Терапия Вмешательства в Смерть

Синтия Уильямсон

 

Яне Бергер было около шести лет, когда правительство Финляндии после Второй мировой войны решило репатриировать сельских жителей. Вместе с тысячами других ребятишек её разлучили с родителями и отправили в Америку на временное удочерение. Но для Яны «временное» обернулось «постоянным», как и драма, ставшая её жизнью.

Её первые приёмные родители в Америке погибли в автокатастрофе. Позднее, когда Яне было около девяти лет, другой удочеривший её человек тоже внезапно умер. Не выдержав тяжёлой утраты, его жена попала в сумасшедший дом. Несколько лет спустя она умерла от рака желудка, как и дедушка, который принял Яну на воспитание. Внутренняя борьба, трагедия и смерть оставили глубокий отпечаток на восприятии жизни девочки. Она старалась справляться с ними, подавляя свой гнев и горе.

Несмотря на то что, когда Яна выросла, она стала высокообразованным психологом и почти десять лет занималась гуманистической психологией, ей по-настоящему так никогда и не удалось исцелить раны детства. Следуя примеру родителей, которые растили и любили её, она умерла от рака желудка в возрасте 46 лет. Блестящий одарённый целитель, работавший над докторской диссертацией, Яна не смогла полностью раскрыть свой человеческий потенциал. Она умерла до того, как проросли и созрели семена её скрытого таланта.

Мы с Яной в последний год её жизни были близкими друзьями и коллегами. У нас были похожие проблемы смерти и утрат, и мы часто вызывали друг у друга чувство беспомощности.

Когда за два месяца до смерти её попросили уволиться с работы, поскольку было очевидно, что она не справляется с нагрузкой, я сказала ей: «Я вижу в тебе самого сильного и самого беспомощного человека на свете». Она посмотрела на меня безнадёжно, не в силах возражать мне. После нескольких месяцев конфликта между нами и моих слабых попыток рассердить её для того чтобы вызвать в ней глубокие переживания потери и горя, я сдалась собственному бессилию в её лице и смирилась с её смертью.

Она умерла накануне Рождества 1985 года, четыре месяца спустя после того, как ей поставили диагноз смертельной раковой опухоли. Несмотря на ту силу, которую Яна проявила в последние годы своей жизни в реализации всех своих желаний и мыслей, она не сумела отчётливо представить себе, что никакого рака нет. Жажда смерти была слишком мощной. Поскольку последние два месяца силы её угасали и она не могла больше жить полноценной жизнью, Яна начала соприкасаться со скрытыми чувствами беспомощности, которые ей приходилось испытывать в детстве, когда три раза подряд её родители покинули её и психически, и физически. «Мне есть над чем поработать», – сказала она мне, когда за три недели до её смерти я подвозила её после консультации у врача. Настоящая трагедия в том, что время её истекло именно в тот момент, когда она начала ощущать власть собственной «жажды смерти» и стереотипа смерти от рака в раннем возрасте, который теперь толкал к смерти и её.

Если мы признаем за собой способность выбирать жизнь и создавать свою собственную реальность внутри неё и если мы верим в то, что наделены даром нового рождения по желанию духа, то мы также должны признать свою способность выбирать и создавать смерть. Смерть – такой же стереотип в человеческой жизни, как и в природе. Она представляется нам столь же естественной, как смена времён года, как иней, убивающий цветы и превращающий их в пыль, с тем чтобы весной новое рождение, новая жизнь зародились в той же земле. Кажется, что сокращать количество человеческих жизней на планете так же естественно, как сокращать поголовье оленей в стаде, пасущемся на горных пастбищах. И всё же способность людей к разумному мышлению и осмыслению намного превосходит способности любой другой формы жизни – растения, животного или минерала. Почему бы не использовать этот дар высшего интеллекта в целях продления жизни... для того чтобы стать бессмертными... в доказательство человеческой способности превосходить низшие формы жизни?

Во время написания автобиографической книги «Целительство» я выявила и преобразовала многие привитые в детстве модели поведения для того, чтобы справляться с фактом своей заброшенности, утраты родителей и других людей, заботившихся обо мне. Когда я выросла, то поняла, что эти защитные механизмы были преградами на пути эмоционального развития и мешали создавать с людьми такие отношения, которые бы питали и поддерживали меня, служили бы стимулом жить полной жизнью.

Как и у Яны, «желание смерти», скрытое во мне, было очень сильно. Оно проявлялось и возрождалось снова и снова. Месяцами, годами я была в состоянии хронической депрессии, порой всерьёз помышляя о самоубийстве, а иногда просто желая уснуть и никогда больше не проснуться. Негативная энергия, которой питались подобные мысли, отвлекала от необходимой для полноценной жизни позитивной энергии.

Поскольку я писала о прошлом, я переносила его в настоящее, вновь подтверждая прежние стереотипы бессилия, утрат и собственной заброшенности. Постепенно из-за постоянного употребления транквилизаторов и алкоголя я утратила контроль над своими эмоциями и взрывалась как вулкан, десятилетия простоявший под гнётом. Очнувшись однажды на больничной койке, напичканная релаксантами и антидепрессантами, я испытала холодящий душу ужас. Когда это прошло, я обратилась к Богу со словами, которых не произносила 25 лет: «Только вытащи меня из этого кошмара, и я сделаю всё, что Ты попросишь».

Хотя психолог, с которым я в то время консультировалась по поводу брака, не одобрял моего поведения, сейчас я вижу, что это было лучшее, что когда-либо со мной случалось. Это избавило меня от негативных состояний ярости и гнева, которые я держала глубоко внутри в течение почти сорока лет после потери родителей в юности и трагической смерти сестры, брата и других близких родственников, когда мне было двадцать лет. Избавившись от ярости, я смогла освободиться от эмоциональных блоков, тормозивших моё развитие в детстве и ограничивающих возможности во взрослой жизни.

По мере того как с помощью различных техник, включая Ребёфинг, я продолжала решительно прорываться сквозь эмоциональные препятствия и блоки, мешавшие позитивной жизни, мои жизненные силы значительно возросли. Я начала отпускать прошлое, начала понимать, что все люди в моей жизни сделали всё, что было в их силах, когда я зависела от их помощи и поддержки. Я стала жить в настоящем, перестала тревожиться о том, что принесёт или не принесёт завтрашний день.

Благодаря полному проживанию настоящего момента возникло глубокое доверие в благосклонность Вселенной и человечества, за которым последовала глубокая вера в присутствие особого потока силы, действующего в моей жизни и жизни других людей, – силы, которая была за пределами моего понимания. Я узнала о том, что и не должна была понимать её. Переживание Божественного присутствия, или Источника, – это всё, что мне нужно в качестве фундамента, на котором можно строить свою жизнь, полагаясь на то, что во Вселенной найдётся в достатке всё, чтобы удовлетворить все нужды, – и мои, и других людей.

Чувствуя уверенность в этом изобилии, я могу признать, что нет никакой необходимости в человеческой смерти, стихийных бедствиях, уносящих тысячи жизней, смерти от болезней, войны, голода и других трагедий, калечащих и уродующих души миллионов оставшихся в живых, таким образом укрепляя их желание уйти из жизни... умереть. Именно сам акт человеческой смерти увековечивает смерть на планете. Когда какой-то человек эмоционально и духовно затронут смертью близких ему людей, от которых он зависел, угасает его способность к полноценной жизни, к развитию жизненных сил, его вера не только в человека, но и в Высший Источник силы. Это ослабляет желание жить и укрепляет желание умереть. Это умножает беспомощность и снижает чувство собственной силы.

Как вернуть это чувство в мире, стремящемся к саморазрушению, в окружении людей, которые твердят о смерти по той или иной причине? Смерть Яны дала мне понять, что есть возможность вмешаться в смерть и облегчить жизнь... дать людям повод жить.

В течение нескольких месяцев до рокового диагноза поведение Яны становилось всё более сумасбродным и ненадёжным. Она, казалось, регрессировала к детской зависимости от других, и положиться на неё нельзя было ни в чём. Вместо того чтобы быть прямой и открытой с людьми, она говорила им то, что им хотелось слышать, как будто желая обойти острые углы.

Такое поведение давало людям понять, что она с ними не откровенна. Они перестали доверять администрации колледжа, где она работала. Это сильно осложнило жизнь её коллегам, которым пришлось иметь дело с рассерженными и сбитыми с толку студентами.

После восьми месяцев работы и общения с Яной я перестала противостоять её пассивно-агрессивному поведению и в результате, выполняя обязанности администратора, почувствовала своё бессилие. Хотя она признавала, что бабушка её была «весьма пассивно-агрессивной», Яна не осознавала в полной мере свои стереотипы и влияние этого качества на своё собственное поведение. Яна была высокообразованным психологом, а я никогда не училась в колледже. Я считала, что мои познания в области моделей поведения значительно слабее, хотя за последние годы мне приходилось работать со многими случаями в области психологии. Мы встретились с ней на семинаре по проблемам личностного роста.

В начале наших профессиональных отношений я неоднократно пыталась поговорить с ней по поводу её привычки «оберегать» меня от последствий моего поведения, которое было не по нраву студентам. Я чувствовала, что «в состоянии позаботиться о себе сама» и просила её «больше не обходить острые углы». Я сказала: «Когда я вижу, что ты неискренна с другими людьми, я теряю доверие к тебе. Я не могу доверять тебе. Мне хочется сбежать от тебя. Если ты скрываешься от других людей, что тебе мешает то же самое проделывать со мной? Откровенность – это единственное, что по-настоящему работает». Она согласилась со мной, но со временем проблема усугубилась. Она настаивала: «Ты слишком жёсткая». Я же в ответ настаивала на своём: «А ты слишком мягкая». Общаться друг с другом становилось всё труднее.

Затем последовала борьба за административную власть. Дошло до того, что Яну возмутило моё стремление как администратора изменить её рабочие обязанности с целью более эффективного использования её времени. Я признавала, что она трудоголик: она приходила рано и работала очень подолгу – и всё же никогда не успевала закончить нужную работу к сроку. Её рабочий стол был в страшном беспорядке. Документы пропадали. Письма терялись и оставались без ответа. Пока мы продолжали убеждать друг друга в собственном бессилии, ситуация на работе стала очень напряжённой. Ранней весной моё тело начало посылать мне сигналы предупреждения. «Уезжай, уходи, беги». Я взяла отгул, чтобы как-то унять растущее чувство отчаяния. Яна заверила нас, что справится с дополнительной работой и просила дополнительные часы. Мы продолжали общаться при случае и вместе ходили на паруснике. Как подруги, мы продолжали общаться и поддерживали друг друга. Как коллеги, мы парализовали друг друга. Я не протестовала против того, что происходило между нами, я это просто приняла.

Мы с Яной выросли в похожих обстоятельствах, но по-разному учились справляться со смертью, утратами и неприятием. Поскольку она была приёмным ребёнком, она не могла поверить, что может быть кем-то желанна и любима. Её второй приёмный отец и дедушка посвящали ей своё время, внимание и любовь. Но бабушка была холодным человеком, всё критиковала и была очень требовательна. Подавляя своё раздражение ради того, чтобы избежать неодобрительного отношения бабушки, Яна старалась угодить ей, подстраивалась под неё, говорила то, что той хотелось слышать.

Однажды она сказала мне: «Когда мой первенец родился преждевременно и я думала, что он умрёт, я взмолилась к Богу: Дорогой Бог, если Ты пощадишь Энди, я никогда не буду сердиться на своих детей». Двадцать пять лет спустя гнев всё ещё был для Яны запретным чувством. Когда тот самый сын, её первенец, узнал о том, что у неё смертельный рак, он сказал ей: «Мама, освобождаю тебя от твоего обещания». Но Яна не могла освободить себя. Всю жизнь она заталкивала внутрь свой гнев. Ей казалось это нормальным. Это был её выбор.

Похвалы в обмен на милое деликатное обращение казались ей вполне подходящими.

Хотя в детстве и я подавляла свой гнев в результате реакции на насилие отца и смерть матери, когда мне было 11 лет, я совсем иначе реагировала на тётю, которая меня не приняла, когда я поселилась у неё в доме. Я действовала – убегала, пыталась совершить самоубийство, замыкалась в себе. После многих неудавшихся попыток угодить ей я восстала против её нападок.

Когда я выросла, мне приходилось сталкиваться с той же проблемой выбора между подавлением и выражением своих чувств. Мой отец служил прекрасным примером для меня. Буйный алкоголик, он никогда не сдерживал свой гнев слишком долго. Поразительно, но он пережил многих других членов семьи, несмотря на суровые физические и психические условия. Он обладал сильнейшей волей к жизни. Во время одного из своих приступов ярости я вдруг осознала: «Господи, я же дочь своего отца». В этот момент я отождествила себя с ним, я простила его за то, что он бросил нас. Мой опыт с тётей и с мужем, который тоже любил осуждать меня, снова и снова убеждал меня в том, что можно подавлять свой гнев сколько угодно, но лишь выплескивая его наружу, привлечёшь к себе внимание и добьёшься каких-то изменений.

В силу различия наших подходов к борьбе с утратами и неприятием со стороны близких людей мы с Яной оказались на разных полюсах. Она настаивала на том, чтобы я «стала мягче», и разыгрывала роль заботливой матери по отношению ко мне. Однако я всегда чувствовала, что внутри она тверда. Та её часть, которая играла пассивно-агрессивную роль, знала, как добиться своего, и для достижения этой цели, нисколько не сомневаясь, говорила людям то, что им хотелось услышать. Я хотела, чтобы она выражала свой гнев открыто, и в подходящий момент без раздумий становилась твёрдой и напористой.

В результате мы вызвали друг в друге скрытые подсознательные воспоминания, касающиеся смерти близких нам людей, утрата которых заставила нас чувствовать себя по-детски бессильными и беспомощными. Чем больше мы ощущали себя покинутыми, тем больше на поверхность выплывала потребность в зависимости и тем напряжённее мы становились. Однажды Яна написала заявление об уходе, указав в нём, что, по её мнению, обстановка на работе была агрессивной. Ей были нужны постоянные похвалы для подтверждения чувства собственной важности.

Прежние симптомы проявились опять в виде прошлого желания просто лечь и умереть. Я лежала в постели по 12-13 часов в день, смотрела в потолок, размышляя над тем, что случилось с моим недавно возрождённым жизненным энтузиазмом. Ни я, ни Яна не осознавали влияния нашего поведения друг на друга.

В июле она была у экстрасенса. Она вернулась на работу в слезах. Когда я спросила, что случилось, она сказала, что экстрасенс сказал, что «в её жизни ничто не работает», что она «истощена на всех уровнях». Я села рядом с ней, обняла и, гладя её по голове, дала выплакаться. Никогда раньше я не видела, чтобы она плакала. Моё представление о ней как о суперледи начало разрушаться. Я стала сосредоточиваться на собственном образе «мягкого» человека. Ни я, ни она не были тем, чем казались на поверхности. Мы обе в определённые моменты были как «мягкими и уязвимыми», так и «сильными и независимыми».

* Астория – город на северо-западе штата Орегон. Форт Астория, основанный в 1811 году тихоокеанской пушной компанией Джона Джэкоба Астора, был первым постоянным поселением на западном побережье США. Можно предположить, что празднование Дня Астории имеет отношение к исторической передаче форта американцам в 1840 году. – Прим. перев.

В течение нескольких месяцев Яна выглядела очень измученной и истощённой. Я объясняла это чрезмерной работой и неправильным питанием. Она пристрастилась к диетической газировке, которая заменила ей обед. В конце июля мы участвовали в регате на День Астории*, домой мы возвращались вместе, и это укрепило нашу дружбу. Я уехала на Гавайи на неделю, а когда вернулась, она сказала, что ходит к врачу. «Пока он не знает, что со мной». Анализы показали, что у неё довольно большая раковая опухоль в желудке. Доктор сказал, что в начале сентября она распространится на весь желудок и что жить ей осталось меньше четырёх-пяти месяцев.

Вначале я не удивилась. Моё тело привыкло к подавлению сигналов, которые считало угрожающими, и теперь оно сработало как надо. Уже многие годы я знала, что страдаю от так называемых «запоздалых реакций». Неделю спустя во время завтрака с группой поддержки «Целительная Связь» («Healing Connection») я почувствовала неловкость и тревогу. Я не могла толком представиться и вместо этого убежала в туалет в слезах. Яна пришла за мной, понимая, что меня беспокоит. Мы вместе вернулись к завтраку. Она притянула меня к себе и объявила: «Синтия расстроена потому, что недавно мне поставили диагноз: последняя стадия рака».

Неделю спустя Яна поехала на восточное побережье на конференцию и встретилась там со специалистом, метод которого заключался в воздействии на обмен веществ. Когда она уехала, дали себя знать последствия её пассивно-агрессивной манеры общения с проблемами студентов. Осеннее расписание было сбито, и большинство намеченных мероприятий пришлось отменить, поскольку преподаватели не были предупреждены заранее. Многие из них собирались уехать из города в те дни, которые Яна назначила как учебные. Выполняя работу Яны в её отсутствие, я обнаружила, что не хватает некоторых документов и не сделано то, что, по её словам, было выполнено. К тому же вновь поступившим студентам было сказано, что они могут переделать расписание по-своему, наперекор правилам учебного заведения. Прежнее чувство беспомощности вылезло на поверхность. Я стала внимательнее прислушиваться к нему и пришла к выводу, что должна действовать как администратор колледжа и как заботливая подруга.

Из разговора с другом, с которым у неё были близкие отношения, я узнала, что поведение Яны действовало на него так же, как на меня. Мы сравнили наши наблюдения и пришли к выводу, что Яна не выполняет своих обязательств ни в одной из сфер своей жизни. Она пассивно соглашалась что-то делать, вместо того чтобы открыто выразить свои истинные чувства или прямо сказать «нет». Я предложила ему устроить «вмешательство» по тому же принципу, как алкоголиков заставляют признавать свою болезнь.

Он согласился на том условии, что это не превратится в «обвинительный» процесс, на котором все будут указывать пальцами на Яну. К тому времени я поняла, что в равной мере несу ответственность за ущербность наших отношений. Мне было интересно не самооправдание, а возможность помочь Яне и себе проработать блоки, препятствующие нашему общению, а также создать атмосферу поддержки для Яны, которая могла дать ей возможность осознать влияние её пассивно-агрессивного поведения на окружавших её людей. Она изгоняла из своей жизни людей, заботившихся о ней, воссоздавая, подобно тому как раньше это делала, атмосферу утраты и заброшенности, чтобы подтвердить детское переживание и убеждение в том, что «любящие меня люди бросают меня».

Я собрала небольшую группу друзей и коллег, которые, как я знала, могут помочь. Они согласились принять участие в процессе вмешательства. Мы поговорили о разных консультантах, которые могли бы оказать серьезную помощь. Все согласились. «Это должен быть человек, хорошо разбирающийся в себе и ясно видящий её проблемы». За последние пять лет Яна участвовала во многих семинарах по личностному росту и прошла несколько серьёзных тренингов. Она имела представление обо всех процессах и техниках, призванных способствовать росту. Несмотря на это, она зашла в тупик. Мы должны были каким-то образом подтолкнуть её ближе к собственному чувству беспомощности и сделать это со всей осторожностью, что было непросто. И всё же я была уверена, что это возможно. Все мы согласились с тем, что вначале ей необходимо посмотреть в лицо собственному подавленному гневу, а потом уже представить, что рака у неё нет, и исцелить себя.

К сожалению, в тот день, когда она вернулась на работу, я не могла сдерживать своё раздражение, чтобы помочь ей справиться с её раздражением. Я была под воздействием сильного стресса от возросшего объёма работы. Кроме того, я всё ещё пожинала плоды её недавнего поведения. Когда она спросила меня: «Как дела?», я усадила её и весьма резко рассказала обо всём. Закончилось тем, что мы провели всю вторую половину дня в выяснении отношений, сидя на полу. Я рассказала ей о готовящемся вмешательстве, и после того, как мы обсудили, что оно будет собой представлять, она сказала: «Возможно, это то, что мне нужно». Поскольку в моём противостоянии была любовь, она откликнулась на мои слова. Я почувствовала, что Яна лучше стала осознавать наш конфликт, и теперь от неё зависело, предпринимать какое-либо действие или нет. Я почувствовала, что не имеет смысла вмешиваться и дальше. И сомневаясь, что это может хоть чем-то помочь, решила не вмешиваться.

На другой день или позже я почувствовала в её отношении ко мне некоторую обиду и попросила открыться мне. Она сказала: «Я искала консультанта для работы со мной целый год, а ты сама решила выбрать его, даже не спросив меня». Я ответила: «Это не так» – и объяснила, что люди, проводящие вмешательство, сами выбирают консультантов.

Наступил разгар осенней регистрации студентов, необходимо было уладить множество деталей. Работы было очень много. Я чувствовала постоянное напряжение, и это сказывалось на моём поведении и отношении к людям. Напряжение росло. Как-то днём, вскоре после её возвращения на работу, Яна сказала мне: «Синтия, мне трудно выносить твою энергию. Когда тебя нет, всё более или менее тихо и мирно. Ты вносишь смуту». Ничто не изменилось, и я поняла, что и не изменится. Яна просто-напросто отказалась работать над проблемой своего раздражения. Она хотела, чтобы её жизнь была тихой и безмятежной, чтобы её не тревожило то, что она считала вызывающим и неприемлемым поведением. В такой обстановке не могло быть и речи о свободном выражении гнева для его полного изгнания и исцеления.

Не в силах больше выносить её пассивность, я закричала: «Чёрт побери, почему ты в конце концов не рассердишься!» Этим я хотела сказать, но так и не сказала: «Почему ты не разозлишься, чтобы избавиться от рака, который пожирает тебя заживо».

К этому времени симптомы моей собственной надвигающейся болезни стали слишком явными, чтобы их отрицать. За неделю до этого я записала на плёнку свой голос, утверждавший: «Я совершенно здорова». Я сразу же поняла, что симптомы усугубились. Если бы я действительно хотела быть совершенно здоровой, прежде всего следовало бы найти скрытые причины симптомов, которые подсказывали мне, что я не совсем здорова. Я постоянно чувствовала сильную усталость, отсутствие аппетита, не могла спать. У меня были хронические боли в спине и ощущения крадущихся вверх электрических разрядов в ногах. Доктор обнаружил у меня в груди затвердение, требующее обследования, и кандидоз, вызванный стрессом. Но это не объясняло ощущений в ногах. После небольшого обследования я узнала, что всё это было ранними признаками мышечного склероза.

Мне понадобилось несколько недель отдыха, прежде чем я смогла пойти к ней и по-дружески помочь. Я знала, что для этого необходимо отпустить все последствия её болезни. Какое-то время я избегала её. Я чувствовала себя виноватой перед Яной за то, что обвиняла её в проблемах по работе в колледже. Как-то воскресным вечером я купила розу и пришла к ней домой. Она спала, и я оставила розу её соседке по квартире. На следующий день, когда я приехала в школу, она даже не вспомнила о розе, и я подумала: «Она всерьёз обиделась на меня».

Несколько дней спустя я набралась храбрости, чтобы попросить у неё прощения. Я боялась, что опоздаю, если вдруг она умрёт. Но затем поняла: «Она напоминает мне мою мать». Мне не хотелось снова проходить через этот финальный процесс с кем-то ещё. Войдя к ней в кабинет, я тихо закрыла за собой дверь и сказала нерешительно: «Яна, уже несколько недель, как я собиралась с тобой поговорить. Пожалуйста, прости мне все мои обвинения».

Прежде чем я закончила говорить, она выпалила: «Прощать нечего, мы обе попали в странное положение. Я бы хотела, чтобы ты была моим другом». Мы обнялись, и у нас из глаз хлынули слёзы. Вспомнив о розе, она тепло поблагодарила меня и сказала: «Я поставила её в вазу на подоконник, к свету. Это так красиво». Дружба была спасена, и с того дня мы помогали друг другу в наших усилиях на пути к полному выздоровлению, сочувствуя друг другу по поводу того, как трудно представить своё выздоровление и уверить себя в нём, когда чувствуешь себя отвратительно и все признаки болезни налицо.

По мере того как моё здоровье улучшалось, её, наоборот, ухудшалось. Произошли некоторые события, заставившие её ощутить свою беспомощность. Путешествие в выходные на День Благодарения было последним для неё. Автомобиль сломался, и она провела ночь, сидя вместе со своим другом в автомобиле в слепящей снежной буре. После этого Яна не оправилась. Её ноги начали синеть, а лёгкие наполняться водой. Распухшее тело покрыла сыпь. Она больше не могла заботиться о себе. В отчаянии она нашла телефон старого друга, прося отвезти её к врачу. На следующий день начали собираться все, кто знал и любил её. Её сын вылетел с Восточного побережья, чтобы отвезти её домой умирать.

За неделю до этого один общий знакомый спросил меня: «Говорил ли тебе Джон, что, когда прошлым летом он занимался ченнелингом, его канал сказал ему: «Один человек, с которым ты работаешь, серьёзно болен. Ей нужно бросить всё и заниматься своим здоровьем». Джон работал на полставки вместе со мной и Яной. Очевидно, и он чувствовал себя бессильным перед лицом смерти, так как ни разу не рассказал ни одной из нас о том, что услышал.

Этот разговор напомнил мне о беседе с одним экстрасенсом за три месяца до того, как я наняла Яну на работу в наш колледж. Во время сеанса экстрасенс сказал мне: «Один не слишком близкий вам человек умрёт в декабре 1985. Это женщина, старше вас». Среди моих близких родственников не было женщин старше меня. Все они решили умереть несколько лет тому назад. Я ломала голову над тем, кто же эта таинственная женщина. Теперь это стало ясно. Экстрасенс предупредил меня. Если бы я внимательнее прислушивалась к своему телу, лучше осознавала бы свои реакции в присутствии людей, которые программировали свою смерть, я могла бы предпринять более решительные действия в отношении Яны. Такая возможность была. Я пропустила сигналы, как и все остальные в её окружении.

В ночь, когда Яна умерла, она была в Портленде, штат Мэн, со своей семьёй, которая была занята распаковыванием свёртков с рождественскими подарками в гостиной дома её сына. Я была одна в своей квартире в Портленде, штат Орегон, чувствуя себя одинокой и потерянной. Той ночью я решила, что лучше останусь дома одна и не буду искать общества друзей. Я испытывала чувство враждебности и заброшенности. Близкая подруга, которая обычно приглашала меня к себе домой на Рождество, в этот раз этого не сделала. Никто не позвонил, и, казалось, всем было наплевать, жива я или мертва.

Я взяла книгу «Курс Чудес» и открыла её на случайной странице, надеясь, что прочитанное даст мне какую-то подсказку и принесёт утешение. То, что я прочла, напротив, привело меня в ярость: «Таких вещей, как болезнь и смерть, не существует. Смерть – иллюзия». Я швырнула книгу об стену и бросилась на пол, колотя по нему руками и ногами и крича Богу: «Я ненавижу Тебя, я ненавижу Тебя. Я ненавижу свою жизнь. Почему Ты так поступаешь со мной?» Снова меня охватило желание смерти. Я продолжала стучать в пол, и вдруг внутренний голос напомнил мне: «Ты сама решила остаться одна сегодня вечером. Никто не бросал тебя. В любой момент ты могла найти кого-нибудь, кому ты не безразлична». Этот голос успокоил меня. Я встала с ковра и подошла к книжной полке, чтобы найти что-нибудь почитать. «Что со мной происходит? – удивлялась я. – Откуда во мне эти переживания?»

На Рождество я отправилась кататься на лыжах на Гору Ход с моими дочерьми и приятелем. Был яркий спокойный день, и я часто думала о Яне. Съезжая вниз по склону, я прокричала: «Яна, посвящаю этот спуск тебе!»

На следующий день общий знакомый позвонил мне и сказал, что Яна умерла в рождественскую ночь, сразу после того, как открыли последний свёрток с подарками. Я думаю, что, когда она покидала своё физическое тело, я проходила через состояние горя и утраты. Я выразила за неё чувства заброшенности и бессилия, казавшиеся ей слишком страшными, чтобы с ними справиться.

За год до этого во время совместного семинара она в процессе визуализации провела нас в пещеру, наполненную всевозможными драгоценностями. Каждый из нас вышел из пещеры с каким-нибудь волшебным подарком. Я вернулась в реальность с пустыми руками. Когда она спросила меня, что я взяла с собой, я сказала ей: «Я не смогла это сберечь».

Она сняла с пальца красивое золотое кольцо с бирюзой, украшенное бриллиантами, и протянула его мне: «Раз ты не взяла никакой драгоценности, то это тебе». Я была уверена, что она шутит, но никто так не думал. После её заверений я взяла кольцо и с тех пор постоянно ношу его. Говорят, что бирюза приносит своему обладателю дар особых духовных медиумических сил. Я верю, что это кольцо, наш схожий опыт утрат и чувства покинутости создали сильную эмоциональную и психическую связь между нами на невербальном уровне.

Порой до и после её смерти у меня было такое чувство, что Яна тянет меня за собой в могилу. Мне хотелось очистить свою ауру от неё, избавиться от её крепкой хватки. Теперь я убеждена в том, что моя собственная «жажда смерти» двигала мною и заманивала в отношения с ней, чтобы я смогла узнать о том, что такое вмешательство в смерть. Внимательное отношение к реакциям своего тела, прислушивание к ранним признакам смерти, наблюдение за саморазрушительным поведением других людей и отказ потакать ему, вмешательство в ситуацию от их лица с чувством любви – вот некоторые из тех шагов, которые человек может предпринять ради сохранения жизни, а в итоге – ради восстановления ощущения собственной силы.

Оглядываясь назад на трагическую гибель сестры и брата, я вижу теперь, что с самого начала нам посылали предупреждающие сигналы. Никто в семье не придал им значения. Как и в случае с Яной, именно ощущение бессилия привело меня к отрицанию и помешало отнестись трезво к угрозе самоубийства сестры. Когда я узнала о том, что она сделала, я сказала тому, кто звонил: «Я ожидала этого».

Не смерти надо бояться, а нашего неумения предпринять нужные шаги. Именно страх смерти, а не сама смерть вызывает в нас чувство беспомощности и бесконтрольности. В мире умирающих людей смерть иногда приобретает огромную привлекательность. Когда начинаешь заниматься проблемами бессилия и чувства заброшенности, преображать страдание в радость, то, как говорит Джебран, ворота в бессмертие отворятся, и Сам Бог встретит нас с объятиями любви и света.

Комментарий Леонарда Орра

Это было написано в 1986 году. В 1988 я сам вступил в пору старения, продолжавшуюся пять лет как процесс исцеления, занимавший полностью всё время. Теперь, в 1994 году, я чувствую себя великолепно. Я веду плодотворную и деятельную жизнь.

Я изучал самую суть своей жажды смерти в течение двух лет – с 1956 по 1967 году. Лучше их разделить. Убийственно совмещать старость с жаждой смерти, родовой травмой, семейной травмой, терапией прошлой жизни и т.д.

Выполнение практик духовного очищения Землёй, Водой, Воздухом и Огнём – это огромная помощь в процессе полного исцеления. Идея Синтии о вмешательстве в Смерть замечательна. Она родилась у неё благодаря чтению моих книг о физическом бессмертии. Я восхищаюсь её мужеством.

Когда человек полностью находится под влиянием неосознанного стремления к смерти и старости, работа с его желанием умереть и исцеление его старческих болезней чрезвычайно затруднены. Такая работа может быть эффективной только при условии нахождения человека в кругу опытных бессмертных. Но как создать первое сообщество одолевших симптомы старения людей?

Для себя мне удалось обеспечить систему поддержки общением с бессмертными йогами во время поездок в Индию. Очищение дыханием, водой, огнём и землёй и постоянное поддерживание этих практик является основой жизни без смерти. Заболевания, ведущие к смерти, и неосознанное желание умереть – это результат неумения услышать потребности тела, нежелание целеустремлённо практиковать расслабление и отпускание подавленных переживаний. И тогда открываются врата боли.

Каждый человек обязан знать, что необходимо делать, чтобы исцелить своё тело и чувства. Духовное очищение абсолютно необходимо. Бабаджи говорит: «Мудрые выполняют духовные практики».

Глава 5
НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ

Леонард Орр

 

В смерти, в уходе из тела нет ничего страшного. С помощью техники астральной проекции можно умирать по своей воле – в любой момент, по желанию. Нет нужды разрушать тело болезнями для того, чтобы получить право на смерть.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: