Насилие – это одна из наиболее распространенных форм отношений между людьми. Сообщество людей может применять анонимное насилие, виды которого многообразны.

Разрабатывается идеология насилия, ее формы пронизывают всю духовную жизнь человека, философию, религию. Бог грозит правоверным карами за нежелательные виды поведения даже после смерти, причем в разряд нежелательного поведения включаются такие виды поведения, на которые светская власть не обращает внимания, а именно умственное поведение, мышление. Нежелательный ход мышления наказывается церковьью более жестоко, чем реальный поступок [10;29].

Насильственная схема управления пронизывает почти все сферы жизнедеятельности современного человека. Она неминуемо способствует развитию в человеке садистических черт. Ведь управление всегда ориентировано на то, чтобы изменить поведение другого в желательном направлении, что в конечном счете должно принести удовлетворение управителю. Но поскольку данная форма включает в себя причинение страдания другому, то в определенный момент происходит смещение акцентов, когда страдание другого, управляемого, само по себе становится источником удовлетворения управителя. Процесс управления возможен еще и потому, что тот, кем управляют, испытывает чувство удовольствия, удовлетворяя желания управителя и избавляясь от наказания. Избавление от наказания всегда приятно, и эта приятность – эмоциональное подкрепление желательного для управителя поведения. В результате управляемый становится жертвой управителя и лишается самостоятельности, внутренней свободы, что доставляет ему удовлетворение. Для подтверждения приведем пример. Эрих Фромм в книге “Бегство от свободы” объясняет отказ от свободы в пользу деспотизма разрушением сообщества, которое жестко программировало жизненные проявления человека. В результате свобода оказалась не по вкусу, поскольку люди были не готовы к самостоятельному принятию решений и нуждались во внешней силе, которая управляла бы ими. Они не созрели, по его мнению, для того, чтобы принять свободу от ограничений, которые накладывало на них стабильное сообщество в рамках средневекового цеха, деревни. Свобода от этих ограничений внушала им страх и толкала на поиски безопасности за спиной у сильной личности [19;22].

Трудно сравнивать количество насилия над личностью в традиционном сообществе и в свободном, даже если оно потом подвергалось фашизации. Количество насилия в традиционных обычаях часто оказывается большим, чем в бесчеловечных предписаниях или кодексах тиранических обществ. Разница состоит в том, что в первом случае это не так заметно для не вооруженного психологическим знанием человека.

А как третируют в мирной деревеньке, жители которой придерживаются патриархальных норм, одиноких матерей и девушек, оставшихся старыми девами! Это мы наблюдаем сейчас в селениях (станицах) Чечни. Таких девушек боевики готовят стать террористками-смертницами (шахидками), чтобы они смыли свой грех (позор), убив неверных. Аллах их простит, и они попадут в Рай.

Фашизм возникает не вследствие бегства от свободы, а в результате того, что насильственная форма управления, одетая в политические одежды и примененная в государственном масштабе, используется для подавления одного слоя населения другим в интересах власти (партии) и самоутверждения. Это дает нам основание думать, что причиной стремления к рабству и поиска беспощадного правителя является не разрушение средневекового сообщества, как думал Эрих Фромм, а форма насильственного управления, которая привычна и практикуется в этом сообществе.

Человек с самого начала применяет этот образец к себе и другим, исходя из того, как им управляли его родители. Если в семье внедряется насильственная форма управления, то трудно ожидать, что человек, прошедший такую школу, станет в общественной, производственной и даже политической деятельности пользоваться другой формой, т.е. ненасильственной. Когда мы показываем фильм, где “хороший”, т.е. положительный, герой эффективно осуществляет насилие над “плохими”, то прежде всего внедряем в него, даже закрепляем в нем насильственную форму управления, которая будет применяться как к другим, так и к самому себе. Поэтому не следует удивляться тому, что, наблюдая за поведением героев “хороших”, идейно выдержанных фильмов, наши подростки объединяются в шайки и ведут войну с “плохими” соседями – и дело не ограничивается драками, доходит до убийств и террора.

Почему мы должны думать, что воспитанный в респектабельной семье человек, став руководителем, не будет практиковать насильственную форму, если еще на студенческой скамье его обучают, что “насилие - повивальная бабка истории”, история человечества кровожадна и что все попытки улучшить жизнь путем революционных преобразований были тщетны, т.к. революционеры неэффективно применяли насилие, были подчас либеральны. Применение ненасильственной формы он рассматривает как слабость и оппортунизм [8]. Что же будет, если он станет политиком?

Сталинизм был возможен только потому, что первая насильственная форма управления разделялась всем обществом поголовно, за редким исключением, как управителями, так и жертвами, а ненасильственная схема управления третировалась как буржуазный либерализм или еще какой-либо опасный “изм”.

Стремление сделать виновниками ужасающего террора только Сталина и его приспешников свидетельствует о желании оставить в неприкосновенности подлинные причины терроризма, ограничившись осуждением отдельных людей и отдельных решений.

Такова краткая характеристика основных причин терроризма.

 

ЛИЧНОСТЬ ТЕРРОРИСТА

Терроризм всегда производил шокирующее впечатление на общество и вызывал самые противоречивые отклики и оценки. Лет сто назад террорист в массовом сознании ассоциировался со взъерошенным чернобородым чужаком-анархистом, который швырял бомбы направо и налево и взирал на мир с дьявольской или идиотской улыбкой. Это был совершенно аморальный и фанатичный субъект, зловещий и нелепый одновременно. В наши дни этот образ, безусловно, претерпел трансформацию, но все же не очень далеко ушел от первоначального шаблона, и объяснения политологов и психиатров в конечном счете не проливают света на эту загадку. Надо сказать, что во все времена и эпохи террористы не испытывали недостатка ни в поклонниках, ни в доверенных лицах, да и сегодня мы снова и снова слышим похвалы в адрес святых и великомучеников террора. Нам говорят, что террорист – это человек, который не закоснел в равнодушии, который посвятил себя борьбе за свободу и справедливость. Его изображают кротким созданием, вынуждаемым равнодушным большинством и жестокими социальными условиями сыграть роль трагического героя: добрый самаритянин, подливающий яд, Франциск Ассизский с бомбой. Разумеется, такого рода канонизация сама по себе нелепа, но в то же время последовательное, безоговорочное отрицание терроризма с его бесчеловечными методами исходит лишь от тех, кто проповедует идеи непротивления злу насилием.

Но, к сожалению, в настоящее время отсутствуют развернутые характеристики личности террориста, поэтому дадим лишь отдельные, даже разрозненные сведения по этому вопросу, имеющему важное значение для понимания мотивации терроризма.

Многие авторы [10;19;20;22] считают, что большая часть террористов – люди, обделенные в детстве материнским вниманием. Есть определенные закономерности: недостаточное развитие, детский травматизм, врожденные заболевания. У них очень часто встречаются заболевания среднего уха. Часть из них - люди с ярко выраженным дефектом личности, многие же – абсолютно адекватные, хорошо закамуфлированные люди с актерскими данными.

Есть такие, которые «больны» сверхидеей и осознанно идут на совершение террористического акта, хорошо осознавая все его последствия для себя. Среди террористов много лиц, которые в детстве, молодости подвергались унижениям, не могли самоутвердиться. Потом, выйдя на следующий уровень развития, они поняли, что могут отомстить не только своим обидчикам, но и всему обществу. Такое положение вызывает неудовлетворенность и желание любым способом самоутвердиться, доказать свое «Я». Террористу кажется, что общество недооценило его, неправильно обошлось с ним. И достаточно часто такие рассуждения имеют под собой почву.

Очень многие террористы – это люди, которые, все время выступая за какие-то права и свободы, были осуждены государством, выброшены, поставлены за черту закона, и для них терроризм становится социальной местью этому государству. Большинство террористов составляют мужчины, хотя много и женщин, роль которых в террористических организациях очень высока. Но сейчас есть данные, что в арабских государствах в военизированных организациях готовят диверсантов-смертников из подростков от 10 до 16 лет. Например, военизированная организация «Ашбаль Саддам» («Львята Саддама»), построенная по образцу «Гитлер Югенд», насчитывала около 8 тыс. детей. Большинство палестинских детей в секторе Газа находится под влиянием школ, мечетей и собраний, где непрерывно звучат призывы к самопожертвованию «во имя независимости». Нищета, героизация шахидов, уверения мулл, что смертник отправляется прямиком в рай, делают ребенка легкой добычей вербовщиков. И после основательной «промывки мозгов» мальчик или девочка получают сверток с самодельной бомбой или гранатой и направляются в ближайшее «вражеское» поселение или к армейскому посту. В Косово сербы называли их «минами с косичками», потому что среди юных камикадзе почему-то особенно много было девочек [25]. А такие террористические организации, как Ирландская революционная армия, Красные бригады, Латиноамериканские группы и т.д., активно используют женщин в агентурных «боевых целях».

В состав террористических групп набираются индивиды из всех слоев общества, всех профессий. Они представляют собой самые разнообразные культуры и национальности, поддерживают широкий спектр идеологических направлений [18].

Личностные особенности террористов заметно разнятся в зависимости от конкретного вида террористической активности.

Политические и «идеалистические» террористы заметно отличаются от националистических, религиозных и тем более криминальных. Однако не следует думать, что политический террорист более развит и интеллектуален, чем националистический, участвующий в разбойничье-устрашающем набеге на соседний народ. Конечно, современный политический террорист должен быть более образован, тактически и технически подготовлен, чем любой другой, особенно если он действует в группе, созданной, оснащенной и поддерживаемой тоталитарным государством. Но не каждый должен обладать названными качествами – он может быть и простым исполнителем. Даже руководители политических террористических групп будут существенно отличаться друг от друга в зависимости от идеологической основы своего функционирования, состава группы, масштаба и целей ее действий, технической оснащенности, конкретных целей и т.д. [13;21].

Терроризм, по мнению В.В. Витюка, опирается на извечные свойства человеческой натуры – это склонность к агрессивности и разрушительным инстинктам. Эти качества с различной силой выражены у разных людей и в той или иной мере обузданы существующими правовыми и нравственными нормами, воспитанием и культурой. Но не в одинаковой мере и не одинаково эффективно. Лица психического склада, для которого характерны примат эмоций над разумом, непосредственные активные реакции на действительность, ее осмысление, предвзятость оценок, низкий порог терпимости и отсутствие должного самоконтроля, достаточно легко и естественно сживаются с идеей насилия. То же самое относится и к лицам вполне реалистического склада, которые отличаются завышенными самооценками, жаждой самоутверждения, властолюбием, презрением к людям или политическим фанатизмом [17].

Все эти характеристики лиц, склонных к насилию, верны. Однако среди перечисленных черт нет таких, которые отличали бы именно террористов.

Указание на «извечные свойства человеческой натуры, которые доминируют в психологии», здесь ничего не проясняет. Трудно предположить, что какие-то психологические свойства действительно детерминируют (определяют) террористическое поведение.

По своим психологическим особенностям террористы особенно близки должны быть убийцам, поскольку терроризм в первую очередь и в основном – это убийство. И все черты «нетеррористических» убийц, такие, как подозрительность, злопамятность, отчужденность, мстительность, холодность, а также уязвимость, ранимость и т.п., можно обнаружить и среди террористов – убийц.

Многие социологические и психологические исследования конкретного характера преступника, как определенного типа личности, дают основание считать, что существовует террористический тип личности. Так, применительно к «левому» терроризму В.В. Витюк и другие ученые в 1987 г. квалифицировали террористов как идеалистов и как шизофреников, как фанатиков догмы и как садистов, как людей ущербных, закомплексованных, самоутверждающихся, пожираемых личными амбициями и властолюбием либо отчаянием и жаждой уничтожения, как людей морально глухих и как мучеников высшего морального повеления, как преступников и как героев [17]. Эти же авторы приводят мнение некоторых западных специалистов, которые считают, что легче описать то, что не характерно для террориста, чем то, что для него характерно.

