Освободительное движение на балканском полуострове. Сербы и болгаре

В конце XII в. вместе с процессом расчленения импе­рии и в зависимости от него происходило весьма любо­пытное движение среди населения Балканского полуост­рова. В первый раз сербы и болгаре, делящие господство на полуострове, выступили с определенными и хорошо обдуманными целями, клонившимися не только к осво­бождению от политического господства Византии, но вме­сте с тем к государственной и церковной организации на национальных началах. Нужно признать, что момент был весьма благоприятный для сведения старых счетов, но вместе с тем нельзя не принять в соображение и того об­стоятельства, что было много упущено дорогого времени, чтобы освободительное движение славян прошло незаме­ченным со стороны германцев и латинян и не встретило с их стороны сопротивления.

Не лишено также значения, что уже в этот ранний пе­риод, когда оба народа выступили, и притом почти одно­временно, с определенными и хорошо сознанными ис­торическими задачами, историк не встречает более или менее ясных указаний на то, как желали размежеваться между собой сербы и болгаре, если бы ход событий вполне благоприятствовал осуществлению их планов. Ввиду указанных соображений находим уместным вой­ти здесь в некоторые подробности с целью выяснения сербо-болгарских отношений перед латинским завоева­нием империи.

Выше мы говорили о деятельности Стефана Немани и старались выяснить первостепенное значение в истории Сербии того обстоятельства, что одна часть сербского пле­мени рано вошла и с течением времени все более подчинялась западной культуре и латинскому церковному влиянию, а другая находилась и осталась в сфере влияния Византий­ской империи и Константинопольского патриархата. С од­ной стороны Босния, с другой — Рашка и Зета; и в собствен­ной Сербии, или Рашке, следует отличать приморскую часть от той, которая находится за горами. Босния и при­морская Сербия тянут к латинству, Рашка находится под действием византинизма. Как это можно наблюдать ныне, так было и прежде: латинское церковное влияние сопро­вождалось образованием других настроений, чем греко-византийское. Смерть царя Мануила может считаться эпо­хой и в истории Стефана Немани. С тех пор он смелей ста­вит свои требования по отношению к соседним с Сербией областям, населенным славянами. В союзе с уграми сербы начали (1183) военные действия в двух направлениях: на север до Софии, на юго-восток до Ниша. Но в дальнейшем движении для сербов встретилось препятствие в освободи­тельном движении, начатом Петром и Асенем в Болгарии. Великий жупан Сербии в этом отношении стал на правиль­ную точку зрения и в восстании болгар видел благоприят­ное для себя обстоятельство, которому содействовал и ко­торое облегчал всевозможными средствами.

Нельзя не отметить, что немецкое крестоносное движе­ние, направлявшееся через Угрию и через владения Стефа­на, должно было подействовать весьма благоприятно для начавшегося здесь политического акта. Все ведет к предпо­ложению, что Фридрих Барбарусса обнадеживал славян в успешном ходе их борьбы и в свою очередь обеспечивал себе тыл дружественными сношениями с сербским и бол­гарскими вождями. Ясно также и то, что Стефан Неманя весьма практично использовал положение дел, когда на­чал наступательные действия против Перника, Скопья и Призрена.

Хотя балканские события имели громадное значение в судьбах империи, но официальный летописец относится к ним весьма поверхностно. Лишь только Исаак Ангел про­водил германское ополчение в Малую Азию, он поспешил на Балканский полуостров. «Еще не успел ты отдохнуть от забот, какие доставили тебе козни германцев, как повторя­ющиеся набеги из-за Дуная заставили снова избрать лагер­ную жизнь», — говорил Исааку придворный оратор[46]. В 1191 г. митрополит Евстафий произнес в Филиппополе речь, посвященную военным делам. Поход Исаака, имев­ший целью «обуздание сербской надменности», на этот раз ограничился Филиппополем и был повторен в весьма непродолжительном времени, как о том можем судить на основании похвального слова Никиты Акомината. Визан­тийские и сербские войска сошлись на Мораве, а Стефан тогда простирал свою власть уже до Скопья. Сербам нане­сено было на этот раз значительное поражение, и, кроме того, завязаны переговоры с Белой III. В похвальном слове все преувеличено до такой степени, что почти утрачено понимание реальности.

«Как жених, исходящий из чертога своего... ты свет­лыми лучами оживил наши северные дела, как бы оцепе­невшие от варваров. Бросив свой луч на балканских от­ступников, ты ослепил их. Затем ты прошел на запад и, как огонь всепожирающий, явился пред жалким далма­тинцем. Неманя растаял, как воск, и просил на конце пальца утолить его жажду. Сложив с себя символы, влас­ти и обнаженный от господства над далматами, он при­шел коснуться прекрасных ног твоих и пытался осла­бить удары неумолимой секиры твоей» (1).

Следует обратить внимание, что движение развивается параллельно в Сербии и Болгарии и что византийское пра­вительство столько же озабочено бьшо восстанием в Бол­гарии, как военными предприятиями великого жупана Сербии. Последний одновременно ведет дело на два фрон­та. В то время как на юго-востоке успех сербов был обеспе­чен восстанием Петра и Асеня (2), по направлению Адриати­ческого моря притязаниям их стояли на дороге Венгрия и Венецианская республика. С этой точки зрения представлялось бы весьма важным осветить намек на предприятия сербского великого жупана в Далмации, относящиеся к царствованию Исаака, хотя в самом слове под далматами разумеются сербы. Здесь по смерти Мануила Стефан Неманя в союзе с венгерским королем занял некоторые города в Северной Далмации вместе с Зарой.

На Адриатическом море сербские владения в Захлумье и Зеге представлены были в княжении Мирослава и находи­лись в зависимости от Сплетской архиепископии. Столько же влияние Римского престола, как и отдаленность от цен­тра этих владений постоянно ставили великого жупана в необходимость защищать эти области против покушений со стороны соседей. После переговоров и соглашения с германским императором Неманя продолжал более актив­ную деятельность на далматинской окраине. Так, он овла­дел Скутари вместе с окрестными епископскими городами[47] и приморскими укрепленными местами Дульциньо, Антивари и Котор. В 1189 г. жена князя Михаила Дуклянского Демслава бежала в Рагузу вследствие притеснения со сторо­ны Немани, и весьма вероятно, что с тех пор и Дукля присо­единена к Сербии. По отношению к Котору имеется акт го­родского совета от 1186 г., помеченный временем Стефана Немани. Поражение на Мораве, которое так сильно преуве­личил в своем похвальном слове Никита Акоминат, сопро­вождалось следующими результатами.

«Неманя убежал из боязни, чтобы не попасться в плен и не потерпеть наказание за проступок против своего господина. Ты же напустил на его дом всепожирающий огонь, который уничтожил не только то, что подверга­ется горению, но и самые камни, и взял большой полон, а многих перебил [48]. Земля обратилась в пустыню, и не ос­талось в ней жителей. Далмация стала доступна только ветрам. Ты сам лично участвовал в битве, не подражая в этом своим предшественникам. Вследствие того еще недавно гордившиеся перед нами иноязычные племена испы­тали скорбь, и напал на них страх и трепет при слухе о том, какие бедствия постигли далматинцев».

Границы Сербии при Исааке простирались на востоке до области между горою Рудник и долиной Моравы и до Губочицы на юг от Ниша. На юге к Сербии отошла местность по течению Ситницы и Лабы и дальше Печ и Дечаны, нако­нец, небольшие области между Призреном и Скутари, не говоря о приморской области с городами Скутари, Анти-вари и Котор. Границы между Сербией и Византией могут быть обозначены: Белград, Равно, Ниш, Скопле, Призрен, Кроя и Алессио. До какой степени империя приписывала важность установлению мирных отношений со Стефаном Неманей, доказывается и тем, что сербский принц, сын Не­мани, был обручен с Евдокией, племянницей Исаака.

Что касается церковных отношений, то Стефан постав­лен был в связь с папским престолом, так, в Далмации в его владениях господствовало католическое исповедание. Но­выми данными освещен этот вопрос в исследовании проф. Станоевича (3). Ко времени усиления политической власти Немани приморская Сербия принадлежала к архиеписко­пии Рагузы. При папе Клименте III решен был церковный вопрос таким образом, что Босна подчинена Сплету, а про­чие сербские земли — Рагузе-Дубровнику. Именно к 1189 г. относится письмо к архиепископу Бернарду и другое пись­мо к Немане и его братьям Страшимиру и Мирославу, кото­рым рекомендуется вновь посвященный архиепископ и определяется подчинение Дубровнику приморской Сер­бии. Несомненно, это открывало для Бернарда виды на рас­ширение католической Церкви и на восточные сербские области, но политический такт Немани умело оберегал гра­ницу между влиянием папы и влиянием Константинополь­ского патриарха. Условия благоприятствовали тому, чтобы светская власть удержала свой авторитет, несмотря на раз­двоение церковного правительства. После дела на Мораве византийское влияние должно было вновь подняться в приморской Далмации. Это видно, между прочим, из того, что сенат Дубровника просил Исаака Ангела принять республику под свое покровительство и что Византия в 1192 г. снова восстановила в Дубровнике свое влияние.

