 |
Яко твое есть царство и сила и слава во веки веков, аминь. 2 глава
|
|
|
|
Библия со всеми ее аллегориями, только очень неполно и скрытым образом выражает религиозное учение Евреев. Книга, о которой я уже говорил, и священные знаки которой объясню позже, – книга, которую Вильгельм Постель называет "Бытием Еноха", конечно, существовала гораздо раньше Моисея и пророков, ученье которых в основе тождественное с учением древних Египтян, также имело свой экзотеризм и свои покровы. Когда Моисей говорил с народом, рассказывает аллегорически священная книга, он покрывал свое лицо и снимал это покрывало только тогда, когда говорил с Богом: такова причина воображаемых нелепостей библии, над которыми так усердно упражнялось сатирическое вдохновенье Вольтера. Книги писались только для того, чтобы припомнить преданье, и писались они символами, совершенно непонятными для профанов. Впрочем, "Пятикнижье" и поэзия пророков были только самыми элементарными книгами либо вероученья, либо морали, либо литургии; истинная тайная и традиционная философия была записана гораздо позже под еще менее прозрачными покровами. Так родилась вторая, неизвестная или, вернее, непонятая христианами библия; по их словам, собрание чудовищных нелепостей (в данном случае верующие, соединяясь в общем невежестве, говорят то же, что и неверующие); памятник, говорю я, содержащий в себе самое возвышенное, что только смог создать или вообразить философский и религиозный гений; сокровище, окруженное шипами; алмаз, скрытый, в грубом и мрачном камне... Надеюсь, читатели уже догадались, что я говорю о Талмуде.
Странная судьба евреев! Козлы отпущения, мученики и спасители мира! Живучая семья, храбрая и жестокая раса, которую не могли уничтожить никакие преследования, так как она еще не выполнила своей миссии. Разве не говорят наши апостольские предания, что после упадка веры у язычников спасение еще раз должно прийти из дома Иакова, – и тогда распятый Иудей, которого обожали христиане, вложит власть над миром в руки Бога, своего отца?
|
|
|
Проникая в святилище Каббалы, поражаешься изумлением при виде учения столь логического, столь простого и в то же время столь абсолютного. Необходимое согласие идей и знаков; освящение самых основных реальностей первичными признаками; троичность слов, букв и чисел; философия простая, как азбука, глубокая и бесконечная, как само Слово; теоремы, полнее и светлее теорем Пифагора; теология, которую можно резюмировать, считая по пальцам; бесконечность, которая может уместиться на ладони ребенка; десять цифр и 22 буквы, треугольник, квадрат и круг – вот все элементы каббалы. Это элементарные принципы Слова писанного, отражения того Слова сказанного, которое создало мир.
Все действительно догматические религии произошли из каббалы и в нее же возвращаются; все научное и грандиозное в религиозных мечтах иллюминатов, Якоба Бёме, Сведенборга, Сен-Мартина и т.д. – занято у каббалы; все масонские ассоциации обязаны ей своими секретами и символами. Только каббала освещает союз между всемирным разумом и божественным Словом; она устанавливает, уравновешивая две на вид противоположные силы, вечные весы бытия; только она примиряет разум с верой, власть со свободой, науку с тайной: она обладает ключами настоящего, прошлого и будущего.
Чтобы быть посвященным в каббалу, недостаточно прочесть и продумать сочинения Рейхлина, Галатина, Кирхера или Пико Мирандолы; нужно также изучить и понять еврейских писателей из собрания Пистория, в особенности "Сефер Ециру", затем "Философию любви" Леона Еврея; нужно также приступить к великой книге "Зогар", внимательно прочесть в коллекции 1684 года, озаглавленной "Cabbala denudata", трактаты о каббалистической пневматике и "круговороте душ"; затем смело вступить в светоносный мрак всего догматического и аллегорического Талмуда. Тогда можно будет понять Вильгельма Постеля и потихоньку признаться, что, за исключением своих слишком преждевременных и слишком благородных мечтаний об эмансипации женщины, этот знаменитый ученый-иллюминат, быть может, вовсе уж не так безумен, как утверждают лица, его не читавшие.
|
|
|
Я быстро набросал историю тайной философии, указал ее источники и в нескольких словах проанализировал основные книги. Эта работа относится только к науке; но магия, или, вернее, магическая сила, состоит из двух вещей: знания и силы. Без силы наука – ничто или, вернее, опасность. Давать знание только силе – таков высший закон посвящений. Поэтому-то и сказал великий открыватель: "царство Божие терпит насилие, и сильные похищают его". Врата истины закрыты, подобно святилищу девы; чтобы войти, нужно быть мужчиной. Все чудеса обещаны вере; но что такое вера, как не смелость воли, которая не колеблется во мраке и идет к свету через все испытания, преодолевая все препятствия.
Я не буду повторять здесь историю древних посвящений; чем опасней и страшней они были, тем более в них было действительности; поэтому мир имел в то время людей которые управляли им и просвещали его. Жреческое и царственное искусства состояли главным образом в испытании храбрости, скромности и воли. Это был новициат, подобный новициату этих, столь непопулярных в наше время под названием Иезуитов, священников, которые и теперь управляли бы миром, если бы у них была действительно мудрая и сметливая голова.
Проведя жизнь в поисках абсолюта в религии, науке и справедливости, вращавшись в кругу Фауста, я пришел, наконец, к первому догмату и первой книге человечества. На этом я останавливаюсь, здесь нашел я секрет человеческого всемогущества и безграничного прогресса, ключ ко всем символизмам, первый и последний изо всех догматов; и я понял, что значит это, столь часто повторяемое в Евангелии, слово – "Царство Божие".
Дать человеческой деятельности точку опоры – значит решить задачу Архимеда, осуществив его знаменитый рычаг. Это и сделали великие посвятители, потрясшие основы мира, а сделать это они могли только посредством великого и не могущего быть сообщенным секрета. Впрочем, чтобы гарантировать свою новую юность, символический феникс никогда не являлся вновь, не сжегши предварительно торжественно свои останки и доказательства прежней жизни. Так Моисей заставил умереть в пустыне всех, знавших Египет и его тайны; так святой Павел сжигает в Эфесе все книги, трактовавшие о тайных науках; так само, наконец, французская революция, дочь великого Иоаннитского Востока и пепла Темплиеров, грабит церкви и богохульствует над аллегориями Божественного культа. Но все новые вероучения и все возрождения осуждают магию и обрекают ее тайны огню или забвению; а это происходит потому, что всякий новорожденный культ или философия – Веньямин человечества, который может жить, только умертвив свою мать; поэтому же символическая змея вечно вращается, пожирая свой собственный хвост; поэтому же всякая полнота, чтобы существовать, нуждается в пустоте, величина – в пространстве, всякое утверждение – в отрицании; все это – вечное осуществление аллегории феникса.
|
|
|
Раньше меня прошли по тому же пути два знаменитых ученых, но только шли они, так сказать, ночью и без света. Я говорю о Вольнее и Дюппи, особенно о Дюппи, необъятная эрудиция которого произвела только отрицательное дело. В происхождении всех культов он видел только астрономию, приняв таким образом символический цикл за догмат и календарь за легенду. Ему не хватило только одного, – знания истинной магии, содержащей в себе секреты каббалы. Дюппи прошел по древним святилищам так само, как прошел пророк Езекииль по долине, покрытой костями, и понял только смерть, так как не знал слова, собирающего силу четырех небесных ветров, слова, которое может сделать всю эту массу костей живым народом, приказав древним символам: "восстаньте, оденьтесь в новую форму и идите!"
Наступило время попытаться сделать то, чего никто до меня не мог или не посмел сделать. Подобно Юлиану, я хочу перестроить храм; этим, надеюсь, я не обличу мудрость, которую обожаю, и которую сам Юлиан был бы достоин обожать, если бы злобные и фанатичные отцы церкви того времени позволили ему понять ее. Для меня храм имеет две колонны, на одной из которых христианство написало свое имя. – Я не хочу нападать на христианство, наоборот, я хочу объяснить его и выполнить. Разум и воля попеременно владели миром; религия и философия еще и в наше время продолжают бороться и, в конце концов, должны сговориться. Временной целью христианства было установить, посредством повиновения и веры, сверхъестественное или религиозное равенство между людьми и остановить движение разума, посредством веры, чтобы дать точку опоры добродетели, которая уничтожила научную аристократию или, скорее, заменила эту, уже уничтоженную аристократию. Наоборот, философия старалась вернуть людей, посредством свободы и разума, к естественному неравенству и, основав царство индустрии, заменить добродетель уменьем. Ни одно из этих двух действий не было полным и достаточным, ни одно не привело людей к совершенству и счастью. Теперь мечтают, почти не смея на это надеяться, о союзе между этими двумя силами, которые долго считались противоположными; мы имеем полное основание желать этого, ибо две великие силы человеческой души не более противоположны друг другу чем пол мужчины – полу женщины; без сомнения, они несходны, но их на вид противоположные расположения зависят от их способности встретиться и соединиться.
|
|
|
– Итак, дело идет только об универсальном решении всех проблем? – Без сомнения, так как надо объяснить философский камень, беспрерывное движение, секрет великого делания и всеобъемлющую врачебную науку. Меня обвинят в безумии, подобно великому Парацельсу, или в шарлатанстве, подобно великому и несчастному Агриппе. Хотя костер Урбана Грандье и потух, но остается глухая опала молчания или клеветы. Я не бравирую ими, но я им покоряюсь. Сам я не стремился опубликовать эту работу, и верю, что, если наступило время высказать слово, – оно будет сказано мною или другими; итак, я останусь спокоен и буду ждать.
Мое сочинение состоит из двух частей: в первой я устанавливаю каббалистическое и магическое учение во всей его полноте, вторая посвящена культу, т.е. церемониальной магии. Первая – то, что древние мудрецы называли "ключиком" (la clavicule): вторая – то, что крестьяне и теперь называют "волшебной книгой" (le grimoire). Число и содержание глав, которые соответствуют друг другу в обеих частях, не имеют ничего произвольного и всецело указаны в великом всемирном ключике, полное и удовлетворительное объяснение которого я даю в первый раз. Теперь пусть идет эта работа, куда ей угодно, и станет тем, чего захочет Провиденье; она закончена, и я считаю ее прочной, потому что она сильна, как все разумное и добросовестное.
|
|
|
Элифас Леви
Алеф. А.
ВСТУПАЮЩИЙ
Disciplina
Энсоф
Кетер
Когда известный философ принял за основу нового откровения человеческой мудрости рассуждение "я думаю, следовательно, я существую", – он сам, того не зная, следуя христианскому откровению, несколько изменил древнее понятие о Всевышнем. У Моисея Бытие бытий говорит: "Я есмь тот, кто есмь". У Декарта человек говорит: "я – тот, кто думает", и, так как думать значит внутренне говорить, то человек Декарта, подобно Богу святого евангелиста, Иоанна может сказать: "Я – тот, в котором и посредством которого проявляется слово". В принципе было слово (Un principio erat verbum).
Что такое принцип? Это основа речи (слова – de ba parole), это – смысл существования, слова (du verbe). Сущность слова заключается в принципе; принцип – это то, что есть (существует); разум – это принцип, который говорит.
Что такое интеллектуальный свет? Это слово (la parole). Что такое откровение? Это слово (la parole). Бытие – принцип, слово – средство, и полнота или развитие и совершенство бытия – цель: говорить, значит творить.
Но сказать: "я думаю, следовательно, я существую" значит заключать от следствия к принципу, и недавние возражения, возбужденные великим писателем,* достаточно доказали философское несовершенство этого метода. "Я есмь, следовательно, нечто существует" кажется мне более первоначальной и более простой основой экспериментальной философии.
* Ламменэ.
Я существую, следовательно, есть бытие (Lesuis done e'etre existe).
Ego sum gui sum – вот первое откровение Бога в человеке, и человека в мире; такова же и первая аксиома тайной философии.
БЫТИЕ ЕСТЬ БЫТИЕ
Следовательно, эта философия имеет своей основой то, что существует, и ничего гипотетического или случайного.
Меркурий Трисмегист начинает свой удивительный символ, известный под названием "изумрудной таблицы", следующим тройным утверждением: "оно истинно, оно достоверно без ошибки, оно вполне истинно". Истина, подтвержденная опытом, в физике; достоверность, освобожденная от малейшей примеси ошибки, в философии; абсолютная истина, указанная аналогией, в области религии или бесконечного – таковы первые условия истинной науки, и только одна магия может даровать их своим адептам.
– Но, прежде всего, кто – ты, держащий в руках эту книгу и собирающийся прочесть ее?..
На фронтоне храма, посвященного в древности Богу света, была надпись: "познай себя".
Этот же совет склонен дать и я каждому человеку, желающему приблизиться к знанию.
Магия, которую древние называли "sanctum regnum", святым царством или царством Бога, создана исключительно для царей и первосвященников. – Священники ли вы, цари ли вы? – Священство магии – не вульгарное священство, и царству ее нечего оспаривать у князей мира сего. Цари науки – жрецы истины и царство их скрыто от толпы, как и их жертвы, и их молитвы. Цари науки – это люди, познавшие истину, и истина сделала их свободными, согласно точному обещанию самого могущественного из посвятителей.
Человек, раб своих страстей или предрассудков этого мира, не может стать посвященным: он никогда не достигнет этого, прежде чем не реформирует себя; такой человек не может быть адептом, потому что слово "адепт" обозначает того, кто достиг своими волей и делами.
Человек, любящий свои идеи и боящийся их потерять, пугающийся новых истин и не расположенный скорее сомневаться во всем, чем допустить что-нибудь случайно, – должен закрыть эту книгу, так как она бесполезна и опасна для него; он плохо поймет ее и будет смущен ею, но он будет смущен еще больше, если, как следует, поймет ее.
Если что-нибудь в мире дороже для вас разума, истины и справедливости; если воля ваша непостоянна и колеблется, либо в сторону добра, либо – зла; если логика вас пугает; если голая истина заставляет вас краснеть; если вас оскорбляют, затрагивая, укоренившиеся предрассудки, – сразу осудите эту книгу, и, не читая ее, поступите так, как если бы она вовсе не существовала; но не кричите об ее опасности; секреты, которые она содержит, будут поняты немногими, и тот, кто поймет, – не станет разглашать их. Показать свет ночным птицам значит скрыть его от них, так как он ослепляет их, и становится для них темнее мрака. Итак, я буду говорить понятно, я скажу все, и твердо уверен, что только одни посвященные или лица, достойные стать ими, прочтут все и кое-что поймут.
Есть истинная и есть ложная наука, магия божественная и магия адская, т.е. лживая и мрачная: мне предстоит открыть одну, разоблачить другую; мы должны отличать магиста от колдуна и адепта от шарлатана.
Магист располагает силой, которую знает; колдун старается злоупотреблять тем, чего не знает.
Дьявол, если только позволительно употреблять в научной книге это опозоренное и пошлое слово, покоряется магисту, а колдун отдастся Дьяволу.
Магист – верховный первосвященник природы, колдун только ее оскверняет.
Колдун по отношению к магисту – то же, что суеверный и фанатик – относительно действительно религиозного человека.
Прежде чем идти дальше, определим точно магию.
Магия, – доставшаяся нам от магов, традиционная наука о секретах природы.
Благодаря этой науке адепт облечен относительным всемогуществом и может поступать сверхчеловечески, т.е. таким образом, который выше обыкновенного людского понимания.
Так, многие знаменитые адепты, как Меркурий Трисмегист, Озирис, Орфей, Аполлоний Тианский и другие, назвать имена которых было бы опасно или неудобно, обожествлялись или призывались после смерти как боги. Так другие, смотря по приливу и отливу общественного мнения, которое по прихоти создает удачу, стали сообщниками ада или подозрительными авантюристами; таковы – император Юлиан, Апулей, волшебник Мерлин и архиколдун, как называли его в свое время, знаменитый и несчастный Корнелий Агриппа.
Чтобы достигнуть "sanctum regnum", т.е. науки и могущества магов, – необходимы четыре вещи: ум, просвещенный изучением, ни перед чем не останавливающаяся смелость, ничем непреодолимая воля и скромность, которую ничто не в состоянии испортить или опьянить.
Знать, сметь, хотеть, молчать – вот четыре слова мага, начертанные на четырех символических формах сфинкса. Эти четыре глагола могут комбинироваться четырьмя способами и четырежды взаимно объясняются.*
* См. игру Таро.
На первой странице книги Гермеса адепт изображен в огромной шляпе, которая нахлобучиваясь, может закрыть всю голову. Одна рука его поднята к небу, которому он, по-видимому, приказывает посредством своей палочки, другая – сложена на груди:* перед ним главные символы или инструменты науки, а остальные он скрывает в сумке фокусника. Его тело и руки образуют букву "алеф", первую букву алфавита, который Евреи заимствовали от Египтян; но нам придется еще позже вернуться к этому символу.
* По-видимому, здесь вкралась досадная опечатка! Другая рука, на всех изображениях Таро, лежит на столе, а по всем описаниям, – в том числе и самого Элифаса Леви, – опущена... Напр., Папюс в своем "Цыганском Таро" говорит: "...из которых одна опущена к земле, другая поднята к небу"... – прим. пер.
Поистине, маг – то, что еврейские каббалисты называют "микропрозопом", т.е. творцом малого мира. Подобно тому, как первое магическое знание есть знание самого себя, так и первое изо всех дел науки, заключающее в себе все другие, и в то же время – принцип великого делания, – создание самого себя; это слово требует объяснения.
Так как верховный разум – единственный неизменный и, следовательно, вечный принцип, так как перемена есть то, что мы называем смертью, – то и ум, сильно прирастающий и, до некоторой степени, отождествляющийся с этим принципом, тем самым делается неизменным и, следовательно, бессмертным. Понятно, что для того, чтобы неизменно прилепиться к разуму, необходимо быть независимым от всех сил, которые посредством фатального и необходимого движения производят перемены жизни и смерти. Уметь страдать, воздерживаться и умирать – таковы, следовательно, первые секреты, ставящие нас выше страдания, чувственных похотей и страха небытия. Человек, ищущий и находящий славную смерть, верит в бессмертие, и все человечество верит в него с ним и для него, так как оно воздвигает ему алтари или статуи в знак бессмертной жизни.
Человек становится царем животных, только укрощая или приручая их; иначе он будет их жертвой или рабом. Животные – изображение наших страстей; это – инстинктивные силы природы. Мир – поле битвы, которое свобода оспаривает у силы инерции, противопоставляя ей деятельную силу. Физические законы – жернова, в которых ты будешь зерном, если не сумеешь стать мельником.
Ты призван быть царем воздуха, воды, земли и огня; но, чтобы царствовать над этими четырьмя символическими животными, надо победить и поработить их.
Тот, кто стремится стать мудрецом и узнать великую загадку природы, – должен сделаться наследником сфинкса и ограбить его: он должен иметь его человеческую голову, чтобы владеть словом, – орлиные крылья, чтобы завоевывать высоты, – бока быка, чтобы обрабатывать глубины, и львиные когти, чтобы расчищать себе место направо и налево, вперед и назад.
– Итак, желающий быть посвященным, учен ли ты, как Фауст? Бесстрастен ты – как Иов? Нет, не правда ли? Но ты можешь сделаться таким, если хочешь. Победил ли ты вихри смутных мыслей? Не колеблешься ли ты, отрешился ли ты совершенно от капризов? Принимаешь удовольствие, когда хочешь его, и хочешь ли его, когда должен? Не правда ли, нет? Во всяком случае, не всегда так бывает? – Но оно может быть так, если ты этого хочешь.
У сфинкса не только – голова человека, у него также – женские груди; можешь ли ты противиться женским прелестям? – Нет, не правда ли? – И теперь отвечая, ты смеешься, и, желая прославить в себе жизненную и материальную силу, хвастаешься своей моральной слабостью. Пусть будет так, я позволяю тебе воздать эту почесть ослу Стерна или Апулея; я не спорю, что осел имеет свои достоинства: он был посвящен Приапу, подобно тому, как козел – богу Мендеса. Но предоставим ему оставаться тем, что он есть, и постараемся узнать – твой ли он господин или ты можешь стать его господином. Только тот, действительно, может обладать удовольствием любви, кто победил любовь к наслаждению. Быть в состоянии пользоваться и воздержаться, значит мочь дважды. Женщина порабощает тебя твоими желаниями; будь господином своих желаний, и ты поработишь женщину.
Величайшее оскорбление, которое можно нанести человеку, – назвать его трусом. Но что такое – трус?
Трус это тот, кто не заботится о своем моральном достоинстве и слепо повинуется инстинктам природы.
Действительно, в присутствии опасности естественно испугаться и попытаться убежать; почему же это считается позорным? Потому, что закон чести ставит долг выше наших стремлений или страха. Что такое честь с этой точки зрения? – Универсальное предчувствие бессмертия и уважение к средствам, могущим к нему привести. Последняя победа, которую человек может одержать над смертью, это восторжествовать над жаждой жизни, но не вследствие отчаяния, а благодаря более высокой надежде, состоящей в вере во все прекрасное и честное, по мнению всего мира.
Научиться побеждать себя – значит научиться жить, и строгости стоицизма не были тщеславным чванством, но свободой.
Уступать силам природы – значит следовать за током коллективной жизни, т.е. быть рабом второпричин.
Сопротивляться природе и покорить ее значит создать себе личную и вечную жизнь, освободиться от превратностей жизни и смерти. Человек, который готов скорее умереть, чем отречься от истины и справедливости, поистине жив, ибо он бессмертен в своей душе.
Целью всех древних посвящении было найти или образовать таких людей.
Пифагор заставлял своих учеников упражняться в молчании и всевозможных воздержаниях, в Египте вступающих испытывали четырьмя элементами; и мы знаем, каким чудовищным жестокостям подвергают себя факиры и брамины, желающие достигнуть царства свободной воли и божественной независимости.
Всевозможные умерщвления плоти аскетизма заимствованы у посвящений в древние мистерии, а они прекратились потому, что способные быть посвященными не находили себе посвятителей, и руководители совести со временем стали столь же невежественны, как и толпа; тогда слепым было предоставлено следовать за слепыми, и никто больше не хотел подвергаться испытаниям, которые приводили только к сомнению и отчаянию... Путь к свету был потерян.
Чтобы что-нибудь сделать, – необходимо знать, что хочешь сделать, или, по крайней мере, верить кому-нибудь, знающему это. Но разве могу я рисковать жизнью и наобум следовать за тем, кто сам не знает, куда он идет?
Не следует дерзко вступать на путь высоких знаний; но, если начал идти, необходимо дойти или погибнуть: сомневаться – значит стать безумным, остановиться – упасть, отступить – броситься в пропасть.
Итак, начавший читать эту книгу, если ты ее понимаешь и хочешь прочесть до конца, она сделает тебя монархом или безумцем. Делай с этим томом все, что пожелаешь, ты не сможешь ни презирать, ни забыть его. Если ты чист, эта книга будет для тебя светом; если ты силен, – она будет твоим оружием; если ты свят, – твоей религией; если ты мудр, – она урегулирует твою мудрость.
Но если ты зол, – эта книга будет для тебя подобна адскому факелу; она изроет твою грудь, разрывая ее подобно кинжалу; она останется в твоей памяти, как угрызение совести; она наполнит химерами твое воображение, и посредством безумья приведет тебя к отчаянию. Ты захочешь смеяться над нею и сможешь только скрежетать зубами, ибо книга эта для тебя будет подобна тому подпилку в басне, сгрызть который пыталась змея, и который испортил ей все зубы.
Начну теперь серию посвящений.
Я сказал, что откровение – слово (le verbe). Действительно, слово или речь (la parole) – покров бытия и отличительный признак жизни. Всякая форма – покров слова, потому что идея, мать слова, – единственный смысл существования форм. Всякая фигура – знак; каждый знак принадлежит и возвращается к слову. Вот почему древние мудрецы, устами Трисмегиста, следующим образом формулировали свой единственный догмат:
То, что находится вверху, есть как бы то, что находится внизу, и то, что находится внизу, есть как бы то, что находится вверху (т.е. подобно тому, что находится вверху).
[ "Сe qui est au-dessus est comme се qui est au-dessous, et ce qui est au-dessous est comme ce qui est au-dessus"; "...quod est inferius est sicut quod est superius; et quod est superius est sicut quod est inferius..." ]
Другими словами, форма пропорциональна идее, тень – мера тела, вычисленная по отношению к световому лучу; ножны столь же глубоки, как длинна шпага; отрицание пропорционально противоположному утверждению; произведение равно разрушению [...] в движении, сохраняющем жизнь, и нет в бесконечном пространстве такой точки, которая не могла бы стать центром круга, окружность которого увеличивается и бесконечно отступает в пространство.
Следовательно, каждая индивидуальность может быть бесконечно усовершенствована, так как мораль аналогична физическому устройству, и мы не можем представить себе такой точки, которая не могла бы расшириться, увеличиться и бросить лучи в философски бесконечный круг.
То, что можно сказать о всей душе, то же должно сказать и о каждой отдельной ее способности.
Ум и воля человека – инструменты неисчислимого значения и силы. Но ум и воля имеют своим помощником и инструментом способность, слишком мало известную, способность, всемогущество которой принадлежит исключительно области магии; я говорю о воображении, которое каббалисты называют "прозрачным" (diaphane) или "просвечивающим" (translucide).
Действительно, воображение подобно глазу души; в нем именно рисуются и сохраняются формы; посредством его мы видим отражения невидимого мира; оно – зеркало видений и аппарат магической жизни; посредством его мы исцеляем болезни, влияем на времена года, удаляем смерть от живых и воскрешаем умерших, ибо оно экзальтирует волю и даст ей власть над мировым агентом.
Воображение обусловливает форму ребенка по чреве матери и устанавливает судьбу людей; оно дает крылья заразе и направляет оружие на войне. – "Находитесь ли вы в опасности во время битвы? Считайте, что вас нельзя ранить подобно Ахиллу, и так оно и будет", – говорит Парацельс. Страх притягивает пули, и храбрость заставляет ядра изменять свой путь. Известно, что ампутированные часто жалуются на боль в членах, которых уже нет. Парацельс оперировал над живой кровью, леча результат кровопускания; он исцелял на расстоянии головные боли, оперируя над срезанными волосами; он значительно опередил, благодаря науке воображаемого единства и солидарности целого и частей, все теории или, скорее, все опыты наших самых знаменитых магнетизеров. Поэтому его лечения были чудесны, и он заслужил того, что к его имени Филиппа Теофраста Бомбаста было добавлено прозвище Ореола Парацельса, с прибавкой эпитета "божественный"!
Воображение – инструмент "приспособления слова".
Воображение, добавленное к разуму, – гений.
Разум, как и гений, един во множестве своих дел.
Есть принцип, есть истина, есть разум, есть абсолютная и всеобъемлющая философия.
Все существующее находится в единстве, рассматриваемом как принцип, и возвращается к единству, как к цели.
Одно заключается в одном, т.е. все – во всем.
Единство – принцип чисел, оно также принцип движения, а, следовательно, и жизни.
Все человеческое тело резюмируется в единстве одного только органа, и орган этот мозг.
Все религии резюмируются в единстве единого учения, утверждения бытия и его тождества самому себе, а это составляет его математическое значение.
В магии – один только догмат, и вот он: видимое – проявление невидимого, или, другими словами, в вещах ощутимых и видимых совершенное слово (le verbe parfait) точно пропорционально вещам, неощутимым нашими чувствами и невидимым для наших глаз. Маг подымает одну руку к небу, другую – опускает к земле и говорит: "Вверху бесконечность! Внизу – тоже бесконечность. Бесконечность равна бесконечности". – Это истинно как в вещах видимых, так и невидимых.
Первая буква азбуки святого языка – Алеф – изображает человека, подымающего одну руку к небу и опускающего другую к земле.
Это – выражение деятельного принципа всякой вещи, это – творение на небе, соответствующее всемогуществу слова на земле. Эта буква, сама по себе, – пантакль, т.е. знак, выражающий всеобъемлющее знание.
|
|
|
