 |
Газели и лирические фрагменты
|
|
|
|
* * *
Ветер, вея от Мульяна, к нам доходит.
Чары яр моей желанной к нам доходят…
Что нам брод Аму шершавый? Нам такой,
Как дорожка златотканная, подходит.
Смело в воду! Белоснежным скакунам
По колена пена пьяная доходит.
Радуйся и возликуй, о Бухара:
Шах к тебе, венчанная, приходит.
Он как тополь! Ты как яблоневый сад!
Тополь в сад благоухания приходит.
Он как месяц! Ты как синий небосвод!
Ясный месяц в небо раннее восходит.
Перевод И.Сельвинского
* * *
Для радостей низменных тела я дух оскорбить бы не мог.
Позорно быть гуртоправом тому, кто саном высок.
В иссохшем ручье Эллады не станет искать воды
Тот, кто носителем правды явился в мир, как пророк.
Мой стих – Иосиф Прекрасный, я пленник его красоты.
Мой стих – соловьиная песня, к нему приковал меня рок.
Немало вельмож я видел и не в одном распознал
Притворную добродетель и затаенный порок.
Одно таил я желанье: явиться примером для них.
И вот… разочарованье послал в награду мне бог.
Перевод В.Левина
* * *
О пери! Я люблю тебя, мой разум сокрушен тобой,
Хоть раз обрадуй Рудаки, свое лицо ему открой.
Ужель так тягостно тебе открыть лицо, поцеловать
И так легко меня терзать, губить навеки мой покой?
Что для меня легко – тебе великим кажется трудом,
Что тяжело мне, то тебе забавой кажется пустой.
Перевод В.Левина
* * *
Рудаки провел по струнам и на чанге заиграл,
И едва запел он песню – закипел вином фиал.
Если б ты, мой друг, увидел темно-красную струю,
Ты расплавленным рубином эту влагу бы назвал.
В них одна первооснова, только облик чуть не схож,
Ибо тверд кристалл рубина и текуч вина кристалл.
|
|
|
Ты фиала чуть коснулся, а уже рука красна,
Ты фиал едва пригубил, а смотри, уж пьяным стал.
Перевод В.Левина
* * *
Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот,
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью – небосвод.
Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.
Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.
Цветок смеется мне вдали – иль то зовет меня Лейли.
Рыдая, облако пройдет – Маджнун, быть может, слезы льет.
И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод,
Ей стоит косу распустить – и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.
Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет.
Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И, как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед…
Перевод В.Левина
* * *
Тебе, чьи кудри точно мускус[16], в рабы я небесами дан,
Как твой благоуханный локон, изогнут мой согбенный стан.
Доколе мне ходить согбенным, в разлуке мне страдать доколе?
Как дни влачить в разлуке с другом, как жить под небом
чуждых стран?
Не оттого ли плачут кровью мои глаза в ночи бессонной?
Не оттого ли кровь струится потоком из сердечных ран?
Но вот заволновалась тучка, как бы Лейли, узрев Маджнуна,
Как бы Узра перед Вамиком, расцвел пылающий тюльпан.
И солончак благоухает, овеян севера дыханьем,
И камень источает воду, весенним ароматом пьян.
Венками из прозрачных перлов украсил ветви дождь весенний,
Дыханье благовонной амбры восходит от лесных полян.
И кажется, гранит покрылся зеленоблещущей лазурью,
И в небесах алмазной нитью проходит тучек караван…
Перевод В.Левина
|
|
|
* * *
О трех рубашках[17], красавица, читал я в притче седой.
Все три носил Иосиф, прославленный красотой.
Одну окровавила хитрость, обман разорвал другую,
От благоухания третьей прозрел Иаков слепой.
Лицо мое первой подобно, подобно второй мое сердце,
О, если бы третью найти мне начертано было судьбой!
Перевод В.Левина
* * *
Будь весел и люби красавицу свою.
Подобен этот мир бегущему ручью.
О прошлом позабудь, грядущим утешайся,
Живи и радуйся живому бытию.
Я с луноликою в саду благоуханном,
Я с чернокудрою, как с гурией в раю.
Несчастен, кто берет, но не дает взаимно,
Я счастлив оттого, что брал, но и даю.
Подобен облаку и ветру мир неверный…
Так будь что будет! Пей кипящую струю!
Только раз бывает праздник, раз в году его черед, –
Взор твой, пери, праздник вечный, вечный праздник в сердце
льет.
Раз в году блистают розы, расцветают раз в году,
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.
Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет.
Только раз в году нарциссы украшают грудь земли,
А твоих очей нарциссы расцветают круглый год.
Эти черные нарциссы, чуть проснулись – вновь цветут,
А простой нарцисс, увянув, новой жизнью не блеснет.
Кипарис – красавец гордый, вечно строен, вечно свеж,
Но в сравнении с тобою он – горбун, кривой урод.
Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии – в других,
Ты – цветник, в котором блещут все цветы земных широт.
Ярче розы твой румянец, шея – лилии белей,
Зубы – жемчуг многоценный, два рубина – алый рот.
Вот из жилы меднорудной вдруг расцвел тюльпан багряный,
На багрянце тоном смуглым медный проступил налет.
Зьется кругом безупречным мускус локонов твоих.
В центре – киноварью губы, точно ярко-красный плод,
Ты в движенье – перепелка, ты в покое – кипарис,
Ты – луна, что затмевает всех красавиц хоровод.
Ты – луна в кольчуге страсти и с колчаном нежных стрел,
Перепелка – с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет.
Не цепями приковала ты влюбленные сердца –
Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед…
Перевод В.Левина
* * *
О ты, чья бровь – как черный лук, чей локон петлею завит,
|
|
|
Чьи губы красны, как рубин, нежнее шелка пух ланит!
Тюльпаном расцветает шелк, и пахнет мускусом аркан,
Лук мечет стрелы галия, и. жемчуга рубин таит.
Под сводами бровей цветут нарциссы огненных очей.
Но пышный гиацинт волос в их завитках покуда скрыт,
Твоих кудрей волнистый шелк волшебник мускусом натер
И губы в сахар обратил, чтоб влажный лал не знал обид.
О, сколько раз я в сеть любви смятенным сердцем попадал!
О, сколько раз я, как змеей, был страстью пламенной обвит!
Но гибели я не страшусь, хоть вижу гибельную сеть,
Не замечаю смертных уз, хотя и мне аркан грозит.
Твой взор – двойник души твоей, он тем те полон волшебством.
Мой стан – двойник твоих кудрей, в том горький мой и сладкий
стыд.
Но стан и кудри – что роднит? – Дугой согбенная спина!
Но взор и душу – что роднит? – Желанье, что тебя томит!
Не Заратуштры ли огонь пылает на твоих щеках?
Не мускус ли и галию кудрей поток струит?
Кудрями сердце отняла, его глазам ты отдала.
Моя душа полна тоской, но сердце радостью горит…
Перевод В.Левина
* * *
Я потерял покой и сон – душа разлукою больна,
Так не страдал еще никто во все века и времена.
Но вот свиданья час пришел, и вмиг развеялась печаль, –
Тому, кто встречи долго ждал, стократно сладостна она.
Исполнен радости, я шел давно знакомою тропой,
И был свободен мой язык, моя душа была ясна.
Как с обнаженной грудью раб, я шел знакомою тропой,
И вот навстречу мне она, как кипарис, тонка, стройна.
И мне, ласкаясь, говорит: ты истомился без меня?
И мне, смущаясь, говорит: твоя душа любви верна?
И я в ответ: о ты, чей лик затмил бы гурий красотой!
О ты, кто розам красоты на посрамленье рождена!
Мой целый мир – в одном кольце твоих агатовых кудрей,
В човгаыы локонов твоих вся жизнь моя заключена.
Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос,
И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна.
Цветет ли роза без воды? Взойдет ли нива без дождя?
Бывает ли без солнца день, без ночи – полная луна?
Целую лалы уст ее – и точно сахар на губах,
|
|
|
Вдыхаю гиацинты щек – и амброй грудь моя полна.
Она то просит: дай рубин – и я рубин ей отдаю,
То словно чашу поднесет – и я пьянею от вина…
Перевод В.Левина
* * *
Налей вина мне, отрок стройный, багряного, как темный лал,
Искристого, как засверкавший под солнечным лучом кинжал.
Оно хмельно так, что бессонный, испив, отрадный сон узнал.
Так чисто, что его бы всякий водою розовой назвал.
Вино – как слезы тучки летней, а тучка – полный твой фиал.
Испей – и разом возликуешь, все обретешь, чего желал.
Где нет вина – сердца разбиты, для них бальзам – вина
кристалл.
Глотни мертвец его хоть каплю, он из могилы бы восстал.
И пребывать вино достойно в когтях орла, превыше скал.
Тогда – прославим справедливость! – его бы низкий не достал.
Перевод В.Левина
* * *
Самум разлуки налетел – и нет тебя со мной!
С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной.
Твой локон – смертоносный лук, твои ресницы – стрелы,
Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной!
И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» –
Ста жизней мало за него, так как же быть с одной?
Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила.
Ты сердце опалила мне усладою хмельной.
Перевод В.Левина
Рубай
Перевод В.Левина
* * *
Владыки мира все скончались, и ныне горсть земли они.
Пред смертью головы склонили и в вечность отошли они.
Скопили тысячи сокровищ и наслаждались высшей славой.
И что же! К дню своей кончины лишь саван донесли они.
* * *
Однажды время мимоходом отличный мне дало совет
(Ведь время, если поразмыслить, умней, чем весь ученый свет)
«О Рудаки, – оно сказало, – не зарься на чужое счастье.
Твоя судьба не из завидных, но и такой у многих нет».
* * *
Не для того черню я снег кудрей,
Чтобы грешить, как в цвете юных дней.
Но траур – одеяние печали,
А это – траур старости моей.
* * *
Сквозь оболочку мира глаз твой не видит жизни сокровенной,
Так научись глазами сердца глядеть на таинства вселенной;
На все, что зримо и телесно, гляди открытыми глазами,
Но сердце научи увидеть изнанку видимости бренной.
* * *
Фату на лик свой опустили в смущенье солнце и луна,
Как только с двух своих тюльпанов покров откинула она.
И с яблоком сравнить я мог бы ее атласный подбородок,
Но яблок с мускусным дыханьем не знает ни одна страна.
* * *
Всевышний спас меня от горя, четыре качества мне дав:
Прославленное имя, разум, здоровье и хороший нрав.
Любой, кому даны всевышним четыре качества такие,
|
|
|
Пройдет свой долгий путь без горя, людских печалей не узнав.
Все тленны мы, дитя, таков вселенной ход.
Мы – словно воробей, а смерть, как ястреб, ждет.
И рано ль, поздно ли – любой цветок увянет,
– Своею теркой смерть всех тварей
перетрет.
* * *
Пришла… «Кто?» – «Милая». – «Когда?» – «Предутренней
зарей».
Спасалась от врага… «Кто враг?» – «Ее отец родной».
И трижды я поцеловал… «Кого?» – «Уста ее».
«Уста?» – «Нет». – «Что ж?» – «Рубин». – «Какой?» –
«Багровоогневой».
* * *
Те, перед кем ковер страданий постлало горе, – вот кто мы.
Те, кто скрывает в сердце пламень и скорбь во взоре, –
вот кто мы.
Те, кто игрою сил враждебных впряжен в ярем судьбы жестокой.
Кто носится по воле рока в бурлящем море, – вот кто мы.
* * *
Если рухну бездыханный, страсти бешенством убит,
И к тебе из губ раскрытых крик любви не излетит,
Дорогая, сядь на коврик и с улыбкою скажи:
«Как печально! Умер, бедный, не стерпев моих обид!»
* * *
Слепую прихоть подавляй – и будешь благороден!
Калек, слепых не оскорбляй – и будешь благороден!
Не благороден, кто на грудь упавшему наступит.
Нет! Ты упавших поднимай – и будешь благороден!
* * *
Оставь михраб! Предпочитай пиры,
Где гурии Тараза, Бухары!
Живи для них! Мой бог молитв не любит,
Он для любовной создал нас игры.
Загадка
Он без ушей отлично слышит, он хром, а поступь так легка;
Лишенный глаз, весь мир он видит, красноречив без языка;
Как стан любовницы, он гибок, змее движеньями подобен;
Он наделен печали цветом и грозной остротой клинка.[18]
* * *
Моя душа больна разлукой, тоской напрасной ожиданья,
Но от возлюбленной, как радость, она приемлет и страданья.
Тебя ночами вспоминаю и говорю: великий боже!
Отрадна и разлука с нею, каким же будет день свиданья!
* * *
О Рудаки, будь волен духом, не так, как прочий люд, живи!
И разумом, и сердцем светел, как мудрецы живут, живи!
Не думай, что тебе лишь плохо, для всех же – мир благоустроен.
Пойми: плохого много в мире; ты для благих минут живи!
Кыт’а
Перевод В.Левина
Для луга разума – зима губительная ты.
Для цветника любви – весна живительная ты.
И если я пророк любви, то о тебе скажу я:
Сама богиня красоты пленительная ты.
* * *
Как тебе не надоело в каждом ближнем видеть скрягу.
Быть слепым и равнодушным к человеческой судьбе!
Изгони из сердца жадность, ничего не жди от мира,
И тотчас безмерно щедрым мир покажется тебе.
* * *
О время! Юношей богатым, светлоречивым, ясноликим
Сюда для службы он явился на гордом скакуне верхом.
Ну, а понравится ль он шаху, когда, спустя десятилетье,
Он возвратится нищий, старый, проделав дальний путь пешком?
Разрозненные бейты
Точеной тросточке, блестящей и красивой,
Не стать плакучею зеленокудрой ивой.
* * *
К тебе стремится прелесть красоты,
Как вниз поток стремится с высоты.
* * *
Поцелуй любви желанный, – он с водой соленой схож:
Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь.
Абулькасим Фирдоуси
Об авторе
Абулькасим Фирдоуси (940–1025) – персидско-таджикский поэт, автор гениальной эпопеи «Шах-наме», в которой поэтически обработаны сказания иранского героического эпоса. В творении Фирдоуси нашли отражение не столько взгляды феодальной знати, сколько чаяния тружеников и простых людей с их наивной верой в справедливого царя. Произведения Фирдоуси были призывом к иранским народам объединиться ради отражения опасности вторжения в страну иноземных захватчиков.
Из «Шах-Наме»
Речь в похвалу разума
Перевод М.Лозинского
Теперь, о мудрец, подобает облечь
Достоинство разума в слово и речь.
Поведай, что мысли твои сберегли,
И внемлющим истине слух утоли.
Из высших даров, что дарует Изед,
Нет выше, чем разум, прекраснее нет.
Венец властелина державного он.
Краса повелителя славного он.
Бессмертно живущим его назови,
Единственно сущим его назови.
Он гонит от сердца унынье и страх,
Он за руку водит в обоих мирах.
От разума счастье твое и беда,
От разума прибыль твоя и нужда.
Он мрачен, и ясный душой человек
Веселым, как прежде, не будет вовек.
Так молвил разумный и доблестный муж,
Чья речь насыщенье для праведных душ:
«Кто разум не выбрал водителем, тот
Поступками сердце свое изорвет.
Разумный глупцом называет его.
И свой, как чужого, встречает его».
В обоих мирах драгоценен ты им.
Кто разум разбил, тот в колодках томим.
Он – око души; оглянися во мгле:
Без ока нерадостно жить на земле.
В творениях первым его напиши.
Хвала ему вечно – он сторож души.
Хвала языку, и глазам, и ушам,
Ведущим и злое и доброе к нам.
Кто разум и душу прославить дерзнет?
И если дерзну я, чье ухо поймет?
О мудрый, не надо поэтому слов.
Поведай нам лучше начало миров.
Верховным создателем ты сотворен
И в явном и в тайном равно умудрен.
Пусть разум твои направляет дела;
Он душу твою не допустит до зла.
По слову изведавших путь избери,
Ходи по вселенной, с людьми говори.
Какую б науку твой ум ни постиг,
Покоя в ученье не знай ни на миг.
Но, ветви увидев, поймешь все равно,
Что знанью до корня дойти не дано.
Сказ о Кове-кузнеце
Перевод В.Звягинцевой
В аравийской пустыне живет царевич Заххок. Оборотень Эблис совращает его. Заххок убивает родного отца и овладевает троном. После этого Эблис, обернувшись поваром, вновь предстает перед Заххоком и соблазняет его лакомыми яствами.
И молвил Заххок: «За такое старанье
Что хочешь проси, обещаю заране».
А повар ему: «Благосклоннейший царь,
Да будешь ты счастлив и ныне, как встарь!
К тебе мое сердце пылает любовью,
Твой лик мне приносит и жизнь и здоровье.
Скажу я по правде – желание есть,
Боюсь одного – велика будет честь.
Прости мне мои дерзновенные речи,
Хотел бы я облобызать твои плечи!»
Когда услыхал эту просьбу Заххок
(А умысла беса постичь он не мог),
Промолвил: «Твоя да исполнится воля!
Кто знает, какая дана тебе доля».
И, выслушав дэва хитрейшую речь,
Дозволил коснуться лобзанием плеч.
Мирволил он бесу, как близкому другу,
Ему благодарен он был за услугу.
И тотчас же бес под землею исчез,
Никто не запомнит подобных чудес!
О горе! Из плеч поднимаются змеи
И, черные, вьются вкруг царственной шеи.
Что делать Заххоку? Срезает он змей…
Но тут не конец еще сказке моей.
Вновь черные змеи, как ветви на ивах,
Растут на плечах, столь доселе спесивых.
Немало сходилось искусных врачей,
Немало велось многомудрых речей:
Какие заклятия будут полезней,
Как лечат царей от подобных болезней.
Эблису быть оборотнем нипочем,
И он обернулся ученым врачом.
И молвил царю: «Дело трудное, ясно!..
Что змей убивать и калечить напрасно?
Их нужно кормить, ублажая едой,
Иначе не справишься с лютой бедой.
А пища для змей – всем известно от века –
Одна лишь и есть: это мозг человека».
Скажите: чего же хотел сатана,
Зачинщик неправедных дел, – сатана?!
Быть может, он думал: «Заххоку внушу я,
Чтоб он обезлюдил всю землю большую».
Заххок послушался Эблиса и стал приносить в жертву змеям мозг юношей: только это успокаивало змей. Вскоре Заххок во главе большого войска вторгся в Иран, сверг и казнил царя Джамшеда. Семисотлетнему царству справедливости наступает конец. В стране воцаряется гнет и произвол. Малолетний сын Джамшеда – царевич Фаридун – скрылся. Вся страна в страхе. Но неспокоен и Заххок. Он знает, что может явиться Фаридун, законный наследник престола, и тогда – конец Заххоку.
Так думой о недруге, о Фаридуне,
Томился Заххок, ждал забвения втуне.
Уныло согнулся прямой его стан – Смертельной боязнью был царь обуян.
Однажды, воссевши в палатах на троне
Из кости слоновой, с алмазом в короне,
Созвал отовсюду он знатных вельмож
(На них не надеяться – так на кого ж?)
И рек, обращаясь к любимым мобедам:
«О вы, что привыкли к боям и победам!
Есть в мире противник один у меня,
Об этом все шепчут средь белого дня.
Врага я и слабого не презираю,
А с грозной судьбой никогда не играю.
Мне войско огромное нужно теперь.
Чтоб не было невозвратимых потерь,
Из пери и дэвов хочу я собрать
Несметное войско, великую рать.
И вы мне поможете в том, без сомненья.
Я долго терпел, но не стало терпенья.
Теперь же составить посланье пора
О том, что я сеял лишь зерна добра,
Что были мои справедливы законы,
Что я правосудью не ставил препоны».
Хоть были вельможи правдивы, но страх
Сковал слово правды на рабьих устах.
И нехотя все подписали посланье,
Покорно исполнив тирана желанье.
И вдруг во дворце прозвучал в этот миг
Молящий о помощи, жалобный крик.
Немедленно позван был к трону проситель,
Поставлен меж знатных. И молвил властитель,
Нахмурившись, словно о чем-то скорбя:
«Поведай нам, кто обижает тебя?»
Тот крикнул, земли под собою не чуя:
«Зовусь я Кова, правосудья ищу я!
Я с жалобой горькой к тебе прибежал,
Ты в сердце вонзаешь мне острый кинжал.
Когда ты неправды и зла избегаешь,
Зачем ты на гибель детей обрекаешь?
Шах, я восемнадцать имел сыновей, –
Один лишь остался под кровлей моей.
Оставь мне последнего, шах бессердечный,
Души не сжигай мне разлукою вечной.
Скажи: в чем виновен я, мрак разгони,
А если невинен – меня не вини.
О, сжалься над бедной моей головою,
Не дай мне поникнуть иссохшей травою!
Ты видишь, как старость согнула меня,
Ослаб и качаюсь, от горя стеня.
Прошла моя молодость. Где мои дети?
Ведь крепче, чем с ними, нет связи на свете.
Есть мера и край у обиды и лжи,
Причину насилья поведай, скажи,
Коль есть у тебя для злодейства причина.
Оставь мне, властитель, последнего сына.
Простой человек я, смиренный кузнец,
Не лей на меня раскаленный свинец!
Ты царь наш, хотя и в обличье дракона,
Нельзя же казнить без суда и закона!
Семи поясов ты земных господин –
Зачем же тебе и последний мой сын?
Настала пора посчитаться с тобою, –
Да будет весь мир нашим правым судьего!
Быть может, покажет наш праведный счет,
Зачем для меня наступил сей черед,
И я осужден был доставить покорно
Сынов моих мозг для змеиного корма».
Заххок изумленно смотрел на Кова,
Впервые такие он слышал слова…
Последнего сына отцу возвратили,
Осыпали ласками, всласть угостили.
А после изволил Заххок приказать,
Чтоб дали посланье Кове подписать.
Едва лишь прочел он, как в гневе великом
Старейшин смутил он неистовым криком:
«Вы – беса подножие! – крикнул кузнец. –
Вы совесть изгнали из ваших сердец!
Идете вы в пекло дорогой прямою,
Он души окутал вам ложью и тьмою.
Не дам я свидетельства, не подпишусь,
Тирана жестокого не устрашусь».
Так молвил он и, трепеща возмущенно,
Посланье порвав, растоптал исступленно
И с юношей-сыном ушел из дворца,
И долго звучал еще голос отца…
Тут льстиво к царю обратились вельможи:
«Властитель земли, ты, что всех нам дороже!
Не смеет над царской твоей головой
Дохнуть ветерок даже в день грозовой, –
Зачем же ты речи внимал своенравной?
Зачем же ушел он с почетом, как равный?!
Посланье – союз наш с тобой – разорвал.
Мятежник! Тираном тебя называл!
Ушел он, исполнен обиды и мести,
Душой – с Фаридуном-царевичем вместе.
Гнуснее безумства не видывал свет,
Подобного не было в мире и нет.
Неведеньем нас, повелитель, не мучай
И нам объясни сей неслыханный случай!»
«Послушайте, – царь отвечал им, – друзья,
Вам дивное диво поведаю я:
Едва появился кузнец на пороге
И крик услыхал я, в невольной тревоге,
Как тотчас в палате, где столько добра,
Железная встала меж нами гора.
Когда ж заломил он в отчаянье руки,
Удар ощутил я и вздрогнул от муки.
Не знаю, что ждет нас, мы – рока рабы,
Неведомы предначертанья судьбы».
Кузнец между тем у дворца, разъяренный,
Базарною шумной толпой окруженный,
Взывал к правосудью, народ поднимал,
И каждый горячим реченьям внимал.
Он кожаный фартук сорвал непокорно
(Тем фартуком он прикрывался у горна),
На пику надел и подъял его вверх,
Чем всех предстоящих в смятенье поверг,
Подъял, точно стяг, и пошел, восклицая:
«Эй, люди, как вы, почитаю творца я!
Внемлите же: кто Фаридуну не враг,
Кто хочет повергнуть насилье во прах,
Тот пусть, не страшась, поспешает за мною
Туда, где нет места палящему зною.
Бегите! Зачем вам дракон Ахриман?
Создателю мира враждебен тиран!
А бедный мой фартук сослужит вам службу,
Сказав, где найдете вражду или дружбу».
Был ведом Кове Фаридуна дворец,
И толпы повел справедливый кузнец.
И вот – из палат молодого владыки
Навстречу летят дружелюбные клики…
А кожаный фартук взял царь молодой,
Сочтя своей доброй, счастливой звездой,
Убрал его римской парчою на диво,
Узор из камней подбирая красиво,
И поднял, как лунный блистающий диск,
Как башню надежды, мечты обелиск.
Назвал его: «Знамя Ковы», и отныне
Все стали простой поклоняться святыне.
С тех пор каждый царь, восходящий на трон,
Наследник издревле носимых корой,
Кузнечному фартуку нес приношенья:
Алмазы и жемчуг, шелка, украшенья.
И знамя Ковы зацвело навсегда, –
Так ночью, как солнце, блистает звезда.
К звезде устремились усталые вежды,
Для мира она – воплощенье надежды.
Рустам и Сухраб
Перевод В.Державина
Теперь я о Сухрабе и Рустаме
Вам расскажу правдивыми устами.
Когда палящий вихрь пески взметает
И плод незрелый на землю собьет, –
Он прав или не прав в своем деянье?
Зло иль добро – его именованье?
Ты правый суд зовешь, но где же он?
Что – беззаконье, если смерть – закон?
Что разум твой о тайне смерти знает?..
Познанья путь завеса преграждает.
Стремится мысль к вратам заветным тем.
Но дверь не открывалась ни пред кем.
Не ведает живущий, что найдет он
Там, где покой навеки обретет он.
Но здесь – дыханье смертного конца
Не отличает старца от юнца.
Здесь место отправленья в путь далекий
Влачимых смертью на аркане рока.
И это есть закон. Твой вопль и крик
К чему, когда закон тебя настиг?
Будь юношей, будь старцем седовласым –
Со всеми равен ты пред смертным часом.
Но если в сердце правды свет горит,
Тебя в молчанье мудрость озарит.
И если здесь верна твоя дорога,
Нет тайны для тебя в деяньях бога.
Храни свой светоч и, когда уйдешь,
С собой плоды познанья унесешь…
Здесь расскажу я про отца и сына,
Как в битву два вступили исполина.
Рассказ о них, омытый влагой глаз,
Печалью сердце наполняет в нас.
|
|
|