Переворот, произведенный в пользу Алексея, брата Исаака Ангела (1195), имел важные последствия в полити­ке Византии на Балканах. Трудно сказать, была ли непо­средственная связь между этим переворотом и тем, кото­рый в начале следующего года произошел в Сербии. Изве­стно, что один из сыновей Стефана, по имени Волкан, был владетелем Зеты, которая до времени Стефана занимала главенствующее положение в Сербии и владетельные кня­зья которой носили титул королей. По праву рожденья Волкан был старший из сыновей и ему принадлежало на­следство в Сербском княжестве, но на самом деле, когда 25 марта 1196 г. Неманя отказался от престола с целью принять монашеский постриг, наследником его объявлен не Волкан, а младший сын Стефан, женатый на дочери только что вступившего на престол Алексея. Это распоря­жение Немани, обусловленное, по всей вероятности, важ­ными государственными соображениями, предоставляло зетскому владетелю титул великого князя с некоторыми привилегиями в его пользу за отказ от наследства на вели­кое жупанство и вместе с тем узаконило на все последую­щее время отдельность Зеты от Рашки в политическом и церковном отношении. Принимая во внимание, что исто­рия Зеты развивалась в ином направлении, чем история континентальной Сербии, т. е. что в первой преобладали западные культурные влияния и латинский церковный об­ряд, эта область и в конце XII в. рядом новых и не предви­денных Стефаном мотивов приведена была к укреплению на пути своего предыдущего раздельного существования. Для оценки последующей деятельности Волкана имеют значение два обстоятельства: завоевательное движение Венгрии, окончившееся падением Хлума, удела Миросла­ва, и церковная политика папы Иннокентия III, имевшая столь крупное значение в истории папства. Оказывается, что Волкан был женат на родственнице папы Иннокентия и, следовательно, имел особенные причины вступить в ближайшие сношения с Римом и получить от папы некоторые церковные привилегии для своей страны. Таким пу­тем Волкан приобрел для себя титул короля и для своей Церкви — самостоятельную архиепископию с кафедрой в Бари. В дальнейшем события сербской истории стоят в тесной связи с латинским завоеванием Константинополя.

Переходим к изложению событий в северо-восточной части Балканского полуострова.

Уже в первые годы после начала болгарского восстания Исаак Ангел должен был признать за Петром и Асенем не­которые права воюющей стороны. Так, в 1187 г. имел место договор или по крайней мере соглашение, по которому в Константинополь был передан в заложники брат повстан­цев Асеней по имени Иоанн. Можно думать, что вместе с этим Византия молчаливо допустила самостоятельность части Болгарии от Ловча до Черного моря. Во время тревог и волнений, вызванных немецкими крестоносцами в 1189—1190 гг., хотя болгаре не стояли в открытой войне с Византией, но не были и сторонниками ее, ибо находились в союзе с Неманей и вместе с тем поддерживали опасные для империи переговоры с Фридрихом Барбаруссой, кото­рые внушали грекам много тревог. Не иначе как во враж­дебном смысле следовало понимать и бегство из Констан­тинополя болгарского заложника Иоанна Асеня. Таким об­разом, уже весной 1190 г. Исаак должен был предпринять поход в Болгарию, которой угрожало двойное движение — извне со стороны половцев, внутри от повстанцев, предво­димых братьями Асенями. На поход возлагались великие надежды, как это выразил придворный оратор: «Пропонти­да покроется военными судами, и река Дунай, рассекаемая ромэйскими веслами, понесет стоны и крики врагов»; меж­ду тем все предприятие имело весьма печальный исход. Не­приятели оказались лучше приготовленными, чем это ду­мали в Константинополе, осада городов вовсе не входила в расчеты Исаака, и в довершение всего стали доходить слу­хи, что куманы угрожают вторжением из-за Дуная. Поспеш­ное отступление от Тырнова через один из Балканских проходов к Веррии, ныне Эски-Загра, было гибельным для византийского войска. Оно было перебито, по выражению историка Никиты Акомината, как скот, запертый в хлев. Краткие и сухие известия летописи о византийско-болгарской войне разъясняются, как мы видели выше, похвальны­ми и церковными речами. Главнейше имеем в виду речь Евстафия Солунского, в которой находим одну из лучших ха­рактеристик половцев, или куман (4), и которая трактует о походе 1191г. Нужно полагать, что результаты далеко не со­ответствовали ожиданиям, так как военное положение в Болгарии и Македонии не прекращалось и так как болгаре с половцами производили опустошения, доходя до Софии и Адрианополя. В 1194 г. снова был предпринят поход про­тив болгар, которые на этот раз угрожали движением к Константинополю. Стратиг Василий Ватаци погиб в битве с ними при Аркадиополе, т. е. столь известном в последнюю войну Люле-Бургасе. Помощник Ватаци, Алексей Гид, едва спасся бегством, а лучшая часть его войска, приведенного с востока, погибла на месте сражения. Постоянные неудачи Исаака в болгарской войне вызвали против него недоволь­ство и служили одной из причин падения его в следующем году. Против царя составился заговор, который был приве­ден в исполнение во время нового похода, состоявшегося весной 1195 г. На этот раз Исаак шел с твердым намерени­ем положить конец болгарскому движению, для чего со­браны были экстренные средства, и, между прочим, король Бела III послал Исааку отряд угров. Во главе заговора стоял брат царя Алексей. И хотя Исааку доносили о зреющем против него замысле, но то обстоятельство, что примеши­вали к этому Алексея, служило для него ручательством в ложности доноса. «Если самая вода губительна, то что же нам и пить», — замечает по этому случаю летописец. В Кипселах на реке Марице Алексей был провозглашен импера­тором, а брат его Исаак пытался спастись бегством, но был схвачен, заключен в монастырь Богородицы-Мироспаси-тельницы и там ослеплен. Любопытно здесь отметить, что ослепление происходило в монастыре, построенном севастократором Исааком, отцом Андроника.

Алексей Ангел, принявший прозвание Комнина, желал покончить с болгарами путем переговоров, но предводители Петр и Асень предложили такие условия, которые не соответствовали достоинству империи. Действительно, освободительное движение в Болгарии развивалось и за­хватывало новые области. При Исааке зерно движения бы­ло в Тырнове и Преславе, на запад оно пока еще не перехо­дило. Болгаре и союзники их половцы ведут борьбу с им­перией из Северо-Восточной Болгарии. Известия о враждебных нападениях «влахов и скифов» на Сер и Амфиполь и вообще об опасном движении по большой доро­ге от Драча к Царыраду должны быть объясняемы в том смысле, что был кроме северного и другой очаг движения, в котором руководство принадлежало не Асеням. Центром этого вторичного движения были Струмица и Просек. Ко времени царя Алексея болгарский вопрос представляет новый вид: в Юго-Западной Болгарии образуется незави­симое славянское княжение, которое Византия принимает под свою защиту и противопоставляет Асеням, и, кроме то­го, в самой Северо-Восточной Болгарии нашлись враждеб­ные Асеням элементы, которыми умело пользуется прави­тельство Алексея. В 1196 г. пали от руки убийц оба вождя болгар. Боярин Иоанн Асень, который был некогда залож­ником при константинопольском дворе, выводит Болга­рию на новый путь, придав ей посредством сношений с Римской Церковью характер самостоятельного и незави­симого от империи государства.

Первые годы правления Иоанна не были благоприятны для болгарского освободительного движения. Прежде все­го обнаружившийся в Болгарии протест боярской партии против Асеней необходимо вызвал ряд строгих мер против недовольных, что повело к переходу на службу империи некоторой части боярства. Таков был боярин Иван, которо­го в Константинополе приняли с отменным радушием и наградили большими почестями и земельными владения­ми. Алексей Ангел простер к нему свое расположение до та­кой степени, что женил его на одной из принцесс и позво­лил ему носить царское имя Алексея. Ивану-Алексею пору­чено было главное начальство в филиппопольском, пограничном с Болгарией, округе и предоставлено ведение войны с болгарами. И современный историк Византии вы­ражается о нем, что некоторое время он был желанной за­щитой греков против болгар и куман. Прошло довольно времени, прежде чем в Константинополе дали себе отчет в истинных намерениях Ивана. Так, он стал возводить укреп­ления по эту сторону Балкан, приглашал к себе на службу болгар и раздавал им лучшее вооружение. Когда он доста­точно упрочил свое положение, то всем влиянием восполь­зовался лишь для того, чтобы нанести империи решитель­ный удар. Таков же был боярин Хриз, принадлежавший к числу болгарских вельмож, которые находились в антаго­низме с Асенями. Он думал основать независимое княже­ние в Македонии, в области Струмы. Историческая роль его начинается с тех пор, как он укрепился в Струмице и Про­секе. Никита Акоминат дает весьма картинное описание этого недоступного для врагов гнезда Хриза (5), которое со­хранило свое военное значение и до настоящего времени:

