 |
Дневник Руперта. Продолжение
|
|
|
|
марта 6-го, 1908
Я могу вздохнуть с облегчением. Встреча проходила здесь, в Виссарионе. Формальный предлог встречи — охота в Синегории. Не какое-то официальное обсуждение. Среди присутствовавших не было ни канцлеров, ни госсекретарей, ни дипломатических представителей. Только высшее командование. Это, между прочим, была настоящая встреча охотников. Отличные спортсмены, вдоволь дичи, много загонщиков, прекрасная организация во всем и впечатляющие результаты. Думаю, мы все были довольны как спортсмены, и поскольку политическим итогом встречи стало полное единодушие в отношении наших целей и намерений, то не могло быть никаких поводов для недовольства.
Итак, все решено в пользу мира. Не возникло даже намека на возможность войны, мятежа или какого-нибудь конфликта. Мы продолжаем проводить свою линию еще в течение года, стремимся к достижению своих целей, как и в настоящее время. Но мы должны следить за тем, чтобы у каждого в его стране был порядок. Все, что приносит успех, следует всемерно поддерживать, а над тем, что пока не удается, следует работать. Речь идет только о защите и обороне, и мы хорошо понимаем друг друга. Но если какая-нибудь громадина попытается вмешаться в наши внутренние дела, мы сразу же объединимся, чтобы сохранить подходящий нам порядок вещей. Будем начеку. Альфредова максима о мире неизбежно вновь подтвердится. Тем временем заводы в наших горах будут работать безостановочно, а их продукция покроет нужды нашего сообщества (торговый контракт будет заключен позже — на взаимовыгодных условиях). По этому вопросу вряд ли можно было ожидать разногласий, так как все станут потребителями наших избыточных продуктов. Мы производим прежде всего нужное нам, а затем уже — продукцию для ограниченного рынка нашей зоны. Поскольку мы охраняем наши границы — на море и на суше — и в состоянии делать это, то наша продукция будет храниться в Синегории до момента, когда будет востребована на мировом рынке, и особенно на европейском. Если все пойдет хорошо и спроса на этих рынках не обнаружится, продукция будет доставлена покупателям согласно договоренности.
|
|
|
Вот итоги встречи, что касается чисто торговой стороны взаимодействия.
Записки Джанет Макелпи
мая 21-го, 1908
Руперт забросил свой дневник, став королем, вот и я заметила, что тоже предпочитаю другие занятия ведению записей. Но заниматься маленьким Рупертом — нет, это я не уступлю никому. Дитя Руперта и Тьюты — такое сокровище, что о нем следует говорить только с любовью, даже оставляя в стороне тот факт, что в свое время он будет королем! Поэтому я пообещала Тьюте, что если о первом короле из династии Сент-Леджер, о его высочестве наследном принце будут вестись записи, так единственно ее рукой. Или моей. И Тьюта доверила это мне.
Наш дорогой маленький Руперт появился на свет в срок и совершенно здоровеньким. Ангелы, которые принесли его, очевидно, заботились о нем неустанно и, прежде чем оставить его, одарили дитя сполна. Он так мил! Как его отец и мать. А этим все сказано. Лично я считаю, что он прирожденный король! Не знает страха и думает о других больше, чем о себе, маленьком. И если это не свидетельство королевской натуры, то что же тогда…
Тьюта прочла эти строки, предостерегающе подняла палец и сказала:
— Тетя Джанет, дорогая, все верно. Он мил, он король и ангел! Но пока нам не следует много писать о нем. Это должна быть книга о Руперте. Поэтому наш маленький мужчина может появляться на ее страницах как следствие.
Да, конечно. Замечу здесь, что создание книги — идея Тьюты. До рождения маленького Руперта она прекрасно заботилась о себе и делала все, что было на пользу ей в ее положении. Я, стараясь помочь и подыскать ей спокойное занятие, которое было бы ей интересным и при этом не утомляло, обратила ее внимание (конечно же, с разрешения Руперта) на его старые письма, дневники, записки — на все то, что я хранила для него во время его путешествий. Сначала я немного опасалась, как бы ей не повредило такое чтение, потому что порой она обнаруживала сильное волнение, узнавая некоторые вещи, и мне приходилось остерегать ее. Но она умела прекрасно управлять собой. А мой самый главный аргумент, который успокаивал ее, был таков: наш дорогой мальчик с успехом преодолел все опасности, он с нами — сильный и великодушный еще более, чем прежде.
|
|
|
После того как я вместе с ней перечитала все им написанное несколько раз (для меня тоже записи были фактически незнакомыми, и я не могла сдержать волнение, как и она, хотя знала Руперта намного дольше), мы пришли к выводу, что эта книга должна состоять из выборочных записей. Всех же их столько, что хватило бы на несколько томов, и у нас есть не лишенный честолюбия литературный замысел — когда-нибудь выпустить edition de luxe [137]все, что создано его пером. Это будет редкость среди сочинений, принадлежащих королям. Эта же книга должна быть только о нем, чтобы в будущем она могла послужить основой для его биографии.
Постепенно мы добрались до того этапа, когда надо было задавать Руперту вопросы, и он так заинтересовался работой Тьюты — он в ней действительно души не чает, да и чему тут удивляться, — что нам пришлось полностью посвятить его в наш проект. Руперт пообещал, что поможет нам и предоставит нам свои последние дневники и те письма, бумаги, которые держит при себе. Но сказал, что у него есть одно условие, — приведу его слова:
— Поскольку вы, две дорогие мне женщины, станете моими редакторами-составителями, вы должны пообещать, что текст окажется точно таким, каким был написан мною. Я не потерплю никакой фальши. И не хочу никаких глупостей только по той причине, что и я вам дорог. Что написано — писалось со всей искренностью, и если у меня есть изъяны, не надо их скрывать. Если уж биография, то она должна быть правдивой, пусть даже она выдает вас или меня.
|
|
|
Мы пообещали.
Руперт также добавил, что поскольку сэр Эдуард Бингем Трент, баронет — да, теперь баронет, — наверняка располагает некоторыми материалами, которые покажутся нам интересными, он напишет тому и попросит переслать материалы нам. Несомненно, продолжил он, кое-что найдется и у мистера Эрнста Роджера Хэлбарда Мелтона из Хамкрофта, графство Сэлоп (Руперт неизменно называет того полным именем с присоединением адреса, а это его способ выразить свое презрение и человеку), и Руперт сказал, что побеспокоится, чтобы тот тоже откликнулся. Тот откликнулся. Канцлер направил в Хамкрофт письмо, велеречивое донельзя. И мистер Э. P. X. Мелтон из Хамкрофта, графство Сэлоп, прислал ответ со следующей почтой. Его ответ — документ, говорящий сам за себя.
Хамкрофт, графство Сэлоп
мая 30-го, 1908
Мой дорогой кузен король Руперт, я удостоен чести по просьбе господина канцлера твоего королевства, написавшего мне от твоего имени, внести свою лепту в том, который составляет моя кузина, королева Тьюта, при содействии твоей прежней гувернантки мисс Макелпи. Я охотно сделаю это, так как ты, естественно, хотел бы, чтобы в упомянутый труд были включены некоторые записи, сделанные главой дома Мелтонов, с которым ты в родстве, пусть хотя бы по женской линии. Это вполне естественное стремление даже для короля варваров — или полуварваров, — и не мне, главе дома, отказывать в подобной, столь желанной для тебя привилегии. Возможно, тебе известно, что теперь я глава дома: мой отец скончался три дня назад. Я предложил матери переехать в дом, составляющий вдовью часть наследства, — в соответствии с ее обязательством, оговоренным в брачном контракте. Но она предпочла поселиться в ее поместье Карфакс, в графстве Кент. Она отправилась туда сегодня утром, после похорон. Предоставляя тебе возможность воспользоваться написанным мною, я ставлю единственное условие, но, надеюсь, оно будет строго соблюдено. Условие таково: все, что я написал, должно войти в книгу in extenso. [138]Не хочу, чтобы мои записи искажались ради каких-то посторонних целей, кои принизили бы мою честь или честь моего дома. Ты не мог не заметить, мой дорогой Руперт, что составители семейных хроник часто из зависти вносят изменения в рукописи, которые им позволяют использовать, и все это делается в угоду их целям, ради удовлетворения их тщеславия. Думаю, мне надлежит оповестить тебя о том, что я имею заверенную у «Петтера и Галпина», торговцев писчебумажными товарами для судебных учреждений, копию, а следовательно, смогу проверить, было ли честно соблюдено мое условие. Я направил мои записки, которые, естественно, ценны и тщательно упакованы, сэру Эдуарду Бингему Тренту, баронету (коим он теперь является, с позволения сказать), атторнею. Пожалуйста, проследи, чтобы он вернул их мне в должном порядке. Он не имеет права обнародовать из моих записей что-либо касающееся его самого. А ведь представители его класса склонны рекламировать тот факт, что кто-то из знати заметил их. Я бы сам доставил тебе рукопись и остался бы у тебя на какое-то время, но твои люди — подданные, как я думаю, ты теперь называешь их! — такие хамы, что жизнь джентльмена едва ли безопасна среди них. Нигде, кроме как у тебя, не встречал людей, которые бы совершенно не понимали шуток! Кстати, как Тьюта? Она ведь из их числа. Я слышал, она вывела потомство. Надеюсь, ребенок здоров. Я тебе это на ухо шепнул, запомни, так что не зазнавайся, старина: я согласен быть крестным отцом. Но это только если другие крестные отец и мать достойные люди: у меня нет желания отдуваться за всех! Ясно? Целуй Тьюту и ребенка за меня. Он обязательно должен побывать у меня потом, когда достигнет подходящего возраста и не будет досаждать мне. Ему пойдет на пользу, если он увидит настоящий английский сельский дом, такой как Хамкрофт. Для человека, привычного к грубой и скудной жизни, роскошь такого дома, которая не может не запомниться, со временем станет примером для подражания. Я скоро еще напишу. Не стесняйся, обращайся с просьбами, если выполнить их в моих силах. Пока!
|
|
|
Любящий тебя кузен
Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон
|
|
|
