 |
Тексты гекзаметра. Глава V. ЛОГИКА РЕЧИ.
|
|
|
|
Тексты гекзаметра.
Но между тем, как они совлекали блестящие брони,
С Полидамасом и Гектором юношей полк приближался,
Множеством, храбростью страшный, и более прочих
пылавший
Стену ахеян пробить и огнем истребить корабли их.
Но, приближаясь ко рву, в нерешимости храбрые стали:
Ров перейти им пылавшим, явилася вещая птица,
Свыше летящий орел, рассекающий воинство слева,
Мчащий в когтях обагренного кровью огромного змея:
Жив еще был он, крутился и брани еще не оставил;
Взвившись назад, своего похитителя около выи
В грудь уязвил; и растерзанный болью, на землю добычу,
Змея, отбросил орел, уронил посреди ополченья;
Сам же, крикнувши звучно, понесся по веянью ветра.
Трои сыны ужаснулись, увидевши пестрого змея,
В прахе меж ними лежащего, грозное знаменье Зевса.
***
Гектор могучей рукой за корму корабля ухватился;
Легкий, прекрасный корабль сей отважного Протезилая
В Трою принес, но в отечество вновь не повез ратоводца:
Окрест сего корабля и ахейцы смесясь и трояне,
В свалке ужасной сражалися врукопашь; боле не ждали
Издали стрел поражающих, или метательных копий:
Друг против друга стоящие, равным горящие духом,
Бились секирами тяжкими, взад и вперед с лезвиями,
Бились мечами и копьями, острыми сверху и снизу.
Множество пышных ножей, с рукоятками черными наземь
Падало окрест, летя то из рук, то с рамен ратоборцев,
Яростно бившихся; черною кровью земля залилася.
Гектор, корабль захватив, пред кормою стоял неотступен;
Хвост кормовой он руками держал и кричал к ополченьям:
«Светочей, светочей дайте! и с криком сомкнувшися гряньте!
|
|
|
День, награждающий все, даровал нам Зевес, присудил нам
Взять корабли, что, под Трою приплыв против воли
бессмертных,
Столько нам бед сотворили по робости старцев советных».
Рек, — и они на данаев ударили с большим свирепством.
***
Гера вошла в почивальню, которую сын ей любезный
Создал Гефест. К вереям примыкались к ней плотные двери
Тайным запором, никем от бессмертных еще не отверстым.
В оную Гера вступив, затворила блестящие створы,
Там амврозической влагой она до малейшего праха
С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,
Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:
Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала,
Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,
Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила,
Тою душистой оделася ризой, какую Афина,
Ей соткав, изукрасила множеством дивных узоров;
Ризу златыми застежками выше грудей застегнула.
Стан опоясала поясом, тьмою бахром окруженным.
В уши прекрасные серьги с тройными подвесями вдела,
Ярко игравшие; прелесть кругом от богини блистала.
Легким покровом главу осенила державная Гера,
Пышным, новым, который, как солнце, сиял белизною.
К светлым ногам привязала красы велелепной плесницы.
Так для очей восхитительным тело украсив убранством,
Вышла из ложницы Гера.
Гомер.
Здравствуй, узорчатый мир, что весенний отпраздновал
праздник.
Здравствуй и ты, человек, дождавшийся милого лета...
|
|
|
Тот, кто в полуденный час насыщается пищей простою,
Тот, кто устав, наконец, засыпает сном молодецким, —
Много достойней людей, что, с утра нарядясь, как на
праздник,
Хворью томимы, кряхтя, с отвращеньем берутся за ложку.
Мы, работящий народ, литовцы, обутые в лапти,
С барами, с ихним житьем, сравняться не можем, конечно, —
Но и от немочей барских зато мы избавлены вовсе.
Сколько теперь в городах и усадьбах проклятий да жалоб,
Мол, нас опять навестить собирается жаркое лето.
Тот, по-дурацки крича, воюет с подагрой своею,
Этот — зовет лекарей, причитая, как старая баба.
Но почему же господ так свирепо терзают болезни,
И почему до поры их жадная смерть подсекает? —
Не потому ль, что они презирают труды и заботы
И, по привычке ленясь, обжираются лишь преисправно;
Мы же, которых в ничто не ставят в усадьбах господских,
Пахтанья жидкого съев с краюхою житного хлеба,
Живо за всяческий труд беремся — и спорится дело.
Если же перепадает кусок соленого сала
Или попробовать нам колбасы доведется литовской,
То еще лучше идет и еще веселее работа...
Без передышки все лето старались в полях и порядком
Пота горячего стерли со лбов воспаленных, покуда
Хлеб наш собрали насущный, свезли его в наши сараи.
Кристионас Донелайтис.
Глава V
ЛОГИКА РЕЧИ.
Всю свою сценическую жизнь актер имеет дело с литературным текстом. В процессе работы, будь то роль в спектакле или художественное чтение прозы или стихов, актер должен претворить письменный текст в звучащую действенную речь, рожденную живой мыслью, которую он извлек из текста автора и сделал как бы своей. Чтобы понять, насколько сложен процесс превращения письменной речи в устную, рассмотрим их различие с точки зрения психологии речи.
Резко разделяя понятие языка и речи, психологи определяют язык как объективную систему условных обозначений, которые сложились в процессе общественного развития независимо от отдельных людей. Речь же, с точки зрения психологии, относится к области психической деятельности человека, она служит средством общения, участвует в мышлении и использует для этих целей не только средства лексики, синтаксиса, грамматики, но и неязыковые средства: жесты, мимику, интонацию и другие.
|
|
|
В любом речевом высказывании, устном или письменном, всегда заложена определенная мысль. В сознании говорящего или пишущего она существует в виде общего замысла, как бы схемы того, о чем человек хочет говорить. Формирование мысли как общей исходной схемы, по утверждению психологов, есть внутренний речевой процесс, в котором определяется главное, что надо раскрыть говорящему или пишущему. Эта внутренняя скрытая речь, на которую опирается замысел говорящего, расшифровывается в развернутой системе языковых средств. Например, я хочу рассказать вам о преимуществах отдыха в Крыму. Это мой замысел; в нем нет еще готовых слов, фраз, подробностей описания природы и т. п., но есть уже точная схема главного, что должно убедить вас ехать в Крым: климат, природа, благоустроенность санатория, интересные морские прогулки, экскурсии. Вся эта наметка есть скрытая внутренняя речь, не облеченная в одежду слов и фраз, но благодаря ей они-то и возникают.
Процесс расшифровки замысла, опирающегося на внутреннюю речь, очень сложный, особенно в художественной литературе. «Мысль и чувство, не превращенные в слово, — говорил А. Н. Толстой, — лишь слепые силы хаоса».
Рассмотрим особенности этого процесса в устной и письменной речи. В устной речи всегда имеется живой контакт со слушателями, поэтому говорящий при переводе свернутой внутренней речи во внешнюю развернутую максимально использует не только выразительные языковые средства, но и неязыковые: интонации, паузы, жесты, мимику, которые остались неизменными спутниками устной речи еще с того времени, когда слово не играло главной роли в общении.
В письменной же речи неязыковые средства отсутствуют, поэтому она всегда максимально развернута и использует все средства языка. Синтаксическая структура письменной речи гораздо сложнее, чем устной, так как для читающего исключается возможность догадок, к которым в устной речи ведут интонации, жесты, мимика. Выбирая нужные слова, работая над синтаксисом фраз, пишущий стремится привести свою мысль к однозначному и точному пониманию для читающего, поэтому в письменной речи большую роль играет контекст. В максимальном использовании языковых средств и в значении контекста заключается главное отличие письменной речи от устной. Конечно, при чтении текста про себя мы тоже ощущаем скрытую интонацию, особенно в диалогах, но эта «немая» интонация представляет собой лишь некоторое приближение к тому, что может быть выражено в звуках. Об этом хорошо сказано в письме М. Ю. Лермонтова к М. А. Лопухиной, мысль которого сводится к тому, что выразительность, присущая письменной речи лишь потенциально, в устной речи проявляется действенно и активно. «... Право, следовало бы и письмах ставить ноты над словами; ведь теперь читать письмо то же, что глядеть на портрет: ни жизни, ни движения; выражение застывшей мысли, что-то отзывающееся смертью!.. »[16].
|
|
|
Путь к оживлению письменной речи в рассказе актера связан прежде всего с процессом понимания написанного автором. Чтобы разобраться в сложном и длинном речевом потоке, читающий должен не только понимать слова в данном контексте, но и уметь анализировать сложные логико-грамматические фразы, уметь выделить те из них, которые имеют ведущее значение для понимания мысли всего отрывка или произведении, и облегчить те элементы, которые являются второстепенными по отношению к главному смыслу.
Студентам театральных вузов необходимо прививать вкус к логико-аналитической работе над текстом. Это избавит их устную речь от многоударности, заслоняющей значительностью каждого слова смысл фразы и главную мысль целого отрывка; избавит от неверных или резких силовых ударений, искажающих мысль, убережет от пауз, дезорганизующих слушателя в восприятии перспективы мысли во фразе и отрывке.
Роль видений в работе над логикой звучащей речи не менее важна, чем умение разобраться в грамматическом строе отдельных предложений и их смысловой связи друг с другом. Это особенно важно при анализе текстов художественной литературы. Возьмем для примера отрывок из повести Н. В. Гоголя «Коляска»:
Впереди ехала открытая двуместная легонькая колясочка; в ней сидел генерал с толстыми, блестевшими на солнце эполетами и рядом с ним полковник. За ней следовала другая, четвероместная; в ней сидел майор с генеральским адъютантом и еще двумя насупротив сидевшими офицерами; за коляской следовали известные всем полковые дрожки, которыми владел на этот раз тучный майор; за дрожками четвероместный бонвояж, в котором сидели четыре офицера и пятый на руках, за бонвояжем рисовались три офицера на прекрасных гнедых лошадях в темных яблоках.
|
|
|
Сложность этого отрывка заключается в том, что рассказчик должен нарисовать слушателю не только весь кортеж, но и тех, кто сидел в колясочках, на дрожках, в бонвояже, верхом на лошадях. При этом предложения, рисующие седоков, не должны прерывать перспективы видения всего кортежа в целом. Разобравшись в логике сложных периодов, верно определив все придаточные как своего рода вводные предложения, произносящий их тем не менее испытывает ряд трудностей, пока в его представлении четко не возникнут все фигуры седоков с деталями комплекций, поз, костюмов. Так, в первой двуместной колясочке сидел не просто генерал и рядом с ним полковник, а генерал в приличном для его сана обмундировании, в котором особенно выразительны блестевшие на солнце толстые эполеты. Нечеткость видений этой детали обычно приводит к тому, что после слова «генерал» возникает пауза, и тогда появляются как бы три седока: генерал, «эполеты», полковник.
Во второй колясочке, четвероместной, отчетливость видений позволяет определить майора как главную фигуру, с которым ехали еще трое: рядом с ним генеральский адъютант и насупротив еще два офицера. Приблизительность же видений заставляет обычно сделать паузу не после слова «майор», а после сочетаний «майор с генеральским адъютантом», что обрывает перспективу всей этой вводной фразы, и слушатель уже не ждет продолжения, хотя упоминание о четвероместной коляске нацеливает его на определенное восприятие картины.
Четкость видений помогает справиться и с трудной фразой, рисующей четвероместный бонвояж и его пятерых седоков. Деталь «и пятый на руках» заставляет воспринимать картину в целом и произнести без паузы «четыре офицера и пятый на руках». То же и с тремя замыкающими кортеж гарцующими офицерами. Они должны восприниматься как единое целое в их слитности с прекрасными гнедыми лошадями в темных яблоках. Слово «рисовались» подчеркивает эту слитность.
Вдумчивое аналитическое отношение к тексту автора приучает ценить слово, избавляет от таких недостатков речи, как скороговорное «болтание» текста, беглость чтения в ущерб смыслу. В целом ряде случаев студенты не замечают своего бессмысленного чтения, поэтому кроме аналитической работы над письменным текстом очень важно научить их разбираться в законах, организующих донесение смысла звучащей речи.
|
|
|
