 |
ПРИЛОЖЕНИЕ 4 страница
|
|
|
|
ГЛАВА 52
Донья Родригес с дочерью просят Дон Кихота за них вступиться, и он обещает разыскать обидчика и вызвать его на поединок. Однако герцог берется сам передать своему вассалу вызов и заставить явиться на дуэль спустя шесть дней. От Тересы Панса приходят письма к герцогине и Санчо, в последнем она сообщает новости о деревенской жизни. «Священник, цирюльник, бакалавр и даже причетник никак не могут поверить, что ты — губернатор, и говорят, что это наваждение или же колдовство, как и все, что касается твоего господина Дон Кихота, а Самсон говорит, что он тебя разыщет и выбьет у тебя из головы губернаторство, из Дон Кихота же повыколотит его сумасбродство, а я на это только посмеиваюсь и знай поглядываю на нитку кораллов да прикидываю, какое платье выйдет из твоего кафтана для нашей дочки.
Послала я сеньоре герцогине немного желудей — уж как бы мне хотелось, чтоб они были золотые. Если у вас на острове носят жемчужные ожерелья, то несколько таких ожерелий пришли мне. < …>
Нынешний год оливки у нас не родились, да и уксусу во всем селе не сыщешь ни капли. Через наше село проходил полк солдат и увел с собой трех девок. Я тебе их не назову: может, они еще вернутся, и замуж их все-таки возьмут, несмотря что они с грешком.
Санчика вяжет кружева, < …> ну, а как теперь она губернаторская дочка, то и не к чему ей ради этого трудиться: уж ты дашь ей приданое. Фонтан у нас на площади высох; в позорный столб ударила молния, — дай Бог, чтоб и всем этим столбам был такой же конец».
ГЛАВА 53
Шутка, разыгрываемая с Санчо, достигает своего апогея, когда ему сообщают о нашествии врагов на остров. В поднявшейся суматохе Санчо здорово наминают бока. Избитый Санчо, с трудом передвигая ноги, направляется в конюшню, седлает серого и обращается к присутствующим: «Оставайтесь с Богом, ваши милости, и скажите сеньору герцогу, что голышом я родился, голышом весь свой век прожить ухитрился: я хочу сказать, что вступил я в должность губернатора без гроша в кармане и без гроша с нее ухожу — в противоположность тому, как обыкновенно уезжают с островов губернаторы». После некоторого обсуждения его согласились отпустить, «предложив ему предварительно охрану, а также все потребное для услаждения его особы и для удобств в пути. Санчо сказал, что он ничего не имеет против получить немного овса для серого, а для себя — полголовы сыра и полкаравая хлеба: путь, дескать, недальний, а посему лучших и более обильных запасов довольствия не требуется. Все стали его обнимать, он со слезами на глазах обнял каждого и наконец пустился в дорогу, они же долго еще дивились как его речам, так и непреклонному и столь разумному его решению».
|
|
|
ГЛАВА 54
Начиная с этой главы повествование будет сновать от Санчо к Дон Кихоту в пределах одной главы, а не как прежде, от одной главы к другой. «У герцога с герцогиней было решено, что вызову, который Дон Кихот бросил их вассалу по вышеуказанной причине, надлежит дать ход; однако парень этот находился на ту пору во Фландрии, куда он бежал, дабы не иметь своею тещею донью Родригес, а потому их светлости положили заменить его одним из своих лакеев, гасконцем по имени Тосилос, предварительно объяснив ему хорошенько, в чем состоят его обязанности».