«Высокие утесы, почти соприкасаясь один с другим, представляют единственный доступ к местечку, при­том узкий, трудный и скалистый. Кругом же сплошная и недоступная скалистая масса, окруженная глубокой рекой Аксием (Вардар). Искусство же впоследствии придало этим природным преимуществам значение почти недо­ступной крепости. Хриз, овладев им, создал в нем безопас­ное от ромэев убежище. Он собрал здесь наемников, рас­ставил кругом метательные снаряды, сделал значитель­ные запасы продовольствия, стада быков и овец паслись у него по вершинам гор. Крепость занимала немалое про­странство в окружности и обиловала тенистыми роща­ми и лесистыми местами. Не было, однако, здесь ни клю­ча, ни колодца; за водой нужно было ходить на реку и чер­пать ее ведрами».

Из этого недоступного укрепления Хриз смело делал вылазки с целью опустошительных набегов на окрестные места, подчиненные империи. Для выяснения состояния, в каком находилось брожение на Балканском полуострове к началу XIII в., некоторый новый свет дают современные ораторские произведения.

Боярин Иван-Алексей не позднее 1199 г. обратил имев­шиеся под его начальством силы против империи и заста­вил царя Алексея предпринять против него поход. Но Иван-Алексей спасся за Балканские горы и высылал оттуда легкие отряды против царского войска, во главе которого стоял протостратор Мануил Камиза. Опасность положения уси­ливалась вследствие того, что бунтовщик имел помощь от Иоанна Асеня и действовал согласно его указаниям.

Византийский император обнаружил в это время край­ний упадок духа и бессилие. Странная мучительная болезнь не давала ему покоя. Избегая советов с докторами, он при­кладывал раскаленное железо к ранам, чтобы утолить невы­носимую боль, причем запирался один в спальне и никого не принимал к себе на глаза. Болезнь продолжалась всю зи­му; к весне он не мог еще стоять на ногах, но решился отпра­виться в Кипселы, сборное место войска, имеющего отпра­виться против славян. Опасность грозила не от одного Ива­на-Алексея, против которого действовали зятья царские. Царь болгарский Иоанн двинул к весне летучие отряды ку­ман и болгар во Фракию. Никогда еще эта стая не отважива­лась на более смелый и опустошительный набеп почти в ок­рестностях столицы появились куманы, 23 января они опу­стошили Чорлу и напали на беззащитных поселян, собравшихся в этот день на ярмарку в местечко Куперий.

Не против Ивана и не для отражения дерзкого набега куман собраны были войска в Кипселах. Владетель Струмицы и Просека, болгарин Хриз, заняв неприступное по­ложение, угрожал набегами в Македонии и овладел уже многими местами. Экспедиция против Хриза представля­ла большие затруднения в природе местности. Бывшие с императором старые и опытные военные люди советова­ли не предпринимать пока осады Просека, а подступить к нему тогда, когда будут заняты менее важные места, нахо­дящиеся под властью Хриза. Этим бы можно было поднять дух в византийском войске и, с другой стороны — приго­товить Хриза к уступчивости и миролюбивым предложе­ниям. Неблагоразумно, говорили, начинать дело с атаки недоступного пункта и вести войско на скалистые утесы, что во всяком случае сопряжено с кровавым потом, потре­бует многих усилий и будет стоить громадной траты воен­ных сил. На военном совете одержал, однако, верх голос людей, не имевших военного опыта, но пользовавшихся личным расположением государя. Эти последние были то­го мнения, что нужно идти прямо на Просек, что от сдачи этого места зависит исход экспедиции. Если будет взят Просек, говорили они, мы не встретим сопротивления в стране. Решено было идти на Просек и разорить самое гнездо Хриза.

Попытка осадить Просек и принудить Хриза к сдаче действительно не соответствовала тем средствам, которы­ми располагал император.

«Ромэи совершали чудные и достойные удивления дела. Одни со щитами и с мечами наголо, другие с луками и стрелами взбирались на утесистые вершины укрепления и бешено бросались на гарнизон, защищавший стену и крепость. После многих усилий и резни они прогнали вар­варов с укрепления, недавно возведенного для защиты вхо­да. Были и такие, которые, как дикие козы, пробирались по утесистым склонам, чтобы попасть за стены и сде­лать нападение на самую крепость. Когда же они почти уже совершили блистательный подвиг, обратив в бегст­во защитников стен и принудив их запереться в цита­дель, тогда только обнаружилась тщетность их неверо­ятных усилий. Ибо не нашлось никого, кто бы мог им до­ставить орудие, чтобы сделать пролом в стене. Тем не менее, не теряя присутствия духа и горя негодованием против начальника царской артиллерии, они действова­ли вместо кирок руками и щитами, разбивая связь между камнями. Дело шло весьма медленно, и они много страда­ли от врагов, занимавших высоты. Наконец прибыл заве­дующий осадными снарядами и принес несколько кирок в одной связке. Нужны были еще лестницы, чтобы взо­браться на самую стену, но и их не скоро могли доста­вить. Вследствие этого, не упорствуя далее в невозмож­ном предприятии, с неохотой они сошли оттуда. В са­мом деле, валахи говорили потом, что ромэи могли бы взять крепость и захватить в ней Хриза, если бы они при­готовили стенобитные машины и своевременно доста­вили их на место».

На следующий день болгаре отлично пользовались сво­ими метательными машинами и убили многих греков спу­скаемыми с высот камнями. Они имели прекрасного меха­ника, который заведовал метательными снарядами: снача­ла он служил в византийском войске, но потом ушел к Хризу, когда греки перестали исправно платить ему жало­ванье. Ночью болгаре сделали вылазку, испортили снаря­ды, расставленные византийцами на высотах, и напали на ночную стражу. Напуганные греки побежали к палатке протовестиария Иоанна, который тоже обратился в бегст­во. Болгаре поделили между собою добычу, найденную у протовестиария; цветные сапоги, отличие сана, доставили гарнизону Просека много поводов смеяться над византий­цами. Этим, собственно, и кончаются подвиги императора под Просеком. Он вступил в переговоры с Хризом и заклю­чил с ним мир, весьма постыдный для империи. Именно император признал Хриза независимым князем Струмицы и Просека и других окрестных городов.

Из рассмотрения отдельных фактов движения на Бал­канском полуострове вытекает несомненное заключение, что Иван-Алексей, Хриз и Камиза стояли в более или менее прямых сношениях с царем болгарским и в глазах самих греков были не более как исполнителями приказаний это­го последнего. В рассматриваемый период византийское движение сосредоточилось в Южной Болгарии, причем Северная оставалась совершенно свободною от греков: от­сюда продолжали выходить только вспомогательные от­ряды болгар и куман на помощь тому или другому из юж­ноболгарских вождей. Весной 1201 г. Иоанн в первый раз переходит к открытому предприятию против Византии. Но здесь мы уже видим не набег «крылатой стаи» и не по­ход с целью грабежа, а обширное предприятие, исполнен­ное по всем правилам военной науки. Успешный поход 1201 г. мы представляем себе результатом внутренней дея­тельности болгарского царя в первую половину его царствования. Первый удар нанес он грекам в Южной Болгарии, взяв укрепленный город Констанцию, на большой дороге между Филиппополем и Адрианополем. Весьма может быть, что движение его к Родопским горам прикрывало другое — к Варне. Только в этом приморском городе про­должали еще держаться греки к северу от Балкан, укрепив его сооружениями и снабдив сильным гарнизоном из ино­странцев. Осада Варны и взятие ее приступом — это уже бесспорное дело правильно организованного войска, ибо для исполнения предприятия требовалось знание военно­го искусства и запасы осадных снарядов.

В первые годы борьбы болгаре имели на своей стороне сербов, но союз прекратился после отречения Стефана Немани. Споры за великожупанский титул между сыновья­ми Немани подали повод к вмешательству Венгрии в серб­ские дела. Вместе с тем здесь началась борьба между като­лическим и православным влиянием. Первое находило се­бе сильную поддержку в лице великого жупана Волкана, второе — в лице брата его Стефана, впоследствии Перво-венчанного. Мы возвратимся ниже к этому наиболее важ­ному в истории Сербии вопросу, стоящему в тесной связи с внутренними событиями, теперь же продолжим исто­рию освободительного движения Болгарии. В 1201 г., по­сле взятия Варны, сопровождавшегося жестоким распоря­жением закопать живыми в ров всех пленных греков, за­ключен был мир между Иоанном и Алексеем Ангелом, причем обе стороны как равные в политическом отноше­нии обязывались иметь одних и тех же врагов и друзей (6). В ближайшие затем годы заметны враждебные столкнове­ния сербов с болгарами, из чего можно заключать, что Сербия явно склонялась тогда к угорско-католическому союзу. Об этом имеется несколько указаний в письме Сте­фана к Саве и в переписке с папой Иннокентием III. Во вре­мя переворота в Сербии, сопровождавшегося низвержени­ем Стефана и усилением Волкана, болгарский владетель Иоанн находился уже во вражде с Сербией, хотя папа пы­тался внушить ему миролюбие и рекомендовал возобно­вить добрые отношения с Волканом. Можно думать, что предметом споров были города по Дунаю и Мораве, как Белград, Браничево и Ниш, где сталкивались интересы двух соседних племен, куда также стремились со времени последних Комнинов угорские короли.

Гораздо трудней решить политическое положение в Ма­кедонии. Здесь, как мы видели выше, утвердился полузави­симый владетель Хриз-Добромир, имевший пребывание в Струмице и Просеке (Демир-Капу) и вступивший в связи с византийским дворянством вследствие брака с дочерью Мануила Камизы. Когда этот последний поднял восстание в Западной Македонии и Фессалии, Хриз был на его стороне и вел с ним общее дело. Но затем, когда восстание было по­тушено Алексеем Палеологом и Иоанном Инополитом, Хриз потерял свое княжение, и власть над Просеком пере­шла к воеводе, посаженику болгарского царя Иоанна (7).

В дальнейшей истории Хриза, с которым может быть сопоставлен Стрезь, упоминаемый в Синодике царя Бори­са и в сербских сказаниях, остается несколько темных фактов, которых не удалось еще выяснить (8).

Распадение империи, начавшееся при последних Ком-нинах, продолжало свое поступательное движение при ца­рях из дома Ангелов. Отделялись не только подчиненные инородцы, но целые области с греческим или наполовину греческим населением. Навстречу этому расчленению Ви­зантийской империи подготовлялось военное движение в Западной Европе; крестоносцы должны были воспользо­ваться наступившим критическим положением и присту­пить к осаде Константинополя. Прежде чем излагат^ эту авантюру, как называли четвертый крестовый поход со­временники, попытаемся выяснить роль Римского Папы в событиях, которыми здесь занимаемся. Тогдашняя евро­пейская политика, как церковная, так и светская, находи­лась в. руках папы Иннокентия III, одного из величайших пап, когда-либо занимавших Римский престол. С первых же дней вступления на престол св. Петра (январь 1198 г.) Иннокентий стал уделять особенное внимание событиям на Балканском полуострове. Может быть, не без значения в этом случае было и то обстоятельство, что папа по матери был в родстве с Волканом (9). Сношения между зетским вели­ким князем и папой начались в том же 1198 г., как видно из буллы папы от января 1199 г., в которой, посылая в Зету ле­гатов с большими церковными полномочиями, он обра­щается к Волкану как к «славному королю Далмации и Ди-оклеи». Между прочим в этой булле читается:

«Узнав из твоего письма к нашему апостольскому пре­столу о твоей горячей преданности, что ты Римскую Церковь, мать твою, после Бога любишь всего больше и внимательно соблюдаешь все наши повеления, согласно твоему желанию, мы отправили наших возлюбленных капеллана Иоанна и иподиакона Симеона» (10).

Весьма любопытно отметить, что тогда же папа вступил в сношение с великим жупаном Сербии Стефаном и, как следует заключать из ответного письма этого последнего, к нему были отправлены те же самые легаты, что и к Волка­ну. Трудно выяснить ближайшие мотивы последовавших затем фактов, но к ним нужно подходить, без сомнения, с точки зрения завязавшихся с Римом сношений. Так, без всяких причин Стефан, женатый на византийской царевне Евдокии, дочери Алексея, отсылает ее назад. Но если в этом можно усматривать влияние папских советников, то в бли­жайшее затем время великому жупану предстояло подверг­нуться новым испытаниям. В 1202 г. началась междоусоб­ная война между великим жупаном и Волканом, в которую вмешался угорский король Эмерих. Следствием этого бы­ло то, что Стефан Первовенчанный был лишен власти и единственным обладателем сербских земель стал Волкан. Указанный политический переворот совершен был в ин­тересах католической Церкви и должен был иметь своим последствием подчинение сербских земель Риму. Хотя ес­тественным решением вопроса было бы подчинение Стефановой державы Барской архиепископии, в которую в то время входила в церковном отношении Зета, но с целью удовлетворения притязаний Угрии папа включил Рашку в епархию венгерской Коложской архиепископии (11). Оцени­вая этот переворот, мы должны признать, что от него вы­играла больше всего Угрия, получив в Сербии политическое влияние и — через Коложского архиепископа — цер­ковную власть. Можно понять, как новый порядок вещей должен был взволновать православную партию в Сербии и как приверженцы Стефана могли постепенно подготовить почву для реакции. Угорский король, став верховным вла­дыкой великожупанских земель, выразил в первый раз притязание взять в свои руки исправление политики бал­канских государств. Две главные задачи проведены были тогда Угрией при содействии Рима, и эти задачи в течение всех средних веков были руководящими по отношению к славянам: усиление католицизма и противопоставление сербских притязаний болгарским, и наоборот. Не допус­тить образования большой славянской державы — такова была цель тогдашней западной политики. Эта сторона во­проса хорошо выясняется из нижеследующих обстоя­тельств.

С таким же вниманием папа Иннокентий относился к Болгарии. Переписка с Калоиоанном или Иоанном Асенем представляет в высшей степени любопытные черты. Пер­вое, что бросается здесь в глаза, — это указание на римское происхождение Асеней. Для Римского престола оно слу­жит основанием напомнить болгарскому царю, как стал называть себя Иоанн, об его римском происхождении и вызвать в нем чувства преданности католической Церкви. Асени охотно приняли это указание, хотя для них был бы гораздо выгодней доказать свое родство с прежними царя­ми Болгарии, так как Иоанн желал приобрести от Римско­го престола корону и титул.

«Призрел Господь, — писал Иннокентий в 1199 г., — на твое смирение и преданность к Римской Церкви....мы же, узнав, что твои предки произошли от благородного рим­ского племени и что ты заимствовал от них искреннюю и как бы наследственную преданность к Римскому пре­столу, еще прежде намеревались навестить тебя наши­ми письмами и легатами».

Далее, уже в 1202 г., переписка между папой и Иоанном Болгарским принимает в высшей степени определенный характер — больших запросов, с одной стороны, и посте-пенных уступок, с другой. Калоиоанн, обозначив свой ти­тул «император болгар и валахов», выражает в почтитель­ном тоне предмет своих домогательств:

«Получив ваше священное письмо, которое нам дороже всех сокровищ в мире, воссылаем благодарение Богу, кото­рый привел пас к памятованию крови и нашего отечест­ва. И ныне, как добрый пастырь и глава всех верных хрис­тиан, желая собрать воедино чад католической и апос­тольской Церкви, присоединил и нас к своему стаду. Блаженного памяти братья мои пытались отправить послов к вашему святейшеству, но они не могли достиг­нуть вас по причине многих наших врагов. И мы уже трижды делали подобную попытку, но все безуспешно. Те­перь же, так как ваша святость благоволила послать к нам своего легата, отправляем к вам нашего доверенного пресвитера Власия и выражаем вам как духовному отцу и первосвященнику благодарность, дружбу и подчинение. Святейший отец, вы дали понять в вашей грамоте, что­бы мы обозначили наши желания по отношению к Рим­ской Церкви. Империя наша просит, чтобы утвердили нас в правах дочери относительно матери нашей Рим­ской Церкви. Прежде всего просим наделения нас короной и честью, как это было при прежних наших императо­рах: Петре, Самуиле и других их предшественниках, со­гласно тому, что записано в нашей летописи».

Но в Риме хорошо понимали политические и церков­ные замыслы болгарского царя и желали заручиться напе­ред более определенными обязательствами с его стороны. Едва вышеприведенное письмо стало известно в Риме[49], как в ноябре того же 1202 г. папа Иннокентий подписал новую буллу на имя «благородного мужа Калоиоанна, обладателя болгар и влахов». В этом документе, где в первый раз дела­ется попытка ограничения церковной самостоятельности Болгарии, папа говорит следующее:

«Мы приказали тщательно пересмотреть наши регесты и убедились, что в подчиненной тебе земле действителъно носили королевскую корону многие властители. Из них же ясно, что при папе Николае болгарский король крестился со всем народом и получил архиепископа от Римского престола. Но при папе Адриане болгары отста­ли от латинской Церкви и перешли в греческую, будучи подкуплены и обмануты греческими дарами и обещания­ми. Хотя воспоминание об этом непостоянстве побуж­дает нас к осторожности, тем не менее мы. решили от­править любезного сына нашего, капеллана Иоанна, которому доверили нашу собственную власть относи­тельно посвящения в епископ

Воспользуйтесь поиском по сайту: