 |
Глава девятая Непредсказуемое пророчество
|
|
|
|
Снов было много, очень много. Кошмарные и восхитительные, мучительные и приятные, но Марк не запомнил ни одного. Помнил только, что просыпался несколько раз, что-то шептал, его сильно тошнило, хранительница давала ему воды, а он жадно пил.
Он не знал, сколько времени проспал в трясущейся старой повозке. Чистое небо, озаренное неярким солнцем и сырая прохлада, подсказывали, что сейчас утро.
“Мы уже выехали из болот? – спросил себя в мыслях Марк. Смутный, отдаленный ужас, пережитый в Белом забвении, угрожал вернуться снова. – Нужно забыть о проклятых болотах. Забыть. Пусть все пережитое окажется сном”.
Подняв голову, в которой трещала боль, будто кто-то огрел его палицей, Марк сонно осмотрелся по сторонам. Они ехали через приятный зеленый поселок, окруженный дремучим лесом, как многометровой стеной. Маленькие домики покрывали плоские квадратные крыши. В полтора раза больше самих домиков крыши создавали над ними необычно широкие карнизы. Большое расстояние между домами занимали фруктовые сады и овощные грядки. Следовательно, поселок был велик по территории, но не слишком по населенности.
– Доброе утро, миротворец Маркос, – промолвил епископ своим обычным голосом, лишенным всяких интонаций. Только сейчас Марк заметил, что тот беседовал с хранительницей и прервал беседу, услышав, что Марк заворочался.
– Кому доброе, а кому как всегда, – пробормотал Марк. – Я долго спал? Всю ночь?
– Две ночи, – так же без интонаций сообщила Никта.
– Это как?
– Ты спал всю ночь, потом весь день, потом снова всю ночь, и вот теперь проснулся, – растолковала ему хранительница, придав своему голосу несколько крупинок укора.
– Понятно.
Марку стало легче на душе от этих крупинок. Отсутствие интонации у людей всегда настораживало.
|
|
|
Они проехали через маленькую молодую рощицу. Преимущественно здесь росли миртовые деревца, источая свежее благоухание. Проведя рукой по листьям глянцевидной зелени, Марк сорвал несколько красно-синих ягод и положил в рот. Они освежали. Среди миртовых попадались и лавровые деревца, а дальше – с высоких стройных сосен начинался густой лес.
– Где это мы?
Епископ посмотрел на него взглядом доброго лекаря, имеющего дело с помешанным.
– Мы в Каллирое.
– Это я уже знаю. Что за поселок?
– Зеленая идиллия. Мы в Цветущей долине Анфее. Там, куда направлялись из Мелиса, брат мой.
– Понятно… – тут Марк возмущенно остановил взгляд на застывших в смешке губах хранительницы. – Что ты нашла смешного во мне?
Девушка рассмеялась. Чистая прядь волос закрыла ее глаза. За время, проведенное в Мелисе и Желтых песках, ее лицо заметно загорело и цвет загара теперь необычно сочетался с яркой синевой ее глаз. Едва ли ей, выросшей во влажных лесах Спящей сельвы, понравился жаркий климат Мелиса, однако жаловаться было не в ее духе. И все же нетрудно было заметить, что среди этих зеленых лесков она, наконец, почувствовала себя в своей стихии.
– Я все помню, со мной все нормально! – принялся доказывать Марк, хотя понял, что она не смеется над ним, а попросту рада его возвращению в реальный мир. – Я все помню! Мы должны встретиться на перекрестке дорог с Харисом и Флоей. В таверне… э-э… таверне…
– “Четыре бочки”, – подсказала хранительница сквозь улыбку.
– Какие бочки? Ах, да, в таверне “Четыре бочки”. Видишь, я все помню.
Вспоминать Белое забвение очень не хотелось, и кажется, епископ с хранительницей это понимали.
Марк с большим удивлением рассмотрел темно-каштановые волосы Никты, чистые коричневые одежды, сандалии без единого следа болотной грязи. Затем перевел взгляд на свое одеяние, которое вполне могло сойти за хорошую маскировку, чтобы идти на разведку в земли Туманных болот. Кое-где висели остатки сухих водорослей и мха.
|
|
|
– Где ты успела отстираться?
Хранительница перестала смеяться и просто с улыбкой смотрела ему в лицо.
– Вчера мы останавливались у Изумрудного водопада. Он находится сразу за болотами Белого забвения…
Марк вздрогнул, но, не подав виду, отогнал надвигающиеся страхи прежде, чем они успели отравить душу.
– Прекрасное место! Особенно после того, что мы пережили там… – Никта проницательно поняла, какие чувства вызывает у Марка напоминание о земле греха, и улыбнулась. – Чудесный белый поток, несущийся с высокой скалы. Дно искрится ярко-зелеными камнями, напоминающими изумруд, а вокруг цветет красивый лес или даже сад. Жаль, что ты так крепко спал. Мы не хотели тебя будить.
– Ну и зря, мне бы тоже отмыться не помешало бы, – произнес Марк.
– Отмоешься в таверне, – сказал епископ, не отворачиваясь от упряжи. – Мы снимем комнату в долг. Меня здесь знают.
– А… постойте, вы говорили, что в Зеленой идиллии мы встретим пророка.
– Верно, Маркос.
– Так когда мы пойдем к нему?
– Как только встретим наших друзей.
– Ах да, Харис и Флоя, как я мог забыть! – Марк сонно провел рукой по лицу и его пальцы сняли засохшую болотную паутинку.
Хранительница усмехнулась и протянула ему круглое зеркальце из слюды в оправе из березовой веточки. Глянув на свое отражение, Марк понял: ему не удастся убедить себя, что Белое забвение было сном. Лицо покрывала засохшая ряска, из волос торчали обрывки водорослей. Четыре глубоких пореза от виска до подбородка, которые оставила ему ламия, поджили, но полностью исчезнут не скоро.
Возле таверны “Четыре бочки” домов было немного, она находилась на пересечении дорог и поселков. Ободранная таверна контрастно отличалась от чистеньких, ухоженных домиков Зеленой идиллии. Над ней не было широкой крыши с огромными навесами, а грубо прорубленным окнам не хватало стекол, из печных труб валил дым. Чуть поодаль стоял двухэтажный бревенчатый дом – место для ночлега. Несмотря на убогие стены, выглядел он лучше, чем печально известная мелисская ночлежка. Вокруг таверны стоял хлипкий заборчик из двух перекладин и несколько лавок, длинных, чтобы вместить всех желающих.
|
|
|
Слезая с повозки, Марк чуть не упал, не учтя двухдневного лежания без движений. Хранительница вовремя подхватила его под руку.
– Что с тобой?
– Ничего, все в порядке.
Марк кривил душой. Кости ломило как при тяжелой болезни, тело двигалось вяло и расслабленно, очевидно, давали о себе знать остатки яда и большая потеря крови. При ходьбе немного кружилась голова. Вдобавок, он вспомнил, что не ел три дня.
Внутри таверны стоял устойчивый запах пива и жареного лука. Свет из прорубленных окон мрачно освещал комнату, а иного освещения здесь не было. Возле грубых деревянных столов стояли высокие лавки, несколько из них занимали бородатые любители пива. Стены украшали деревянные муляжи сабель, копий и прочего оружия, причем многие экспонаты были поломаны, не иначе как во время какой-нибудь пьяной драки. Кроме этого со стены смотрела клыкастая морда-чучело свирепого кабана.
– Мир вам, – сказал епископ, приветливо улыбаясь.
– Почтенный Ортос! Давненько вас не видали!
Хозяин таверны – пузатый бородач в засаленной повязке, прикрывающей лысину, отдал распоряжение двум юным вертким служанкам, и они мигом понеслись на кухню, откуда доносились самые разнообразные запахи. Епископ быстро договорился и о еде, и о ночлеге в долг. Было заметно, что его здесь уважают.
Марк обратил внимание на сидевшего за противоположным столом старого забулдыгу, одетого в крестьянскую робу грязновато-коричневато цвета. Обхватив перепачканными землей руками огромную пивную кружку, он глухо спал, уткнувшись подбородком в ту же кружку. Он умудрялся сопеть и носом, и ртом. Поток воздуха из ноздрей раздувал усы, делая их пышными на какой-то миг, после чего они снова укладывались на место. Изо рта поток перегара уходил в кружку, заполненную наполовину, создавая странное подводное бульканье. Из кружки летели пивные брызги, а иногда пробивались целые фонтанчики, орошая ему бороду и усы.
– Миряне… – произнесла хранительница без презрения, скорее сочувственно. – Брат Ортос, разве нет лучшего места для ночлега, чем мирянская таверна?
|
|
|
– Тут отличное место: подальше от чужих глаз и вредных слухов, – ответил епископ, оглядываясь по сторонам. – В Зеленой идиллии полно шпионов темного князя Эреба.
– Эреба? Это не тот ли Эреб, который отец колдуньи Амарты? – Марк вопросительно глянул на епископа.
– Да! – резко ответила за него хранительница, и глаза ее сверкнули.
– Вы полагаете, эти миряне не опасны? – спросил Марк, вспоминая неприятности в мелисской таверне.
– Что ты, они нам не враги, – улыбнулся епископ и, проследив за взглядом Марка, посмотрел на сопящего забулдыгу. – Вот этот, например, пьяница беспробудный, но в душе – человек добрый. И к тому же – староста соседнего поселка Буйный луг. Он всегда разрешал мне выступить перед мирянами своего селения. Он и сам, наверное, встал бы на Путь истины, если б не его тяга к кружке.
– Староста? – удивился Марк. – Беспробудный пьяница и вдруг староста?
– Увы, да. Для Буйного луга такой староста вполне подходит, – сказал епископ, погрустнев.
Подошел хозяин таверны, лично подав гостям горячие кушанья.
– Что слышно у вас, какие вести ходят через ваше пристанище? – спросил епископ.
Хозяин тихо зашептал:
– Говорят, грядет война с Амархтоном. Князь Эреб тайно созывает народ в легионеры тьмы. Не далее как на прошлой неделе, его посланник захаживал в наш Буйный луг, дескать, кто хочет вступить в армию Темного Владыки Хадамарта? Шестеро наших парней согласились на пьяную голову. Тут же их облекли в черные доспехи и увезли.
– Понятно. Влияние Падшего города на Анфею усиливается с каждым днем.
– А еще говорят, королева Сильвира спешно собирает войска, – сообщил хозяин и зашептал еще тише. – Ее посыльные отправились по всем селениям, где живут ваши аделиане. А она, говорят, поехала в Морфелон, заключать новый договор с вашим Сиятельнейшим Патриархом. Нам то что, нам нет дела до ваших войн, – заговорил он уже громче. – Это вам, аделианам есть над чем поразмыслить.
– Дожить бы до того благословенного дня, когда Знамя победы воссияет над Падшим городом! – впервые высказал одно из своих мечтаний епископ и взгляды Марка и Никты обратились на него. Он смутился, хоть и сумел это скрыть, перекинув взгляд на тарелку Марка. – Ты что, тебе нельзя мяса! Куда тебе, после трехдневного голодания!
Марк хотел сказать, что это мясо неизвестного происхождения он и так бы не стал есть. Ему подали миску бульона, и Марк постепенно утолял голод, прихлебывая его с хлебом. В животе непривычно бурчало. Когда он запил все это большой кружкой сладкого чая, с приятным вкусом мяты и какой-то душистой травки, то почувствовал себя самым сытым человеком в Каллирое.
|
|
|
– Простите, я сейчас приду.
Выйдя из таверны, Марк направился к низкому, покосившемуся сараю, который являлся полуразваленной уборной. У входа стояли два высоких воина, привлекших к себе внимание Марка. Один из них оказался крепким пожилым рыцарем в обветшавшем нагруднике. Рыцарь опирался на длинный двуручный меч как на посох. Его спутником был худющий тип, покрытый с ног до головы в толстую черную мантию, высокий – на голову выше рыцаря, и на две головы выше Марка. Не расслышав, о чем говорят эти двое, Марк определил, что хриплый, пропитый и сильно сдавленный голос принадлежит рыцарю, а свистящий, едва уловимый – его спутнику.
Странное любопытство влекло узнать их поближе. Выходя из уборной, Марк как бы невзначай глянул на их лица: выжатое как лимон, давно небритое лицо старого рыцаря не задержало его внимания. Но вот лицо его спутника…
Марк содрогнулся. Верхняя часть лица незнакомца была скрыта капюшоном, а нижняя представляла собой две голые челюстные кости, соединенные белыми костяными губами. И этот ужасный мертвецкий рот произносил свистящие слова, как будто их пытался прошипеть зимний вихрь: “Ты остался один, ты никому не нужен, ты наедине с судьбой, ты один против всех невидимых врагов…” Марк почувствовал, как застывают глаза, губы, щеки, как в уши врывается невыносимая звуковая пустота, а перед ним плывет, плывет, плывет бескрайняя степь под унылым заходом солнца. Необъяснимый страх одиночества сковал и парализовал разум, хотя ноги продолжали шагать к дверям таверны. Марк вдруг оказался один в этом чужом мире. Одинокий. Беспомощный. Несчастный. Никому не нужный. Отверженный Богом. Наступил кошмар длинною в вечность, пока Марк не споткнулся ногой о лавку.
Бух! Марк пришел в себя и смахнул со щеки прилипший песок. Светило взошедшее солнце, крестьяне спешили на поля, бросая на него обыденные взгляды, очевидно, принимая за пьяницу, наклюкавшегося с утра пораньше.
Но Марка не волновало их мнение. Его пугал страшный спутник неизвестного рыцаря. Вернувшись за стол к друзьям, Марк готов был поделиться впечатлениями, но епископ так оживленно выспрашивал новости у хозяина, что он передумал. Да и потом, ведь ничего не случилось!
“Нервы у меня никуда, – подумал Марк позднее. – Подумаешь, даймон! Что, мало всяких монстров по этой стране шатается?”
Получив комнату на первом этаже, отмывшись в небольшой баньке, Марк только и делал, что лежал. Он еще был очень слаб и предавался отдыху последующие четыре дня. О Белом забвении он старался не вспоминать, и о нем не напоминали ни епископ, ни хранительница.
К своему удивлению Марк обнаружил, что после Белого забвения в нем произошли перемены. Он стал более смел в общении с епископом, да и перед проницательным взглядом хранительницы мог устоять без смущения. В нем пробуждалась какая-то сила, которой он еще не понимал, но уже радовался изменениям. Наконец-то!
Однако один раз за эти дни епископ таки заставил его поволноваться.
– Скажи мне, Маркос, если это не тайна, кто такая Меллина?
В груди екнуло, и сердце застучало в бешенном ритме. Счастье, что хранительницы в этот момент не было рядом.
– Откуда вам известно это имя? – медленно проговорил Марк, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.
– Я первый тебя спросил, – улыбнулся епископ, убеждая, что ничего выпытывать не собирается.
Марк помялся.
– Одна девушка. Случайно познакомились в Мелисе. Поговорили да и разошлись. А вы откуда ее знаете?
Епископ глубокомысленно сложил руки на животе и секунд пять думал, держа Марка в напряжении.
– Видимо, эта девушка произвела на тебя сильное впечатление, если ты шептал во сне ее имя…
– Когда?
– Когда мы выезжали из Белого забвения.
– Вот как? – Марк нервно затеребил рукава своей рубахи. – Никта тоже слышала?
– Она спала.
– Не знаю, что на меня нашло, но это… это ничего не значит. Ну, может, и запомнилась мне эта девушка, ну и что?
– Белое забвение не создает свои образы искушений – оно лишь отражает то, чего мы жаждем, что живо в нашей памяти. Ламия, которая тебя чуть не погубила, была пропитана чарами Белого забвения…
– Хватит, не вспоминайте больше об этом месте! – Марк заговорил дерзко, ничуть не стесняясь. – Что было, то было. Вам ведь тоже не хочется вспоминать то, что вам тогда снилось?
Епископ смутился, кашлянул, но ничего не сказал. Марку стало неловко: да, можно было обойтись без последней фразы. Однако к этому разговору епископ больше не возвращался.
Стояло жаркое лето, теплый сухой ветер проносился по дорогам, поднимая пыль. Вдоль таверны проходили телеги купцов и мелких бродячих торговцев. По вечерам в таверне становилось шумно от веселья, которое порой затягивалось до утра.
Хранительница по-прежнему была немногословной, но теперь проявляла к Марку больше внимания, чем раньше. Она настаивала, чтобы он молился перед сном, учился читать, предлагала поучить его владению мечом. От тренировок Марк отказывался, ссылаясь на слабость, хотя чувствовал, что быстро идет на поправку. Ему было приятно, что девушка приготавливает ему чай из целебных трав, спрашивает о его самочувствии, интересуется, что ему надо.
Но Марка заботила главная цель похода – пророчество. Ему не давала покоя мысль, что ему уготовано. Совершит ли он подвиги, о которых мечтал, достигнет ли того, к чему призван? Дано ли ему когда-нибудь вернуться домой? Да, в Каллирое он крепнет и умнеет, но все-таки его дом там. Узнать бы, когда и как он сможет вернуться, и можно путешествовать со спокойной душой.
Он узнал, что от таверны до Храма призвания всего два часа ходьбы. Спросив епископа, почему бы им не сходить к пророку, а потом вернуться сюда и дожидаться Хариса и Флою, Марк получил странный ответ:
– Нельзя раскрывать наше присутствие, пока мы разделены. В “Четырех бочках” нас никто не станет искать, но как только мы придем в Храм призвания, о нашем присутствии узнают все.
– Кто это все?
– В Анфее многие не хотят, чтобы Седьмой миротворец исполнил свое пророчество. Запомни, Маркос – мы не в Морфелоне и даже не в Мелисе. Мы пришли на юг. Здесь никогда не прекращается тихая война. Тишина и спокойствие могут в одно мгновение обернуться кровью и смертью. Так что самое разумное для нас – держаться вместе. И в Храм нужно идти вместе. Дождемся наших друзей. Да и тебе не мешает набраться сил. Впереди у тебя – решающая встреча в твоей жизни.
«Уговорил», – недовольно подумал Марк.
***
На пятый день пребывания в “Четырех бочках” прибыли Харис и Флоя: усталые, но счастливые. Марк к этому времени окончательно окреп и дружеские объятия странствующего рыцаря встретил стойко.
– Дружище! Вот мы и снова единым клинком идем на врага!
– Маркос! Ортос! Никтилена! – неугомонная Флоя встретила всех радостным визгом. Ее белая накидка приобрела грязноватый цвет, а смуглое лицо еще сильнее загорело. Она бросилась обнимать Никту, и та ответила радостным возгласом. Никогда Марк не видел хранительницу такой веселой.
– Как вы добрались?
– Чудесно, караванщики провели нас за перстень брата Ортоса через таможню и кормили всю дорогу, – прощебетала Флоя. – Спасибо, Маркос, брат Ортос!
Епископ передал Харису уздцы, и странствующий рыцарь ласково потрепал коня по гриве. Скороног, вновь обретя хозяина, тихо заржал и энергично затряс ушами.
– А как вы прошли Белое забвение? – справился Харис.
– Маркос, что у тебя с лицом? – подхватила Флоя.
Раны от когтей ламии поджили, но все же были сильно заметны.
– Болота есть болота, – уклончиво ответил Марк, поднимая воротник рубашки, чтобы скрыть ужасный шрам на шее.
– А что вы видели в Белом забвении? – настаивал Харис.
– Брат Ортос объяснит тебе лучше, чем я, – проговорил Марк, испугавшись жутких воспоминаний.
– Хорошо, но что же мы стоим, идемте в таверну. Нам нужно поесть с дороги! – обхватил его за плечи Харис.
– У вас разве что-то осталось от тех сиклей? – недоверчиво спросила хранительница.
– Нет, но есть нечто большее. Вчера я починил колесницу одному аделианскому вельможе из Южного оплота. Местные конюхи и кузнецы ничего не смыслят в колесницах, а я провел на них детство. Он дал мне пять динаров и остался доволен, хотя все время ругал мелисские власти, на чем свет стоит. Кстати, это был эмиссар королевы Сильвиры в Зеленой идиллии. Славная встреча!
Обед затянулся. И к большому недовольству Марка, затянулся надолго. Он рассчитывал, что они немедля отправятся к пророку, но где там! Харис увлеченно рассказывал о караванах, купцах и рыцарях, с которыми познакомился в дороге. Флоя перебивала его, повествуя о непослушном верблюде, на котором ей довелось ехать. Так они чередовались, наперебой делясь впечатлениями.
Наконец, когда епископ первым вышел из таверны, Марк поспешил за ним, спросив со скрытым нетерпением:
– Ну теперь-то мы идем к пророку?
Епископ немного помедлил с ответом, копошась в своем вещевом мешке у дверей.
– Нет, не сегодня. Сейчас мы поедем к моему давнему другу, служителю Храма призвания, почтенному Иалему. Он будет рад принять нас в своем доме.
Неожиданно для самого себя Марк вскипел. В его душе происходило что-то непривычное. Тонкая струйка обиды больше не угнетала его как раньше, не замыкала в себе. Нет, она жаждала своего высвобождения, стремительно перерастала в бурную реку негодования.
– Почему не сегодня? Зачем тогда было говорить, что мы пойдем к пророку, как только прибудут Харис и Флоя?
– Нам нужно подготовиться и все продумать.
Марк глянул в таверну: Харис, Флоя и Никта еще были там. Он оставался с епископом наедине, и это придавало дерзости.
– У вас было четыре дня, чтобы все продумать!
– Маркос… – епископ примирительно поднял руки, – остынь.
– Остынь! Что значит остынь?! – громко заявил Марк, хотя в душе успел пожалеть обо всем, что слетело с языка. Однако неконтролируемый поток эмоций, невесть как накипевший, рвался наружу, и остановить его было непросто. Что-то сломалось, что-то изменилось в нем после Белого забвения. – Почему я должен ждать, когда вы поведете меня к пророку? Почему я сам не могу решать за себя? Сколько еще я должен оставаться вашей тенью? Почему вы столько всего недоговариваете, скрываете? Почему держите меня в загадках? Знаете, каково это, жить в неведении, постоянно мучаясь мыслями “Где я?” и “Что будет завтра?” Почему, когда я что-то начинаю решать сам, вы меня останавливаете? Туда я не готов, сюда не готов, и на Светлой арене мне состязаться рановато и мечом владеть необязательно! Хватит! Теперь я могу обойтись без вас.
Из него пробивалась новая сила. Независимость. Самодостаточность. Амбиции.
Епископ рассердился: его щеки побагровели, а ноздри стали гневно раздуваться как кузнечные меха. Секунд через десять он пересилил себя и ответил сдержанно:
– Я твой проводник, Седьмой миротворец. Будь добр прислушиваться к моим советам.
– Вы были моим проводником до Зеленой идиллии, – ответил Марк, все меньше и меньше сдерживая себя. Ради своей попытки добиться самостоятельности он был готов поссориться с епископом всерьез и надолго. – Дальше я как-нибудь сам. Можете идти к своему приятелю. А я иду к пророку.
Неожиданно просвистевший поток воздуха задел Марка по лицу. Рядом раздался глухой удар в двери таверны, и Марк ошеломленно уставился на полуметровую стрелу с черной ленточкой на конце.
– Это… это кто? – робко спросил он, забыв и гнев, и свою тягу к самостоятельности.
– Что здесь происходит? – из таверны выскочил Харис, а за ним Флоя и Никта.
– Даймоны! – взвизгнула Флоя, а хранительница одновременно с Харисом схватилась за меч.
Острая стрела торчала четко между епископом и Марком. Полметра вправо – и она бы угодила епископу в грудь, полметра влево – и она бы сразила Седьмого миротворца.
– Нет, не даймоны, – сохраняя видимое спокойствие, произнес Харис. – Это человек.
Хранительница глянула вокруг, прищурившись.
– Мастер своего дела. Стрелял из леса, а это больше полета обычной стрелы.
– Невозможно! – заявил Харис. – Это самострельная стрела, а самострелы так далеко не стреляют.
– Он мог усилить стрелу магией ветра.
– Был бы мастером, то кто-то из нас уже бы встретился с вечностью, – сказал епископ, единственный из всех, кто совершенно не тревожился.
– И… и кто это может быть? – рассеянно произнес Марк, думая, то о стреле, то о глупой ссоре с епископом.
– Это предупреждение! – решила хранительница.
– Или чья-то шутка, – подметил епископ, не разделяя ее тревоги.
– Челюсть сверну за такие шутки! – прорычал Харис.
– Так чего же ты стоишь? Беги, лови его! – едко подстегнула Флоя, видимо, успокоенная тоном епископа.
– В любом случае надо уходить отсюда, – промолвил епископ. Он не озирался по сторонам, как видно, будучи уверенным, что покушение сейчас не повторится. – Наше присутствие в Зеленой идиллии уже замечено.
* * *
Дом служителя Иалема находился неподалеку от таверны на окраине поселка, всего в нескольких шагах от дремучего леса, называемого здесь Лунным. Хозяин, по-видимому, имел трудности с деньгами, поскольку его жилье пребывало не в лучшем виде: стены, сплетенные из гибких ветвей, были обшарпаны, будто их постоянно царапали дикие коты, а с крыши свисали лохмотья кровельного покрытия из сухого мха. Нуждалась в ремонте и печная труба, жалобно покосившаяся к краю крыши.
Служитель Иалем был круглолицым пожилым человеком, с большой плешью на голове. Как и епископ Ортос, он постоянно носил длинные одежды священника, всегда сохраняя на лице невеселую, но добродушную улыбку. Молчаливый, неразговорчивый, он особенно избегал разговоров о Падшем городе. Подолгу с ним можно было говорить только о его здоровье и об абстрактных понятиях добра и зла.
Марка поселили в гостиной, предоставив твердую дощатую кровать. Старые доски скрипели и неприятно напрягали спинные мышцы, но ему было все равно. За время похода он стал совершенно неприхотливым. Епископ все справлялся о здоровье Иалема, и тот охотно отвечал, находя интересной эту тему.
Флоя, собрав у леса несколько букетиков цветов и, разместив их в глиняных кувшинчиках, скрасила неухоженный вид гостиной. Хозяин отреагировал доброй улыбкой.
– Вы любите цветы, почтенный Иалем? – осведомилась Флоя с зажатым в руке кувшинчиком, полным ярко-синих полевых цветов. – Я видела ваш цветник за домом. Прелесть!
– Да, цветы помогают не замечать одиночества, – глубокомысленно ответил хозяин, польщенный вниманием юной девушки.
– Ой, а вы одиноки? У вас нет семьи? А где ваша жена? Вы никогда не были женаты?
– Флория! – нахмурил брови епископ.
– О, все славно, брат мой, – проговорил хозяин. Его улыбка стала уныло-разочарованной. – Просто есть вещи, о которых говорить рано. Всему свое время.
Он сказал Харису, чтобы тот отвел коня в стойло, взял вещевой мешок епископа и понес на второй этаж, по лестнице, из которой вот-вот должны была посыпаться труха.
– Никогда не задавай глупых вопросов людям, испившим немало горя! – сердито упрекнул Флою епископ и поучительно поднял палец перед ее недоуменным лицом. – И другим людям тоже не задавай…
– А что тут такого? – как всегда возмутилась Флоя.
– У каждого человека есть свои сокровенные тайны, о которых не нужно знать никому другому.
– Я всего лишь спросила о семье…
– У него нет семьи… больше нет. Теперь его семья – храм… гм, я очень много сказал.
Проворчав какие-то поучительные слова, понятные лишь ему самому, епископ удалился следом за неразговорчивым служителем.
– Я не понимаю, как можно быть таким замкнутым в себе! – пожав плечами, высказалась Флоя, оставшись наедине с Марком.
– Ну не всем же быть такими говорливыми! – отозвался со своего ложа Марк. – Зато у тебя, когда появляется тайна, о ней сразу узнает вся округа.
– Не могу же я держать в себе все, что меня тревожит! Иначе я просто лопну.
– А многие люди, наоборот, не могут высказывать свои переживания, – сказал Марк, думая совсем о другом. Что его сейчас тревожило, так это неизвестный стрелок, пустивший в него стрелу. – Это делает их душу уязвимой. Особенно, если в ней живет боль.
Флоя вдруг стала непривычно серьезной. Ее губы сложились в трубочку, а озорные блестящие глазки сощурились, как при обдумывании важного вопроса.
– Заглушая в себе боль, мы делаем ее сильной в будущем. Лучше вылить ее сразу и избавить себя от лишних страданий.
– Мудрая мысль! – согласился Марк, поднимаясь. Он желал поскорей остаться один на один со своими мыслями. – Да только многие люди любят страдания. Им нравится, когда их жалеют.
Марк вышел во двор.
Здесь приятно обдувало вечерней прохладой, ветер доносил чудные запахи душистых садов. В саду служителя Иалема помимо яблонь росли маленькие гранатовые деревца с прямыми стволами и многочисленными отростками, красноватою корою, продолговатыми блестящими листьями. На ветках висели созревшие плоды с большими, похожими на звезды ярко-красными цветами, не имеющими запаха. Марк подобрал с травы упавший плод. Он был покрыт твердой красной кожурой, а при разломе оказалось, что он вполне созрел: множество сочных красных зерен оказались весьма неплохими на вкус.
Из памяти не уходила стрела с черной ленточкой. Покушение? Предупреждение? Намек? Кто это мог быть? Посланник черной колдуньи Амарты, однажды покушавшейся на его жизнь? Но в прошлый раз она это сделала открыто. Она желала видеть его предсмертный взгляд, об этом ясно говорили ее глаза, преисполненные глубоко личной ненавистью. Так зачем же ей наемник? С ее-то смертельным искусством черной магии! Яннес? А ему зачем? Он и так победил Седьмого миротворца на Светлой арене. Да и не таков этот тип, чтобы убивать соперника стрелой в спину. Кто-то из слуг Темного Владыки Хадамарта? Вдруг они боятся Седьмого миротворца из-за того самого пророчества? Тут может быть целая вереница версий, вплоть до высказанной епископом, что стрела с черной ленточкой – чья-то глупая шутка. Ох, хорошо бы, если так.
– Маркос… – раздался сзади голос Флои, приглушенный и заговорщицкий.
– А? Чего тебе?
– Весь день хотела тебе сказать… – она зашептала над самым ухом. – Во время путешествия с караваном из Мелиса… я заметила среди купцов… архиепископа Ипокрита.
– А-а, помню, помню, – махнул рукой Марк, припоминая, как встретили Седьмого миротворца в Сонной дубраве, после того как там побывал Ипокрит. – Ну и что, может, у него родственники в Анфее?
– Да нет же, погоди. Я подслушала его разговор… я говорила Харису, но он не слушал. Говорит, я много себе воображаю. Но я слышала точно: Ипокрит говорил со странной женщиной, которая, несмотря на ужасную жару, скрывалась под черной мантией. Ипокрит опасается, что Седьмой миротворец возмутит спокойствие в Анфее, а потому, говорит, он добился от Совета епископов Морфелона письменного указа. Благодаря этому указу, говорил он, ни один храм, ни одна аделианская община не имеет права содействовать тебе без согласия представителя Совета. То есть, его, Ипокрита!
– Вот как? – удивился Марк. – Чем же я насолил этому старикашке?
– Это еще не все! – возбужденно проговорила Флоя. – Та странная женщина рассмеялась и, ты не поверишь, я узнала колдунью Амарту! Она сказала Ипокриту, что его усилия излишни. Она… она заявила что-то страшное… что Седьмой миротворец надежно скован цепями безликого!
Марк обомлел. Амарта. Ипокрит. Цепи безликого. Голова пошла кругом. Он почувствовал, что больше не может терпеть сужающийся вокруг него заговор.
Он бросился в дом, поднялся на второй этаж в комнату епископа и стал говорить. Его прорвало. Он говорил все, о чем боялся рассказать раньше: о странных голосах перед появлением в Каллирое, о намеках Яннеса, о подобных словах Амарты, которые подслушала Флоя. Он упустил только новость об Ипокрите, зная, что епископ не поверит в его сговор с колдунами. Епископ слушал внимательно, с интересом и спокойствием, видимо, не считая эти сведения слишком тревожными. Когда Марк закончил, епископ неспешно заговорил:
– Твои голоса в переходе из твоего мира в наш давай оставим. Не нам судить о том, что закрыто для нашего ума. Откуда об этих голосах знают Яннес и Амарта? Все довольно просто. Амарте известны сильные оракулы, даже оракулы-некроманты. Они идеально видят слабости людей, в том числе и адельфов. Цепями безликого именуют силу человеческого страха. Немудрено, что оракул увидел в тебе страх и пересказал Амарте, а она – Яннесу. Они оба желают показать, что знают о тебе больше, чем ты сам. Посему не удивляйся, если услышишь о цепях безликого еще от кого-нибудь. Оракулы способны видеть в тебе твои слабости, но им никогда не предугадать твоих сильных сторон. Жаль, что ты мне сразу все не рассказал. Впредь не держи от меня втайне свои опасения.
– Ясно, – произнес Марк, чувствуя, как спадает с души камень неизвестности.
– Да, и еще: скажи Флории… нет, лучше я сам.
– Что сказать?
– Чтобы не была так наивна в дальнейшем. Амарта не тот человек, которого можно подслушать.
– Но Флоя уверяет…
– …Если Амарта сама не захочет, чтоб ее подслушали.
– Зачем?
– Чтобы внести в твое сердце тревогу со всех сторон. И со стороны твоих друзей тоже.
Епископ устало зевнул.
– Иди спать, Маркос. Завтра у тебя великий день. Ты услышишь пророчество о Седьмом миротворце.
* * *
Марк мучался всю ночь напролет, так и не сумев заснуть до утра. Он пытался читать книгу Пути истины, но это оказалось невыносимо тяжело: веки начинали смыкаться, мысли сонно путались. А как только Марк откладывал книгу в сторону, сон издевательски убегал прочь. Чтение незнакомых символов и строк давалось не так легко как в безлюдных Желтых песках.
Да, после Белого забвения в нем произошли перемены, но его по-прежнему мучил страх. Неведомый страх за свою судьбу заставлял вжиматься в подушку и вздрагивать от каждого шороха. Даже когда страхи прекратились сами собой, нетерпеливое ожидание получить все разгадки у пророка, не давало уснуть.
“Почему все знают обо мне больше, чем я сам? И почему эти все – враги? Почему они ненавидят меня? Что плохого я сделал кому-то из них? Ипокрит, Яннес, Амарта и ее зловещий отец темный князь Эреб, с которым, по Божьей милости, я до сих пор не познакомился. Кажется, они ненавидели меня задолго до того, как я попал в Каллирою. Неужели все дело в моем титуле? Быть может, они все, включая Темного Владыку Хадамарта, ненавидят только Седьмого миротворца, а не Маркоса-северянина? Впрочем, какая разница: целясь в Седьмого миротворца, убийца неизбежно попадет в меня”.
Уснуть удалось только к утру и, к счастью, его никто не будил до полудня. Его одежда лежала рядом на кресле, выстиранная и высушенная. Когда Марк оделся, то почувствовал приятно исходящий от нее запах полевых цветов. Ясно, что стирала Флоя.
Поглядев на себя в зеркало, Марк зачесал волосы назад, накинул желтый ворсяной плащ, подаренный Автоликом. Теперь он походил на странствующего мелисца с древней книгой.
– Славно выглядишь! – ободрил его вошедший Харис. – Пойдем, у меня еще осталась жменя сиклей для скромного завтрака в “Четырех бочках”. Не хлебать же кашу из лечебных цветочков.
– А… а как же епископ Ортос… мы же должны были…
– Пойдем, миротворец! – Харис потянул его за локоть. – Ортос пошел с Никтиленой в Храм призвания – предупредить пророка и совет старейшин о твоем прибытии. Они нас там подождут. Я сказал, что мы зайдем в таверну.
– Не лучше ли поторопиться? – сказал Марк, не кривя душой. Желая побыстрее встретиться с пророком, он был согласен довольствоваться и цветочной кашей.
– Пойдем, пойдем, тебе надо подкрепиться. Неизвестно, что ждет тебя у пророка.
– Но Ортос говорил, что надо держаться вместе.
– В Храме – да. Но добираться до него лучше порознь и разными путями. Так мы не привлечем к себе внимания.
Они вышли навстречу яркому солнцу, заливающему светом зеленые сады, отчего те переливались многоцветными красками. Пустая повозка стояла под навесом крыши, а Скороног увлеченно пасся на изобилующем цветами и травами лугу, поедая все подряд.
– Иалем сказал, что вокруг дома растет немало целебных трав, – сообщил Харис, не без удовольствия наблюдая, как его конь, похудевший за время путешествия из Мелиса, набирает вес. – Скороногу они пойдут на пользу.
– Он сказал это, чтобы ты не выпускал Скоронога из стойла! – объяснила подбежавшая сзади Флоя. – Твой конь сожрет все, что Иалем готовился собрать для снадобий.
– Да-а? – Харис озадаченно оглянулся по сторонам. – Ничего, травы здесь на всех хватит. А тебе-то зачем с нами?
– Мне Ортос приказал. А ты, верно, хотел, чтоб я осталась с твоим невоспитанным конем и объяснила ему, что не все растущее на лугу можно сжирать?
– Славная мысль! – усмехнулся Харис.
– Ты самый грубый и неотесанный вояка, которого я встречала в своей жизни!
– О-о, сестрица, ты еще очень юная!
От этих перепалок Марку стало легче: жизнь шла своим чередом, а если невидимый враг охотится за ним, то тут уж поделать нечего. А если роковая стрела уготована ему пророчеством, то тогда тем более ничего не изменить.
Осознание своей зависимости от пророчества заставило ускорить шаг. Сегодня он все узнает!
У таверны слышался лязг мечей. В поединке сошлись двое воинов, которых Марк заприметил вчера: старый рыцарь в обветшавшем нагруднике и подобное призраку существо, покрытое черной ма<
|
|
|