По пути к своему господину Санчо встречает мавра Рикоте, деревенского лавочника, переодетого паломником-немцем (мавры были изгнаны из Испании в Африку королевскими указами в 1609–1613 гг. ). В группе нищих странников оказались люди весьма молодые с туго набитыми котомками. «Паломники разлеглись на земле и прямо на травке, заменившей им скатерть, разложили хлеб, соль, ножи, орехи, куски сыру и обглоданные кости от окорока: продолжать глодать их было уже бесполезно, но обсасывать никому не возбранялось. Еще выставили они одно черного цвета кушанье, будто бы именуемое кавьяль, приготовляемое из рыбьих яиц и столь острое, что его необходимо чем-либо запивать. Также не было здесь недостатка в оливках, впрочем сухих, без всякой приправы, и все же вкусных и соблазнительных».
|
|
|
Старый мавр Рикоте вернулся под видом странника, чтобы выкопать зарытый за селом клад, он хочет переправить свою семью из Алжира в Германию, где живется привольнее. Его история не представляет интереса.
ГЛАВА 55
Замешкавшись в дороге из-за встречи с Рикоте, Санчо ночью в темноте проваливается в глубокое подземелье. Наутро его крики слышит Дон Кихот, выехавший поупражняться перед предстоящим поединком.
«Дон Кихоту показалось, что это голос Санчо Пансы, и это его поразило и озадачило; и, сколько мог возвысив голос, он спросил:
— Кто там внизу? Кто это плачется?
— Кому же тут быть и кому еще плакаться, — послышалось в ответ, — как не бедняге Санчо Пансе, за свои грехи и на свое несчастье назначенному губернатором острова Баратарии, а прежде состоявшему в оруженосцах у славного рыцаря Дон Кихота Ламанчского?
При этих словах Дон Кихот пришел в совершенное изумление и остолбенел: он вообразил, что Санчо Панса умер и что в этом подземелье томится его душа; и, волнуемый этою мыслью, он заговорил:
— Заклинаю тебя всем, чем только может заклинать правоверный христианин: скажи мне, кто ты таков, и если ты неприкаянная душа, скажи, что я могу для тебя сделать, ибо хотя призвание мое состоит в том, чтобы покровительствовать и помогать несчастным, живущим в этом мире, однако ж я готов распространить его и на то, чтобы вызволять и выручать обездоленных, отошедших в мир иной, если только они сами не властны себе помочь».
Происходит взаимное узнавание, которому способствует рев Санчева осла, Дон Кихот возвращается в замок, и люди герцога, пустив в ход веревки и канаты, вытаскивают Санчо и серого из подземелья. Санчо просит прощения у герцогской четы за то, что не уведомил их о своем отказе от губернаторства. «Ну так вот, ваши светлости, перед вами губернатор ваш Санчо Панса, который из тех десяти дней, что он прогубернаторствовал, извлек только одну прибыль, а именно: он узнал, что управление не то что одним островом, а и всем миром не стоит медного гроша. Приобретя же таковые познания, я лобызаю стопы ваших милостей, а засим, как в детской игре, когда говорят: " Ты — прыг, а я сюда — скок", прыг с моего губернаторства и перехожу на службу к моему господину Дон Кихоту, потому на этой службе мне хоть и страшновато бывает, да зато хлеб-то я, по крайности, ем досыта, а мне — хоть морковками, хоть куропатками — только быть бы сытым».
|
|
|
ГЛАВА 56
Дон Кихот прибывает на поле битвы. «Не в долгом времени при звуках труб на краю арены показался достославный лакей Тосилос с опущенным забралом, весь закованный в броню, облаченный в непроницаемые и сверкающие доспехи. < …> Доблестный сей боец получил от своего господина герцога точные указания, как ему надлежит вести себя с доблестным Дон Кихотом Ламанчским, и был предуведомлен, что убивать Дон Кихота ни в коем случае не должно, — напротив того, Тосилосу внушено было, чтобы он постарался уклониться от первой же сшибки: тем самым он-де предотвратит смертельный исход, какового, мол, не избежать, коль скоро они на полном скаку налетят друг на друга. Тосилос объехал арену и, приблизившись к помосту, где восседали обе женщины, некоторое время смотрел, не отрываясь, на ту, что требовала его себе в мужья. < …> Тем временем герцог с герцогинею заняли места в галерее, выходившей на арену, которую плотным кольцом окружил народ, жаждавший поглядеть на доселе невиданный жестокий бой. По условию поединка в случае победы Дон Кихота его противник должен был жениться на дочери доньи Родригес, в случае же его поражения ответчик почитал себя свободным от данного слова, и никакого другого удовлетворения от него уже не требовалось».
Когда лакей, ожидая сигнала, взглянул на дочь доньи Родригес, «она показалась ему прекраснейшею из женщин, каких он когда-либо видел», и Купидон всадил ему в сердце предлинную стрелу. «И вот знак к началу боя был подан, а лакей наш все еще находился в состоянии восторга, помышляя о красоте той, которая уже успела его пленить, и потому не слыхал звука трубы, Дон Кихот же, напротив, едва услышав этот звук, тотчас бросился вперед и во всю Росинантову прыть помчался на врага»; Тосилос не сдвинулся с места и стал звать распорядителя. «< …> я боюсь угрызений совести, ибо я возьму на душу великий грех, коли буду продолжать биться. Одним словом, я признаю себя побежденным и объявляю, что хочу как можно скорее жениться на этой девушке». Когда с него сняли шлем, взорам присутствующих предстало лицо лакея.
|
|
|
«— Чистый обман это! Это чистый обман! Вместо настоящего моего жениха нам подсунули Тосилоса, лакея сеньора герцога! Прошу защиты у Бога и короля от такого коварства, чтобы не сказать — подлости!
— Успокойтесь, сеньора, — молвил Дон Кихот, — здесь нет ни коварства, ни подлости, а если и есть, то повинен в том не герцог, а злые волшебники, меня преследующие: позавидовав славе, которую я стяжал себе этой победою, они устроили так, что жених ваш стал похож лицом на человека, коего вы называете лакеем герцога. Послушайтесь моего совета и, невзирая на коварство недругов моих, выходите за него замуж, ибо не подлежит сомнению, что это тот самый, которого вы бы хотели иметь своим мужем».
Гнев герцога, вызванный предательством Тосилоса, сменяется громким смехом.
«— С сеньором Дон Кихотом творятся такие необыкновенные вещи, — сказал он, — что я готов поверить, что это не один из моих лакеев, а кто-то еще». Затем он предлагает заключить Тосилоса под стражу, чтобы посмотреть, не вернется ли к нему прежний облик, «ибо ненависть волшебников к Дон Кихоту вряд ли будет долго продолжаться, тем более что от всех этих козней и превращений они немного выигрывают». Дочь доньи Родригес объявляет о своем желании выйти замуж за этого человека, кем бы он ни был, и приключение кончается смехом и удовлетворением с обеих сторон.
ГЛАВА 57
Дон Кихот покидает герцога с герцогиней, намереваясь продолжить путь в Сарагосу. Напоследок Альтисидора упрекает его в краже подвязок и поет фривольную прощальную песню.
ГЛАВА 58
По дороге Дон Кихот и Санчо встречают группу селян, закусывающих на лугу, чуть поодаль стоят накрытые белыми простынями предметы. Это лепные и резные изображения святых. Селяне несут в свою деревню. Дон Кихот узнает каждого святого воина и обсуждает его деяния. Он сетует на то, что пока Дульсинея не расколдована, его жребий не может улучшиться, а разум возмужать, — это признание собственного безумия предвосхищает тональность заключительной главы. Тем не менее встреча с изображениями святых представляется Дон Кихоту добрым предзнаменованием, Санчо Панса тоже доволен счастливым приключением. Продолжая свое путешествие, «ехали они не по дороге, а по лесу, и вдруг, совершенно для себя неожиданно, Дон Кихот запутался в зеленых [зеленый — любимый цвет Сервантеса] нитях, протянутых меж дерев и образовывавших нечто вроде сетей». Решив, что волшебники оплели его сетями в отместку за проявленную к Альтисидоре суровость, «он уже хотел двинуться вперед и порвать сети, но в это время перед ним внезапно предстали, выйдя из-за дерев, две прелестнейшие пастушки: во всяком случае, одеты они были, как пастушки, с тою, однако ж, разницей, что тулупчики и юбочки были на них из чудесной парчи < …> ». Здесь снова возвращается пастушеская тема. «Мы уговорились целой компанией [говорят они] < …> составить новую пастушескую Аркадию, для чего девушки решили одеться пастушками, а юноши — пастухами. Мы разучили две эклоги, < …> но еще не успели их разыграть». Зеленые сети натянуты, чтобы ловить в них пташек.
|
|
|
Девушки и их братья читали о Дон Кихоте и Санчо Пансе и восхищаются обоими. В ответ на их любезность Дон Кихот выезжает на середину дороги и возглашает:
«— О вы, путники и странники, рыцари и оруженосцы, пешие и конные, все, кто уже сейчас едет по этой дороге или еще проедет в течение двух ближайших дней! Знайте, что я, Дон Кихот Ламанчский, странствующий рыцарь, остановился здесь, чтобы пред всеми защищать свое мнение: не считая владычицы моей души Дульсинеи Тобосской, нимфы — обитательницы этих рощ и лугов — превосходят всех в красоте и любезности. По сему обстоятельству, кто держится противоположного мнения, тот пусть поспешит, — я буду ждать его здесь».
По дороге скачет отряд всадников с копьями; один из них, едущий впереди, кричит: «Посторонись, чертов сын, а то тебя быки растопчут! » Когда Дон Кихот отказывается уйти с дороги, стадо диких быков, которых гнали вместе с прирученными, опрокидывает и сминает рыцаря и Санчо вместе с Росинантом и ослом. (Возвращение к восемнадцатой главе первой части, в которой Дон Кихот сражался со стадом овец, принятым за неприятельскую рать. ) «Немного погодя господин и его слуга снова сели верхами. И, не вернувшись проститься с мнимой и поддельной Аркадией, они, испытывая не столько чувство удовлетворения, сколько чувство стыда, поехали дальше».
ГЛАВА 59
Дон Кихот с Санчо Пансой садятся на берегу чистого прозрачного родника.
«— Кушай, друг Санчо, — сказал Дон Кихот, — поддерживай свои силы, тебе жизнь дороже, чем мне, а мне предоставь рухнуть под бременем моих дум и под гнетом моих злоключений. Моя жизнь, Санчо, — это всечасное умирание, а ты, и умирая, все будешь питать свою утробу. А дабы удостовериться, что я прав, обрати внимание на то, каким я изображен в книге, а изображен я доблестным в битвах, учтивым в поступках, пользующимся уважением у вельмож, имеющим успех у девушек. И вот в конце концов, когда я ожидал пальм, триумфов и венков, которые я заработал и заслужил доблестными моими подвигами, по мне нынче утром прошлись, меня истоптали, избили ногами грязные эти и гнусные твари. От этой мысли у меня тупеют резцы, слабеют коренные зубы, немеют руки и совершенно пропадает желание есть, так что я даже намерен уморить себя голодом, то есть умереть самою жестокою из смертей».
Но так как Дульсинея пока не расколдована, Дон Кихот находит в себе силы попросить Санчо Пансу хлестнуть себя по ягодицам раз триста—четыреста в счет трех с лишним тысяч ударов, которые тот обязался себе нанести. Санчо, как обычно, переносит экзекуцию на потом.
Немного погодя они останавливаются на постоялом дворе. Дон Кихот слышит, как кто-то в соседней комнате упоминает его имя.
«— Пожалуйста, сеньор дон Херонимо, пока нам не подали ужин, давайте прочтем еще одну главу из второй части «Дон Кихота Ламанчского»{54}.
Услыхав свое имя, Дон Кихот тотчас вскочил, напряг все свое внимание, и слуха его достигнул ответ вышеназванного дона Херонимо:
— Ну к чему нам, сеньор дон Хуан, читать такие нелепости? Ведь у всякого, кто читал первую часть истории «Дон Кихота Ламанчского», должна пропасть охота читать вторую.