В целом террористы – это не трепетные искатели, не психопаты, не высоко идейные личности, не люди низкого соцэкономического статуса и не исключительные люди. Террористическое движение содержит в равной мере альтруистических (забота о благе других, бескорыстие) идеалистов и безнравственных богохульников, прохиндеев и негодяев, умеренных и экстремистов, тех, кто спасается бегством от банкротства, сторонников авторитарной власти и противников всяческой устоявшейся власти. Богатые, как и бедные, оказываются рекрутированными в террористические организации, ученые наравне с неграмотными, те, кто побуждается личными амбициями, а также те, кто движим идеологическими мотивами.

Террористам присуща нетерпимость к инакомыслию и фанатизм, ненависть к строю или обостренное чувство отверженности.

Им свойственна твердая вера в обладание абсолютной, единственной и окончательной истиной, вера в мессианское предназначение, в высшую – и уникальную – миссию во имя спасения или счастья человечества. Вера в названную миссию может быть «темной», чисто эмоциональной, а может основываться на «рациональных», идеологических постулатах, но ее наличие отличает истинного экстремиста от «попутчиков» и людей, по тем или иным причинам оказавшихся в экстремистских группах [8;9].

Террористам присущи и некоторые другие личностные особенности, которые имеют первостепенное мотивационное значение. Многие из них связаны с тем фактом, что террорист непосредственно соприкасается со смертью, которая, с одной стороны, влияет на их психику, поступки и на события, в которые он включен, а с другой – его личностная специфика такова, что он стремится к ней. Наркотическая для них атмосфера близости смерти может толкать на совершение и других убийств, не обязательно террористических, например на участие в военных конфликтах. Среди террористов встречаются люди разных возрастов, и многое зависит от того, какое место занимает конкретное лицо в иерархии террористической организации. Руководителями и организаторами терроризма чаще бывают люди старших возрастов, исполнителями – молодые. Старики с бомбами не бегают. Например, Савенкову не было 30, когда он был признан «королем террора», так что теракты совершают молодые. Их век не долог, именно они наиболее уязвимы и для пуль стражей порядка, и для правосудия.

Женщины, конечно, составляют меньшинство среди террористов, но среди них встречаются весьма яркие личности. Например, Ульрина Майнхоф, одна из руководителей Фракции Красной Армии, ведущий теоретик терроризма и преданная ему до испепеляющего фанатизма.

На арабском востоке известность получила Лейла Халед, чья внешняя красота стала дополнительным фактором для ее популярности как террористки. Чеченские террористические группы в настоящее время стали использовать для проведения терактов на территории РФ женщин – шахидок. Примеров очень много: взрывы в метро, в Тушино, на вокзалах в южных регионах страны, уничтожение пассажирских лайнеров и т.п. [12].

Хотелось бы остановиться еще на одной черте деструктивности человека. Многие террористы «производят» цели, исходя из завышенной самооценки своего «Я», считая себя «самым-самым», и делают то, что никто другой не посмеет. Представление о себе как о «самом-самом» - самом справедливом, самом храбром, самом значительном и т.п. есть не что иное, как нарциссизм. Его проявления в форме самолюбования, утверждений об исключительности и особых правах своей национальной, религиозной или классовой группы и ее представителей, о собственных выдающихся способностях можно обнаружить у большинства террористических объединений, например чеченских [19].

Э. Фромм определяет нарциссизм «как такое эмоциональное состояние, при котором человек проявляет интерес только к собственной персоне, своему телу, своим потребностям, своим мыслям, своим чувствам, своей собственности и т.д. В то время как все остальное, что не составляет часть его самого и не является объектом его устремлений, для него не наполнено настоящей жизненной реальностью, а воспринимается лишь на уровне разума. Мера нарциссизма определяет у человека двойной масштаб восприятия. Лишь то имеет значимость, что касается его самого, а остальной мир в эмоциональном отношении не имеет ни запаха, ни цвета; и поэтому человек – нарцисс обнаруживает слабую способность к объективности и серьезные просчеты в оценках» [19].

Нарцисс – террорист черпает силы не только в уверенности в том, что он «самый мудрый» и т.д., но и в том, что доказывает это себе и другим: он исключителен и достоин восхищения еще и по той причине, что представляет тоже исключительную же и единственно «правильную» национальную (религиозную, политическую, иную) группу, питается ее соками, ее ореол светится и над его головой. Групповая проповедь своего превосходства и «успехи» терроризма рождают нарциссическую эпидемию, которой рядовому обывателю очень трудно противостоять, особенно если эти «успехи» отражаются в СМИ.

Террористы часто нуждаются в огласке своих действий и по той психологической причине, что в реакциях СМИ, политических и государственных деятелей и других людей они, как в зеркале, видят свое признание и утверждение своей исключительности. Поэтому можно говорить о своеобразной и скрытой связи между обществом и терроризмом. СМИ, «торгуя» деяниями террористов, с одной стороны, удовлетворяют интерес обывателей в сенсациях и «звездах», а с другой – нарциссические потребности самих таких преступников.

Можно предположить, что многие террористы прекратили бы свою деятельность, если бы она не находила никакого отражения в СМИ и репрессии в отношении них осуществлялись бы тайно. Следовательно, в определенных пределах само общество порождает терроризм.

По мнению Э. Фромма, те, чей нарциссизм касается в большей степени группы, чем себя лично, весьма чувствительны, и на любое явное или воображаемое оскорбление в адрес своей группы реагируют весьма бурно. Эта реакция часто бывает гораздо интенсивнее, чем у нарциссов – индивидуалистов. Индивид еще может усомниться, глядя на себя в зеркало. Участник группы не знает таких сомнений. А в случае конфликта с другой группой, которая также страдает коллективным нарциссизмом, возникает жуткая вражда. В этих схватках обычно возвеличивается образ собственной группы и принижается до крайней точки образ враждебной группы.

Групповой нарциссизм представляет собой один из главных источников человеческой агрессивности [19]. Здесь групповое террористическое насилие может достигать необыкновенной интенсивности, порой граничащей с патологией. Такое наблюдается во время столкновений мусульман с индуистами в Индии, Тамилов и сингалов в Шри-Ланке, армян и азербайджанцев в Закавказье.

Психологическую основу группового нарциссизма составляет кичливость из-за принадлежности к определенной стране, нации, религии, иной социальной группе, восхваление их, восхищение ими, что нередко воспринимается как патриотизм, убежденность, твердая жизненная позиция. При этом забывается, что такая кичливость всегда предполагает сравнение с другими нациями, классами и религиями, но всегда не в пользу последних.

Нарциссически ориентированный человек, признанный группой, может особенно гордиться своей персоной, а если ему еще придется пострадать за свою верность, гордиться будет вдвойне. Нарциссические настроения и эмоции можно встретить и у больших, и у малых (по численности) народов. В 90-х гг. мы часто наблюдали самолюбование некоторых наций Кавказского региона и особенно главарей террористических групп, составленных из их представителей.

Кроме этого, сама национальная культура, включая сюда и национальную психологию, может стимулировать террористическое поведение, особенно если эта культура агрессивная, если она опирается на свою необычность, избранность и исключительность, несомненное превосходство над другими народами; если в национальном характере ярко выражены нарциссические черты, если данный характер отличает ригидность, т.е. застреваемость, когда давние обиды вновь и вновь актуализируются, несмотря на заметное изменение внешних условий. У народа с такими чертами террористическое убийство всегда будет расцениваться как героизм: гнусный убийца Басаев стал национальным героем чеченцев после набега на г. Буденовск в 1995 г. и имел шансы стать их президентом. Это не случайность, это закономерность для всех стран с националистическим терроризмом.

Важный способ обеспечения групповой сплоченности и подчинения каждого общим интересам – это формирование образа беспощадного, коварного, но на все готового врага в лице общества, государственной власти, социальной группы, другой религии, другой нации и т.д. При этом должно быть обеспечено черно – белое видение мира в том смысле, что «все не наше – плохое, все наше – хорошее». «Всем плохим» в более редких случаях может быть весь мир, как «всем хорошим» только группа, и тоже в более редких случаях» [21].

Как только враг определен, какой-либо нравственный самоупрекисчезает, поскольку уничтожить, пусть и жестоким образом, этого ненавистного противника, ответственного за все беды, совсем не аморально.

Названными характеристиками в большей мере обладают автономные террористические группы, чем те, которые составляют часть большой террористической организации или намеренно создаются государством для, например, международного терроризма. В последнем случае она может включать в себя кадровых сотрудников спецслужб и больше походить на военную единицу. В ней споры о лидерстве почти не возникают, поскольку ее возглавляет тот, кто назначен вышестоящим руководством. Вообще, строгая дисциплина, подчинение командиру (лидеру, главарю), строжайшее соблюдение конспирации и т.д. являются условиями выживания любой такой группы и важным моментом ситуационной мотивации [18].

 

МОТИВЫ ТЕРРОРИЗМА

Мотивы играют важную роль в оценке действий и поступков человека, так как от них зависит, какой субъективный смысл имеет действие для него. И под мотивом понимают то, ради чего совершается поступок, поэтому люди отличаются друг от друга не только поведением, но и мотивами этого поведения.

Действия террористов, даже политических, националистических и «идеологических», обычно кажутся рациональными, продуманными, хорошо подготовленными, не случайно обнаружить и задержать их бывает очень трудно; вроде не должно вызывать сомнений то, что перед нами разумные, знающие свои цели и движимые ясными мотивами люди. Однако как совместить светлые идеалы и нечеловеческую жестокость террористов, высоту их помыслов и примитивность взглядов и знаний, готовность к самопожертвованию ради людей и уверенность в допустимости уничтожения многих из них ради торжества своих замыслов.

Поэтому можно сказать, что впечатление понятности и ясности мотивов террористов весьма обманчиво. Мотивация терроризма несет сложный, многоуровневый, неоднозначный характер, сами мотивы в значительной мере бессознательны и их необходимо различать в зависимости от видовой принадлежности конкретного теракта.

Сложность обнаружения подлинного мотива связана с тем, что у него имеется два аспекта – рациональный и иррациональный. Рациональность заключается в том, чтобы с помощью чрезвычайного насильственного акта достигнуть конкретной цели: признания требуемых политических или националистических свобод, выпуска на свободу других террористов и т.д. Очень часто эти рациональные цели достигаются, но эффект от них остается очень локальным, как по времени, так и по социальному объему. Застигнутая врасплох, Система вначале может подчиниться террористам, но затем исподволь и постепенно исправляет негативные последствия подрывных действий.

Иррациональный аспект терроризма включает в себя состояние существования, который переживает его участник. При теракте создается уникальная психологическая ситуация, в которой люди начинают действовать по совершенно иным законам, нежели в обычной жизни, в системе принятых связей.

Например, в ситуации «террорист – заложник» драма приобретает особый смысл, поскольку наиболее поверхностные слои личности мгновенно смываются перед лицом реальной смерти. Сам террорист становится как бы субъектом смерти: с одной стороны, он вызывает на себя всю разрушительную мощь Системы, а с другой – получает мимолетное, но крайне острое осознание абсолютного превосходства над заложниками и власти над их жизнями. Здесь есть и мазохизм, граничащий с религиозным мученичеством, поскольку террористу грозит смертью сама Система, есть и садизм, поскольку он получает удовлетворение от господства над заложниками. Выяснение мотивов позволит эффективнее действовать при нейтрализации терактов.

С.А. Эфиров называет следующие мотивы терроризма:

- самоутверждение;

- самоидентификация;

- молодежная романтика и героизм;

- придание своей деятельности особой значимости;

- преодоление отчуждения, конформизма, обезлички, стандартизации, пресыщения и т.п.

Возможны непосредственные мотивы, которые могут вытеснять идейные или переплетаться с ними. Кроме того, кого-то нанимают для совершения теракта.

Самым основным мотивом С.А. Эфиров считает «идейный абсолютизм», «железные» утверждения в обладании единственной, высшей, окончательной истиной, «уникальным рецептом спасения» своего народа или даже человечества [17]. У человека, поймавшего «синюю птицу» абсолютной истины, возникает желание приобщить к ней других или устранить несогласных. Любой ценой. Так «идейный абсолютизм» органично перерастает в терроризм.

Нужно отметить такой мотив, как самоутверждение, который часто переплетается с желанием доминировать, подавлять и управлять окружающими. Данный мотив обнаруживается в любом виде террористического поведения, тем более что подавление других часто обеспечивает и личную безопасность.

Представляется несомненным и существование такого мотива терроризма, как молодежная романтика и героизм, придание своей жизни и деятельности особой значимости, яркости, необычности. Во многом это уход в миф и сказку, в которой действуют бесстрашные герои, несущие людям добро и силой устанавливающие справедливость. Террорист своими поступками идентифицируется со сказочным (легендарным) героем и тем самым тоже утверждается и самоутверждается. Слияние с образом может быть не только положительного героя, но и злого персонажа. Последнее имеет место, когда требуется отомстить своим врагам, обычно не имеющим конкретного лица, людям вообще, своим обидчикам. Готовясь к теракту, или планируя его, подыскивая технологические средства или соучастников, совершая сами террористические действия и уходя от преследования, преступник живет полной жизнью. Беря на себя ответственность за совершенное злодеяние, террорист тем самым сообщает какую-то информацию о себе, вступает в определенные отношения с обществом, с властью и с этого момента начинает новую игру, полную для него героики. И то, что против него действуют правоохранительные силы, придает ему в собственных глазах еще больше властности и весомости.

Можно исходить из того, что мотивом теракта выступает самоутверждение себя в ближайшей среде, прежде всего в группе. Террористами движет некоторая всепоглощающая, фанатичная идея, которой они преданны, например коренная перестройка общества и даже всего мира или «спасение» своей нации. Еще один мотив заключается в том, что терроризм может диктоваться потребностью получения значительных выгод для своей социальной, особенно национальной, группы и для себя лично. Такая выгода может носить и чисто денежный характер [20;21].

Между тем высказанные мотивы, стимулирующие терроризм, в том числе за плату, неизбежно вызывают весьма важный вопрос: почему для достижения своей цели террорист выбирает смерть, уничтожение и устрашение, а не какой-нибудь иной способ, в том числе вполне законный?

Ведь все можно решить или получить без взрывов бомб. Стало быть, возникает необходимость найти главное или даже единственное, что порождает только терроризм или иные действия, весьма сходные с ним по своей природе и характеристикам.

Поэтому одна из главных задач науки о человеке как раз и заключается в поиске того уникального мотива, который порождает именно терроризм.

Некоторые исследователи полагают, что одним из таких мотивов, если иметь в виду терроризм, выступает влечение отдельных людей к смерти, к уничтожению, столь же сильное, как и влечение к жизни.

Влечение к смерти (некрофилия) объединяет значительную группу людей, которые решают свои главные проблемы, сея смерть, прибегая к ней или максимально приближаясь.

Некрофилия, как писал Э. Фромм, родственна садистскому характеру и инстинкту смерти, но лишь родственна, а не адекватна. Некрофилы живут прошлым и никогда не живут будущим, считал Э. Фромм, и это находит свое достоверное подтверждение особенно у националистических террористов, которые так любят восхвалять героическое прошлое своего народа и без остатка преданны традициям. Для некрофила характерна также установка на силу, как на нечто, что разрушает жизнь. Применение силы является его образом жизни. «Как для того, кто любит жизнь, основной полярностью в человеке является полярность мужчины и женщины, так для некрофилов существует совершенно иная полярность – между теми, кто имеет власть убивать, и теми, кому эта власть не дана. Для них существуют только два «пола»: могущественные и лишенные власти, убийцы и убитые. Они влюблены в убивающих и презирают тех, кого убивают. Иногда такую влюбленность в «убивающих» можно понимать буквально: они являются предметом сексуальных устремлений и фантазий… Влияние людей типа Гитлера и Сталина также покоится на их неограниченной способности и готовности убивать. По этой причине они были любимы некрофилами. Одни боялись их и, не желая признаться себе в этом страхе, предпочитали восхищаться ими. А другие не чувствовали некрофильного в этих вождях и видели в них созидателей, спасителей и добрых «отцов» [22].

Террорист делает смерть своим детищем, тем более что сам теракт должен внушать страх, даже ужас. Конечно, страсть к кровавому насилию присуща не одним террористам, но и наемным убийцам, военным наемникам, сексуальным маньякам-убийцам и т.д. Очень важно подчеркнуть, что данный мотив, как и большинство других, существует на бессознательном уровне и крайне редко осознается действующим субъектом. Он часто бывает ведущим, что не исключает наличия других дополнительных мотивов, например корыстных.

Некоторые террористы, особенно террористы-самоубийцы, буквально зачарованы смертью. Его самым мощным образом притягивает смерть – своя и чужая, а поэтому можно говорить о таком самоубийце как о некрофильской личности. Данное предположение уместно и в том случае, если смерть представляется ему чем-то прекрасным [20].

Если страшное влечение к кровавому насилию присуще и другим опасным преступникам, то чем же от них отличаются террористы?

Во-первых, тем, что целью и содержанием террора является устрашение (внушение ужаса), стремление к тому, чтобы таким путем парализовать противника. Во-вторых, террорист, в отличие от наемного убийцы, разбойника или сексуального маньяка – убийцы, может решать не только свои личные проблемы, но и общественные, связанные с интересами его нации, религии, секты, социальной группы. Поэтому можно сказать, что некоторые террористы часто бескорыстны, это как бы преступники – «идеалисты».

Такими «идеалистами» могут быть руководители отдельных государств, убежденные в том, что они, даже развязывая геноцид против собственного народа, действуют только ради блага народа, ради высших и благородных целей, ради достижения некоего идеала. Чем чище в этом плане помыслы любого террориста, чем больше он предан идее, тем больше он опасен. В этом убеждает жизнь и личность многих террористов.

Поскольку терроризм многолик, мотивация отдельных его проявлений несет отпечаток того типа, к которому относится данный теракт.

Нельзя понять, например, террориста, связанного с национализмом, если не учитывать роль и значение родины, нации в его жизни. Многие люди бессознательно переносят на свой род, племя, нацию, религию, на землю и природу в целом свое отношение к Матери как к кормилице и защитнице.

Основываясь на вышесказанном, логично сделать вывод о том, что стремление к идентификации с Матерью – родиной, нацией и т.д. является глубоким мотивом террора, связанного с национализмом.

Немалую роль играют традиции, обычаи, вся история данного народа или данной религии, их психология, их приверженность к тем или иным формам поведения. Почти всегда идеологию и психологию нации, как известно, в значительной мере определяет религия.

Террористы – одиночки встречаются относительно редко, чаще террористы объединяются в группы, в которых весьма велика роль лидера. Это можно наблюдать в религиозных и сектантских образованиях, причастных к террору, например в «АУМ Синрике». Если это террор государства, то его вождь обладает неограниченной властью, он организует и направляет весь государственный террор.

Власть его не только абсолютна, от него ждут чуда, и он сам верит в свои магические способности, как это было с Гитлером и Сталиным, а поклонение такому идолу не знает границ. Поэтому есть все основания считать, что тоталитарный лидер есть прямой психологический наследник Отца – бога – вождя – мага, мудрого, справедливого, заботливого, хотя и жестокого предводителя древней орды. Магическими свойствами наделяют и лидеров сектантских террористических организаций, того же «АУМ Синрике».

Многие террористы конформны, т.е. их агрессивные действия порождаются тем, что им предписано поступать именно так, и они сами считают своим долгом подчиняться указаниям. Неподчинение требованиям представляет опасность, от которой защищаются тем, что выполняют их. Конформизм характеризует в основном исполнителей терактов. Солдаты, расстреливающие по приказу командира мирное население, совсем не обязательно руководствуются жестокостью, при отсутствии приказа они, вероятно, вообще не стали бы так поступать.

Итак, психологические корни терроризма находятся в предыстории человечества, они связаны, в частности, с архетипами Матери и Отца; террористическая группа отличается сложной ст<

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: