Принципы управления людьми 21 глава

Нет, можно! И раньше было можно, пока цари не спасовали перед бюрократами и мудраками. Русская крестьянская община не имела над собой никаких законов высшей власти, кроме приведенных выше, и в общественной и хозяйской жизни управлялась самостоятельно. Народ управлял собой сам. Как это еще назвать, если не демократией? Да, русские крестьяне не избирали всеобщим и тайным голосованием депутата, чтобы он якобы от их имени что-то там вещал в парламенте, причем сам не понимая, что- Но им этого и не требовалось, так как свои законы они устанавливали сами и каждый, подчеркнем, каждый оказывал непосредственное влияние на формирование этих законов.

Законы самоуправления в общинах были разные. Русская поговорка того времени гласила: “Что город, то и норов, что деревня, то и обычай”. Писаных законов не было, законы утверждались в виде обычаев, которые запоминались миром. Этим обычаям неукоснительно следовал каждый член общины. В этом плане каждая деревня, каждая община были отдельным государством – суверенным, как сказали бы нынешние мудраки.

Тем не менее, было несколько правил, обычаев, общих для всей России. Веками русские люди подмечали что требуется, чтобы дружно жить вместе, и в принципе они не далеко ушли от ортодоксального христианства или мусульманства. Главное – всеобщая справедливость, здесь русские не сделали никакого открытия, но интересны пути, которыми они обеспечивали эту справедливость.

Разумеется, что для России, жившей по принципу семьи, главным законом, или обычаем было то, что и община формировалась по принципу семьи, но без ее главы (отца). “Отцом” было собрание общины – коллективный орган управления, которое не было собранием представителей, каждый член общины автоматически был членом этого собрания, и его голос обладал таким весом, который и не снился, например, депутату самого старейшего в мире парламента – английского.

Из принципа русской семьи автоматически вытекал следующий принцип: ни один член общины не мог быть исключен из нее ни при каких условиях. Родился в общине либо был принят в нее – все, нет силы, способной тебя оттуда выдворить. Правда, в обычной семье отец мог отделить от себя сына, отдав ему часть имущества. А в общине, наоборот, ее член мог уйти из общины только добровольно, но ничего из общего имущества ему не полагалось. И тот, и другой принципы сохраняли справедливость, только в разных условиях. И в семье, и в общине человек был спокоен: какие бы решения не принимал отец или община, никакую несправедливость по отношению лично к нему никто не допустит.

Принципом семьи определялась еще одна особенность: община весьма пренебрежительно относилась к священному праву личной собственности вообще и крайне негативно к личной собственности на землю. У члена семьи не должно находиться в личной собственности то, с помощью чего существует вся семья. Непризнание личной собственности на землю – священная русская идея, пронесенная через тысячелетие. Собственность – только общая, земля должна находиться в распоряжении того, кто ее обрабатывает.

Еще один русский принцип, единый для всех общин: решение на собрании общины могло быть принято только единогласно. Община не утруждала себя подсчетом голосов. Если хоть кто-то был против, решение не принималось.

О возможности существования такого принципа парламентские мудраки и не подозревают. Действительно, как внедрить этот принцип? Ведь это тупик. Парламент не примет ни одного решения. В парламентах это невозможно, хотя сотни тысяч русских общин на протяжении тысячелетия существовали по этому принципу.

Необходимо понять следующее. Русский мужик, как и русский человек вообще, истинный демократ, то есть он всегда считал, что общественный интерес выше личного, причем не только считал так, но и руководствовался этим принципом. И на мирских сходках крестьяне исходили именно из интересов общины, следовательно, разногласий быть не могло. А парламент – это арена борьбы личных интересов, даже если это личные интересы групп, партий или слоев населения. Эти интересы различны, поэтому невозможно достичь единогласия.

Для крестьянина община – дом, в котором живет он и будут жить его дети. Разорение общины – разорение его лично. Крестьянин отвечал своей судьбой за принятое им решение. А в парламентах, особенно советских и постсоветских, депутаты за свои решения лично не отвечают, поэтому могут позволить себе голосовать за что угодно.

Крестьянские сходки, особенно по запутанным вопросам, могли длиться много вечеров подряд и порой принимали весьма грубую (на грани драки) форму. Там не стеснялись, обсуждая любые мелочи, даже если они затрагивали деликатные стороны чьей-либо жизни, которые в обычное время обсуждению не подлежали. Общинная проблема буквально выворачивалась наизнанку, рассматривалась абсолютно со всех сторон до тех пор, пока каждый член общины не начинал понимать, что предлагаемое решение – единственное, пусть его лично оно и не устраивает. И решение принималось только тогда, когда успокаивался последний спорящий. (С этих позиций сегодняшние парламентские бдения выглядят крайне позорно. Депутаты собираются обсуждать тяжелейшие государственные вопросы, но начинают с того, что договариваются, когда закончить свое собрание. А кто сказал, что этого времени хватит? Ведь вопрос еще и не начинали обсуждать!)

А могло ли быть так, что, несмотря на длительность обсуждения, какой-либо член общины, преследуя личный интерес, все-таки не соглашался? Да, могло. В этом случае, устав от споров, 200 или 300 человек могли уступить одному и принять решение, выгодное только этому человеку. Но община – не институт благородных девиц, •е члены – занятые тяжелой работой и достаточно решительные люди. Человеку, который пошел против мира, никто и ничего не Прощал. Он обязательно расплачивался за свою дерзость и часто вынужден был из общины уходить. У него происходили неприятности: тонула в болоте корова, сгорало сено, внезапно ломалось колесо подводы и так далее, пока человек не начинал понимать смысл поговорки: “Против мира не попрешь”.

Кулаки-мироеды всегда строили свои дома в центре села, поблизости от других домов, чтобы при пожаре пламя отих горящего дома перебросилось на соседние дома, зная, что только в этом случае их не подожгут.

А что давало единогласие при принятии решений отдельному человеку? Гарантию того, что твоим голосом, твоим личным интересом никто не пренебрежет. Поскольку в интересах общества учитывать интересы всех. Никто не прекратит прения, не выслушав твоего мнения. Можно много болтать об уважении к каждой отдельной личности, а можно уважение к ней ввести в закон. Можно утверждать, что раз в государстве свобода слова, значит это цивилизованное государство, забывая, что свобода слова без обязанности слушать – забава для мудраков. Что толку говорить, если тебе никто не собирается внимать? Крестьянская община России в отличие от подавляющей части российской интеллигенции, предпочитающей “мудрачествовать” на западный манер, это понимала.

Еще одно правило, общее для всех крестьянских общин, – соблюдение справедливости при распределении средства своего существования – земли. Способы распределения у общин были разные.

И наконец, общей для всех общин была коллективная ответственность по внешним обязательствам, по обязательствам уплаты налогов и поставок рекрутов в армию. Если, к примеру, в общине было 200 человек, обязанных платить подати царю, то ни один из них непосредственно свои положенные 12 рублей в налоговое ведомство не носил, все 2400 рублей платила община, а затем уже раскладывала эти деньги на членов общины.

Так же и с набором рекрутов. Если, к примеру, полагалось выставить в армию одного человека из 100, то военное ведомство не искало этих людей по деревням и селам. Общины сами определяли, кому служить, причем часто стремились купить рекрута на стороне, то есть найти здорового холостого мужчину, чтобы он за огромные по тем временам деньги, собранные миром, согласился пойти в солдаты. Если такого найти не удавалось, мир решал, из какой семьи взять солдата. И деньги выплачивались ему. Решение общины, “приговор мира” в этом случае обжалованию не подлежал, выбранного новобранца могли доставить к призывному пункту без его согласия, связанного.

Община выполняла свои обязательства добросовестно и требовала к себе такого же отношения. Если помещики или чиновники, нарушая законы и обычаи, наносили общине обиды, а законным путем добиться справедливости не удавалось, то община решалась на крайние меры. Одной из таких мер был бунт. Между тем и цари понимали, что причины бунта часто кроются в действиях властей, понимали, что пролитая кровь может вызвать огромное количество ответной. Поэтому при вспышке бунта государство всегда старалось погасить его без крови, пока это еще было возможно. Характерно, что орденом Св. Владимира, четвертая степень которого давала право на потомственное дворянство, награждались те офицеры и чиновники, которые могли прекратить крестьянские волнения, не прибегая к оружию. Это требовало мужества, так как возмущенная община переставала жалеть и свою, и чужую кровь.