— Со всем тем, — возразил дон Хуан, — прочитать ее не мешает, оттого что нет такой плохой книги, в которой не было бы чего-нибудь хорошего. Мне лично больше всего не нравится, что во второй части Дон Кихот разлюбил Дульсинею Тобосскую»{55}.
Дон Кихот, преисполнившись гнева и негодования, вызывает их на поединок от своего имени. В комнату входят два кавальеро, «из коих один, заключив Дон Кихота в объятия, молвил:
— Ваша наружность удостоверяет ваше имя, имя же ваше не вступает в противоречие с вашей наружностью: вне всякого сомнения, вы, сеньор, и есть подлинный Дон Кихот Ламанчский, светоч и путеводная звезда странствующего рыцарства, существующий вопреки и наперекор тому, кто вознамерился похитить ваше имя и развенчать ваши подвиги, а именно автору вот этой самой книги».
Перелистав книгу, Дон Кихот тут же ее возвращает, говоря, что уже успел кое-что заметить: некоторые выражения в прологе достойны порицания; книга написана на арагонском, а не кастильском наречии; автор объявляет, что жену Санчо зовут Мари Гутьеррес, на самом же деле ее зовут Тересой Панса{56}. «А кто путает такие важные вещи, от того можно ожидать, что он перепутает и все остальное».
Санчо спрашивает, каким его изобразили в подложной книге.
«— Можешь мне поверить, — сказал кавальеро, — что этот новый автор изображает тебя вовсе не таким приятным, каким ты нам кажешься: он выдает тебя за обжору, простака, и притом отнюдь не забавного — словом, нимало не похожего на того Санчо, который описан в первой части истории твоего господина»{57}.
Как и всех положительных героев книги, обоих кавальеро изумляет сочетание мудрости и помешательства в речах Дон Кихота (тогда как других изумляло сочетание здравого смысла и неотесанности в Санчо Пансе).
Дон Кихот решает отказаться от турнира в Сарагосе по довольно странной причине:
«Дон Хуан заметил, что в этой новой книге рассказывается, как Дон Кихот, или, вернее, кто-то другой под его именем, участвовал на таком турнире в скачках с кольцами — турнире, скудно обставленном, с жалкими девизами и с еще более жалкими нарядами, но зато изобиловавшем всякими глупостями.
— В таком случае, — объявил Дон Кихот, — ноги моей не будет в Сарагосе, — тем самым я выведу на свежую воду этого новоявленного лживого повествователя, и тогда все увидят, что Дон Кихот, которого изобразил он, это не я».
ГЛАВА 60
«Утро выдалось прохладное, и день обещал быть точно таким же, когда Дон Кихот выехал с постоялого двора, предварительно осведомившись, какая дорога ведет прямо в Барселону, минуя Сарагосу, — так хотелось ему уличить во лжи нового повествователя, который, как ему говорили, его оболгал». За все шесть дней с Дон Кихотом и Санчо не происходит ничего особенного, они останавливаются на ночлег в чаще дубового леса, «а какие то были дубы, простые или же пробковые, по сему поводу Сид Ахмет против обыкновения не дает точных указаний». Пока Санчо спит, «Дон Кихот, коему не столько голод не давал спать, сколько его думы, никак не мог сомкнуть вежды и мысленно переносился в места самые разнообразные. То ему представлялось, будто он находится в пещере Монтесиноса, то чудилось ему, будто превращенная в сельчанку Дульсинея подпрыгивает и вскакивает на ослицу, то в ушах его звучали слова мудрого Мерлина, излагавшего условия и способы расколдования Дульсинеи. Его приводили в отчаяние нерадение и бессердечие оруженосца Санчо, который, сколько Дон Кихоту было известно, нанес себе всего лишь пять ударов, то есть число ничтожное и несоизмеримое с тем бессчетным числом ударов, которые ему еще оставалось себе нанести». Рыцарь принимает решение отхлестать Санчо, но тот сопротивляется, да так отчаянно, что, дав Дон Кихоту подножку, валит своего господина на землю и отпускает лишь тогда, когда тот обещает не приставать к нему с поркой.
Безоружный и беззащитный Дон Кихот неожиданно попадает в плен к местному Робин Гуду — разбойнику по имени Роке Гинарт. Роке, слышавший о Дон Кихоте, но не веривший в его приключения, чрезвычайно рад этой встрече. На всем скаку в лагерь разбойников въезжает переодетая юношей девушка в зеленом, ее история стара как мир: мужчина, обещавший на ней жениться, собирается жениться на другой. Оскорбленная жертва стреляет в обманщика, но узнав, что слухи были ложными, падает в обморок на его окровавленную грудь, а он испускает дух. Идиотизм.
Разбойники берут в плен двух капитанов испанской пехоты и двух паломников, идущих в Рим. А также нескольких женщин. Обычная чепуха.
ГЛАВА 61
Роке пишет письмо своему барселонскому приятелю и провожает Дон Кихота с Санчо Пансой до города, оставив их на набережной дожидаться рассвета. Впервые в жизни они любуются морем. «Тем временем всадники с шумными и радостными криками подскакали вплотную к пораженному и ошеломленному Дон Кихоту, и один из них, тот самый, которому писал Роке, обратился к Дон Кихоту и громко воскликнул:
— Милости просим в наш город, зерцало, маяк, светоч и путеводная звезда странствующего рыцарства, в каковых ваших качествах нас совершенно убеждают все рыцарские истории! Милости просим, Дон Кихот Ламанчский, не тот мнимый, поддельный и вымышленный, который действует в некоторых новейших лживых повестях, но истинный, подлинный и сомнению не подлежащий, такой, каким вас описывает Сид Ахмет Бен-инхали, всем повествователям повествователь! » Всадники сопровождают Дон Кихота к дому дона Антоньо Морено, гостем которого он становится.
ГЛАВА 62
Дон Антоньо, любитель так называемых «благопристойных и приятных увеселений», выводит Дон Кихота на балкон на потеху всему народу, а после приглашает прокатиться по городу, прицепив незаметно к его плащу пергамент с надписью Дон Кихот Ламанчский; наш рыцарь поражен, сколько людей знает его по имени. Затем дон Антоньо показывает Дон Кихоту волшебную голову, изготовленную великим чародеем и способную отвечать на вопросы. (Впоследствии обнаруживается, что в комнате, находившейся под столиком, сидел юноша, голос которого шел вверх по трубе, хотя казалось, что звук исходит из бронзовой головы. ) Несколько приятелей дона Антоньо задают голове вопросы и получают ответы.
«Затем приблизился Дон Кихот и спросил:
— Скажи мне ты, на все отвечающая: явью то было или же сном — все, что, как я рассказывал, со мною случилось в пещере Монтесиноса? Верная ли это вещь — самобичевание Санчо? Произойдет ли на самом деле расколдование Дульсинеи?
— Что касается пещеры, — отвечали ему, — то это не так-то просто: тут всякое было; самобичевание Санчо будет подвигаться вперед исподволь; расколдование Дульсинеи совершится должным порядком.
— Больше мне ничего и не надобно, — заметил Дон Кихот, — как скоро я уверюсь, что Дульсинея расколдована, я сочту, что все удачи, о которых я мог только мечтать, разом выпали на мою долю».
Открыв секрет говорящей головы, «< …> Сид Ахмет прибавляет, что чудодейственное это сооружение просуществовало еще дней десять—двенадцать, а затем по городу распространился слух, что в доме у дона Антоньо имеется волшебная голова, которая отвечает на любые вопросы, и тогда дон Антоньо из боязни, как бы это не дошло до вечно бодрствующих ревнителей благочестия, сам сообщил обо всем сеньорам инквизиторам, они же велели ему забавы сии прекратить, а голову сломать, дабы она не являла соблазна для невежественной черни»{58}.
