Распространенность мифов и их вредные последствия

Небезызвестный сэр Джордж Грей, будучи в середине XIX века генерал-губернатором Новой Зеландии, изучал язык местных аборигенов, маори. Однако достиг он немногого; во время переговоров со старейшинами постоянно возникала гротескная путаница. Генерал-губернатор был не в состоянии разобраться в метафорах, намеках и идиоматических выражениях, которые употребляли маори. Тем не менее он без труда смог понимать аборигенов, когда взялся за изучение их мифологии.

Ян Бахадур, принц Непала, посетил в 1850 году Европу. В своих путевых заметках он описывает английский парламент следующим образом: «Парламент никогда не допускает несправедливости, о ком бы ни шла речь. Он может заменить собой даже королевскую власть, ибо общественное положение преступника не играет никакой роли. Закон, который свято хранит этот могущественный храм Господень, был записан праотцом англичан, Иисусом Христом». Очевидно, Бахадур не так хорошо разбирался в мифологии и религии англичан, как сэр Джордж Грей в мифологии маори. По крайней мере, принц Непала вряд ли усердно изучал мифологические представления британцев; его познания в области христианства более чем скромны, а в области локальной, британской мифологии — и того меньше; его путевые заметки — это наскоро сшитые лоскутья, вырванные им из разных европейских традиций. Люди, принадлежащие одному культурному сообществу, прекрасно понимают друг друга, поскольку оперируют в разговоре общей для них системой образов. Представители разных культурных сообществ часто не могут понять друг друга, потому что их метафоры, по большей части инспирированные мифологией, сильно разнятся.

Собственной мифологией, незнание которой значительно усложняет процесс понимания, обладают не только культуры и народы, но и небольшие сообщества и группы, в том числе семьи и индивиды, живущие в соответствии со своей мифологической системой. Например, мне знакома одна деятельная семья, энергичность которой невозможно объяснить, если не знаешь, что в ее основе лежит общая для всех членов семьи мифологема «самостоятельности». Об этом свидетельствуют, в частности, высказывания такого рода, как «мы прислуги не держим» и т. п., а также поступок одного из членов семьи, который оставил доходное директорское место в многочисленной администрации крупной фирмы для того, чтобы открыть пусть и крайне рискованное, однако собственное дело. Иные семьи, напротив, руководимы мифологией «верных вассалов». Сознательная или бессознательная задача членов таких семей — служить верой и правдой с рвением поистине рыцарским тому или иному государю, будь то фирма или государство. В том случае, если люди из семей с разной ориентацией встречаются, в разговоре неминуемо возникают некоторые «нестыковки», поскольку то, что для одних является «позитивной позицией», непререкаемой ценностью, для других — пустой звук. Инициатива по открытию собственного дела представляется для одной семьи ценным начинанием, а для другой—несерьезным и чудаческим способом заработать себе на жизнь. В некоторых семьях можно услышать истории такого рода: «Мы великолепно провели отпуск, у наших знакомых есть шале в Альпах, они предоставили нам его в полное распоряжение на все время отдыха», или: «Наши соседи отправились в Америку, они хотят начать там новую жизнь; поэтому они подарили нам всю свою мебель, и теперь мы наконец сможем хорошо обставить наш дом», или: «По субботам мы, как правило, катаемся на яхте по Цюрихскому озеру; у одного нашего знакомого есть яхта и он позволяет нам пользоваться ей, если сам остается на уик-энд дома». Грубо говоря, речь здесь идет о мифологеме «паразитарного» существования, которая связана с идеей нищенства, попрошайничества. Несмотря на то, что члены таких семей без конца болтают о том, как их одаривают со всех сторон, помогают им, их поддерживают или, идя на поводу их искусных манипуляций, безвозмездно предоставляют им то, что для других обходится недешево, они наверняка с негодованием отвергнут такие определения их поведения, как паразитизм и попрошайничество Семьи, пронизанные идеей гуманизма, помощи всем окружающим, могут на длительное время предоставить собственное шале в полное распоряжение знакомым и рискуют редко пользоваться личным автомобилем, поскольку он постоянно требуется тем или иным друзьям. Подобные люди непосредственно или косвенно содержат целую армию знакомых и с удовлетворением рассказывают, кому и в чем они помогли. От них никогда не услышишь, что кто-то помог им найти хорошую работу, они всегда сами подыскивают своим знакомым выгодную должность. Для некоторых семей фраза «люди желают быть обманутыми» звучит так: «Нас всегда обманывают». Примером этому служит следующая история: «После смерти наших родителей моя сестра унаследовала дом; он перешел к ней по праву. Только гораздо позднее я узнал от племянника, что она нашла в шкафу чековую книжку отца со значительной суммой на счете».

«Туристический проспект оказался надувательством — отель находился в пяти километрах от моря в самом центре города». «Архитектор запросил средства на то, чтобы покрыть полы в доме дорогим линолеумом, а в действительности использовал самый дешевый». Ложь и мошенничество повсюду. В то время как одна супружеская чета предпринимает кругосветное путешествие, ни разу не оказываясь жертвой мошенников, другую чету надувают служащие билетных касс на железнодорожной линии Цюрих-Берн. Встречается множество других мифологем. Например: «Я беден», «Я всегда прав», «Мне нигде не рады» и т. д.

В истории семьи фамильная мифология приобретает прекрасные черты фантастических образов. Одна семья с гордостью считает, что происходит от цыган, между тем как «цыганское происхождение» заключается лишь в том, что кто-то из их предков какое-то время был ярмарочным торговцем; другая семья подчеркивает свою темпераментность: «Мы ведь, в конце концов, южане», поскольку прапрадедушка приехал в Цюрих из Тессина. В соответствии со своими мифологическими пристрастиями выискивают семьи среди своих предков пиратов, полководцев, татарских княжен и т. п. Существовали ли эти предки на самом деле, никакой роли не играет, поскольку важна лишь их способность наиболее полно отразить семейный миф.

Выискивать скрывающуюся за подобными историями мифологему семьи или индивида — занятие чрезвычайно интересное. Между тем, нет ничего скучнее, чем пытаться выяснить, насколько правдоподобен рассказ. События, о которых тебе поведали, полностью согласуются с базовой семейной мифологемой, и этого вполне доста-точнэ. Соблюдая осторожность, необходимую для того, чтобы не оказаться жертвой самопроекции, можно с интересом исследовать, какие образы руководят нами и как отражается это на наших повседневных планах. Воспитание также тесно связано с мифотворчеством; нельзя понять супружескую чету, если упустить из виду мифологему отношений, которая руководит данной парой.

Часто руководящие нами мифологемы бывают сознательными, однако по большей части они бессознательны и подвергаются значительным искажениям. Христианская церковь руководствуется вполне определенными теологическими представлениями, обязательными для верующих. Однако в амбивалентном пространстве предсознания существуют весьма непохожие мифы. Для одних людей Иисус Христос — символ моральной чистоты, для других — божественный Спаситель. Некоторые полагают, что Бог — милосердный, но непознаваемый творец всего сущего, для иных самое важное — строго следовать церковным предписаниям, но те и другие считают себя христианами. Исследование базовых образов, присущих семьям, небольшим группам и индивидам,— занятие не менее интересное, чем анализ бессознательных, полусознательных и сознательных мифологем христианства. Это позволяет глубже проникнуть в собственную душу, понять окружающих людей.

Психотерапевты и психологи сталкиваются с мифологией ежедневно в своей практике. Пациенты руководимы мифологемами, поэтому без точного определения природы базовых образов пациента невозможно претендовать на его понимание. Вместе с тем и собственные идеи и предположения терапевта напрямую зависят от его мифологемы.

Поэтому резонно поставить вопрос: что же такое миф, мифология? Данные понятия употребляются по-разному в различных контекстах. Хрестоматийное определение в данном случае нам не поможет. Времена, когда полагали, что у каждого слова есть один единственный смысл, прошли. Для того чтобы избежать путаницы, не достаточно ссылок на Ларусса. Любое слово многозначно и вызывает массу ассоциаций. Даже, казалось бы, простое слово «рыба» вызывает у людей совершенно различные воспоминания и ассоциации. Поэтому нет ничего странного в том, что столь абстрактное понятие как мифология более чем амбивалентно. Как правило, под словом миф понимают легенду, сказание о богах, героях и духах, лежащее у исторических истоков народа. Нередко ведут речь и о мифотворчестве. Латинское слово mithus и греческое mithos можно перевести как предание, сказание, сказка. Эпитет «мифический» (по гречески — mysticos) означает — легендарный, фантастический. Понятие мифология (по гречески — mythologia) включает в себя исследование мифов, историю их возникновения и богословие. Нередко мифы ассоциируются с мистикой. Однако в действительности мистика — это особое тайное учение о потустороннем, в которое посвящались лишь избранные. Поэтому мифы и мифическое не имеет никакого отношения к мистике и мистическому.

В настоящее время мифы особой популярностью не пользуются. Во многом это объясняется тем, что национал-социализм был связан с германской мифологией. Однако следует признать, что до нацистов были и немецкие романтики, которые тоже живо интересовались мифологией германцев. Последней увлекался и Рихард Вагнер, хотя и понял ее не совсем верно, делая акцент на идее божественного проклятия, на так называемый рагнарек* (Рагнарек [древнеисл. Ragnarok — «судьба богов»] — в скандинавской мифологии [«Старшая Эдда»] так именуют гибель богов и мира, венчающую сражение с чудовищами, порожденными хаосом). Он придавал чересчур большое значение мифологеме заката цивилизации, грядущей гибели мира и стремился синтезировать образ Иисуса Христа и германские представления о героизме. Зять Вагнера, Остин Стюарт Чемберлен, увлекшись этой идеей, стремился доказать, что Иисус Христос — сын германского солдата, служившего в римском легионе. Небезызвестный Гидо фон Лист (1848—1919 гг.) поклялся в четырнадцатилетнем возрасте воздвигнуть храм Вотану. Он восторгался праздниками солнцестояния, братства, образом вечно возрождающегося Балдура, который символизировал в его представлении солнечный цикл, и, наконец, растиражировал свастику, которую нацисты в 1920 году избрали в качестве эмблемы нордического характера. Учение последователей Гидо фон Листа, насколько известно, оказало определенное влияние на Гитлера. Отношение Гитлера к германской мифологии было неоднозначным: он опасался, что подобные увлечения могут отвлечь от борьбы против евреев. Во времена национал-социализма и незадолго до него в Германии возникло несколько сект псевдогерманской мифологической ориентации. Идеолог гитлеровского режима, Альфред Розенберг, написал книгу под названием «Миф двадцатого столетия». Розенберг утверждал, что светловолосые арийцы, носители культуры, озарили мир светом знания. Царя Давида он тоже считал светловолосым германцем. Культурный и политический прогресс человечества Розенберг ставил в заслугу исключительно германской расе. Даже в древних римлянах он разглядел предков германцев, объявив все другие народы неполноценными и неспособными на подлинное творчество. Связь между нацизмом и мифологией обеспечила последней дурную славу. В настоящее время слово миф еще нередко воспринимается как синоним «неправды», надувательства, фашизма, коротко говоря, того, что способно оправдать любое зло.

Мифы доставляли хлопоты уже прогрессивно мыслящим грекам, которые противопоставляли вымышленные легенды логосу и истории, правде и действительности. В каком-то смысле мифологии отрицались как безынтересные, никчемные выдумки. Ксенофон (570—548 гг. до Р. Хр.) обвинил мифы в аморальности и антропоморфности, несмотря на то, что речь в них идет о богах и богинях. «Если бы у львов, лошадей были руки и они способны были рисовать, то в их изображении боги выглядели бы как львы, быки и лошади»,— писал он. Греки, жившие в дохристианскую эпоху, стремились толковать мифы в символическом духе, ссылаясь, в частности, на символическое изображение человеческих особенностей: бог Арес представляется в этом контексте олицетворением воинственности, присущей всем людям, Афродита — символом чувственности. Кроме того, богов воспринимали как символическое отражение сил природы и небесных светил: Зевс — бог грома и молнии, сияющий Аполлон — олицетворение солнца. Немалой популярностью пользовался и «исторический» подход к толкованию мифов, представляющий последние в качестве выражения реальных исторических событий, подлинных фактов из жизни богов и царей древности.

Человек Средневековья воспринимал греческие и римские мифы в христианском и аллегорическом ключе. Например, Фаэтона, похитившего солнечную колесницу, считали предшественником Люцифера; Деметра, ищущая свою дочь, Персефону, представлялась аллегорическим образом на тему христианского стремления спасти заблудшие души. Ученые эпохи Ренессанса стремились избавиться от пут аллегорического прочтения мифов, поскольку были убеждены, что в них сокрыта глубокая мудрость, недоступная черни.

Должен предуведомить читателей, что, поскольку сам я христианин, меня глубоко задевают попытки некоторых исследователей приравнять религию, в данном случае христианскую, к мифологии. Между тем нельзя отрицать, что христианство поощряет развитие собственной мифологии. Ведущая роль в этой системе отведена дьяволу с его 72 князьями и 7405962 духами, собранными в более чем тысячу легионов. Считается, что с помощью ведьм Люцифер стремится заполучить власть в свои руки. Чтобы помешать ему, на протяжении нескольких столетий в Европе было сожжено около половины миллиона ведьм. Образ человека, в которого вселился дьявол, до сих пор в различных вариациях кочует по Европе. В XIX и XX веках многие люди, были убеждены, что члены тайных сект, в частности, массоны составили заговор с целью получения мирового господства. В 1905 году увидели свет так называемые протоколы Сионских мудрецов, в которых детально зафиксированы планы покорения мира, исходящие из Иерусалима. Даже столь неглупые люди, как Генри Форд, основатель американской автомобильной индустрии, были уверены, что эти протоколы не фальшивка. Во времена национал-социализма миф о дьявольском еврейском заговоре обернулся кровавыми оргиями.

До сих пор не теряет актуальности образ политического события, покоящегося на грандиозном заговоре. Многие современные политики правого толка полагают, что за любым общественным волнением стоит Москва. Не говоря уже о том, сколь часто левые в Европы склонны подозревать во всех грехах ЦРУ, ФБР и вашингтонскую администрацию. Метаморфозы и развитие мифологемы заговора и ее влияния на политику заслуживают отдельного исследования.

В XIX столетии сверх всякой меры оценивали мифологию с «научных» позиций. Мифы называли даже языковой «патологией». По мнению подобных исследователей, слово «Уран», первоначально обозначавшее небо, превратилось в имя бога. То же самое произошло и со словом, обозначавшем время,— Хроносом. Попытка рассматривать мифологию в структуре языка не увенчалась успехом. Ничто не ново под луной. В настоящее время столь же широко, что и в древности, распространен подход, согласно которому мифология представляет собой отражение сил природы. Правда, сейчас в этом мнении зазвучала метеорологическая нотка: поражающий молниями Зевс, Громовержец Тор и розовеющая утренняя заря, Аврора. Немало поклонников снискала и так называемая астральная мифология. Мифы увязываются с небесными процессами, солнечными и лунными циклами, а также звездами, которые якобы персонифицированы персонажами мифов. Любое ночное плавание по морю или поглощение, например, Красной Шапочки волком, может указывать на заход солнца и т. д.

Возникает вопрос: способны ли мифы удовлетворить потребность в каузальности? Принято полагать, что люди стремятся найти всему объяснения и если такового не находят, придумывают соответствующую историю. Если, к примеру, невозможно объяснить, как огромная каменная глыба попала в долину, возникает легенда о том, что дьявол в гневе швырнул вниз этот камень, и скалу с тех пор именуют чертовой. Заслуживает внимания попытка связать мифы с ритуалами. В этом контексте мифы предстают как вербальное толкование ритуалов, смысл которых безвозвратно утрачен. Как возникли ритуалы и как возникают они сейчас, вопрос отдельный. Важно то, что ритуал сохранился, но смысл его забыт, и миф дает возможность найти ему объяснение.

Несомненно, мифы и ритуалы часто бывают взаимосвязаны. Вспомним хотя бы христианскую вечерю, которая толкуется как воспоминание о последнем ужине Иисуса Христа. Еще одним прекрасным примером этого может служить традиция прятать пасхальный кулич и связанная с этим обычаем история о пасхальном кролике, поджигателе Гае Хоуксе, основывающаяся на реальном историческом факте «порохового заговора», попытке взорвать английский парламент.

Впрочем, я не преследую цель сделать научный обзор всех существующих подходов к толкованию феномена мифов. В данной главе я лишь хочу показать, что стремление понять мифы никогда не убывает. Однако мифы не поддаются рациональным объяснениям, что, разумеется, никоим образом не умаляет их значения. Мирка Элиаде, блистательный современный исследователь мифов, придерживается того мнения, что структуру мифологического сюжета и мышления предпочтительнее всего разглядывать через призму культурологии, касающейся культурного пространства, в котором еще существует миф, чей социальный, культурный и религиозный фундамент до сих пор не подвергся разрушению. Элиаде полагает, что описанное имеет место у традиционно конституированных сообществ, мифы которых рассказывают о доисторических событиях и обстоятельствах сотворения мира. Однако неизвестно, действительно ли мифы играют важную роль только у подобных сообществ? Возможно, они не теряют своего значения нигде и никогда? Именно на эти вопросы я и пытался ответить в предыдущей главе, посвященной вопросу равенства.

Мифы и ритуалы имеют огромное значение, сколь бы много о них ни говорили, ни трактовали и ни объявляли их безнадежным анахронизмом. Пожалуй, самым впечатляющим примером этого является праздник Рождества вне зависимости от того, связывать ли его с христианской или с языческой мифологией. Реформаторы отменили было этот обычай как «языческий», однако успехом столь радикальный шаг не увенчался. В реформированных приходах не только продолжали отмечать Рождество Христово, но за последние двести лет возник даже новый символ и сопровождающий его ритуал рождественского празднества: вечнозеленая ель и пылающие свечи. Национал-социалисты, не решаясь на полный запрет, безуспешно пытались дехристинизировать Рождество, вводя в обиход псевдогерманский праздник солнцестояния. Сейчас весь Старый Свет сетует на многолюдность рождественских ярмарок, однако большинство из нас все-таки принимает в них участие, покупая подарки, огромные торты, пышно наряженные елки и оправдываясь тем, что все это делается «ради детей». В кантоне Цюрих школьники отмечают Рождество на свой манер: они катаются на школьных ранцах, в последний учебный день года, за пару дней до праздника. Что и говорить,— очень нехристианская шалость. Школьники мчаться по улицам под гневными взглядами полицейских. Обучаясь в начальных классах, я увлекался краеведением и могу сказать, что этот специфический шум поутру, бой колоколов и барабанов, завывание труб, несомненно, имеет что-то общее с изгнанием демонов зимы.

Эти проводы года прекрасная иллюстрация связи между ритуалом и мифом. Рождественская елка, свечи, подарки и т. п.— все это ритуальные аспекты, а история рождения Иисуса в Вифлеемском хлеву и посещения его тремя волхвами — аспект мифологический. Так, шум и шалости по утрам — это ритуал, а история изгнания демона — связанный с ритуалом миф.

Спрашивается, на какой же мифологии покоится Рождественский ритуал, на христианской или на языческой? Или, быть может, бессмысленно разграничивать данные мифологии, а следует искать нечто третье? Перед Рождеством дни становятся все короче, а ночи все длиннее. Быть может, в прежние времена люди боялись, что конца холоду и темноте не будет и солнце никогда уже не взойдет. Возможно, они хотели озарить сумерки праздником, шумом и свечами? В настоящее время многие психиатры полагают, что к Рождеству происходит учащение случаев депрессии. Не объясняет ли это попытку совладать с внешней темнотой? Солнца не видно почти целый день — не становится ли внутренний мрак гуще от отсутствия солнца, от печали и отчаяния? Быть может, в Рождественскую ночь заявляют о себе детские воспоминания, несбывшиеся желания? Не сулит ли семейный праздник забвение всех прежних обид?

Мифы могут показаться бессмертными. Однако кроме того, что они загадали головоломку на все времена, мифы обладают еще одним важным качеством — они могут бесконтрольно причинять значительный вред. Мифы толкают людей в бездну, провоцируют ужасные события.

Мифология национал-социализма — 1000-летний рейх, высшая раса, светловолосые арийцы, рожденные для мирового господства, и их антипод, низшая раса, рабы и жертвы — опустошила Европу и стоила миллионов человеческих жизней. Именем наместника солнца, императора Японии, японцы покоряли Азию. Идея японского господства захлебнулась в огненном море Хиросимы и Нагасаки. Мифология коммунистической мировой революции, классовой борьбы, сопровождаемой мифологическим рефреном «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», все еще наносит вред людям. Миф о превосходстве — и проистекающей отсюда ответственности — белого человека окрылил европейский империализм, от последствий которого страдает до сих пор половина человечества. Миф о злом ребенке, который звучит так: любишь ребенка — наказывай ребенка, делает несчастными миллионы юных землян. Миф о расширении сознания путем приема чудесного наркотика, который тиражируют пророки вроде Тимоти Лири, превращает наркоманию в салонную причуду, а после — наркоманы умирают от передозировки в общественных уборных. Миф о губительной и дьявольской сущности города инспирировал в Камбодже гонения и истребление миллионов людей.

Миф о равенстве и его аппликации в виде стремления к единообразию ведут к культурному обнищанию мира.

Поэтому кажется логичным заявление: «чем больше мифов разрушить, тем лучше».