 |
Третий консулат Помпея и вопрос о его принципате
|
|
|
|
Юридическое положение Помпея противоречило обычным правилам римской конституции, так как он сосредоточил в своих руках полномочия, до тех пор не соединимые. Он имел проконсульскую власть над Испанией, т. е. по существовавшим правилам он должен был находиться в той провинции, на которую распространялся его imperium, и во всяком случае не мог находиться в пределах Рима132, точнее, «внутри померия»; не слагая проконсульских полномочий, Помпей стал консулом и вступил в Рим, т. е. нарушил правило, касающееся проконсулов. Одновременно с ординарной магистратурой (консулатом) и промагистратурой Помпей сохранял экстраординарные полномочия, определенные ему в 57 г.; он ведал снабжением Рима продовольствием (cura annonae).
Эд. Мейер говорит о принципате Помпея, который начинается после свидания в Луке и продолжается в течение нескольких лет. Юридическое положение Помпея напоминает, по его мнению, во многом положение Августа. Помпей имел imperium proconsulare, но, находясь в Италии, под Римом и даже в Риме, он управлял своими провинциями через легатов. Одновременно с проконсульской властью Помпей был консулом в 55 и 52 гг. Сближение Помпея с сенатом привело к тому, что он выступил в качестве защитника аристократии.
Таким образом, по мнению Эд. Мейера, историческим предшественником Августа был не Цезарь, а Помпей133.
Идеологическое обоснование положения Помпея было дано, по Эд. Мейеру, Цицероном в его трактате «De re publica», который начат был в 54, а издан в 51 г.134 Но в какой мере это произведение можно считать обоснованием «принципата» Помпея?
В течение ряда лет точка зрения Эд. Мейера была в числе общепринятых, но в последнее десятилетие выводы его [с. 46] подверглись критике. Целый ряд вопросов, связанных с характеристикой власти Помпея, остается спорным до настоящего времени.
|
|
|
Несомненный интерес представляет вопрос о политических тенденциях трактата Цицерона «De re publica»135. Мы считаем неправильным основывать суждения о нем на отдельно взятых из него цитатах и считаем необходимым обратиться к разбору его в целом.
Трактат начинается с рассуждений о том, какое значение имеет изучение основных начал государственной жизни. Подобно Платону, Цицерон избрал диалогическую форму изложения: это беседа, которую передал будто бы Цицерону изгнанник Рутилий Руф, которого Цицерон встретил в Смирне. Главное действующее лицо беседы — Сципион Младший, в числе собеседников — Лелий, сам Рутилий и др. Беседа начинается с разговора о том, что на небе видно было два солнца. Лелий прерывает этот разговор и говорит, что лучше заняться тем, каким образом в одном государстве появились как бы два народа и два сената. Трибунат Тиберия Гракха и его смерть разделили народ на две части (партии — partes). В дальнейшем сначала излагается взгляд Сципиона на идеальное государство (I книга), затем дана попытка применить изложенные Сципионом основные положения к римской истории, далее один из собеседников пытается оспорить тезис «основа государства — справедливость» (III книга). Потом говорилось о воспитании граждан (книга IV), о воспитании высших государственных деятелей (книга V) и в заключительной части (книга VI) было сказано об управителе государством и переворотах, в конце же приведен сон Сципиона, дающий ответ на вопрос о бессмертии и славе. По определению самого Цицерона, задача его — дать определение лучшего государства и лучшего гражданина (de optimo statu ciuitatis et de optimo ciue)136. В классификации форм политической жизни Цицерон следует Аристотелю и Полибию. Сравнение развития греческих государств с Римом указывает на все преимущества последнего. Оно создано не гением одного человека, а является результатом опыта многих людей. Над созданием его трудилось не одно поколение, оно [с. 47] созидалось в течение многих веков. Подобно греческим и эллинистическим своим образцам, Цицерон говорит о преимуществах монархии, которая и в Риме держалась более двух веков, но в управлении одного человека есть опасность тирании. Так было в Риме, когда царем был Тарквиний, сделавший самое имя царя ненавистным римскому народу137.
