 |
С угрожающими улыбками на устах 7 глава
|
|
|
|
Он ей на хер отрезал башку!
Это было уже чересчур. Надо было выбираться оттуда.
Я раскрыл поздравительную открытку в Наслажденьевилле. Солнце светило, птицы пели, дети играли. Почтальон уже направлялся дальше по улице к следующему почтовому ящику, насвистывая свою мелодию. Ощущение праздника, как в день рождения. Но чей это был день рождения? Я раскрыл открытку и прочитал надпись, нацарапанную кроваво-густыми чернилами.
Я слышал ее голос, зовущий сквозь чернила:
– Счастливого Дня Рождения, Скриббл! Ручаюсь, что ты про него забыл. Ты всегда забываешь. А я вот помню. Извини, что не смогла передать тебе подарок, но подарок обязательно будет. Когда мы опять будем вместе. Ведь мы будем вместе, правда? Не прекращай поисков, Скрибб. Я по-прежнему жду. Когда-нибудь мы опять будем вместе. Обещаешь? Твоя любящая сестра, Дез.
Мне на глаза навернулись слезы. Наверное, это первые слезы в Наслажденьевилле. Там никто никогда не плачет. Я хотел сохранить открытку, и потянулся в карман за чем-нибудь, что сгодилось бы на обмен.
Я вытащил табакерку Битла. С щелчком открыл ее и вытащил перо Ленточного Червя. Его я сунул обратно в карман. Потом закрыл табакерку и положил ее на ближайшую уличную скамейку.
Я взглянул на вишневое дерево. Ягоды были спелые и лоснящиеся под бесконечным солнечным светом, и тогда наслажденье встало у меня комом в горле, словно обломанная цыплячья кость, и я дернулся обратно, сыграв аккорд выброса.
Когда я пришел в себя в третий раз, я сидел за столом, за завтраком. Я вернулся к себе домой, в мою новую квартиру. Сидел, нагребал из чашки хлопья «Джей Эф Кей» и отправлял их в рот. Я очнулся как раз в тот момент, когда ложка была у меня во рту, и хруст хлопьев и вкус холодного молока – это было божественно, как будто я – король, и жизнь действительно стоит того, чтобы жить. Эти славные-славные хлопья.
|
|
|
Напротив меня за столом сидела Твинкль.
– С днем рождения, Скрибб, – сказала она.
– Откуда ты знаешь про мой день рождения? – спросил я.
– Битл мне сказал.
– Битл!
– Успокойся, партнер, – усмехнулась она.
Но я уже вскочил на ноги; чашка с хлопьями опрокинулась и залила молоком всю скатерть.
– Где он? – выпалил я, и тут память вернулась. Я на секунду опять оказался в аллее, слышал выстрелы, слышал, как воют собаки, видел, как взрывается плечо Битла, чувствовал, как стена царапает мои локти, когда я упал... когда я упал...
– Где он, твою мать?!
Я вопил, явно дискредитируя всякое собственное достоинство.
Ладно, слушай; на хуй собственное достоинство. Ебись оно конем, это достоинство.
– Он в твоей комнате, – сообщила Твинкль.
– Что он там делает?
– Ждет тебя.
Это история про любовь. Вы уже уловили?
А я вот въезжал очень долго; все эти подарки, которые я получал.
Сколько рядом с тобой есть людей, которые готовы многое потерять, просто чтобы ты смог протянуть еще хоть чуть-чуть?
Сосчитай их.
Вульгарно, да?
Но, послушайте, я в этом эксперт.
Я отправился к себе в спальню и нашел там Битла. С ним была Мэнди. Она сидела рядом с кроватью, на старом плетеном стуле, выкрашенном в зеленый; красил не я. Я переехал в эти комнаты на Уэлли-Рэндж только три недели назад, спасаясь от копов и от Райдеров. Здесь мы обрели себя.
Я любил этот стул.
Битл лежал на кровати – на этой старой, отсыревшей и оборванной кровати с матрасом, полным клопов, и проржавевшими пружинами, выскочившими наружу.
Как я любил эту кровать. И те кратковременные передышки, которые она мне давала.
Битл лежал на моей кровати с закрытыми глазами, и у него изо рта торчало какое-то наполовину заглоченное перо.
– На чем он, Мэнди? – спросил я.
|
|
|
– На Ленточном Черве. На чем же еще? – ее голос звучал удрученно. – В последнее время он только и делает, что закидывается этим пером. И это так скучно, Скриббл... для продвинутой девушки.
Да, надо думать, что скучно.
Я осторожно присел на кровать, обнажив его рану. Его плечо было растекшимся месивом: лоскутья плоти были стянуты и перевязаны какой-то паутиной. Похоже на собачью шерсть. Под ней запеклась кровь. Может быть, рана уже заживала. Я не знаю. В глазах у меня были слезы. Я не смог разглядеть как следует.
– Что это за хрень у него?
– Песиголовцы чего-то там намудрили, – сказала Мэнди. – Говорят, помогает.
Я пригляделся. Его рана была крепко стянута по краям прядями шерсти, крест-накрест, создавая препятствие для кровотечения. Шерсть была смазана собачьей слюной. От этого зрелища меня замутило, хотя умом я понимал, что эта гадость его спасет. Во всяком случае, будем надеяться, что спасет.
– Почему, Мэнди? – спросил я. – Почему собаки ему помогли? Он ненавидит собак!
Мэнди просто пожала плечами.
Я пригляделся внимательнее к ране Битла и увидел там шевелящихся крошечных змей, радугу червей, змеенышей. Я отшатнулся, и тут мне вспомнились пригоршни безногих личинок мухи, которых мы с Би покупали, когда были еще детьми, собираясь отправиться на рыбалку. Я снова придвинулся к Битлу.
– Боже, Би...
Он не издал ни звука.
Я повернулся к новенькой.
– Мэнди? Что это?
– Где?
– У него в ране.
Она наклонилась.
– Там ничего нет, Скриббл. Что-то не так?
И когда я снова взглянул туда, рана была абсолютно чистой под повязкой из шерсти.
– Битл... Битл...
Я звал его очень настойчиво, по-моему, Битл меня услышал, во тьме, потому что он что-то такое пробормотал, невзирая на перо во рту. Слова выходили заглушенные Виртом, так что я выдернул перо, вырвав Битла из сна. Прямо как раньше он проделывал это со мной, когда я отправлялся туда в одиночку. Игра сломалась, и я знал, как плохо это сказывается на ощущениях, когда тебя так вот выдергивают из сна – или сон выдергивают из тебя, у тебя изо рта.
Он вернулся к нам, медленно пробуждаясь, как будто теперь он привык, что его насильно вытаскивают наружу... Возможно, Мэнди так уже делала, и у меня создалось впечатление, что в последнее время он уходил в свои трипы легко и просто.
|
|
|
– Что такое, мой друг? – протянул он.
Я попытался ответить, но вышло как-то неуклюже.
– Будет ли конец нашим бедам, Би? – спросил я срывающимся голосом.
– Никакого конца... Скриббл... – небрежно ответил Битл, из глубин своей боли. Он даже не потрудился открыть глаза. – Как началось еще в школе, так и поехало. Помнишь?
Его глаза были прищурены, замутнены, и только проблеск зрачков показался между двумя слоями раздутой кожи.
– Я помню, Би. Как ты меня изводил всякой гадостью.
– Ага. Добрые старые времена. Добрые старые времена...
Его опять уносило.
– Битл?
Он приподнял веки.
– Как там Мердок, Скрибб? – спросил он. – Она уже мертвая, я надеюсь?
– Не знаю, – ответил я.
– Наверное, мертвая. Наверное, мы ее прикончили.
– Нет, еще нет, – вмешалась Мэнди. – Я не видела.
– А что ты вообще видела? – спросил я.
– Там был какой-то отвратительный театр.
– А на чем ты была, Мэнди? – снова спросил я.
– А тебя это волнует? – ответила она в тон.
– Меня все волнует.
– Не прекращай бороться, Скриббл, – сказал голос. Это был голос Битла.
– Как я могу прекратить? – отозвался я.
– Продолжай их искать. Брид и сестру. И Существо. Не сдавайся из-за меня.
– Бриджит была в «Сливи Тув», – сказал я.
– В смысле?
– Бриджит была в «Сливи Тув». Я ее видел.
Я ожидал, что он скажет, что я, дескать, вообще слетел с нарезки, что у меня был лишком сильный приход, приход от Ленточного червя. Который, похоже, вызывает к жизни прошлое.
Чувак должен знать. Он на это подсел.
Но я получил ответ, которого абсолютно не ожидал.
– Поговори насчет этого с Динго.
– При чем тут Динго, Би? – озадаченно спросил я. – Неужели он...
– Да.
– Что?
– Он наверняка кое-что знает.
– То есть, Брид все-таки жива?
– Может быть, и жива. Я уловил кое-что в фургоне. Они думали, что я был на чистяке. – Он улыбнулся. Но это была болезненная улыбка. – Ты же меня знаешь, Скрибб. Я, может, и вырубаюсь, но никогда – до конца.
– Я уже собирался сдаться, Би. Для меня это уже перебор.
– Неужто такова жизнь? – спросил Битл.
|
|
|
– Похоже на то. И похоже, что я к ней не приспособлен, – отозвался я, ненавидя каждое слово, но зная, что каждое слово – правда.
– Тристану нужна твоя помощь, Скрибб.
– Тристану-то что?
Кого-то зацепило шальной пулей.
– Помоги мужику.
Его глаза закрылись. Губы сжались. Битл заснул, и мне было пора уходить.
Я вставил Ленточного червя обратно ему в рот, осторожно-осторожно. Ладно, почему бы и нет? Пусть чуваку будет кайф. Я наблюдал, как он улыбается фальшивым воспоминаниям.
– Хорошая штука, – объявила вдруг Мэнди. Я повернулся к ней и увидел, что она сжимает в руках пистолет Битла, нацелив его в теневые часы на дальней стене. – Клево. Видишь, как он самонаводится.
Я наблюдал за тем, как патронник скользящим движением вращается, закрываясь.
– Ты разбираешься в пистолетах, Мэнди?
– Немного. Би до фига мне всего рассказывал. Ну что, снова за дело, Скрибб? Уже скоро?
Она набрала из банки, стоявшей у изголовья кровати, немного Ваза и принялась втирать его в стреляющий механизм.
– Ага, скоро. Завтра утром и двинемся.
– Хорошо.
– Не думал, что ты так беспокоишься насчет Дез.
– Я беспокоюсь за тебя, Скрибб.
– Правда?
Она положила пистолет обратно на ночной столик и взглянула на Битла. Он улыбался. Пусть улыбается. Улыбаться осталось недолго.
– Знаешь, Скриббл, – сказала она, – мне в голову иногда лезут совершено безумные мысли.
– Да?
– Ну... о том, как ты меня затащил сюда, к Райдерам. Я ведь тут из-за тебя.
– Хочешь уйти?
– Что?
– Я все понимаю. Ситуация с каждым днем все хуже. Если хочешь уйти, уходи.
Она на мгновение замолчала.
– Скриббл...
– Просто скажи, что уходишь.
– Но мне в жизни не было так весело, как теперь.
Весело?!
– Что-то я не врубаюсь, Мэнди. Что ты несешь?
– Я понимаю, что вы меня взяли, просто чтобы заменить твою сестру. Но я не в обиде. Это не самое худшее, что со мной приключалось. Но я всегда искала что-то такое... что-то лучшее, чем я сама... ты понимаешь, о чем я?
– Вроде бы.
– Такой постоянный поиск человека... мужчины... который был бы круче меня. Я никогда не встречала такого, конечно. И поэтому, когда я увидела Би... Ну... ты понимаешь, что я испытала?
Я понимал.
– У вас с Дез, наверное, то же самое было? – спросила она.
Слишком она была проницательная, эта девушка, и мне это очень не нравилось.
– Можешь не отвечать, если не хочешь, – добавила Мэнди и повернулась, чтобы снова взглянуть на Битла. Он все еще улыбался, и его рана как будто дрожала, переливаясь разными цветами. – Я ненавижу, когда он в таком состоянии. Вся эта энергия пропадает. Посмотри на него! Он почти смеется. А мне очень грустно. Такой человек, как он... и живет в прошлом. Заебал уже этот Ленточный червь. Я-то – не прошлое... Я – будущее. Ты меня понимаешь, Скриббл?
|
|
|
Я кивнул.
– Я так думаю, я хочу убить Мердок.
Она снова взяла пистолет, и у нее в руках эта угроза смотрелась такой сексуальной... мне вдруг стало жалко, что мне так и не довелось поучаствовать в крутых разборках, где все поставлено на карту, чтобы хоть как-то, но соответствовать ее образу крутого мужика.
– Это плохо? – спросила она.
– Нет. Не плохо. Это реально.
– Я не хочу потерять его. Никогда.
Ее глаза заблестели от слез, и я обнял ее и прижал к себе.
– Ты его не потеряешь. Поверь мне.
Динго Клык ждал меня в коридоре.
Он только что вышел из комнаты Твинкль, и в руках у него была Карли, рободог. Вот именно, в руках. Он держал ее в своих получеловеческих лапах. Карли отчаянно молотила хвостом, ее слюнявый язык болтался, и из ее пасти вырывался низкий и жалобный вой на одной сплошной ноте. Голубой свет от лампы на маленьком столике выхватил из темноты лицо Динго: его знаменитые щеки и вытянутую морду, образчик совершенной красоты. Он выглядел великолепно. Признаюсь, я раньше даже жалел, что во мне нет ничего от собаки. Если бы во мне что-то такое было, тогда я бы был настоящим красавцем, и меня бы любили женщины.
Раньше – да. Но теперь – нет. Я человек. Только человек. И по-прежнему очень надеюсь, что это так.
– Карли очень расстроена, – прошептал Динго.
– Она просто собака.
О, черт! Это надо же было такое сморозить!
– Я прощаю тебя за столь явную невоспитанность.
– Битл сказал, что ты, может быть, кое-что знаешь про Брид и Существо. Например, где они.
– Почему я должен что-то знать?
– Я просто повторяю, что сказал Битл. Так ты что-нибудь знаешь?
– Я знаю, хорошая музыка или плохая. Когда я слышу хорошую, я говорю: это хорошая. Что, по твоему мнению, я знаю? Я, мать твою, поп-звезда. И если ты не возражаешь, у меня сегодня ночная репетиция. Меня уже ждут.
– Я не знаю, кому верить.
– Я думаю, тебе не мешало бы научиться хорошим манерам, когда говоришь с Псом-звездой. Который, кстати, только что спас жизнь твоему другу. Никчемную жизнь, я бы добавил.
– Ты бы лучше не лгал мне, Динго.
– О! Заебись. Это круто, – он одарил меня своей знаменитой улыбкой, той, при которой все зубы наружу.
Срань господня!
– Ты еще передо мной выдрючиваешься. Да я тебя скушаю – не подавлюсь, мой мальчик.
Я открыл дверь в спальню Твинкль. Тристан сидел на кровати. У него на руках лежала Сьюз, его единственная любовь.
Их волосы были подобны попутному потоку.
Они были спутаны.
Спутаны в запекшейся крови.
Тристан взглянул на меня. Его глаза были как пара мокрых алмазов.
– Поможешь мне? – сказал он.
– Что происходит? – спросил я.
– Сьюз, – сказал он, и больше – ни слова.
Кого-то зацепила шальная пуля.
– Сьюз ранена? – уточнил я.
– Да, – сказал он. Так просто, так удручающе и жестоко.
– Тяжело?
Тристан не ответил. Вместо ответа он вытянул руку, предлагая мне ножницы.
– Я хочу, чтобы ты это сделал, – сказал он.
Я взглянул на бездыханное тело Сьюз у него на коленях. Я хотел, чтобы мой голос звучал просто, но рот словно был обожжен, и слова выходили как дым.
– Тристан... неужели ты... это правда?
Я не знал, что сказать.
– Просто обрежешь их, пожалуйста, а?! – его глаза горели свирепым огнем. – Не заставляй меня ждать.
– Я не думаю, что смогу, Трист.
– Никто, кроме тебя, не может.
Глаза Тристана...
И я взял ножницы. Руки у меня дрожали.
Есть только две части тела, которые не чувствуют боли. Одна – волосы, другая – ногти. Обе сделаны из кератина, волокнистого серосодержащего протеина. Он присутствует на открытой поверхности кожи, в волосах, ногтях, перьях, копытах и т.д. Кератин. От греческого keras, что значит «рог» – то, что можно отрезать без слез.
Но вот что я вам скажу.
Это неправда.
Потому что я видел слезы во время стрижки.
Карли проскользнула в приоткрытую дверь.
Я держал в пальцах веревку густых волос. Веревку, которая связывала Тристана и Сьюз, так что уже невозможно было разобрать, где чьи волосы. Эти волосы были живыми. Наномикробы молили о пощаде. Я клянусь, так оно и было. Я слышал их вопли у себя в мозгу. Я так думаю, дорогие друзья, вы никогда не испытывали ничего подобного?
Я щелкал ножницами, кромсая дреды. Это требовало некоторых усилий, так что я даже был горд, что у меня получается. И времени это заняло достаточно. Потому что волосы были густыми, и в них было полно всякого хлама: использованные спички, драгоценности, заколки, собачья шерсть. И это только за три недели с последней промывки. Я прикарманил одну из заколок. Почему? Так велел голос. Какой голос? Тот, который никогда не умолкает.
Эти волосы-дреды были такими густыми, что стрижка проходила примерно так, как если бы я прогрызался сквозь ночь.
Наверное, мне придется все срезать, под ежик.
И вот, наконец, я их разъединил – Тристана и Сьюз. Карли, робосука, лизала лицо мертвой Сьюз, пытаясь ее разбудить.
Но ее ничто уже не разбудит.
Мои первые слова
Я вернулся из Наслажденьевилла в два или, может быть, в три часа дня. Я посидел у постели больного, моего лучшего или худшего друга – как посмотреть. Я состриг волосы двум хорошим людям. Разрезал двух людей напополам. Ну, в общем, самый обычный день. Теперь я устал, мне хотелось спать – только спать, – хотя я понимал, что нам надо сматываться отсюда, причем, как можно скорее, потому что у копов есть твой номер, Скриббл, и, вероятно, ты числишься в их списке смертников. В списке Мердок.
Но знаешь что, Мердок? Я в твоем списке, а ты – в моем.
В общем, столько всего навалилось, и я, не раздумывая, завалился, полностью одетый, на диван. Глаза закрывались, отяжелевшие от этого мира. А я думал о том, как началась эта история: Мэнди вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», таща на хвосте псов и копов.
Боже! Я уже проигрывал все обратно.
Я внезапно поднялся и свистнул Карли, которая играла с Твинкль.
– Подгони мне немного бумаги, ребенок, – сказал я, пока рылся в карманах в поисках ручки. Достал целую гору какого-то хлама, оставшегося от трипа, и разложил все это на столе. Открытка на День Рождения, перо Ленточного червя, которое дал мне Битл. Карта с дураком. Положил на стол и ее тоже. И долго и пристально вглядывался в эту коллекцию.
Мое сознание было как незнакомец.
Твинкль положила передо мной старую школьную тетрадь и потянулась к поздравительной открытке.
– Ах! Скрибб! Ты получил открытку на день рождения! От кого? Давай-ка посмотрим...
Я отвесил ей тяжелую оплеуху.
Черт...
Она отшатнулась, держась за щеку, ее глаза заблестели от слез.
О Боже... нельзя было этого делать... что же со мной происходит...
– Мистер Скриббл... – голос Твинкль.
Изо всех сил стараясь не думать о том, что я только что сделал, я взял ручку, раскрыл тетрадь и нацарапал несколько слов – первое, что я написал за последние несколько недель. И, помнится, я тогда подумал, что если когда-нибудь выберусь из всего этого с душой в теле, а не холодным трупом, тогда я обязательно расскажу всю эту историю, и вот как она будет начинаться:
Мэнди вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Ладно, прошло уже двадцать лет, а я только-только подбираюсь к самому главному. Впрочем, кто их считает, годы?
Я закрыл тетрадь, отложил ручку, взял поздравительную открытку, прочитал послание Дездемоны, положил открытку на место, поднял перо и карту таро. Я двигался как какой-то дешевый робо, «мэйд-ин-Тайвань».
Я вернулся к дивану, прилег. В одной руке – перо, в другой – карта дурака. Голосок Твинкль:
– Мистер Скриббл...
Я даже не взглянул на нее.
– Что ты делаешь?
– Ухожу.
Я бросил последний взгляд на карту дурака: молодой человек шагает на всех парах по направлению к пропасти, весь его мир сконцентрировался в рюкзаке на плече, собака хватает его за пятки, пытаясь остановить падение. Теперь я въезжаю в картинку, мертвая Сьюз. Спасибо за карту. Так ты считала, что я дурак? Очень хорошо. Буду действовать, как таковой. Я буду тем, кем ты хотела, Сьюз.
– Можно, я тоже с тобой? Можно, я тоже? – взмолилась Твинкль.
– Это личное, – отрезал я и засунул перо себе в рот – по-настоящему глубоко, вплоть до самого древка. Я знаю свои времена и места. И теперь пришло время выбраться. Прочь из этого времени, прочь из этого места.
Перо Ленточного червя было уже наполовину у меня в глотке, и я чувствовал, как приближаются волны с нарастанием центральной музыкальной темы, разбавленной титрами. Но потом волны отхлынули, забрав с собой музыку, и я поплыл, я начал растворяться, и тут музыка грохнула снова, и я ощущал удар каждой ноты, и вдруг оказался там – где-то, – теряя ощущение беды, ощущение настоящего времени.
Меня словно вывернули наизнанку.
Мэнди вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Это все хорошо. Просто иной раз нам хочется чуть-чуть изменить то, что есть. Мы хотим, чтобы все было чуть лучше. Так, как должно быть.
Это же не преступление?
Просто момент вопиющей глупости. Вот и все.
Я имею в виду: каждый из нас хоть раз в жизни хотел этого, правда? Почувствовать, как музыка затихает, а потом ударяет по-новой?
Я сунул перо еще глубже и улетел на прекрасной волне, уносясь обратно домой, когда центральная тема и титры оборвались...
Ленточный червь
Дездемона вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Никаких неприятностей, милое и безпроблемное затаривание продуктом. Дез в этом деле – эксперт, и мы любили ее за это.
Мы повезли товар на квартиру, наша бесстрашная четверка: Битл и Бриджит, Дездемона и я. Битл, наш бессменный водила, сидел за рулем, смазанным Вазом для экстраперфоманса. Я примостился в кузове слева, Брид была справа. Она задремала, что, впрочем, не ново. Дездемона сидела между нами, наклонившись вперед, с рюкзаком на коленях – с рюкзаком, полным сокровищ. Дорога была ровная, и мы катили как по маслу.
– Что в сумке, сестренка? – спросил я.
– Прелесть, – сказала она. – Желтый.
Ее голос заставил меня поежиться.
Прямо как...
– Давай-ка посмотрим, – сказал я.
Дездемона вытащила перо, чистое золотое перо, щекочущее нервные окончания.
– Ого!
– Что там, Скриббл? – закричал Битл с водительского сиденья. – Она хорошо справилась?
– О Господи! Как нельзя лучше!
– Что там у нее, Скрибб? Спроси ее от моего имени.
– Что там у тебя, дорогая сестренка?
Она вертела в руках солнечное перо, глядя на него, как на святые мощи.
Да это и были святые мощи.
Бога солнца.
Осколки света от проносящихся мимо уличных фонарей проникали в салон, меняясь на черные всполохи в зеркальных окнах фургона, и застывали, пойманные на секунду, в миллионе пушинок пера. Они отражались в частицах золота, прыгая по стенкам фургона, словно солнечные зайчики.
Когда Дездемона заговорила – с таким милым лицом в блеске пера, – ее голос был инкрустирован золотом, и отшлифован до «выеби меня, пожалуйста» сияния.
Прямо как... словно она...
– Желтое Такшака, – сказала она, тихо-тихо.
На миг мы все затаили дыхание, а потом выдохнули все разом; выдохнули и вдохнули – все те запахи, все то предвкушение наслаждений.
– Такшака? – переспросил я, не веря своим ушам.
– Желтое Такшака, ебать-копать! – завопил Битл, на секунду выпустив руль. Я почувствовал, как фургон накренился. Последовал резкий толчок, когда мобиль на скорости залетел на край тротуара. На пару секунд все вмешалось в хаосе. И тут Битл заглотил Кортекс Джэммерс, Мозговой Зажим, и схватил руль, как убийца – свой пистолет. И мы оказались обратно на трассе, на дороге, на Королевском Хайвее, даже с перебором.
– Битл! Ты что, охренел?! Больше не надо так делать!
– Скажи мне, почему, малыш! – завопил он. – Ауууууу!!!!! Рок-н-ролл! – он вел фургон в стиле «все на хуй» в пламени желтого великолепия.
– Потому что надо стремиться к совершенству, Би, – ответил я. – Вот почему.
– На хуй совершенство! Давайте-ка газанем по полной на этом ублюдке!
Бриджит все еще дремала. Дездемона, предвосхищая события, игралась с пером, заводя себя.
– Это мой трип, Битл! – воскликнул я. – Позволь мне одному.
Почему я это сказал? Это так на меня непохоже. Тем более, что я не хотел отправляться один. Я хотел, чтобы компания была со мной.
– Никто не ходит туда в одиночку, Скрибб, – ответил он. – Никто не ходит туда в одиночку.
– Это личное!
Это личное?
Я слышу голоса. Голоса извне. Вот только, откуда извне, мать их? Я обнаружил у себя в руках игральную карту – молодой человек, рюкзак с барахлом на плече, лающая собака цепляется ему за пятки, обрыв манит к себе.
Откуда она у меня, эта карта?
– Это великолепно, – прошептала Дездемона. – Такшака Желтое. Маринад Бога.
Ее голос был насыщен шафраном.
– Ты читал про него у Кота, Скрибб?
– Ну, что-то читал, – отозвался я.
– Утанка был молодым студентом... – начала Дездемона.
– Что она говорит, Скрибб? – закричал Битл. – Я ее толком не слышу!
– Она рассказывает историю, Би.
– Вау! И какую историю?!
– Историю Такшаки.
– Вау! Пусть продолжает! – завопил Битл, продираясь сквозь пробку на Керри-Пэфс. Все ароматы Индии атаковали нас со всех сторон, когда мы проезжали эту жасминовую горку. Дездемона говорила так, словно ее язык был из шафрана, и мне хотелось поцеловать голос моей сестры, потому что это было прекрасно. Она рассказывала историю молодого Утанки, азиатского студента, который отправился в королевство змей, чтобы выкрасть обратно серьги королевы. Король Англии выковал эти серьги из самой благородной руды, которая только существовала в природе, и подарил их на день рождения своей прекрасной жене. Утанке было поручено доставить эти серьги королеве. К несчастью, на пути в королевскую опочивальню, серьги были украдены коварным Такшакой, королем змей, который был длинным, как река – фиолетовая с зеленым река. Его укус был смертелен для человеческой плоти и распространял по венам отравленные сны, пока сознание полностью не заражалось насилием.
Такшака унес драгоценности в свое царство, в мир Нагас, змей снов.
– И что было дальше, Дез? – спросил я.
– Твоя миссия, Скриббл Утанка, не знаю только, пожелаешь ли ты принять ее и исполнить, заключается в том, чтобы пройти через жасминовую долину змей снов, вооруженным лишь плотницким молотком, соком змеиной травы и вилкообразной веткой, и вернуть серьги обратно. Ты принимаешь это задание, о великий воин, Скриббл Утанка?
– Я не уверен...
Остальные Райдеры рассмеялись, но я воспринял это буквально.
– Просто сделай это, брат, – сказала Дездемона.
– Я не знаю, смогу ли, – ответил я. – Кот говорит, что в Желтом можно умереть... по-настоящему.
Тогда она подалась ко мне, чтобы поцеловать.
Сестра поцеловала меня, и я ощутил, как на меня падают какие-то лепестки, прямо внутри фургона – падают, падают, у меня в голове, из какого-то невообразимого Вирта.
Цветы опадали.
Опадали цветы жасмина, а я потягивал соки Бога, правя этой колесницей в страну Такшаки, и лучшие губы на свете крепко прильнули к моим губам, ее язык проник мне в рот, словно перо. Так хорошо.
Не дай мне ее потерять.
Что?
О чем я сейчас подумал?
– Давайте закинемся этим красавцем, – пропел Битл, и я упустил свой шанс разрешить сомнения. Мы уже прибыли в порт, в порт на Расхолм Гарденз, с квартирами, напоминавшими пчелиный улей, и мы предвкушали оргазм удовольствий – удовольствий, пропитанных шафраном.
Скрипнули ржавые ворота.
Ржавчина осыпалась.
Пропитаться шафрановым кайфом. И он будет моим сегодня, во всех его проявлениях.
Битл нарушил общее настроение.
– Давайте сделаем это! Окунемся в него! – закричал он, выхватив перо из рук Дездемоны. – Давайте сделаем это! Употребим Желтое! Все за мной!
По лестнице мы поднялись без приключений – без всяких змей, – и вошли в наше логово, которое приветствовало нас шоу огней. Брид тяжело опустилась на диван, взирая затуманенным взором на экземпляр «Кота Игруна» трехнедельной давности. Битл стоял у окна, поглаживая шафранное перо. Он как следует смазал Вазом оперение и вставил перо нам всем – по очереди. Себе – последнему.
Я почувствовал, как закружились титры, и комната завертелась в момент прихода и начала расплываться, и моя последняя мысль была: это великолепно и я хочу больше, я хочу этого навсегда. А потом Желтое вставило...
Наша бесстрашная четверка купалась в озере пряностей – мы пропитались пряностями, как маринадом, наши тела окрасились в желтый. Самый сладостный цвет. Он дарил ароматы и благоухания грядущего пира. Запах веществ, которых мы никогда раньше не пробовали.
Янтарный свет заливал гостиную, и золотые цветы осыпались с обоев – тысячи цветов. На полу образовался ковер из лепестков. В ковре открылась дыра. И хотя все мы знали, что падать сквозь желтую дверь – это плохо, мы все равно провалились сквозь нее.
!!!!!ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!!!!
Черт! Что это было?!
Я шагал по дворцу из золота, и трое моих соратников были рядом со мной. У меня в руках – плотницкий молоток, пропитанный змеиной травой, единственным известным противоядием от укуса змеи. У остальных были точно такие же молотки, и мы были воинами добра внутри скверного мира, и я чувствовал, как меня переполняет голод и жажда крови.
Все сияло желтым, блестело и пахло шафраном – здесь, в мире Нагас.
Кот Игрун говорит, что Нагас – легендарная раса змей. Они могущественны и опасны, и обычно являются в форме обыкновенных змей, но иногда предстают как мифические гиганты – длинные скрученные формы фиолетового и зеленого. Иногда они принимают человеческий облик, просто чтобы дурачить нас. Короля Нагас зовут Такшака. Иногда Нагас застигают врасплох в человеческом мире, и это их очень злит, потому что они не выносят света нашего мира. Мы называем этих изгнанников змеями снов.
|
|
|