Дон Кихот посещает книгопечатню, где правят пробные оттиски какой-то книги; когда же он спрашивает ее название, ему отвечают, что это вторая часть «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского», сочинение некоего автора, уроженца Тордесильяса.
«— Слыхал я об этой книге, — заметил Дон Кихот. — Признаться сказать, я полагал, что ее уже успели сжечь за ее вздорность, а пепел развеяли по ветру, ну да, впрочем, дождется свинья Мартинова дня. Истории вымышленные только тогда хороши и увлекательны, когда они приближаются к правде или правдоподобны, истории же, имеющие своим предметом происшествия истинные, тогда только и хороши, когда они правдивы.
И, сказавши это, Дон Кихот с некоторою досадою покинул книгопечатню».
ГЛАВА 63
Дон Кихот отправляется осматривать галеры, где его торжественно приветствует командор. Перед выходом в море «боцман подал знак поднять якорь, а затем не то с бичом, не то с хлыстом выскочил на середину палубы и принялся стегать гребцов по плечам, и тут галера стала медленно выходить в море». Дон Кихот, заметив, с каким вниманием следит за происходящим Санчо, говорит:
«— Ах, дружище Санчо! Как легко и с каким проворством мог бы ты, когда бы только захотел, обнажиться до пояса, присоединиться к этим сеньорам и расколдование Дульсинеи довести до конца! Кругом столько мук и страданий, что тебе не так тяжко было бы переносить свои. Тем более что, может статься, мудрый Мерлин зачтет тебе каждый удар хлыста, нанесенный столь мощной рукой, за десять из общего числа тех, которые ты еще должен себе нанести»{59}.
После захвата турецкой бригантины мы встречаем еще одного ряженого (пересчитайте-ка их! ). Захваченные в плен матросы указали своего капитана, прекрасного юношу, которого командор приказал повесить на рее.
«Вице-король взглянул на юношу, и тот показался ему на удивление красивым, стройным и на удивление кротким, так что в эту минуту красота юноши послужила ему наилучшим рекомендательным письмом, а потому у вице-короля явилось желание спасти его от смерти, и он обратился к нему с вопросом:
— Скажи, арраис: ты родом турок, или мавр, или, может статься, ты вероотступник?
Арраис ему, также на кастильском языке, ответил:
— Я не турок, не мавр и не вероотступник.
— Так кто же ты? — спросил вице-король.
— Женщина-христианка, — отвечал юноша.
— Женщина, да еще христианка, в подобной одежде и при таких обстоятельствах? Все это скорее вызывает изумление, нежели внушает доверие.
— Отдалите, сеньоры, миг отмщения, — молвил юноша, — вы не много потеряете, отложив мою казнь до того времени, когда я окончу повесть о моей жизни».
Девушка оказывается христианкой, дочерью мавра Рикоте, в которую был влюблен ее сосед дон Грегорьо, ее в раннем возрасте увезли в Алжир, куда за ней последовал Грегорьо. Пока он живет в Алжире, переодевшись женщиной, она получает разрешение вернуться в сопровождении двух турок в Испанию, чтобы извлечь для алжирского короля зарытый там клад. На борт того же корабля поднимается старый Рикоте, переодетый паломником, он узнает свою дочь, льются потоки слез, происходит воссоединение. Эта история не заслуживает разбора, скажу только, что в ней предлагаются различные способы освобождения дона Грегорьо, и всё заканчивается счастливо.
ГЛАВЫ 64-65
«Однажды утром Дон Кихот, облаченный во все свои доспехи, ибо он любил повторять, что его наряд — это его доспехи, а в лютой битве его покой, и оттого не расставался с ними ни на мгновение, выехал прогуляться по набережной и вдруг увидел, что навстречу ему едет рыцарь, вооруженный, как и он, с головы до ног, при этом на щите у него была нарисована сияющая луна; приблизившись на такое расстояние, откуда его должно было быть слышно, рыцарь возвысил голос и обратился к Дон Кихоту с такою речью:
— Преславный и неоцененный рыцарь Дон Кихот Ламанчский! Я тот самый Рыцарь Белой Луны, коего беспримерные деяния, уж верно, тебе памятны. Я намерен сразиться с тобою и испытать мощь твоих дланей, дабы ты признал и подтвердил, что моя госпожа, кто бы она ни была, бесконечно прекраснее твоей Дульсинеи Тобосской».
Это, разумеется, Карраско, который уже сражался с Дон Кихотом. Следует краткое описание поединка. Весьма невыразительная сцена. Автор устал. По-моему, он мог бы вложить в нее гораздо больше выдумки, сделать гораздо забавнее и увлекательнее. Эта сцена должна была бы стать кульминацией романа, самой яростной и упорной битвой в целой книге! Но вместо этого: «без трубного звука и без какого-либо другого сигнала к бою рыцари одновременно поворотили коней и ринулись навстречу друг другу, но конь Рыцаря Белой Луны оказался проворнее и успел пробежать две трети разделявшего их расстояния, и тут Рыцарь Белой Луны, не пуская в ход копья (которое он, видимо, нарочно поднял вверх), с такой бешеной силой налетел на Дон Кихота, что тот вместе с Росинантом рискованное совершил падение. Рыцарь Белой Луны мгновенно очутился подле него и, приставив к его забралу копье, молвил:
— Вы побеждены, рыцарь, и вы умрете, если не пожелаете соблюсти условия нашего поединка».
Дон Кихот сдается и обещает вернуться в родное село на год или впредь до особого распоряжения, однако упорно стоит на том, что Дульсинея — прекраснейшая женщина на свете. Карраско, он же Рыцарь Белой Луны, довольствуется полученным обещанием и соглашается, что Дульсинея не имеет равных. Дон Кихота уносят с поля битвы в дом дона Антоньо, куда приходит весть о возвращении дона Грегорьо и счастливом завершении истории девушки-христианки. Более не странствующий рыцарь — Дон Кихот отправляется к себе в деревню.
ГЛАВА 66
Санчо улаживает спор между двумя группами крестьян. На следующий день они встречают лакея Тосилоса, посланного герцогом в Барселону с письмами к вице-королю. Тосилос рассказывает, что после отъезда Дон Кихота герцог приказал отсчитать ему сотню розог за то, что он, уклонившись от боя, не выполнил его распоряжений, донья Родригес вернулась в Кастилию, а дочь ее ушла в монастырь.
ГЛАВА 67
Дон Кихот и Санчо Панса приходят туда, где им когда-то досталось от стада быков. Дон Кихот сразу узнает это место.
«— Вон тот лужок, где мы встретились с разодетыми пастушками и разряженными пастухами, задумавшими воссоздать и воскресить здесь пастушескую Аркадию, каковая мысль представляется мне столь же своеобразной, сколь и благоразумной, и если ты ничего не имеешь против, Санчо, давай в подражание им также превратимся в пастухов хотя бы на то время, которое мне положено провести в уединении. Я куплю овечек и все, что нужно пастухам, назовусь пастухом Кихотисом, ты назовешься пастухом Пансино, и мы, то распевая песни, то сетуя, будем бродить по горам, рощам и лугам, утоляя жажду текучим хрусталем ключей, светлых ручейков или же полноводных рек. Дубы щедро оделят нас сладчайшими своими плодами, крепчайшие стволы дубов пробковых предложат нам сиденья, ивы — свою тень, розы одарят нас своим благоуханием, необозримые луга — многоцветными коврами, прозрачный и чистый воздух напоит нас своим дыханием, луна и звезды подарят нам свой свет, торжествующий над ночной темнотою, песни доставят нам удовольствие, слезы — отраду, Аполлон вдохновит нас на стихи, а любовь подскажет нам такие замыслы, которые обессмертят нас и прославят не только в век нынешний, но и в веках грядущих».
|
|
|