Иногда община, не прибегая к бунту, могла сделать следующее.

Несколько мужчин убивали ненавистного помещика с семьей, а его дом поджигали. Затем они шли и сдавались властям. В России к смертной казни приговаривали в исключительных случаях. Поэтому суд приговаривал крестьян к какому-то сроку каторжных работ и ссылке в Сибирь. Брачные узы считались священными, тогда верили, что браки совершаются на небесах и не людям их разрывать. Поэтому согласно существовавшему закону семьи осужденных при желании отправлялись за казенный счет к месту каторги и ссылки, им также за счет казны назначалось содержание. Помимо этого, крестьяне регулярно собирали деньги и отправляли их осужденным, поскольку в их глазах это были не преступники, а герои, пострадавшие за мир.

Итак, русские люди были объединены в самоуправляемые общины, хотя и имевшие обязательства перед государством, но по небольшому перечню вопросов. Община в ряде случаев была способна эффективно защитить свой суверенитет перед кем бы то ни было, как это может сделать только семья.

Приоритет таких духовных ценностей, как преданность обществу, готовность к самопожертвованию ради него, обостренное чувство справедливости и пренебрежительное отношение к догматам материальных ценностей типа неприкосновенности частной собственности, личной собственности на землю определяли различия в поведении русских людей и людей западного мировоззрения.

Много веков подряд русские расселялись по всей земле, осваивая новые необжитые места. То же делали англичане, французы, немцы. Они так же переселялись в Америку, Африку, Австралию. Но те и другие делали это по-разному. Скажем, европейские переселенцы заселяли североамериканские прерии. На выделенном им участке земли они строили дом и ферму, устанавливали дружеские связи с соседями для совместных действий против общих напастей. Налог они платили в зависимости от количества находившейся в их владении земли; с течением времени часть из них разорялась, их землю скупали более удачливые соседи, а менее удачливые становились городскими и сельскими пролетариями. Это соответствовало образу мыслей западного человека, в этом не было ничего, что беспокоило бы его совесть.

Русские поступали иначе. Крестьянская община, получив выделенную ей землю (для всех), прежде всего выбирала удобное место для села или деревни. Каждой семье отводился участок под усадьбу. Участки нарезались рядом друг с другом, образуя улицу или улицы будущего села. Одновременно община учитывала, что семьи будут расти и делиться, в связи с чем ей оставляли резерв для будущего развития. Оставшаяся земля делилась на три части: луга, пастбища и пахотная земля. Могла быть и четвертая часть – лес. Всей этой землей община пользовалась сообща.

На земле, выделенной под усадьбы, всем миром строились дома для всех. Весь скот села единым стадом выпускался на пастбища. С пахотной землей и лугами дело обстояло сложнее. Пахотная земля, во-первых, делилась по качеству: пригорок или низина, в одной больше глины, в другой песка и т.д. В разных общинах землю подразделяли на разное количество сортов, иногда до 15. Далее землю делили на участки – наделы исходя из следующих соображений. Налогом (податью) среди крестьян облагались только лица мужского пола, но зато все: и стар, и млад. Перепись населения производилась каждые семь лет. Зафиксированное в переписи число лиц мужского пола оставалось для налогов единым на весь этот период. То есть фактически податью облагались не отдельные люди, а вся община. Количество мужчин было просто численной оценкой налогоспособности данной общины.

Если на момент переписи в общине было сто мальчиков, мужчин и стариков, а подать на одного составляла 12 рублей в год, то общую подать в сумме 1200 рублей нужно было платить в течение семи лет. Со сбором налогов внутри общины должен был разобраться сам мир.

