Идея прогресса как пример вредного, тенденциозного мифа

Главная тема моей книги — анализ современных мифов. Анализируя мифологию и сравнивая последнюю с психологией, нельзя избежать определенной систематизации мифов и обойти молчанием проблему деструктивных возможностей, которые мифы в себе таят. В данной главе речь пойдет о мифах, определяющих современную жизнь, культуру и политику, о мифах, отчасти вредных.

Мифологические мотивы современной жизни остаются мало изученными. В момент своей наибольшей активности мифы воспринимаются как очевидная истина. Представления, образы, иносказания, определяющие человеческое поведение, таятся в глубине психики, и только незначительная их часть может быть осознана. Величайший миф современности — прогресс. Непосредственно или косвенно он влияет на политику, культуру, психологию, на все сферы нашей жизни. Многие наши современники убеждены, что человечество неуклонно следует путем прогресса, добиваясь все новых успехов. Даже люди, отвергающие материальный и технический прогресс, с недоверием относящиеся к индустриальному росту, часто оказываются чуть ли не фанатичными сторонниками идеи «growth movements»* (Набирание оборотов (англ.); так, они верят, например, в духовный прогресс.

Вера в прогресс связана, в частности, с христианством, которое с самого начала придерживалось совершенно противоположной точки зрения. Человек был изгнан из рая. Христиане не считают, что мирская жизнь может улучшаться, напротив, они верят, что однажды наступит конец света, который принесет успокоение по крайней мере какой-то части человечества, пусть даже это и отзовется на оставшихся людях вечным проклятием. За последние три столетия христианские и иудейские представления о трансцендентном спасении отошли на второй план. Рай теперь не потусторонняя, а желанная земная реальность. Всеобщая вера в прогресс сулит людям рай на земле. Даже сейчас, когда вера в прогресс, кажется, пошатнулась, такие понятия, как прогрессивный, новаторский воспринимаются с симпатией, а эпитеты консервативный, сдержанный считаются чуть ли не бранными словами.

Мифология прогресса, вера в прогресс проникли в современную психологию. Надо отдать должное отцу-основателю современной психологии, Зигмунду Фрейду; вера в прогресс не захватила его полностью. Быть может, его убеждение в том, что психология иногда может быть сведена к химическим процессам — это своеобразная мифология прогресса? Как бы то ни было, взгляды Фрейда, имеющие огромное значение для современной цивилизации и, в частности, для формирования новых представлений о душевных расстройствах, лишены налета мифа о прогрессе.

Маркс, в каком-то смысле неистовый пророк религии прогресса, утверждал, что рано или поздно на смену существующему порядку придет бесклассовое общество, земной рай, поскольку таковы законы истории. Любопытно отметить, что даже идеи пессимистичного Фрейда были ассимилированы марксизмом. Герберт Маркузе сделал попытку так синтезировать учения Фрейда и Маркса, чтобы полученная в результате этой операции теория гарантировала достижение земного рая. Маркузе полагает, что общественное и экономическое развитие достигнет такого уровня, что исчезнут препятствия на пути удовлетворения влечений, и как следствие пропадет неудовлетворенность культурой. В данный момент влечения мучают человечество, поскольку жестокое капиталистическое общество оказывает на людей фрустрирующее воздействие. Однако под влиянием прогресса общество изменится настолько, что перестанет фрустриро-вать наши влечения, и тогда мы заживем счастливо.

Идеи Фрейда могут трактоваться по-разному, как и любая другая мифология. На мой взгляд они полны пессимизма. Что бы ни произошло, неудовлетворенность культурой сохранится. Сомневаюсь, что, говоря о подавлении влечений, Фрейд ставил это в вину общественным структурам. На мой взгляд, он связывал подавление с тем неизбежным обстоятельством, что человек живет не один, а является частью сообщества людей, но не придавал значение тому, как устроено это сообщество: по капиталистическому, социалистическому или иному образцу. Сама принадлежность к обществу приводит к подавлению влечений индивида, вне зависимости от общественной модели.

Даже в учении Юнга можно отыскать элементы мифологии прогресса. К примеру, он полагал, что человечество способно стать более сознательным. В нашем контексте осознание выступает в роли прогресса. Смягчающим обстоятельством является то, что осознание, согласно Юнгу, подразумевает конфронтацию с деструктивными аспектами психики, с тенью. Однако сторонники прогресса считают, что осознание смертоносных и суицидных аспектов психики помогает человечеству их преодолевать. Мнение Юнга о том, что первую половину человеческой жизни занимает стремление к биологическому проникновению в мир, созданию семьи и профессиональной реализации, а вторая половина жизни посвящена индивидуации, поиску смысла жизни,— «улика», позволяющая подозревать наличие веры в прогресс. Выходит, что развитие индивида движется в направлении улучшения, углубления осознания и достижения самости. С какой стороны ни посмотри,— с психологической или религиозной,— духовное самосознание значительно ценнее «биологической» реализации. Однако к своей чести Юнг не уставал предупреждать людей о катастрофических возможностях человеческого развития.

Современная психология буквально пропиталась идеей прогресса, согласно которой развитие непременно подразумевает улучшение и новое принципиально предпочтительней старого. Актуальный миф редко обсуждают; однако люди живут в соответствии с ним. Хотелось бы заострить эту мысль: миф не отражает внешнюю и внутреннюю реальность человека, напротив, реальность подражает мифу.

Так называемая психология развития весьма изящно обошлась с мифом о прогрессе. В рамках психологии развития младенец и ребенок рассматриваются как существа, полностью зависимые от родителей, точнее, от матери,— не только материально, но и духовно. Для обозначения этой беспримерной зависимости используются такие понятия, как единая реальность матери и ребенка, симбиотическая экзистенция, абсолютная подчиненность ребенка матери и т. д. Однако с определенного возраста начинается «прогрессивное» развитие. Ребенок минует разнообразные стадии развития — оральную, анальную, генитальную,— приобретает эдипов комплекс, успокаивается в латентный период и проявляется в период пубертатный. Если развитие идет нормально, то ребенок становится зрелым человеком, самостоятельным, независимым, интеллектуальным, оригинальным. Согласно этой теории, мы превращаемся из примитивных существ в существа высокоразвитые, проходя долгий путь от зависимости до самостоятельности, от слепого подражания родителям до оригинальности. В том случае, если все соответствует норме, причинно-следственная цепочка событий заканчивается формированием совершеннолетнего человека; в противном случае вырастает невротик. Вера в прогресс заключается в мнении о том, что жизнь индивида и общества движется от примитивной ступени развития к ступени более прогрессивной.

Забавно отмечать, как в рамках психологии развития сталкиваются два схожих, но принципиально разных мифа. Казалось бы, над всем господствует мифологема потерянного рая. Однажды, в младенческом возрасте, некоторым из нас посчастливилось испытать настоящее удовлетворение. Существуя в симбиозе с матерью, мы чувствовали себя защищенными, не волновались, не ведали печалей и забот. Мифология потерянного рая традиционно проецируется на детские годы не только в литературе, но и в рамках психологических теорий, согласно которым, живя с матерью, ребенок был счастлив. Кроме того, над психологией развития давлеет миф о прогрессе, о переходе от худшего к лучшему.

Является ли миф о прогрессе тенденциозным и опасным? Можно ответить так: по крайней мере, перед нами отнюдь не единственная модель жизни человечества и индивида. В античную эпоху греки и римляне не преклонялись перед идеей прогресса, а скорее полагали, что развитие человека правильнее было бы представлять в форме окружности. Все повторяется,— ничто не ново под луной,— plus que са change, plus c'est le meme*(Все новое — это хорошо забытое старое (франц.). Трансцендентная вера в прогресс ни разу не овладела античным миром; люди просто не верили в спасение. Гадеса** представляли существом отталкивающим, Ахиллес скорее согласился бы быть батраком на земле, чем Ахиллесом под ней. Существовало, конечно, и представление об елисейских полях,

куда попадают после смерти герои и наслаждаются покоем и безмятежной красотой, однако насколько известно, оно не играло особой роли в мировоззрении людей античной эпохи. Жизнь определял безотрадный миф о Гадесе.

Германцы эпохи великого переселения народов тоже не производят впечатление людей, веривших в прогресс. Мир они понимали как продолжительную борьбу между силами порядка и хаоса, наблюдающие за которой люди не в силах отвратить приближающийся конец света. Рано или поздно чудовище слизнет солнце и луну, и звезды погаснут. Древние германцы верили, что когда освободится волк тьмы, он пожрет мир; змея извергнет яд, и восстанут все чудовища, порожденные хаосом. В этот последний час страж Асгарда протрубит в рог, боги и герои, внемля ему, выйдут на последнюю битву; однако усилия их будут тщетны, ибо воспылает вся земля и погрузится в море. Подобное представление не имеет ничего общего с мифом о прогрессе; оно безнадежно. Разумеется, в германской мифологии есть и другие мотивы. Легенды повествуют, что после рагнарека появится новая земля и новое море. Бог Балдур восстанет из мертвых, родятся два человека, Лиф и Лейф, которые положат начало новому человечеству, ибо конец света был лишь дурным сном, кошмаром.

Подозреваю, что энтузиазм, с которым новоявленные пророки вещают о грядущем конце света, только на руку нашим современникам. Мнение, крайне противоположное мифу о прогрессе, высказывает, в частности, Ульрих Хорстманн в своей книге «Чудовище, очертания философии человеческого проклятия». Хорстманн рассуждает о том, что человечество всегда стремилось превратить землю в подобие пустынной луны, уничтожить не только себя, но и все живое.

Не уравновешенная мифологией конца света идея прогресса становится опасной и вредной, поощряя гордыню и переоценку человеческих способностей. Кроме того, вера в прогресс заставляет людей, очарованных гипотетическим будущим, забывать о сегодняшних страданиях. В эпоху индустриализации в Европе одна за одной с энтузиазмом открывались фабрики, формировались новые направления в промышленности, производилось все больше качественных товаров, но никто не хотел замечать, что свыше половины рабочих бедствовали. Проникнувшись наивной верой в технический прогресс, многие африканские государства с восторгом приступили после второй мировой войны к поспешной индустриализации. Итогом этого явилось разрушение всей социальной системы и неслыханная нищета.