клином клин. И тогда Бог говорит ему: «Пойди и отдайся в руки врагов. Да, они тебя убьют, но именно так ты и выполнишь своё предназначение». «Да будет воля Твоя, Господи».

И Иисус обращается к самому достойному своему ученику: «Можешь ли ты разделить мою судьбу, Иуда?» «Буду рад, Равви.» «А если мне суждено умереть?» «Я с Тобой, Равви.» «А обречь себя на участь трудней моей?» «Ради Тебя, Равви.»

И когда Иуда приводит стражу, то первое, что хочет он сказать: «Только крепись, Равви.» Но нет, не так следует сказать эти слова, не так должны они звучать сейчас, совсем иначе должно их произнести: «Радуйся, Равви!»

И поцелуй. Поцелуй отеческого благословения. Поцелуй ученика, взявшего на себя неизмеримо большее и ставшего на мгновение Отцом своему Учителю. Отныне их путь вместе.

Радуйся, Равви! Мы станем над миром и им не понять нашей силы.

Радуйся, Равви! Они будут змеями извиваться и грызть свои хвосты, но из нашего смирения им не вырваться.

Радуйся, Равви! Они всё превращают в абсурд, но абсурд нашего всепрощения им не одолеть.

Радуйся, Равви! Они всё топят в ненависти, но самоотверженность нашей любви им не подвластна.

Готовься стать богом и радуйся, Равви!

И был принесен в жертву Агнец, и пролились Воды Небесные на Твердыню Зла, и проникли в неё, и превратили её в Болото. Так Зло потеряло свою опору и свою силу, и было обезврежено. Оно было нейтрализовано, и в Болоте, на его месте образовавшемся, возникло состояние «ни нашим, ни вашим». И даже несколько более нашим, чем вашим. Но главное то, что в Болоте этом люди уже не были отторгнуты от Жизни и обёрнуты против Жизни, а оставались в поле действия Жизни. Так люди и были спасены.

А по верху Болота плавал большой Спасательный Круг Любви, позволявший не погрязнуть с головой в Болоте ухватившимся за него. Но сам по себе Спасательный Круг не приближает к Богу, он позволяет остаться сопричастным ему, позволяет сохраниться и остаться в поле Жизни. Он всего лишь спасает от смерти. «Всего лишь!» – это «всего лишь» было, безусловно, главным для того времени.

И всё же круг спасения не есть путь восхождения – любовь спасает, а развивает человека сознание (как яркий пример: вряд ли кто-то способен любить человека беззаветней, чем того любит его собака, но вряд ли собака от этого становится ближе к Богу, чем сам человек), и для приближения к Богу любовь условие необходимое, но недостаточное. Если же говорить о любви к Иисусу или о любви к Высшему в преломлении христианства, то практика показывает, что христианская любовь оглупляет, а это уже путь скорей в обратную сторону.

И та же практика показывает, что христианские силы вплоть до самого верха это лунные силы. Иисус в своё время перешёл в область действия лунных сил и стал одной из бело-голубых лунных сил. Он спасает, но он спасает от ещё более худших лунных сил или от других худших сил, переводя спасаемых под власть нехудших лунных сил, но, тем не менее, именно лунных сил, сил, находящихся далеко не на самых верхах духовного мира, и далеко не во всём сопричастных Богу как Высшей Силе.

И стремившиеся к Богу вынуждены были выходить за пределы христианства, порой мучительно отказываться от него, и только так они могли идти далее. Напротив, некоторые христианские святые оставались формально в христианстве и продолжали воспринимать мир в христианской традиции и терминах, но, по сути, тоже выходили при этом за пределы христианства и устремлялись непосредственно к Богу. Христианство открывало путь к Богу, но не вело по этому пути. И путь-то оно открывало именно тем людям, которые погрязли во зле. Для людей, находившихся в доброкачественном поле Жизни, христианство оказывалось даже ловушкой, приближавшей их к дьяволу, болотом, в которое им приходилось погружаться без какой-либо необходимости в этом.

Христианство было спасением именно для погрязшего во зле Запада, который в то время был представлен Римской империей. Если бы это зло не было разрушено, то оно оттиражировалось бы впоследствии по всему миру. Впрочем, оно всё равно оттиражировалось, но уже в смягчённой и даже в нейтральной форме, в форме христианской религии.

Хотя для Руси времён принятия христианства это смягчённое зло оказалось скорей бедой, чем спасением (разве что можно понять тогдашнюю внутриполитическую ситуацию разброда из-за разносортицы языческих культов, вытеснявших дохристианское православие, и необходимости в связи с этим новой единой веры). И только переплавившись в православие христианского образца, которое было уже не совсем христианством, это смягчённое зло стало выполнять со временем ту же спасительную роль, которую оно выполняло для Запада. При этом остаётся открытым вопрос – нуждалась ли Русь в подобном спасении? Но как бы там ни было, а практически именно так сложилось, и в последние века православие действительно играло для Руси спасительную роль.

А вот вопрос интересный не менее – почему в подобном спасении оказался нуждающимся Запад? А потому, что ещё древние греки предупреждали: Европа похищена. Она находится в плену злых сил, похитивших её у Бога, и с Европой вытворяют всё, что угодно. Она есть испытательный полигон дьявола. И работу этого полигона христианство в значительной степени обезвредило. И именно для того, чтобы спасти человечество от превращения его в «новую породу людей», столь успешно начавшую формироваться в западной культуре, Бог вынужден был принести в жертву Сына Божьего.

Но ещё одна беда была отработана и наслана на мир этим испытательным полигоном. Беда эта называется демократией. А чтобы понять, как могла эта беда вопреки христианству восторжествовать, нам следует обратиться к особенностям такой субстанции, как время, и рассмотреть закономерности такого явления, как циклы времён, чему и посвящена следующая глава.

Да, и ещё один вопрос. Самый важный вопрос. Был ли Иисус Христом? Безусловно, христиане верят, что Иисус есть Христос. Но иудеи, например, от которых, собственно, всё это и пошло, и которые явно лучше понимают сокровенное в Ветхом Завете, в Иисусе Христа не видят. Так кто же из них прав?

А правы и те, и другие. Иисус оказался незапланированным Христом, но он взял на себя эту роль и как бы сам в этой роли не сомневался, всё же оказался Спасителем. Своеобразным Спасителем и вовсе не тем, которого ожидали, но всё же Спасителем. И ради этого спасения других он принёс себя в жертву, и тем трагичней и величественней его подвиг. Но если искать прямые подтверждения в Ветхом Завете, указывающие именно на Иисуса как на Христа, то можно указать разве что на книгу Даниила. Книга же Даниила является псевдопророческой книгой, и её трудно принимать в расчёт.

А вот у Исайи, не вызывающего сомнений как пророка и главного источника сведений о Мессии, говорится просто не о нём. Там сказано о совершенно других вещах, но, чтобы понимать это сказанное, надо явно лучше понимать этот мир, чем его понимают христиане. Объяснять же это всё лично я не вижу смысла, потому что у кого-то может сложиться впечатление, что я намекаю на себя как на Христа, поскольку явно имею свои связи с Богом и свои задачи от Бога, ставить же себя в положение самозванца я не желаю. В данном случае я могу только указать на выход из неразрешимого противоречия, разделяющего разные веры: да, Иисус был Мессией и христиане правы, веря в него, но и иудеи правы, видя многое иначе и ожидая того Мессию, который, по их понятиям, более соответствует ветхозаветным описаниям.

Браться же дискутировать на эту тему с людьми, которые ради подтверждения того, во что они просто уверовали, начинают говорить что угодно, сами не понимая, что они говорят, лично у меня нет ни малейшего желания. Тем более что разъяснение этой, ветхозаветно-мессианской темы, не входит в задачи моей деятельности.