 |
С угрожающими улыбками на устах 6 глава
|
|
|
|
– Тристан скажет тебе, кто я, – сказал незнакомец.
– Кот? Кот Игрун? – сказал я, повернувшись на голос, но голос уже исчез. Кот исчез.
Снова это кошмарное ощущение. Эта пустота.
Я свесился с балкона, ища глазами Дездемону. И была она там, вся в дыму и крови, и уже уносилась прочь, в дым и кровь. И я не мог ей помочь. Я не смог, мать твою, ей помочь! Ее обезображенное шрамами лицо заволокло туманом, оно растворялось в нем, словно в грезах любви, в толпе, в Вирте.
Я терял ее.
Терял.
То, что нам хочется больше всего, то, что от нас ускользает.
Я бросился к лестнице и слетел вниз, перепрыгивая через три ступеньки, увертываясь от танцующих – вниз к танцполу и исчезающему, блекнущему силуэту сестры. Я ворвался в тусовку, но на этот раз сквозь толпу было не протолкнуться. Кажется, я отшвырнул с дороги какого-то бедного призрака, когда продирался между людьми. Мир закрывался, и я влетел прямо в руки Бриджит.
Бриджит!
Этот дымный силуэт, который я видел на краю, сверху; теперь она была у меня в объятиях, и дым поднимался с ее кожи, гораздо сильнее и гуще, чем я привык, и ее глаза были в пятнах теней, и источали понимание. Она вырвалась от меня, обратно в объятия ее партнера по танцу, красивого мальчика с вьющимися каштановыми волосами.
– Бриджит! – воскликнул я.
– Нет, – ответила теневая девушка, и может быть это и вправду была не она. Может быть, я просто грезил.
– Ты просто грезишь, – отозвался голос у меня в голове. Но это был голос Бриджит. Она думала, обращаясь ко мне сквозь Теневые волны, и выглядела как призрак вчерашнего дня. Я уловил лишь мимолетный проблеск узнавания у нее в глазах, а потом она исчезла, растворившись в волне дыма.
И на ее месте возникло другое лицо – лицо все в шрамах. Лицо Мердок. Полицейской. Покусанной собакой. Пронизывающей. Реальной.
|
|
|
Она двигалась сквозь толпу, как демон.
Тяжелые утраты
Куда ты бежишь, когда в твоей жизни появляется скверная девушка? Может быть, ты бежишь домой к мамочке. Может быть, к очередной любовнице. Или, может быть, в твою жизнь, как это случилось со мной, врывается Битл – некто могущественный и сильный, даже если он в тот момент вглухую отъехал от чрезмерного злоупотребления дешевыми перьями Ленточного Червя.
Я рванулся на лестницу, снова преодолевая по три ступеньки за раз и не обращая внимания на возмущенные крики танцующих, и влетел прямо в руки главного Райдера. Когда я проорал ему на ухо эти плохие новости, вирт-пелену из глаз Битла как будто корова языком слизала. У меня сразу возникла ассоциация с плотными шторами, распахнутыми навстречу великолепному солнечному дню. Он вскрыл пару Джэммерсов уже на ходу. Схватил меня за руку и потащил сквозь тусовку, распихивая и отталкивая танцующих.
– Битл! А как же Мэнди?! – выкрикнул я на бегу.
Но Битл уже отъехал. Джэм вставил ему, и он лихорадочно сканировал взглядом пространство в поисках выхода наружу.
– Нельзя ее здесь бросать, Битл!
– Малышка сама в состоянии разрулить ситуацию, – короткий вдох, и затем: – Здесь должен быть черный ход.
Мы продрались сквозь толпу, исключительно благодаря силе ругательств Битла и заджэмованной энергии в его кулаках. Я услышал крик снизу:
– Прочь с дороги! Полиция!
Примерно так.
Вы когда-нибудь видели копа, который пытается прорваться сквозь тусовку танцующих граждан-полулегалов? Я полагаю, что в этом смысле у Мердок были очень нехуевые проблемы. Так что отсоси, милая! Я оказался прямо напротив столов с едой, и Барни, шеф-повар, одарил меня сияющим взглядом.
– Тебе понравилась моя еда, Ежик?
Я сказал ему, что он – Король Пира, и что ангелы вкусили от его щедрот. Он указал нам на заднюю дверь.
|
|
|
– Вот выход, Ежик, – сказал он. – Приятного аппетита.
И мы загремели вниз по тяжелым ступенькам блестящей стальной лестницы – пожарному выходу в небеса. Мы с Битлом, снова вместе, как в добрые старые времена. Явственное ощущение полета... наверное, это сказывались остатки принятых Крыльев Грома. Потом мы оказались внизу, на глухой улочке, и побежали, как черти от ладана.
Наверное, у меня не особенно получается об этом рассказывать. Но я прошу, чтобы вы мне поверили. Вот он я – в окружении винных бутылок и манекенов, солонок и клюшек для гольфа, машинных двигателей и вывесок пабов. В этой комнате – тысяча разных вещей, и я был просто одной из них. Свет едва пробивался сквозь окна, забитые листовым железом, и я пытался выплеснуть все это на убитом, по-настоящему древнем текстовом процессоре, каких теперь просто не делают, и с трудом находил слова.
Иногда слова просто не получаются.
Иногда слова просто не получаются!
Поверьте мне хотя бы в этом. И доверяйте мне, если можете. Я стараюсь изо всех сил, чтобы рассказать вам правду. Просто бывает, что иногда мне становится слишком тяжело...
Вот так мы потеряли Дездемону.
Нет. Нет, пока еще – нет.
Самое странное, что касается нашего ночного бегства: Битла я чувствовал лучше, чем себя самого. Я не знал, где я. Но Битл был всегда, во все времена – очень четко и ясно. Я следил за его продвижением, словно через увеличительное стекло – наблюдал, как он несется, сломя голову, в темноте.
Я сам был только тенью Битла, приставшей к его пламени, когда мы с ним бежали по темной аллее, на задах ресторана «Сливи Тув». Что-то тяжеловесное и громоздкое колотилось у меня в кармане, но я тогда не обращал на это внимания. Я чувствовал, что какая-то непонятная, невразумительная толпа бежит следом со мной, но я не знал, кто они такие. Может быть, я все еще был на волне Крыльев Грома, но это тонкое щекотание в горле уже давно растворилось в кровяном потоке. Так на чем же я был?
На чем?
У меня было странное ощущение, словно ночь отдается мне, заполняя меня своими картинками.
Я улавливал отблески абсолютно всего.
Я был под Виртовым кайфом, и бежал сквозь темное пространство, и сзади неслась какая-то толпа – и никакого пера у меня во рту.
|
|
|
Оглушительно выли полицейские сирены, творя плохую музыку.
Сирены, свистки.
Вой генератора, качавшего энергию для набора дуговых ламп.
Свет теневых копов.
Топот ног по бетону. Настоящих человеческих ног.
Я не знал, где я.
Тяжело грохнулся о кирпичную стену, повернулся – и там была Мердок, и ее испещренное шрамами лицо уставилось на меня.
Танцоры, бывшие танцоры, запаниковали у меня за спиной в плотной тусовке, и разбежались кто куда. И я остался один, нос к носу со шрамами Мердок.
– Я все-таки тебя достала.
Голос у полицейской был глухим и тяжелым от долгого бега, и пистолет у нее в руке потрескивал светящейся жизнью, словно в обойме были живые пули.
Я, не раздумывая, запустил руку в карман, и мои пальцы сомкнулись на старом пистолете Мердок – том самом, который я украл у нее в нашем логове. Но я слабо разбирался в таких вещах, и когда Мердок приказала мне бросить его, я бросил. Пистолет с мертвым звуком упал на бетон, как будто я сам отрезал себя от освобождения, но пистолет Мердок был настоящий, всамаделишный, заряженный и готовый.
– Как это будет, малыш? – спросила она. – Грязно или чисто?
Пушка Мердок была единственной вещью в моей жизни, единственной вещью, ради которой вообще стоило жить. Так иногда происходит с орудиями смерти.
– Как это будет?
Пистолет Мердок был пульсирующей эрекцией, нацеленной мне прямо в сердце. Над крышами проступали первые проблески солнца, и темный туман формировался справа от полицейской. Другие копы занимали позицию. Я слышал крики и проклятия, когда людей забирали, или люди спасались бегством. Я чувствовал присутствие Битла, довольно близко от меня, но я не мог – по-любому – его разглядеть.
– Лучше кончить чисто, – сказала Мердок. Туман рядом с ней сгустился до дрожащей фигуры.
Я знал это лицо, эту фигуру.
Шака! Разорванный на части теневой коп. Его дымящееся тело – месиво испарений, его лицо – гримаса дыма. Он раскачивался внутри и снаружи бытия, и его новая воздушная коробка передач с усилием освещала его разломанное тело в реальном мире, так что оно могло теперь слизывать там информацию, питаясь чужими секретами. Они починили его, пусть и на скорую руку, но его лучи были по-прежнему сильными и горячими, и он выстреливал их в меня, то есть, не то чтобы прямо в меня, но в мою сторону, и я чувствовал, как они опаляют кирпичную кладку сбоку от моей головы.
|
|
|
– Он мой, Шака! – закричала Мердок.
Неужели такая моя судьба – стать призом в состязании двух стрелков, реального и его тени?!
Мердок приказала своему стволу сфокусироваться, и я услышал жужжание, когда он нашел меня, направив горячие пули мне прямо в сердце, в эту податливую мишень.
– Медленно повернись, – сказала Мердок. – Лицом к стене. И никаких сюрпризов. Я не люблю сюрпризы.
Разумеется.
И я повернулся, лицом к стене, и прямо в тот самый момент ощутил рядом присутствие Битла. Вот как это было. Я не видел его, но почувствовал!
Битл шагнул из теней, держа пистолет перед собой, словно какое-то подношение.
Мердок уже видела этот пистолет раньше, и теперь она вновь оказалась на мушке. Я бы даже сказал, что она не особенно хорошо просекала ситуацию. Равно как и Шака. За что, кстати, и поплатился: он снова стоял под ударом.
Мне сразу сделалось хорошо. В кои-то веки не ты стоишь под ударом.
Шака мерцал и светился вспышками, его простреленные банки данных боролись с его механизмами. Его коробку передач держал какой-то новый долбоеб-напарник, который, как очевидно, был совершенно далек от того, чтобы сохранять спокойствие; он дрожал, и воздушная коробка у него в руках дрожала тоже. Шаке приходилось страшно напрягаться, чтобы держать свои лучи на одной линии. Судя по выражению на его полуосвещенном лице, можно было с уверенностью предположить, что в данный конкретный момент ему было явно не до каких-то разборок.
Мердок потела; пот ручьями стекал со лба, вниз по шрамам от клыков рободога.
На пересечении Уилбрахэм Роуд и подъездной аллеи какого-то бедного содомита, торчал мобиль-фургон в виде собачьей конуры, принадлежавший Динго Клыку и его стае псов-музыкантов. «Хэй, хэй, мы – оборотни», – было написано на боку. Рядом с ним я разглядел Тристана и Союз; их волосы – бурная река, катящая свои волны в бледнеющем лунном свете. Сьюз держала на двойном поводке двух робохаундов. Собаки были почти с нее ростом и явно алкали крови копов.
Я танцевал. Это был тот самый судорожный нервный танец, который может себе позволить только человек, действительно напуганный в говно. Но мое сознание было как незнакомец, бессердечный незнакомец с пистолетом в руках. Таким был Битл. У него за спиной появилась Мэнди, ее глаза метали молнии, переключаясь с объекта на объект, и когда она переводила взгляд, два пистолета удерживались в равновесии: один был направлен мне в сердце, другой – в голову полицейской.
|
|
|
А в небе над ними висела луна, полная и безголосая.
Я рассказывают об этом вот так вот – отмечая каждый момент во времени, продвигаясь шаг за шагом, – потому что это трудно передать словами, и потому что это важно.
Мердок заговорила:
– Ты сядешь за убийство полицейского офицера, Битл.
– Сначала попробуй взять меня, – ответил Битл.
Прямо вот так и сказал. Великолепно.
Капли пота стекали по лицу Мердок, скатывались на руки, на пальцы, на спусковой крючок пистолета. Он был весь скользким, ее пистолет. Вся ситуация была скользкой.
– Дай мне инфу, Шака, – попросила она.
Шака подчинился, выбросив тонкий дрожащий луч, прямо на пистолет в руках Битла.
ЭТО ПИСТОЛЕТ, МЕРДОК, – ответил он.
– Да, блядь, какого черта, Шака!
ПРОСТИТЕ, МЭМ.
Я считаю, что мы здорово отмудохали эту Тень.
Тонкий луч снова направился к пистолету Битла; Битл не отдернул его, будто каким-то образом он знал, что именно должно произойти.
ОСТАЛОСЬ ЧЕТЫРЕ ПУЛИ, – испустил луч Теневой Коп.
– Что, Мердок, рискнешь? – спросил Битл.
– Ну, наверное, рискну, – отозвалась она.
Кого-то сейчас обязательно убьют, покалечат или арестуют.
Может быть, это буду я. Наиболее вероятно, что это буду я.
Есть вещи, которые просто должны случится. По-другому – никак.
Вот так мы потеряли Дездемону, и нашли Существо. Да, пришло время рассказать об этом.
Сестра и брат летят вниз в объятиях пера. В мир Вуду. Чтобы мягко приземлиться в саду блаженства, окруженного стеной из древних камней, засаженного цветами с одуряющим запахом – джунглями цветов. Яркие желтые птички пели яркие желтые песни в ветвях деревьев, выраставших прямо у нас на глазах. Мы забрались глубже в сад, в Английский сад...
– Как здесь красиво, Скриббл! – воскликнула Дездемона.
Это действительно было красиво. Лучшего и не пожелаешь. Дездемона взяла меня за руку и впилась мне в рот, заполнив меня поцелуями. Сад играл с нашими ощущениями, превращая их в какой-то восхитительный гобелен. Цветы были тяжелыми от пыльцы, да и я, впрочем, тоже. Я подхватил Дездемону на руки и позволил ей мягко упасть на покрывало из лепестков, а сам упал рядом, на лепестки.
Ее пизда прижималась к моему члену, и мир был прекрасен.
Это все уже было раньше, подумал я, может быть, это Призрачный Зов? Может быть, я прямо сейчас внутри Вирта? Но я сразу отверг эту мысль, причем, довольно легко, так что, я просто не мог быть в Вирте, или все-таки мог?
Или все-таки мог?!
Потом я вошел в нее, в мою сестру, чувствуя, как обнесенный округлой стеной сад приближается, и смыкается вокруг меня, и ласкает мой пенис, пока живительная влага не поднялась до вершины, и сад не заполнился целиком. Воздух был густой из-за пыльцы; мир копировал сам себя, раз за разом, через акт секса, и мы были загнаны в его систему, высасывая соки там, где их высасывают пчелы.
За нами наблюдали.
Я скатился с гладкого тела Дездемоны на землю, чувствуя, как она льнет ко мне, словно хочет почувствовать мое семя. Я тонул, а закрытая капюшоном фигура стояла в каких-нибудь пяти футах от меня, наблюдая – просто наблюдая.
Я с трудом приподнялся, чтобы получше рассмотреть фигуру, и как будто утонул в ее пристальном взгляде. Странное ощущение. Словно тебя заглотили всего, целиком.
Фигура была закутана в пурпурную рясу с головы до ног, лицо закрыто капюшоном, так что виднелись только глаза. Желтые глаза. Два солнца, истекающие знанием.
– Представьтесь, пожалуйста, – сказала фигура.
Это был женский голос. Я подтолкнул локтем Дез, и она тоже приподнялась, подавшись вперед без всякого страха. Страха действительно не было.
– Меня зовут Дездемона, – сказала она.
– А меня Скриббл, – представился я.
Это было так естественно. Никаких проблем.
– Спасибо, – сказала фигура. – Добро пожаловать в Английский Вуду. Вы знаете, зачем вы здесь?
– Мы не знаем, – ответил я.
Я не мог лгать.
– Вы пришли за знанием, – сказала она. – Здесь будет наслаждение. Потому что знание сексуально. Здесь будет и боль. Потому что знание – это пытка. Вы понимаете, о чем я?
– Да, – ответила Дез. – Понимаем.
Неужели?
– Хорошо. Тогда присоединяйтесь к нам.
Фигура развела руками, как бы обнимая весь сад. Появились и другие фигуры. Они приближались издалека, будто образы, проявляющиеся на фотографической пластинке, пробуждающиеся к жизни. Лица у всех были скрыты под капюшонами, и они были одеты в те же пурпурные рясы, укутанные с головы до ног. Только желтые глаза смотрели из темных глубин капюшонов. Мы с Дездемоной поднялись, чтобы не смотреть на них снизу вверх.
– Мы – хранители сада, – сказали они все разом, но это было телепатическое послание, никаких слов, просто мысли. Что это были за существа?
Птицы щебетали в ветвях, и один из странных садовников издал негромкий, подобный птичьему, свист. Желтая птичка, канарейка, слетела ему на ладонь. Он бережно погладил ее, и птичка казалась довольной. Потом он осторожно выдернул у нее одно перышко. Перо было желтое, и он держал его так, чтобы всем было видно. Маленькое и изящное золотое перо, которое поцеловало Английское солнце. Оно действительно меня зацепило. Выглядело как мечта. Фигура разжала ладонь, и позволила птичке улететь. Потом она поднесла желтое перо к губам, затененным капюшоном. Она пососала его, и тут же пропала, провалившись под землю, в какую-то дыру, которая вдруг разверзлась у нее под ногами и сразу закрылась снова, как только фигура исчезла под почвой. Цветы опять расцвели над этим местом, вырастая в стремительном супер-темпе. Золотое перо осталось – оно кружилось в воздухе, свободное от всяких ограничений. Следующая фигура подхватила его, вставила себе в рот и пропала, провалившись под землю. Перо кружилось. Еще одна фигура взяла его, вставила себе. Исчезла. Перо все кружилось. И так продолжалось, пока не осталась только одна-единственная фигура. Та самая, первая.
– Куда они делись? – спросила Дездемона.
– Они отправились в прошлое, в плохое прошлое, в поисках знания, – ответила фигура.
Она протянула перо Дез.
– Почему бы тебе не попробовать тоже, – сказала она.
Дездемона на секунду заколебалась, затем взяла желтое перо и поднесла его к губам.
– И что будет? – поинтересовалась Дез.
– Прошлое ждет, – разъяснила фигура. – Ты можешь отправиться в прошлое и изменить его. Таким образом приобретается знание.
Дездемона взяла перо в рот.
– Дез... – Мой голос воззвал к ней в цветущем саду. – Это может быть опасно...
– Да, это опасно, – подтвердила фигура. – Это Желтое перо.
– Это Желтое перо, Скрибб! – воскликнула Дез. – Ты ведь всегда хотел его попробовать!
– Да, но...
– И сколько у тебя было шансов? – сказала сестра.
– Не много.
– Вот он, твой шанс, – сказала она. – Наш шанс. Давай сделаем это.
– Дез...
– Это не для слабаков, – сказала фигура, но сестра уже вставила перо в рот. Она повернулась ко мне.
– Я хочу туда, Скриббл, – сказала она. – И хочу, чтобы ты был со мной. Ты пойдешь?
– Пожалуйста, не надо, Дез.
Все, что я мог сказать.
Никакого эффекта.
Дездемона затолкала в рот золотое перо – до предела, по самую глотку. Ее глаза вспыхнули желтым, и земля разверзлась у нее под ногами, и трава потянула ее за собой, желтая трава, вонзаясь в нее колючками. Дездемона закричала:
– Скриббл!!!
Но что я мог сделать? Усики растений обернулись вокруг конечностей моей сестры, вытягивая кровь из сотни мест, когда шипы прокололи ее кожу. Это не напоминало столь легкий прием, полученный остальными фигурами; они не исчезали с воплями. Это происходило неправильно, день получился неправильный!
Что я мог сделать?
Желтые сорняки тянули мою сестру вниз; ползучие побеги и колючки крепко впились в ее тело и тащили вниз – в мир под почвой.
– Знание – это пытка, – сказала фигура. – Я вам, кажется, говорила.
Я рванулся к Дездемоне, изо всех сил пытаясь ее удержать.
Но цветы победили.
Они тащили ее под землю, пока на поверхности не остались только ее волосы, ее великолепные волосы, а потом даже они пропали, задушенные травой – и осталась только трава, светлые цветы. Они выросли там, где она похоронила себя самое, густо покрыв это место в считанные секунды.
У фигуры в руках снова было перо, и она предлагала его мне.
– Отъебись от меня!
Мои слова.
– Хорошо, – сказала она. – Ты еще слабый. Может, когда-нибудь...
И с этими словами она ткнула перо себе в рот. Ее глаза засияли золотом ярче, чем солнце в безоблачный день, и я остался один – в саду, в Английском саду.
Перо покружилось мгновение и начало падать. Я потянулся за ним.
Я потянулся за ним.
Желтая птичка слетела вниз – скоростная клякса, – поймала перо клювом и сразу же улетела назад, чтобы обперьить свое гнездо.
И кто теперь обперьит мое гнездо?
Сад опустел. Я остался совсем один. Одинокий человек в пустом саду, и слезы в его глазах.
Я оставался там два, три часа, точно не знаю. Знаю только, что долго.
Затем меня выбросило.
Я себе этого никогда не прощу. Почему Дездемона меня покинула? Я провел столько часов, размышляя над этим вопросом! Что я сделал неправильно? Неужели ей меня не хватало? Чего ей еще было надо?
Есть вещи, которые просто должны случится. По-другому – никак.
Вот так мы потеряли Дездемону. И так я проснулся, весь облепленный Существом из Вирта, словно каким-то тяжелым дерьмом.
Уровни обмена.
Тяжелые утраты.
Мердок медленно отвела от меня пистолет по направлению к реальной угрозе. И вот два пистолета – нацелены друг на друга, отражаясь друг в друге с одинаковой смертоносной целью. Битл и Мердок.
И тут я услышал вой. Так воет волк на луну.
На сцене возник Динго Клык. Пасть оскалена так, что видна внутренность глотки, слюни текут ручьем. Он выл на луну, созывая собак со всего Фаллоуфилда. Ощущение было такое, как будто выла сама луна.
И я слышал, как собаки отвечают.
Фургон Динго распахнулся, и оттуда выползла парочка гибридов, царапая когтями бетон. Кажется, у Мердок тут же на месте пошли видения Собаки Карли, и ей вовсе не улыбалось поучаствовать в повторной игре в полный провал в нашей квартире. Ее рука с пистолетом взметнулась, пистолет выбросил дым. Раздался грохот. Пуля рванулась к цели.
Битл ей ответил.
Более-менее сразу. Хотя и не в то же мгновение.
Сначала выстрелил один пистолет.
Потом – другой.
И один пистолет выстрелил чуточку позже другого.
Теперь слушайте очень внимательно. Вот секрет, как надо жить: выстрели из своего пистолета раньше, чем кто-то выстрелит в тебя.
Битл отшатнулся от пули.
Его плечо взорвалось. В его плоти раскрылся теплый цветок. Меня немного забрызгало кровью Битла, но только немного.
В голове у меня надрывалась сирена, где-то под крепко зажмуренными веками, и выли волки – это взбесилась тусовка песиголовцев.
А потом были пули, внезапно свистящие повсюду. Внутри у меня – не снаружи, а именно внутри, – раздался пронзительный вопль, словно какую-то женщину зацепила шальная пуля.
Интересно, кто это? Кто словил столь паскудный подарок?
Надеюсь, это не Мэнди. Надеюсь, это не...
И тут я почувствовал, что взлетаю – взлетаю над всем этим бедламом. Над миром дождя. Над миром сирен и воплей. Над всей его болью, каплющей, как последние дождевые капли в небольшой тихий бассейн солнечного света.
Куда меня уносило? И кто меня подобрал?
Я шел по тенистой зеленой аллее какого-то маленького городка. Дети играли в траве. Почтальон насвистывал веселую мелодию. Матери вывешивали белье на веревках, птицы пели с густых, залитых солнцем деревьев. Я шел по направлению к почтамту. Вывеска гласила: Почтамт Наслажденьевилла. И теперь я понял, где я. В Наслажденьевилле, низкоуровневом голубом Вирте. Ничего особенного. Все абсолютно легально. Бывал тут раньше, несколько лет назад, когда такие приходы меня восхищали. Но никогда – вот так вот.
Никогда – вот так вот. Без пера. Я просто там оказался! С концами. Никакой боли, никакой тревоги, никакого беспокойства. На вкус – как сладость.
Я шагал по тихим аллеям Наслажденьевилла, и меня доставали только мелкие смешки детей. Впрочем, даже не доставали. Я мог с этим смириться. И свист почтальона, и пение птиц. Никаких неприятностей. Я мог это вынести.
И еще было знание. Что я именно здесь. И я понимал, что я здесь – в Вирте, и что другой мир ждет меня, и я смогу вернуться туда, как только пожелаю; в мир боли. Я мог выброситься наружу в любое время. Или остаться здесь навсегда.
Навсегда.
Порочное искушение.
Кот Игрун
Есть сон извне, сон второго подъема нации. Когда нехороший дракон убит, и добрая королева пробуждается от своего коматозного сна – в стране, способной дать ей дыхание. Приверженцы АНГЛИЙСКОГО ВУДУ поклоняются новой королеве. Королева – хранительница наших грез. Сквозь ее порталы вам открывается парадиз изменений, где деревья зеленые, птицы поют, и поезда всегда приходят вовремя. Там много секса; секса особенного, с Английским изысканным глухим шумом. Вуду – Перо Знания. Оно открывает дорогу к другим мирам. Его нельзя купить, его можно только заслужить. Вы хотите туда? В Английский Вуду? Прекрасно. И за его пределы? Прекрасно, просто превосходно. Но примем меры предосторожности. Это влажный трип – демоническая тропа блаженства и боли, в равных пропорциях. Будь осторожен. Очень, очень осторожен. Эти сахарные стены сдавят тебя до костей. Кот знает. Кот был там. И жил. Просто жил. Хочешь взглянуть на шрамы?
Ну да, по-моему, хочешь.
Статус: черное с сексуальным розовым и вкраплениями желтого. Внутри у него – несколько дверей, ведущих в Желтые миры. Ступай внимательно, путешественник, не допусти, чтобы тебя обменяли.
Если не хочешь не быть.
Обрезая дреды
Когда я пришел в себя в первый раз, я очнулся в мире псов. Воняло кошмарно – по-настоящему кошмарно, после сладкого, перьевого аромата Наслажденьевилла.
Надо мной склонилась собачья морда; смешанный гибрид, поскольку среди шерсти и челюстей виднелись некоторые намеки на человеческие черты. От того морда казалась еще страшнее, и я испытал настоящий шок, когда увидел ее – одну из многих голов Цербера, склонившихся надо мной... и это дыхание, этот смрад, ударивший мне прямо в лицо.
Потом мне сказали, что я тогда завопил.
Может, и завопил.
Мне тогда было не до чего – лишь бы скорее оттуда выбраться.
Почтальон Наслажденьевилла приветствовал меня бодрой улыбкой.
– Для меня есть что-нибудь, Почтальон?
– Только одно, мистер Скриббл, – он протянул мне письмо. Я вскрыл солнечно-золотой конверт и вытащил открытку, поздравительную открытку с днем рождения. Открытка была самого ярко желтого цвета, который я видел в жизни. Слова «Счастливого Дня Рождения» были написаны черным со сгустком запекшейся крови на желтом.
Я развернул открытку, чтобы узнать, чей это был день рождения.
Когда я пришел в себя во второй раз, я оказался в фургоне в виде собачьей конуры в компании бешеных псов. Воняло по-прежнему, даже в десять раз хуже, но хотя бы собачья морда оставила меня в покое.
Меня прижимало к задним дверям, словно я был последним, кто забрался в фургон. Окон там не было, но я чувствовал движение на бешеной скорости, явно превышенной скорости, по какой-то ухабистой дороге. По ощущениям это напоминало, как если бы за рулем сидел в хлам заджэмованный Битл, в добром старом стиле, и мне это понравилось.
Я приподнялся на ободранных локтях. Как же это случилось? Я был уверен, что полиция забрала меня, и ожидал, что увижу сейчас ухмыляющуюся Мердок в окружение ее долбоебов-дружков.
Но я увидел лишь плотскую орду собак. В жизни бывают такие времена, когда тебе достается только такая вот хрень. Они набились в это маленькое пространство, как сельди в бочку. Наверное, семь или восемь. Сложно сказать, сколько их, когда свет в фургоне сломан и невозможно сориентироваться в этом месиве тел. Все они имели черты собак, смешанные с человеческими, только в различных пропорциях, и их была целая толпа, и там были еще какие-то другие тела, неразличимые в давке.
Что за хуйня тут творится?
Тут я увидел Битла сквозь просвет в шерсти.
Но, разумеется, ведь это же Битл управлял фургоном?
Я тогда собирал эту историю по кусочкам, возвращавшимся в память сквозь боль и замешательство. Лицо Битла – это неожиданное явление, – было полно страдания, и мое сердце сжалось.
Подпрыгнуло.
Подскочило.
Битл был ранен...
Я не смог...
Не смог...
Похоже, они зализывали его раны!
Потом его лицо скрылось за сомкнувшейся шерстью, и только тогда я увидел Мэнди. Она прижималась к стене фургона, потому что тут не за что было держаться, прямо как в старые добрые времена.
Старые добрые времена! Три недели назад!
– Мэнди... – прошептал я, и мой голос дрогнул.
Она медленно повернулась ко мне, и в ее влажных красивых глазах я узрел боль, на порядок за пределами сна.
Именно тогда закричал Тристан. Из-под собак. Из кучи малы этих псовых, этих получеловеков. Что же они делали с ним? И почему он кричал, Тристан, словно его ранили, ранили по-настоящему тяжело. Я в жизни не слышал такого кошмарного вопля. Потом я вспомнил шальную пулю, и что кого-то, возможно, она зацепила. Может, как раз Тристана.
Так и было. Но не совсем так буквально.
Мэнди потянулась ко мне. В руках она держала обрывок какой-то одежды – черную тряпку, запачканную какой-то темной жидкостью.
Кровь.
Кого-то мы потеряли.
Кровь Битла. Это был кусок его любимой куртки, черной кожаной куртки, с шестью пуговицами по рукавам, и двойными отверстиями, и суженной талией.
Руки Мэнди были заляпаны Вазом и кровью. Как будто она гладила Битла по черным прилизанным волосам.
Но меня проняла именно эта тряпка у нее в руках. Среди крови и грязи болтался какой-то яркий блестящий ком. Он был тяжелый и немного округлый, и светился зеленым и фиолетовым, с длинным золотым языком, высунутым из пасти. Это штука была присобачена к куску куртки потускневшей латунной булавкой, и только тогда я понял, что это было.
Голова змеи.
Трофей от змеи снов.
|
|
|