|
|
|
Не все современные буржуазные исследователи уделяют внимание тому, что, характеризуя различные формы правления, Цицерон остается верен себе и, несомненно, соглашается с тем из своих героев, который говорит о предпочтительности того государственного строя, когда во главе управления стоят оптиматы: «между недостаточностью сил одного и необдуманностью многих оптиматы заняли среднее положение, и оно является самым урегулированным: когда они управляют государством, то, естественно, народы пользуются наибольшим благополучием, будучи свободны от всяких забот и помышлений и предоставив попечение о своем покое другим, которые должны об этом заботиться и не давать народу повода думать, что правители равнодушны к его интересам»138. Подобное положение незадолго до работы над «De re publica» Цицерон высказал в речи «Pro Sestio»139.
В основном своем выводе Цицерон не оригинален. Следуя Полибию, он считает лучшей ту форму правления, «которая будет образована путем равномерного смешения трех лучших государственных устройств» (монархии, аристократии и демократии)140.
Нельзя смотреть на сочинение Цицерона о государстве как на политический памфлет. Это одно из многих его произведений, посвященных популяризации распространенных греческих и эллинистических теорий. В основе своей произведение это является компиляцией, главными источниками Цицерона были Полибий и Панэций, однако современная Цицерону действительность отразилась в его суждениях о государстве, особенно в тех частях его трактата, где дается характеристика крайней демократии, а также где идет речь о том государственном деятеле, который в нужный момент находит средства для спасения государства.
Этот вопрос Цицерон разбирал специально в книге VI и отчасти в V, от которых сохранились лишь фрагменты. Суждения же о правителе и кормчем, который в одном фрагменте назван princeps ciuitatis141, недостаточно ясны и определенны.
|
|
|
[с. 48] В книге I после замечаний о различных переворотах (factiosae) Цицерон говорит: «Вообще удивительны круги, и, так сказать, кругообращения перемен и чередований в государствах. Уже знакомство с ними свойственно мудрецу, а предвидеть их приближение при управлении государством, умеряя при этом его путь и удерживая руководство в своей власти, — это уже дело великого гражданина и божественного почти мужа»142. В другом месте тирану противопоставляется «другой, мудрый и понимающий интересы и достоинства государства; ведь именно так должны мы называть того, кто только будет правителем и кормчим государства» («sit huic oppositus alter, bonus et sapiens et peritus utilitatis dignitatisque ciuilis quasi tutor et procurator rei publicae; sic enim appelletur, quicumque erit rector et gubernator ciuitatis»)143.
Эти и другие сходные с ними положения Цицерона, касающиеся первого человека в государстве, который является «quasi tutor et procurator», а вместе «rector et gubernator ciuitatis», и послужили предметом дискуссий последних лет. Эд. Мейер считает, что указанные определения относятся к Помпею и вместе с тем обосновывают то положение первого человека в государстве, какое занял впоследствии Август144. Эдкок находит, что, рисуя идеального правителя, Цицерон имел в виду себя145.
Еще задолго до той полемики, о которой идет речь, Р. Ю. Виппер писал, что характеристика идеального деятеля у Цицерона «несколько чересчур личный идеализированный портрет автора, который готов представить самого себя президентом республики»146.
Но есть и другие суждения по данному вопросу.
Джонс пытается доказать, что Цицерон, отличавшийся «аккуратностью» в отношении источников и характеристик исторических деятелей, действительно излагал взгляд Сципиона Эмилиана147.
[с. 49] Хау находит, что трактат «De re publica» является приспособлением греческих теорий к ситуации 51 г.148
В работе Магделена149 суждения Цицерона, выраженные им в трактате «De re publica», ставятся в связь не с тем или иным деятелем, а с общей теорией Цицерона об идеальном государственном деятеле, обладающем авторитетом (auctoritas) и выступающем или в качестве принцепса-освободителя или же в качестве принцепса-управителя (princeps-rector). Первый действует по своей инициативе (priuato consilio), второй является инициатором государственных решений (auctor publici consili).
|
|
|
Советский исследователь С. Л. Утченко150 основные положения «De re publica», касающиеся идеального деятеля, поставил в связь с соответствующими выводами в трактате «De oratore». В числе деятелей римского прошлого, какие ставятся Цицероном в пример потомству и называются принцепсами, упоминаются П. Лентул, Тиберий Гракх-отец, Кв. Метелл, Сципион Младший, Г. Лелий, другими словами, деятели, далекие от монархических устремлений. С. Л. Утченко не видит оснований говорить о монархических устремлениях Цицерона в трактате «De re publica».
Большое значение для решения затронутого вопроса имеют соответствующие упоминания в переписке Цицерона. В письмах брату Квинту и Аттику, написанных в 54 г., т. е. тогда, когда Цицерон начинал работу над трактатом о государстве, он говорил о гибели государства, судов, умалении значения достоинства высших в государстве лиц («sed uides nullam esse rem publicam, nulla iudicia, nullam in ullo nostrum dignitatem»)151.
В этих условиях Цицерон надеялся на выступление такого «мужа и гражданина, который вернул бы государству, разбитому и угнетенному несчастными временами и упавшими нравами, свободу и прежнее достоинство»152.
Таковы были социальные предпосылки трактата «De re publica». Цицерон считал, что в условиях, когда государство погибает, может выступить один из principes, к которым он относил выдающихся людей из сенаторского сословия, и спасти государство. Концепция эта возникла у Цицерона еще в 63 г., когда он боролся с Катилиной и приписывал главным образом себе честь подавления катилинарского движения.
[с. 50] Эти положения и нашли отражение в трактате «De re publica».
Но можем ли мы вполне определенно сказать, кого Цицерон имел в виду, говоря об «управителе и умерителе государства»?
Свой вывод о том, что Цицерон имел в виду Помпея, Эд. Мейер основывает на письме к Аттику, относящемуся к 49 г. Цицерон пишет о нем, что он проводит время в размышлении о том, каким должен быть тот, кого он назвал в трактате «умерителем государства» (moderator rei publicae). После соответствующей выдержки из V книги своего трактата Цицерон добавляет: «Помпей наш таким не думал быть ни ранее, ни при теперешних обстоятельствах»153. Здесь нет прямых указаний на то, что Цицерон в трактате о государстве имел в виду Помпея, но по контексту можно допустить, что ранее Цицерон возлагал на него большие надежды. О том, что Цицерон мог иметь в виду и себя, можно заключить из письма его к брату Квинту, где он рассказывает, что, когда написанные части читались в присутствии Саллюстия, последний сказал, что о государстве Цицерон должен был говорить с большим авторитетом, ибо он не какой-нибудь Гераклид Понтский, а консуляр, сыгравший большую роль в политической жизни. Цицерон пишет, что он был убежден Саллюстием (admonitus sum)154.
|
|
|
По-видимому, первоначально Цицерон решил, основываясь на греческих авторах, написать общие рассуждения о наилучшем государстве и наилучшем гражданине. Обстановка и советы окружающих способствовали «актуализации» его произведения. Рассуждения об идеальном правителе навеяны были разговорами о необходимости и неизбежности диктатуры Помпея. Наиболее решительные выражения об умиротворителе относятся, может быть, к 52 г. Тогда же были соответствующим образом отредактированы I и II главы и написаны главы V и VI, в которых дана вполне определенная характеристика кормчего и управителя государством, когда последнее находится в бедственном состоянии. Но черты, которыми наделен идеальный правитель, далеки от индивидуальных особенностей Помпея; нигде, например, у Цицерона не говорится, что управитель — полководец, а это было ведь главное качество Помпея. Rector и moderator — человек прежде всего «понимающий ход событий», он не только практик, но и теоретик. По отзывам одного из комментаторов rector rei publicae должен быть, по Цицерону, человеком мудрым и ученым, справедливым и умеренным, а также опытным в ораторском искусстве, чтобы красноречием [с. 51] воздействовать на плебс155. Другими словами, Цицерон счел возможным наделить управителя государством теми своими чертами, какими он гордился сам.
Нет оснований говорить о какой-то теории или системе принципата, созданной Цицероном. Ее не заметили современники, ее не заметил и сам автор, и попытка Магделена восстановить эту теорию осталась в конечном счете бесплодной, хотя автору и удалось установить ряд новых моментов в толковании Цицероном понятий «princeps», «auctoritas» и др. Нельзя принять целиком положение Магделена, что «его (Цицерона) система пытается примирить республику с монархическими тенденциями его времени»156. Цицерон оставался республиканцем, сторонниками республики были и его единомышленники — оптиматы. В условиях обостренной политической борьбы ими допускалось сосредоточение власти в руках одного человека, но это положение мыслилось как временное, необходимое для восстановления аристократической республики. Лишь на основании знакомства с последующими событиями мы можем сказать, что трактат «De re publica» Цицерона важен тем, что это было одно из первых римских произведений политического характера, в котором теоретически обосновывалась возможность компромисса между оптиматами и единовластным правителем в условиях обостренной политической и социальной борьбы. Но это еще не монарх, а «правитель» и «восстановитель свободы», действующий в течение определенного времени.
Нет, таким образом, оснований находить у Цицерона оправдание монархии и считать его трактат о государстве идеологическим обоснованием положения Помпея в 54—52 гг.; что же касается понятия «принципата Помпея», то его, во-первых, мы не встретим в античной литературе. Помпея Цицерон называл princeps ciuitatis, но этот эпитет Цицерон употреблял и до 56 г.; кроме того, такое же выражение Цицерон употреблял и в отношении других консуляров157; во-вторых, даже сам Помпей не считал свое положение в государстве постоянным и рассматривал свои полномочия как временные. Соединение магистратур не было результатом заранее обдуманного плана юридического обоснования положения Помпея. Это было лишь определенным звеном в той цепи экстраординарных магистратур, которая свидетельствовала о кризисе республиканского строя и вела к замене последнего монархической системой.
Первые мероприятия Помпея, проведенные им после утверждения его консулом без коллеги, были направлены на подавление [с. 52] социального движения. После совещания в сенате народному собранию предложены были два закона. По одному из них (lex de ui) был предусмотрен разбор происшествий на Аппиевой дороге и на Форуме, определен и упрощен порядок судебной процедуры; по другому закону (lex de ambitu) были установлены строгие наказания за подкуп во время выборов158. В столицу были введены войска.
Процесс Милона, протекавший в напряженной обстановке, закончился осуждением его самого и конфискацией его имущества. Вместе с тем осуждены были и многие клодианцы, ибо совершенный ими поджог курии считался государственным преступлением. Сенаторской знати пришлось пожертвовать Милоном и отказаться от демагогических методов защиты при помощи уличных отрядов. Лишь наиболее последовательные оптиматы — Катон, Брут и Цицерон — прославляли убийство Клодия как благодеяние для государства и прилагали усилия для защиты Милона.
Свои мероприятия Помпей проводил в согласии с Цезарем, который отрицательно относился к Милону159 и, очевидно, отказался от всякой поддержки клодианцев. В «Записках о Галльской войне» мы находим лаконические замечания о событиях в Риме160. Цезарь указывает: «Когда он узнал, что благодаря энергичной деятельности (uirtute) Гнея Помпея столичные дела приведены благополучно в порядок, он отправился в Транзальпинскую Галлию»161. На основании данных Цезаря можно сделать вывод, что римские события, которые представлены нашими источниками как стечение случайных обстоятельств, находили отклик далеко за пределами Рима. Известно, что о событиях в Риме были информированы и галльские вожди, и это способствовало углублению опасного для римлян движения во вновь покоренных областях.
Таким образом, обострение социальных отношений в начале 52 г. повело к сближению Помпея с влиятельной группой оптиматов, но дружественные отношения с Цезарем еще сохранялись.
Однако согласие между бывшими триумвирами не могло быть прочным. Сближение Помпея с сенаторской олигархией более усиливало антицезарианскую оппозицию. Помпей в целях усиления своей позиции стремился привлечь на свою сторону наиболее влиятельных и даже непримиримых оптиматов.[с. 53]
|
|
|
