Психология атеизма: психоаналитическая трактовка

Как известно, фрейдовская критика веры в Бога исходит из того, что вера имеет психологическую природу и потому не заслуживает доверия. Имеется в виду, что Бог – всего лишь проекция глубинных бессознательных желаний человека; Бог есть исполнение желания, связанного с детской потребностью в защите и безопасности. Эти желания часто не осознаются, поэтому, если человек отрицает такую интерпретацию, его словам не стоит доверять. Заметим, что Фрейд, разрабатывая этот подход, повысил значимость обращения к чувствам (ad hominem argument). Фрейд проясняет свою позицию в работе «Будущее одной иллюзии» (“The Future of an Illusion”; 1927; Зигмунд Фрейд, в сб. «Неудовлетворенность культурой», М., «Московский рабочий», 1990):

«Религиозные представления вышли из той же потребности, как и все другие достижения культуры, – из необходимости защитить себя от подавляющего превосходства природы» (с. 116). Таким образом, религиозные верования – это «иллюзии, исполнение древнейших, сильнейших, настоятельнейших чаяний человечества.... Мы уже знаем, что пугающее впечатление детской беспомощности пробудило потребность в защите любовью, потребность, нашедшую свой объект в лице отца.... Благим управлением божественного провидения умаляется страх перед житейскими опасностями…» (с. 124).

Давайте рассмотрим эту аргументацию внимательней. Она чрезвычайно слаба, хотя атеисты и скептики принимают ее на ура.

Пункт первый: из умозаключений Фрейда следует, что доводы против религиозной веры в равной степени относятся и ко всем остальным достижениям цивилизации. Если психическая природа интеллектуальных достижений сводит на нет их реальную ценность, то физика, биология – не говоря уже про сам психоанализ – имеют то же самое уязвимое место.

Во втором параграфе звучит еще одно странное утверждение: Фрейд называет стремление обрести защиту и руководство любящего Отца «древнейшим и настоятельнейшим чаянием человечества». Но если это желание действительно столь сильное и древнее, то следовало бы ожидать, что роль бога как благосклонного отца будет подчеркиваться и в дохристианской религии. Однако это далеко не так – и для язычества средиземноморского мира, и, скажем, для таких известных религий, как буддизм и (большей частью) индуизм. А существенная особенность иудаизма и особенно христианства состоит именно в отношении к Богу как любящему Отцу.

Но оставим эти логические неувязки и рассмотрим проективную теорию Фрейда в ином аспекте. Дело в том, что эта теория не является неотъемлемой частью психоанализа и поэтому не может претендовать на поддержку психоаналитической теории в целом. Это, можно сказать, всего лишь отдельный вопрос. На самом деле, критический подход Фрейда к религии связан его личностными особенностями; это своеобразный метапсихоанализ – некая концепция, основанная на осмыслении личного опыта, слабо связанная с фрейдовскими клиническими представлениями. Если провести разграничение и отделить проективную теорию от основной части психоаналитической теории Фрейда, становится понятна ее широкая популярность за границами психоанализа. Приведем пару свидетельств в пользу этого подхода к проективной теории.

Во-первых, сама теория появилась гораздо раньше: ее ясно изложил Людвиг Фейербах в книге «Сущность христианства» (1841, 1957). Толкование Фейербаха было широко известно в кругах европейских интеллектуалов, а юный Фрейд читал Фейербаха запоем (см. Gedo & Pollock, 1976, с.с. 47, 350). Приведем несколько типичных цитат из Фейербаха:

«Человек потерял – выражает ли он это словами, тем самым осознавая, или же неосознанно – потерял своего Бога (1841, 1957, p. 33). Человек проецирует свою природу на окружающий мир, пока не найдет ее внутри себя (с. 11). Жить в проецируемых мечтах-образах – вот сущность религии. Религия приносит реальность в жертву проецируемым мечтам... (с. 49)». Можно привести и другие примеры, когда Фейербах описывает религию в «фрейдистских» терминах – как исполнение желаний и т. д. Заслуга Фрейда состоит в том, что он эту теорию воскресил, изложил гораздо красноречивей и опубликовал – уже в те времена, когда ее потенциальная аудитория значительно расширилась. Кроме того, подразумевалось, что открытия психоанализа и сама психоаналитическая теория серьезно подкрепляют эту концепцию. В «Будущем одной иллюзии» Фрейда влияние Фейербаха проявляется в таких понятиях, как «подавляющее превосходство природы» и «пугающее впечатление детской беспомощности».

Другое свидетельство того, что проективная теория не стоит на психоаналитическом фундаменте, мы получаем непосредственно от Фрейда, из его собственных уст. В 1927 году он пишет своему другу Оскару Пфистеру (Oskar Pfister) – ревностному протестанту, пастору и в то же время одному из первых психоаналитиков:

«Давайте скажем с полной откровенностью о том, что взгляды, выраженные в моей книге [«Будущее одной иллюзии»], не входят в аналитическую теорию. Это мои личные взгляды» (Переписка Фрейда и Пфистера, 1963 г., с. 117). Таким образом, проективная теория Фрейда – это очередная, несколько иная интерпретация веры в Бога; несмотря на явно психоаналитический характер, это всего лишь переработка проективной теории Фейербаха – и довольно небрежная интерпретация Фрейдом идеала эго. Сама концепция суперэго, в том числе идеального «Я», есть «продолжение Эдипова комплекса», проекция идеализированного отца – возможно, Бога-как-Отца (см. Фрейд, 1923, 1962, с.с. 26-28; с. 38).

Отметим далее, что идеал эго не привлекает особого внимания Фрейда и не получает дальнейшего развития в его работах. Более того, идеал эго вполне можно интерпретировать как заимствование из проективной теории Фейербаха. Итак, в психоанализе нет существенных теоретических обоснований в пользу того, что вера в Бога – невротичное проявление. Фрейд или использует гораздо более раннюю фейербаховскую проективную теорию (или, по-другому, «теорию иллюзии»), или же включает концепцию Фейербаха в свое понятие об идеале эго. Возможно, именно поэтому Фрейд пишет Пфистеру, что «Будущее одной иллюзии» нельзя считать неотъемлемой частью теории психоанализа.