В каждой общине это происходило по-разному, но принцип был один: мир не требовал от человека заплатить налог, если не предоставлял ему землю, чтобы этот налог заработать. Чаще всего каждый сорт пахотной земли делился в соответствии с числом налогоплательщиков. Это был надел. Очевидно, что один надел мог состоять из полосок земли разного сорта в количестве до 15. Кроме того, полоски располагались на трех полях: яровом, озимом и пару. (Над этим потешались мудраки сначала в Петербурге, а потом в Москве и Ленинграде, но надо понимать, что прежде всего неразумность такого деления понимали и сами крестьяне, но справедливость была для них выше этой нецелесообразности.)

Наделы распределялись между семьями, но не поровну, а по “силе” каждой семьи, то есть в зависимости от того, сколько она имела рабочих рук для обработки земли. Скажем, в семье было четыре лица мужского пола: отец и три малолетних сына. Формально она имела право на четыре надела или надел четырехкратной величины. Но община могла выделить им всего лишь два, так как фактически в этой семье некому было обрабатывать землю, а следовательно, была мала вероятность, что семья способна внести в общинную кассу свою часть податей. А другая семья, в которой из мужчин только отец, но три взрослые незамужние дочери, могла получить не один, а три надела.

В промежутках от переписи до переписи состав семей мог меняться: мальчики взрослели, дочери выходили замуж, старики умирали. Община ежегодно оперативно реагировала на эти изменения. У ослабевших семей наделы изымались и передавались тем семьям, которые входили в силу. Никаких условий получавшим землю не ставилось, разве что заплатить предыдущему владельцу за улучшения, скажем, за новую изгородь. Свято исповедовался принцип: землей владеет только тот, кто ее обрабатывает.

В некоторых губерниях велся более точный учет силы семьи: мальчик в возрасте 10 лет получал право на 0,25 надела, 12 лет – 0,5 надела, 14 лет – 0,75 надела, мужчина с 20 до 55 лет мог получить до двух наделов, но с 55 лет – всего 0,5 надела, а после 60 лет крестьянин освобождался и от земли, и от подати. Очень редко, но бывало, что общины делили землю по едокам, то есть пропорционально составу семьи.

В других общинах для уменьшения числа полосок земли, приходящихся на один над ел, тщательно определяли прибыль, которую может дать одному работнику земля того или иного качества. Пропорционально этой прибыли отмерялась длина шестов, которыми мерили землю разного сорта, то есть в одном наделе земля была похуже, но ее было больше, а в другом получше, но меньше. Кому какой надел отдать, решал жребий, вообще в России он применялся практически в любом случае, когда надо было что-то делить.

Многие русские исследователи, жившие на селе в прошлом веке, предсказывали развитие общины в направлении коллективного хозяйства, но, конечно, не в такой бюрократизированной форме, как колхозы в их окончательном виде. Действительно, во многих общинах выделялись специальные поля, которые обрабатывались всем миром. Собранный урожай иногда делился, но чаще шел на уплату налогов, в помощь немощным, в общем на социальные цели. Иногда для этого у помещика арендовалось поле или вся усадьба.

Разумеется, никто в общине не мог продать свой надел, правда, он мог сдать его в аренду. Но община могла продать часть земли, она же могла и купить ее, пополнив свой земельный запас.

Покос также нередко проводился коллективно, хотя в те годы и луга могли разделить на полоски, чтобы каждый сам себе косил. Но некоторые общины разбивались на артели и делили луга по числу артелей и людей в них. Затем артель дружно косила весь луг, ставила и равняла стога по числу людей, а затем по жребию делила готовое сено.

Община обеспечивала каждому члену право на труд без всяких “если”. Хотел человек работать, – община предоставляла ему для этого равные со всеми условия. Община была и органом социального обеспечения. Обычно немощные старики доживали свой век у детей, а дети-сироты взрослели у близких родственников. Но случалось, когда и старики, и дети оставались одни. Чаще всего в этом случае они “шли по миру”, то есть жили в каждой семье общины по очереди определенное время, скажем, неделю, а одевались на общинные деньги. (Кстати, хотя это звучит цинично, но до отмены рекрутских наборов особую ценность для общины представляли мальчики-сироты, за их здоровьем, здоровьем будущих солдат, особенно следили.)

Но были и другие способы. Старики могли получать еду и корм для скота, собранные “по миру”, а могли просто жить в своей избе, и члены общины регулярно носили им готовую пищу. И это не было подаянием: община обязана была содержать своих немощных членов, и тот, кто принимал помощь, не унижался, чтобы ее выпрашивать.

Община собирала больше денег, чем требовалось государству. Эти деньги шли на те же цели, которые и сейчас преследует государство, увеличивая налоги. Община запасала хлеб, строила школы и нанимала учителей, а если была сильна, то врачей или фельдшеров. Фактически крестьянин тратил на налоги больше, чем предусматривалось правительством, но эту разницу устанавливал он сам и тратил ее тоже сам. Центральное правительство получало деньги за то, что могло сделать только оно. Остальное оставалось в общине и в руки бюрократии не попадало. Это важно отметить, чтобы понять конечные цели борьбы бюрократии с общиной.

Во всех русских общинах существовала система взаимопомощи. Особенность ее состояла в том, что каждый, к кому обращались за помощью, оказывал ее, но не от душевной щедрости, а потому что обязан был помочь. Эта помощь (по-старому помочь) делилась на три категории.

В первом случае каждый, кого приглашали помочь, помогал, не рассчитывая на поощрение. Как правило, речь идет о тяжелых случаях, когда член общины бедствовал из-за обстоятельств неодолимой силы, скажем, наводнением снесен дом. Тогда те, кого он просил, или вся община шли строить дом, и никто не вправе был ничего за это требовать.

Во втором случае член общины звал на помощь, если затеял дело, которое стало ему не по силам: решил построить мельницу или запахал столько земли, что не в состоянии убрать урожай, или внезапно умер муж, а жена решила сама убрать урожай со своего надела и не отказываться от него. В этом случае каждый, кого звали, был обязан помочь, но хозяин должен был устроить ужин с выпивкой (отсюда и все наши бутылки во взаиморасчетах).

В третьем случае речь идет скорее не о помощи, а о найме в условиях, когда патриархальные отношения не позволяли отдать и принять деньги за работу. Скажем, кулак или помещик, приглашая на уборку урожая, обязан оговорить, что будет в конце: ужин с выпивкой или еще и танцы. Кого это не устраивало, тот мог не идти.

Системой взаимопомощи крестьяне обманывали Бога. Дело в том, что в страду каждый день был дорог, а в воскресенье Бог запрещал работать, нужно было отдыхать. Но ведь запрещал-то он работать, а не помогать! Вот и помогали каждое воскресенье с июня по сентябрь, теряя сознание к вечеру от усталости.

Отметим разницу между русской крестьянской общиной и ее пародийной копией – колхозом.

Первое. Колхозы строились по марксистской догме, согласно которой крестьянин должен стать пролетарием – наемным рабочим: приходить на работу в 7 часов утра, добросовестно делать то, что ему приказало начальство, и, получив за это деньги, уходить, а дальше – хоть трава не расти. Эта догма сделала скотиной рабочего в промышленности и крестьянина в сельском хозяйстве. Марксизм базируется только на законах экономики, не учитывая, что людьми надо еще и управлять, то есть задавать им, работникам, определенное поведение.

Русская крестьянская община, будучи более коммунистической, чем мог мечтать сам Маркс, учитывала законы поведения людей. Крестьянин, работая в общине, на наделе принадлежавшей общине земли, получал за свой труд не зарплату от начальника, а конечный результат своего труда в полном объеме и натуральном виде.

Второе. Община была суверенной, и никто не вмешивался в ее дела. Колхоз – это предприятие, где властвует бюрократия, это предпоследняя победа бюрократии в сельском хозяйстве. (Последней победой станет развал колхозов.)

В остальном идеи общины и колхоза совпадают, да и не могут не совпадать, так как община шла к коллективному труду, а колхозы строились на общинных принципах.

Итак, подытожим изложенное, позволив себе повторить сказанное (повторение – мать учения).

Народ – это население страны и будущие поколения. Государство – это население, законодательная и исполнительная власти. Цель государства – защитить народ. Государство защищает себя руками и жизнью населения. Команды населению по защите народа дает законодательная власть, организует население на эту защиту исполнительная власть.

Первоначально демократия в России строилась по следующей схеме. Царь – законодательная власть и глава исполнительной власти – брал на себя обязанность дать населению команды по защите народа и организовать население на исполнение этих команд только в тех случаях, когда оно само себе таких команд дать не могло: по защите народа от внешнего врага, уголовника (на всей территории России); по защите интеллекта народа – подготовка научных и инженерных кадров, проведение научных исследований; по экономической защите – создание государственной промышленности; по защите граждан России за рубежом. В остальных случаях население России, объединенное в общины, команды по своей защите давало себе само.

Можно оспаривать целесообразность отдельных элементов устройства России (крепостное право, монархия и т.д.). Но нет причин утверждать, что российская идея управления была порочной в отношении осуществления демократии (власти народа). Она была абсолютно верной. Мало провозгласить власть народа, нужно дать народу способы управлять.

Население (крестьяне) не вмешивалось в вопросы управления, если не могло их понять (управление армией, внешней политикой и т.д.), и не избирало из своей среды депутатов, чтобы те решали эти вопросы. А правительство не вмешивалось в те вопросы, в которых оно было некомпетентно: управление общинами, их экономические и социальные дела. При этом государственный аппарат был минимален, а значит, и расходы на него, и налоговое бремя на народ. Подавляющая масса военных и гражданских чиновников действительно отвечала за нужное народу Дело, и налоговые расходы на них были оправданы.

Но в России уже созревали две силы, для которых демократия в принципе неприемлема: буржуазия и аппаратная бюрократия.

Здесь автор правит марксизм, и хотя он сам не любит ничего сложного, тем не менее считает, что Маркс сильно упростил вопрос борьбы в обществе. Считать, что мы имеем только два класса-антагониста: рабочих и капиталистов, недостаточно. Согласно марксистской теории, бюрократия – порождение буржуазных отношений и по пути движения к коммунизму она исчезнет. Но мы на примере истории СССР убедились, что это далеко не так. Дело в том, что эти две силы основываются на разных фундаментах: действия буржуазии подчиняются законам экономики, а действия бюрократии – законам управления. Объект грабежа у них один – народ, а способы разные: буржуазия отнимает у труженика часть труда в виде прибавочной стоимости, а бюрократия – в виде налога и взятки. Но дерут-то они шкуру с одного барана.

Они враги друг другу, конкуренты по объекту грабежа, но могут стать на время союзниками, чтобы сломить сопротивление тех, кого собираются грабить. Когда сопротивление сломлено и начинается сам грабеж, они снова становятся врагами и, как ни странно, могут стать союзниками народу (по принципу враг моего врага – мой друг), уничтожая с его помощью конкурента. В этом “классическом” треугольнике народ – буржуазия – бюрократия все ненавидят друг друга, но все стараются использовать друг друга в борьбе со своим врагом.

Возьмем современную историю. Ельцин – вождь бюрократии, во имя ее целей разваливший Советский Союз. При этом он обещал сытую жизнь буржуазии, и она выступила как его верный союзник, хотя по своей сути буржуазия интернациональна. Буржуазия деньгами и боевиками поддержала Ельцина на баррикадах Белого дома и позволила его бюрократии разместиться в креслах чиновников бывших союзных ведомств. Но бюрократы очень быстро поняли, что налоги с народа и выплачиваемые из них оклады обеспечивают весьма скромную жизнь. Тогда они занялись поборами (взятки) с буржуазии. Та взвыла, буржуазные партии и объединения даже оказались в оппозиции к Ельцину. Однако как только Верховный Совет России начал подготавливать вопрос об освобождении Ельцина от должности, буржуазия снова не раздумывая бросилась ему на помощь, покупая телевидение, демонстрантов, а затем и боевиков для расстрела Верховного Совета. Буржуазия и бюрократия ненавидят друг друга, но больше всего они ненавидят власть народа – демократию, понимая, что они и демократия несовместимы.

Вернемся к крестьянской общине, к миру. Крепнущая буржуазия и формирующаяся среди чиновников аппаратная бюрократия, не отвечающая непосредственно за защиту народа, начали боевые действия против русского мира, и это естественно.

Чем не устраивала община буржуазию? Буржуазии, чтобы собирать с народа свою долю прибавочной стоимости, нужно получить в собственность средства производства, а для крестьян это земля. Следовательно, буржуазии требовалось, чтобы земля общин поступила в продажу, но для этого нужно было уничтожить общины.

А чем буржуазия не устраивала крестьян? Ведь отбирал же у них прибавочную стоимость в виде податей царь, в виде оброка помещик! Почему же нельзя буржуазии? Царь брал деньги для защиты крестьян, и дворянин, по первоначальной идее, брал для этого же. А буржуа, кулак или капиталист брал деньги лично для себя и на защиту народа тратить их не собирался. Это грабеж в чистом виде.

С бюрократией вопрос обстоит сложнее. Дело в том, что она плодится, жиреет, грабя народ, эксплуатируя идеи о его якобы еще лучшей защите. Технически это делается так. Какие-нибудь чиновники, отчаявшиеся сделать быструю карьеру и не слишком обремененные обязанностями по действительной защите народа, вытаскивают идею о какой-либо его дополнительной защите. Например, в России бывает много пожаров, и убытки от них огромны. Мудраки активно доказывают, что такой вопрос нельзя оставить без государственного вмешательства, организуют кампанию и, расталкивая друг друга, спешат показать свою мудрость и знание жизни. Царь или правительство, не вникая в суть вопроса, в то же время искренне хотят предотвратить народные убытки. Поэтому они на деньги казны, деньги налогов нанимают чиновников и мудраков подготовить соответствующий документ, затем утверждают этот документ и опять за деньги народа нанимают новую бюрократию, чтобы она следила за исполнением правил, заложенных в документе. При этом никто не задумывается, что убытки от пожаров несет не казна, а люди, никто у этих людей не спрашивает, нужны ли им эти правила, эти чиновники и контролеры. У них забирают деньги и платят новому отряду аппаратной бюрократии, утверждая при этом, что все делается для их же блага.

Царю или другому законодателю необходимо выработать собственное понимание вопроса, чтобы не попасться на бюрократическую провокацию. Для этого надо понимать, что такое бюрократия. Но кто это понимал и понимает? Правда, далеко не все цари верили своей бюрократии, но ее коварству не могли ничего противопоставить.

Отвлечемся немного от вопросов, связанных с общиной, и посмотрим, как действовала бюрократия в недрах самого государственного аппарата. Легкость, с которой множится бюрократия, особенно характерна для контролирующих организаций, умеющих еще в момент создания завуалировать цель своей деятельности. Парадокс заключается в том, что их бессмысленность для Дела ясна, но начальник, использующий бюрократический механизм управления, не может жить без контроля.

Приведем пример. Николай I усмотрел различные недостатки в составе чиновников, их продвижении по службе. Кроме того, были очевидны различные злоупотребления, связанные с назначениями и перемещениями чиновников в необъятной России, присущие самому бюрократическому механизму. Строго говоря, царь должен был потребовать от министров конечных результатов их работы, не вмешиваясь в вопросы подбора кадров. Но он решил улучшить дело по-другому: приказал разработать правила подбора кадров и учредил контроль за точным выполнением этих правил. Для этого в 1846 году был создан Инспекторский департамент, по поводу которого Николай I писал: “Цель достигнута: порядок, отчетность заменила беспечность и злоупотребления различного рода”. Департамент быстро разросся и вскоре уже бодро рапортовал царю: “Четырехлетний опыт доказал, что высочайшая мысль принять в державную руку Вашу нить управления... принесла пользу во многих отношениях: а) все, что не имело общности, что исполнялось отдельно, пришло к возможному единству; б) Устав о службе гражданской получил должную силу...; в) поступление на службу, увольнение от оной, переход из одного ведомства в другое, производство в чине... совершаются ныне на положительных началах системы центрального управления в одинаковом общем порядке”.

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: