Эффективность риторической аргументации определяется ее новизной, уместностью, правильностью, экспрессивностью, этосом, патосом и логосом.

Система открытого образования

 

В. И. Чуешов

В.Ф. Берков

 

РИТОРИКА

 

 

Курс лекций

 

 

Минск 2006

УДК 82.085 (076.6)

ББК 83.7

Ч-85

 

Серия основана в 2001 году

Рекомендовано к изданию Комиссией по приемке и аттестации электронных версий учебных и учебно-методических материалов Академии управления при Президенте Республики Беларусь.

 

 

 

	ã	Чуешов В. И., Берков В.Ф., 2006
ISBN 985-457-549-7	ã	Академия управления при Президенте Республики Беларусь, 2006

 

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ.. 5

Тема 1(5). Взаимосвязь логики и риторики (краткий исторический очерк) 8

Лекция 1 (5). Взаимосвязь логики и риторики (краткий исторический очерк) 8

§ 1. Единство логики и риторики в древности. 8

§ 2. Логика, обособленная от риторики. 25

§ 3. Риторика, обособленная от логики. 31

§ 4. Рождение «Новой риторики». 38

Контрольные вопросы к теме 1(5) 42

Тема 2(6). Риторика как наука о способах убеждения. 44

Лекция 2 (6). Риторика как наука о способах убеждения. 44

§ 1. Основные понятия современной риторики. 44

§ 2. Структура риторики как науки. 55

I. Поиск, или первая часть риторической науки, целью которой является «найти, что сказать». 57

II. Композиция, или вторая часть риторической науки,
целью которой является оптимальная организация того,
что необходимо сказать. 67

III. Экспрессия, или третья часть риторической науки,
целью которой является подбор вербальных средств риторической аргументации. 80

IV и V части риторической науки, целью которых
является запоминание риторической аргументации и ее реализация 115

§ 3. Основные методы риторического убеждения. 120

Риторическая индукция. 120

Риторическая дедукция. 123

Риторические аргументы.. 127

Контрольные вопросы к теме 2(6) 148

Тема 3 (7). Текст. 150

Лекция 3 (7). Текст. 150

§1. Общая характеристика текста. 150

§2. Логическая структура текста. 152

§3. Освоение текста. 157

§4. Глубина понимания текста. 161

§5. Работа над созданием научного текста. 167

§6. Вторичные тексты.. 177

Контрольные вопросы к теме 3(7) 183

Литература. 184

Основная литература. 184

Дополнительная литература. 184

Экзаменационные вопросы.. 186

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В наши дни пробелы и изъяны в логической и риторической культуре специалиста обходятся обществу в миллион раз дороже, чем прежде. Неслучайно в наши дни логика оказывается оплотом современной цивилизации, надежным средством от ее преждевременной и (или) случайной гибели, а риторика проверенным инструментом обеспечения контакта умов и сердец людей.

В ХХI столетии опасность изъятия принципов и законов логики из фундамента цивилизации, а также забвения требований риторики должна не только хорошо осознаваться общественностью, но своевременно и эффективно устраняться, в том числе и с помощью учебных средств.

Это необходимо делать в силу того, что, если в первом и втором тысячелетии люди, используя арсенал традиционной логики, искали оптимальные выходы только из тяжелых последствий различных эпидемий, природных катастроф, войн и революций, а, применяя риторику, они повышали эффективность общения лишь с каким-либо отдельным человеком, а также малой или средней по своим размерам группой людей, то в ХХ1 веке перед ними во весь рост встали новые задачи. Задача своевременного устранения предпосылок для возникновения терроризма, а также других, представляющих смертельную угрозу для человечества проявлений человеческой активности. Сегодня специалисты должны уметь организовать и наладить диалог между огромными массами людей, а также Западом и Востоком, Севером и Югом. Неудивительно, что в наши дни остро ощущается потребность в такой логике и риторике, которые помогали бы не только преодолевать беды, сваливающиеся на человечество, но и не допускать их. Именно в этом и заключается главная цель логики и риторики, как учебных дисциплин. Решению этой цели и большого комплекса, связанных с ней весьма непростых задач, и призвано помочь наше пособие.

Его главная цель – формирование у студентов основ современной логической и риторической культуры – решается через выполнение следующих задач:

· усвоение ключевых теоретических положений логик и риторики, идей их выдающихся представителей;

· овладение умениями характеризовать основные принципы и правила логического и риторического мышления;

· приобретение приемов и средств анализа места и роли логики и риторики в жизнедеятельности специалиста;

· усвоение навыков использования логической и риторической культуры аргументации в идеологической деятельности пропаганды, информирования, агитации.

Для лучшего понимания замысла пособия, полезно иметь в виду две, положенных в его фундамент, требования – идеи.

Во-первых, требования, в соответствии с которым учебный материал лучше усваивается при движении мысли ученика от простого к сложному. В соответствии с направлением движения от простого к сложному, в пособии сначала рассматривается логика, а затем риторика и теория текста.

В структуре современной цивилизации важно научиться различать не только технический и экономический фундаменты, т. е. техносферу и экономсферу, но и сферу информации, или инфосферу.

Современная инфосфера цивилизации состоит из двух относительно самостоятельных подсфер – ноосферы (сферы разума, или логики) и вербасферы ((от лат. verbum – слово) сферы слов, или риторики).

В предшествующей истории сфера мыслей (смыслов) и сфера слов, имен, например, сфера подписанных между государствами и людьми соглашений (договоров) и сфера их практической реализации существенно отличались друг от друга. Сегодня цивилизация вступила в такую стадию своего развития, когда отрыв верба и ноосферы от экономики, техники и технологии, политики, государственного управления может привести к пагубным для существования человечества последствиям.

Объективно современное человечество уже не заинтересовано в том, чтобы гениальные мысли его представителей (продукт высокой логической культуры) оказались бы невостребованными из – за низкой вербальной (риторической) культуры их авторов. Очевидно и другое – умножение ответов на такие умные вопросы, которые никто не задает, также нежелательно для инфосферы современной цивилизации. В наши дни логика и риторика активно взаимодействуют с другими науками – семиотикой, психологией, языкознанием, философией, диалектикой, герменевтикой для того, чтобы, дополняя их идеи и принципы своими представлениями о понятии (слове), суметь найти убедительные ответы на вызовы времени.

«Искусство убеждать [людей] много выше всех

искусств, т.к. оно делает всех своими рабами

по доброй воле, а не по принуждению»

(Горгий)

Тема 1(5). Взаимосвязь логики и риторики (краткий исторический очерк)

Лекция 1 (5). Взаимосвязь логики и риторики
(краткий исторический очерк)

Основные понятия:

логика, риторика, диалектика, софисты, Сократ, Платон, Аристотель, единство логики и риторики, логика без риторики, риторика без логики, новая риторика.

§ 1. Единство логики и риторики в древности

Логика и риторика – родственные дисциплины. Связь между ними во многом проясняет теория швейцарского лингвиста
Ф. де Соссюра (1857 – 1913). Ему принадлежит идея различения языка и речи. Речь, по Ф. де Соссюру, – индивидуальное явление, язык – «социальный продукт речевой способности», «совокупность необходимых условий, усвоенных общественным коллективом для осуществления этой способности у отдельных лиц»[1]. Язык составляет основу речи и задает нормы любых проявлений речевой деятельности. Подобно тому как логика имеет отношение к языку, риторика причастна к речи.

«Отцом логики» не без оснований называют великого древнегреческого мыслителя Аристотеля из Стагиры (384 – 322 гг. до н.э.). Но правомерны вопросы: были ли у него предшественники? Каковы предпосылки его логической теории? Ответом на какие вопросы эта теория явилась?

Решения вряд ли возможны лишь при обращении к трактатам самого Стагирита. Требуется основательный анализ социокультурного фона и сложившейся интеллектуальной атмосферы в Древней Греции той эпохи.

В качестве предпосылок возникновения исторически первой логической теории, каковой была система Аристотеля, исследователи выделяют следующие:

· совершенствование политического красноречия в условиях ожесточенных дискуссий по вопросам власти;

· развитие основанной на состязательности мнений судебной системы;

· организацию межполисных отношений (как с учетом внутренних раздоров, так и в условиях внешней угрозы со стороны огромного варварского мира);

· первые результаты обобщений и систематизации научного познания в области биологии, геометрии, астрономии и других наук.

Как видим, среди этих предпосылок первостепенная роль отводится процессам общения. Не случайно в антиковедении риторика считается одной из наиболее важных и фундаментальных категорий античной культуры.

В сознании древних греков вся их гражданская жизнь была неотделима от свободной дискуссии. Фукидид свидетельствует: «Мы сами обсуждаем наши действия или стараемся правильно оценить их, не считая речей чем-то вредным для дела; больше вреда, по нашему мнению, происходит от того, если приступать к выполнению необходимого дела без предварительного уяснения его речами»[2]. Он был убежден, что «кто отвергает, что речи являются учителями дел, тот или безрассуден, или преследует личные интересы»[3].

Древняя Греция V – IV вв. до н.э. породила плеяду блестящих ораторов – Горгий, Андокид, Лисий, Исократ, Гиперид, Демосфен, Динарх, Эсхин. Их произведения вошли в золотой фонд европейского красноречия. Используя достижения греческой мысли в области философии, этики, педагогики, переводя их на язык практической идеологии, ораторы оказывали огромное влияние как на формирование общественного мнения, так и на принятие важнейших решений в области государственного управления.

Вместе с тем, практика словесных баталий этого периода имела и оборотную сторону. Ораторы проявляли, за редким исключением, вопиющую беспринципность, применяя приемы, которые уже тогда осуждались передовыми людьми своего времени. Афинские государственные деятели поливали друг друга грязью, вытаскивали на всеобщее обозрение подробности личной жизни. Достаточно часто звучала тема о подкупленности выступающих, их варварском происхождении и т.д. Демагогия была в порядке вещей, и толпа далеко не всегда была настроена враждебно по отношению к таким ораторам, их льстивые речи она принимала вполне благосклонно. Более того, такое поведение находило теоретическое оправдание в учении софистов.

Первоначально софистами называли людей, авторитетных в различных вопросах частной или общественной жизни. Затем ими стали называть платных учителей красноречия и всевозможных знаний, считавшихся необходимыми для активного участия в гражданской жизни.

К старшему поколению софистов относят Протагора, Горгия, Гиппия, Продика, Антифонта, Крития; к следующему поколению – младшим софистам причисляют Ликофрона, Алкидаманта, Трасимаха. Общей чертой учений софистов был релятивизм, нашедший классическое выражение в положении Протагора «человек – мера всех вещей». Этому способствовал самый характер деятельности софистов: они должны были научить обратившегося к ним молодого человека убедительно защищать любую точку зрения, какая только могла понадобиться ему в делах. Основой такого обучения было представление об отсутствии абсолютной истины и объективных ценностей. Вот хрестоматийная иллюстрация истолкования софистами понятия добра: «Болезнь есть зло для умирающих, а для продавцов вещей, нужных для похорон, и для могильщиков – благо». Важнейшую роль в мировоззрении софистов играло противопоставление природы как элемента относительно постоянного, человеческому закону или установлению – изменчивому и произвольному.

Исократ, Демосфен, Эсхил и др. осуждали ораторов софистической ориентации, считая, что дар красноречия те используют не по адресу: на ораторской трибуне доводят народ до безумия, вызывают распри и потому несут погибель обществу и государству. Релятивизм софистов, отрицавших объективный характер истины, был подвергнут резкой критике Демокритом. Для Сократа была неприемлема безнравственность их поведения. Не могло оно устраивать государственников Платона и Аристотеля.

Важно иметь в виду и следующее обстоятельство. Ученики Сократа Евклид, Федон, Антисфен, Аристипп, подвергли искусство красноречия философскому анализу. Ими были основаны собственные философские школы, которые в идейном плане, как правило, конкурировали между собой. Евклид из Мегары (жил в промежутке 450–380 гг. до н.э.) основал Мегарскую логико-философскую школу. Мегарики активно разрабатывали эристику – искусство ведения спора. Особое значение они придавали методу косвенного доказательства. Эристические доказательства мегариков принимали катехизическую форму, при которой запрещались любые другие ответы, кроме «да» и «нет». Объектом логического критицизма становились не посылки противников, а заключения. Косвенное доказательство было также формой опровержения тезиса.

Мегарской школе приписывают семь софизмов и парадоксов (антиномий), которые отражают логические проблемы. Парадокс «Лжец» приписывается мегарику Эвбулиду из Милета (IV в. до н э.) и формулируется Аристотелем в сочинении «О софистических опровержениях» в вопросительной форме: «Лжет ли тот, кто говорит, что он лжет?» Данный парадокс представляет собой в некоторой степени усиленный и более корректный вариант того же парадокса критского философа Эпименида Кносского (VII или VI в. до н.э.): «Все критяне лжецы». Допустим, что Эпименид сказал правду. В этом случае следует признать, что действительно все критяне, в том числе и критянин Эпименид, лжецы. Но если Эпименид – лжец, значит, он говорит неправду, и высказывание «Все критяне лжецы» – ложно. Допустим, что Эпименид солгал. В этом случае следует считать его высказывание ложным. Из истинности высказывания «Неверно, что все критяне лжецы» можно сделать вывод, что некоторые критяне не лгут, и в их числе Эпименид, поскольку мы оцениваем единственное высказывание, произнесенное критянином в ограниченном интервале времени.

В парадоксе «Куча» спрашивается: «Когда прибавление одного зерна образует кучу?». Одно зерно – еще не куча зерен, а два, три и т.д. Другая разновидность данной апории (трудности) – парадокс «Лысый»: «С которого по счету вырванного волоса человек становится лысым?». В данных парадоксах затрагивается проблема, которую, с точки зрения современной логики, можно сформулировать в виде вопроса: существует ли фиксированное количество элементов, начиная с которого начинается переход из одного состояния в другое. Трудности именования, связанные с наличием в обыденном языке множества имен, недостаточно четких по содержанию и по объему, не позволяют решить, применимы они или уже не применимы к данному объекту.

Парадоксы «Спрятанный», «Покрытый», «Электра» являются различными формами одного парадокса. Спрашивается, знает ли Электра, что Орест ее брат? Конечно, знает. Но Орест покрыт одеялом, и Электра не знает, что покрытый человек есть ее брат. Следовательно, Электра не знает того, кого знает. Данный парадокс фиксирует наличие в обыденном языке таких логических форм, которые называются интенсиональными функциями. В данном примере – это интенсиональный контекст с предикатом «х знает, что…» Применение принципа замены имени на равнообъемное ему имя приводит к антиномиям. Объем (экстенсионал) единичного имени «Орест» совпадает с объемом единичного имени «этот покрытый человек» при различии содержании (интенсионала). Данного типа парадоксы, а также парадокс «Лжец» отражают трудности из области логической семантики.

Парадокс «Рогатый» является откровенным софизмом: «То, чего ты не потерял, то ты имеешь. Ты не потерял рога. Следовательно, ты их имеешь».

Другая сократическая школа – элидо-эретрийская, основателем которой был Федон, по идейной программе была близка мегарской. Наиболее известный ее представитель Менедем выступил против правила мегарской школы использовать в диалогах исключительно дихотомические вопросы, требующие только ответов «да» или «нет». Когда мегарик Алексин спросил у Менедема, перестал ли он бить своего отца, последний ответил: «Я его никогда не бил, и поэтому не перестал». Алексин возразил, что, согласно правилу школы, нужно отвечать либо «да», либо «нет».

Киническая школа, основателем которой был Антисфен (435–370), в методологическом плане находилась в оппозиции реалистическим тенденциям мегарской, элидо – эретрийской, а также платоновской школам. Киники, методология которых базировалась на принципе номинализма, считали, что существуют только единичные предметы, а общие понятия есть их имена. Логическую доктрину Антисфена определила его философская максима. Согласно его учению, все действительное индивидуально, а индивидуальное неопределимо, так как отдельные субъекты воспринимают предметы по – разному. Следовательно, высказывания о предметах невозможны, возможна только номинация – акт присваивания имени, позволяющего конструировать понятие о предмете.

Антисфен различал единичные (собственные) и общие имена. Единичное имя, согласно его точке зрения, обозначает только данный предмет и не может быть приложимо в качестве предикатов к другим предметам. Общие имена не выражают сущности предметов, а являются лишь мнениями людей о вещах. Поэтому в споре с Платоном Антисфен произнес: «Лошадь я вижу, а лошадность не вижу».

Признание логического первенства единичного имени позволило Антисфену сформулировать его знаменитый принцип о невозможности противоречивых высказываний. Если два человека говорят об одном и том же предмете, они могут говорить только одно и то же. Если они говорят не одно и то же, значит предметом их рассуждения являются разные вещи, и они не противоречат друг другу.

Методология киренской школы, основанной Аристиппом (ок. 435 –?), основополагалась на ограничении возможностей познания уровнем ощущений и сферой физических явлений. Киренаики признавали лишь одну науку – этику, которую делили на пять частей. Пятая часть этики киренаиков представляла собой учение об аргументах, где рассматривались вопросы гносеологии и логики. Из сохранившихся свидетельств следует, что Аристипп исследовал вероятностные умозаключения об установленных последовательности и сосуществовании наблюдаемых явлений. Платон в диалоге «Государство» приписывает ему попытку сформулировать правила индуктивных выводов.

Говоря о названных сократовских школах в целом, следует подчеркнуть, что их деятельность была связана с возрождением в видоизмененном виде софистики. Неософистика сократовских школ вторглась в проблемы логического характера: формулировала апории, исследовала сущность имен, высказываний и проблемы именования, предикации, отрицания высказываний, противоречивости высказываний и др.

Наибольшую известность из учеников Сократа приобрел Платон (427/8–347/8). В полемике с софистами Платон стремился разработать особую науку – диалектику (греч. dialektike – беседовать, разговаривать). Ее первоочередной задачей он считал сократовский метод образования понятий, обозначенный им термином «сюнагоге» («сведение»). Сущность его заключается в абстрагировании от чувственных аспектов в познании, т.е. переход от конкретного к абстрактному, от многообразия данного к единому понятию. Платон развивает данный метод, отодвигая предел «сведения». Логическую определенность предметов он связывает с наличием общего в различных ситуативных проявлениях, с неизменной основой предметов, их идеей. Именно идеи составляют предмет коммуникации, о котором можно вести контролируемый рациональный разговор с элементами доказательства, опровержения и т.д.

Вторая задача диалектики – «диайрезис» («разделение») заключается, по Платону, в переходе от абстрактного (мира идей) к конкретному (миру вещей), в делении понятий на его виды. Логическое деление понятий применяется не с целью классификации предметов, а с целью дефиниции какого – то одного предмета путем исключения не относящихся к данному предмету свойств. В своих диалогах Платон использует дихотомическое деление, которое в случаях применения двух оснований деления становится тетраномическим. «Человек – живое существо; живые существа могут быть движущимися либо покоящимися; отсюда необходимо следует, что человек либо покоится, либо движется, но не необходимо, чтобы он покоился». Платоновская дихотомия достаточно сложна, так как представляет собой не четко выявленную логическую процедуру, а пародию на софистические антитезы и особенно параллелизмы – главный прием ораторов, начиная с Горгия. Например, в основу рассуждения Чужеземца о софистике в диалоге «Софист» положен принцип дихотомии[4].

Логические операции деления и дефиниции рассматриваются Платоном как аналитические приемы, позволяющие раскрыть соответственно множество в единстве (сделать единое многим) и единство во множестве (сделать многое единым).

Для осуществления правильного деления необходимо, согласно Платону, соблюдать два условия: 1) делить предметы нужно по действительным качественным признакам; 2) не пропускать ступени деления, т.е. не делать скачков. Последовательно осуществленное правильное деление позволяет расчленить роды на виды, виды на подвиды. Операцию дефиниции имени Платон рассматривает как обратную операции деления. Правильное соединение имен, полученных в результате деления исходного имени, и есть, по его мнению, операция определения. «Сосредоточиваясь на одной идее, надо вести к ней все рассеянное во многих местах, чтобы, определяя каждый вид в отдельности, стало ясным, о чем неизменно хотят поучать», – пишет Платон в «Федре». В «Теэтете» он указывает на некоторые требования, предъявляемые к дефиниции: 1) обязательное указание специфического (видового) различия, которое позволяет отличить данный объект от всех других; 2) необходимость избежания круга, когда объясняют некоторое понятие его синонимом; 3) не прибегать к примерам как адекватной замене определений для решения задач дефиниционного типа.

Сократовский метод определения понятий Платон дополнил новой процедурой – проверкой гипотетических допущений. В «Пармениде» он определил гипотезу следующим образом: «Если ты желаешь поупражняться, то возьми хотя бы предложение, высказанное Зеноном: допусти, что существует многое, и посмотри, что должно вытекать из этого допущения как для самого многого в отношении к самому себе и к единому, так и для единого в отношении к самому себе и ко многому».

Во многих диалогах Платона встречаются рассуждения о некоторых логических операциях и логических законах. Например, в «Протагоре» указывается на невозможность простого обращения общеутвердительного высказывания, так как из истинности высказывания формы «Все S есть P» с логической необходимостью не следует истинность высказывания «Все P есть S». Один из приемов доказательства получил название «критерий ложности» Платона, сущность которого сводится к следующему: высказывание p не может быть истинным, если из него выводимо его отрицание. В диалоге «Евтидем» он сформулировал закон противоречия в онтологическом аспекте: «Невозможно быть и не быть одним и тем же», в «Теэтете», излагая дискуссию с Протагором, защищает принцип тождества.

Если софисты, заявляя, что речь не может быть абсолютно истинной и точной, говорили об одном и том же противоположные вещи, то Платон связал критерий правильности высказываний с логическим ходом рассуждений о предмете. Если софисты считали, что реакцией слушателя можно управлять по собственному усмотрению, то Платон рассматривал ее как причинно – обусловленное явление, которое нужно стремиться познать.

Подытоживая развитие логико – риторических идей к середине IV в. до н. э., можно констатировать следующее. В их разработку было вовлечено большое множество выдающихся мыслителей. Результаты их стараний отличались отсутствием единства в методологических подходах и теоретических выводах. Повседневная практика красноречия не могла удовлетворить людей, озабоченных состоянием нравственности граждан и будущим древнегреческой государственности. За разрешение этой кризисной ситуации взялся выдающийся ученик Платона Аристотель из Стагиры.

Рассмотрению логико-риторических проблем Аристотель посвятил свой первый крупный философский трактат – «Топику», а также, видимо, более позднюю «Риторику». «Топика» предваряет цикл произведений, позже получивший название «Органона». Кроме «Топики» в «Органон» включаются: «О софистических опровержениях» (есть предположение, что этот трактат является девятой книгой «Топики»), «Категории», «Об истолковании», «Аналитика первая», «Аналитика вторая».

«Топика» представляет собой попытку (и не безуспешную) создания теории диалога. В любом диалоге, как считает Аристотель, существуют общие приемы исследования вопросов, а общие места по-гречески называются topos. Отсюда и название данного сочинения.

Рассматривая виды диалога, Аристотель отличает совместное исследование, организованное в форме дискуссии, от беседы учителя с учеником, а также от учебного спора, наконец, от спора, в котором цель сторон состоит в том, чтобы одержать победу над противником перед лицом каких-то лиц, выносящих свое решение[5]. С этими различениями связаны различия в характере посылок и способе выводов. Вне сферы того или иного словесного препирательства лежит область научных доказательств, в которых из истинных посылок делаются силлогистические выводы. В спорах же дело обстоит иначе: здесь, если спор носит исследовательский или учебный характер, посылки могут быть вероятными, а формы обоснования также и более свободными (например, – полная индукция через простое перечисление и аналогия, в терминах Аристотеля: индукция и сходство). Под вероятными понимаются такие высказывания, которые кажутся истинными. Наконец, в споре, где речь идет о победе над противником, пререкающиеся стороны зачастую используют ложные посылки и позволяют себе делать обманные выводы. Такой спор, в котором для достижения победы пользуются ложными посылками и практикуют паралогизмы, называется софистическим спором.

Разнообразны и глубоки по содержанию рекомендации, касающиеся ведения исследовательских дискуссий и учебных диалогов. Воспользуемся систематизацией этих рекомендаций, осуществленной польским логиком Т. Котарбиньским[6].

Прежде всего они касаются выбора обсуждаемых положений. По Аристотелю, не следует выдвигать вопросов, надлежащим ответом на которые было бы наказание тех, кто высказывает сомнение относительно этогопункта; например, следует ли почитать богов, следует ли любить родителей? Также неуместно было бы начинать дискуссию о таком вопросе, для ответа на который достаточно быть в здравом рассудке (например, бел ли снег?). Для дискуссии пригодны лишь положения, требующие работы ума. Выдвигая такое положение, не следует быть голословным, а нужно принудить противника к его признанию при помощи необходимой аргументации – силлогистической, индуктивной или путем аналогии, Силлогистическая аргументация наиболее доказательна и рекомендуется для дискуссий с людьми компетентными, старшими, искушенными, другие же способы позволяют более легко снискать одобрение и лучше годятся для убеждения молодых и неопытных людей. Тот, кто голословно протестует против положения, подкрепленного надлежащими аргументами, выставляет себя на посмешище; не мешает также сослаться на авторитеты. Однако следовать ли голосу толпы или советам знатоков? Ответ достаточно ясен: идти за толпой при использовании выражений в их повсеместно принятом значении, например называть здоровьем то, что принято так называть; когда же вопрос касается, например, условий здоровья, то следовать мнению знатоков.

Далее мы имеем ряд чисто технических советов. Прежде чем высказать что-либо публично, сначала подумай про себя. Старайся свести дискуссию к тем вопросам, по которым имеешь основательные знания, а если приходится обсуждать проблемы, относительно которых у тебя недостает толкового материала, займись определениями и выведением заключений из них. Старайся найти и усвоить относительно самые общие положения, ибо в таком случае из одного легко сделать многие, выводя частные положения из более общего. Например, обосновав во всей общности тезис о том, что о противоположностях говорит одна и та же наука, легко получить отсюда применение этого тезиса к отдельным видам противоположностей и, следовательно, утверждать, что о каком-то свойстве и об его отсутствии говорит одна и та же наука, что об обоих членах данного отношения говорит одна и та же наука, что о взаимно контрастирующих признаках говорит одна и та же наука, что о противоречащих друг другу высказываниях говорит одна и та же наука. Если хочешь опровергнуть тезис оппонента путем обнаружения противоположного примера, не ищи таких примеров среди индивидуальных явлений, ибо их несчетное множество, а сделай обзор видов рассматриваемого рода, которому данное свойство приписывается как общее, и покажи, что оно не присуще какому-либо из этих видов. А если опровергнуто твое общее положение, так что его нельзя удержать во всей общности, – посмотри, нельзя ли удержать хотя бы часть своего утверждения. Например, ты утверждал, что забвение – это утрата знания. На это отвечали, что так бывает не всегда, ибо если изменился предмет, о котором ты знал, то ты утратил знание о нем (то представление о нем, какое было у тебя, перестало быть знанием). Таким образом, приведенное утверждение нельзя сохранить во всей общности. Но можно и впредь настаивать хотя бы на том, что при неизменности предмета данного знания забвение тождественно утрате этого знания.

Среди рекомендаций некоторые, если не все, могут вызвать вопрос, почему Аристотель рассматривает их как советы для проведения исследовательских дискуссий, а не как описание приемов, применяемых в споре, где речь идет о победе над противником, в споре, не гнушающемся софистических приемов. Видимо, эти указания хотя бы частично находят свое объяснение в том, что исследовательская дискуссия, в понимании Аристотеля, содержит в себе нечто от игры, в которой обе стороны стараются создавать друг другу трудности, побуждая друг друга к максимальным усилиям: то, что выдерживает столь энергичную критику, будет хорошо защищено от возражений, будет солидно обосновано. Излишне добавлять, что такое взаимное создание трудностей вполне отвечает задачам и учебного спора. Итак, Аристотель советует как бы подходить издалека, аргументируя при помощи посылок, связь которых с атакуемым положением не сразу видна тому, кто его защищает; а если вывод предполагается получить из опреленных посылок, не оглашать их сразу самих по себе, а перемежать с другими выводами. Когда же, наконец, все вспомогательные положения будут выдвинуты, надлежит сделать решающее заключение, вытекающее из всех этих положений, но сделать его так, чтобы противник, не поняв сразу хода рассуждений, вынужден был спросить: «Почему?» Подольше держать оппонента в неведении относительно своих замыслов, а его вызывать на то, чтобы он сам обнаружил свои намерения. Все это годится для того, чтобы привести положение противника к абсурду, а ведь это наряду с отыскиванием противоположных примеров является основным способом опровержения оспариваемых общих положений. Если кто-либо утверждает, например, что идеи находятся в нас, а под идеей понимает во всяком случае нечто неподвижное, то это утверждение можно опровергнуть, говоря. что находящееся в нас движется, поскольку мы сами движемся. Неплохо время от времени ставить возражения самому себе, создавая тем самым впечатление добросовестности, ибо необходимо помнить, что оппонент не питает доверия к тому, что кажется недобросовестным. Рекомендуется говорить, что нечто известно всем и признано всеми, ибо люди часто не имеют смелости оспаривать такие утверждения. Высказывать важнейшие положения в конце, ибо противник обычно полагает, что самое важное высказывается сразу, и поэтому расходует аргументацию на борьбу с чем-то второстепенным. Но по отношению ж самонадеянному человеку можно себе позволить сразу выдвинуть главный довод, на который мы хотим опереться, ибо, будучи слишком уверенным в себе, он готов признать справедливость этого довода, надеясь позже справиться с его следствиями. Такой человек зачастую компрометирует себя, если его намерения не осуществляются. Это показывает, что Стагирит считал допустимым в дискуссионной игре умышленно вводить оппонента в заблуждение. Об этом же говорят и примеры, касающиеся того, как обращаться с многозначностью, неопределенностью выражений, недомолвками и т. п. Правило, что, услышав из уст противника нечто недостаточно ясное по своему значению, ты можешь сказать «я не понимаю» и требовать разъяснения, должно получить всеобщее признание. Благоразумным является также указание о необходимости сразу же реагировать таким образом на неясную речь, ибо, если это сделать лишь по прошествии известного времени, может создаться впечатление, что эта неясность не была вовремя замечена, что не свидетельствовало бы о точности. Однако достаточно недвусмысленный совет – уметь пользоваться многозначностью для обмана противной стороны, как и многие приведенные выше сентенции, заставляют поставить под сомнение строгость границы между софистическим спором и исследовательской дискуссией. Совет же вести себя в дискуссии так, чтобы нелепости, вытекающие из наших утверждений, относились на счет этих утверждений, а не нас самих, свидетельствует о том, что и в исследовательской или учебной дискуссии, как их понимает автор «Топики», идет речь не только о выяснении истины, но и о том, чтобы показать себя в выгодном свете или, во всяком случае, не показать себя в свете невыгодном. Однако же основную цель учебной дискуссии, как и стремлений приобрести побольше опыта в диспутах вообще, составляет не забота о том, чтобы показать себя, а забота о действительном, надлежащем формировании участников дискуссии. Поэтому Аристотель советует самостоятельно, про себя упражняться в обращении заключений, в аргументировании pro и contra, чтобы выработать в себе самое важное для дискуссии: умение правильно отбирать то, что относится к делу. А наряду с выработкой такого умения нужно иметь определенный запас посылок и вообще слабых пунктов в аргументации противника, чтобы иметь возможность оперировать ими, подобно тому, как математик оперирует таблицей умножения. «Топика» и представляет, собственно говоря, как бы склад таких вспомогательных средств, которые должен иметь под рукой участник дискуссии.

От Аристотеля берет свое происхождение перечень видов ошибок в аргументации и попытка их классификации (прежде всего в трактате «О софистических опровержениях»). Исходным пунктом служат уловки, к которым прибегают люди, ведущие софистические споры, где не гнушаются никакими способами обмана противника. Они подразделяются на ошибки речи и ошибки, не являющиеся ошибками речи. Среди первых различаются шесть видов. Это ошибки: 1) эквивокация, 2) амфиболия,
3) ошибки композиции, 4) ошибки деления, 5) ошибки ударения, 6) смешение значений слов.

Среди второго типа ошибок различаются семь видов. Это ошибки: 1) случайного, 2) существования; 3) подмены тезиса, 4) пр

123	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: