Глава 17 Национализм, империализм и возрождение эзотеризма

К 1880 году «развитый» мир состоял из стран и областей, в большинстве своем с грамотным мужским и все в большей степени грамотным женским населением, в котором политика, экономика и интеллектуальная жизнь вышли из‑под опеки древних религий, оплота традиционализма и суеверий, фактически монополизировавших ту науку, которая была наиболее важна для современной технологии³²⁹.

Появление обновленного имперского идеала в XIX веке было напрямую связано с двумя революциями. За период с 1776 по 1914 год произошли глобальные преобразования, явившиеся результатом непрерывного развития и победы «либерального буржуазного общества»³³⁰. Промышленная революция указала путь к явно неограниченному росту и, следовательно, процветанию немногих за счет нового класса безземельных рабочих. Бессердечная эксплуатация, жестокость, лицемерие и жадность были присущи всем имперским предприятиям европейских христианских государств. Индустриализация охватила Северную Европу, и Маркс и Энгельс были не единственными критиками ее результатов и философии.

Философия, питавшая и поддерживавшая промышленную революцию, обеспечила новый стимул и эффективные средства для глобального проникновения торговли и взглядов с Запада. Прежде всего, она усилила мотивацию в этом новом имперском веке: институционализация жадности к новым рынкам соединилась с жадностью к дешевому сырью и огромной прибыли, которые могла обеспечить торговля. Погоня в поисках рынков проходила под прикрытием желания преобразовать мир на благо новых теоретических направлений, появившихся в результате двух революций, классической политической экономии и ее неизменной спутницы практической философии. Таким образом, уверенное завоевание земного шара шло рука об руку с идеологиями и концепциями либеральной, буржуазной демократии.

Трудности и конфликты, возникавшие в процессе развития капиталистической системы, были связаны с созданием новых рынков в колониях. Процветание было напрямую связано с расширением предприятий, для которых требовалось все больше рабочей силы; полная занятость способствовала росту недовольства среди рабочего класса на всей территории Европы. В течение короткого времени, словно по мановению волшебной палочки, были удалены все препятствия на пути роста и развития капитализма. За несколько лет удалось установить «мир во всем мире». Беспрецедентный случай! Исключения, такие как Крымская война и колониальные конфликты, рассматривались как незначительные и либо не брались в расчет, либо считались неизбежной ценой, которая должна быть заплачена за получение двойной выгоды – от «мира» и «процветания». Естественно возникает вопрос: «Как получилось, что этот период стабильности, процветания и мира между народами привел к эре мировой войны?» Острые противоречия, всегда существовавшие в самой Европе, а не продолжающееся развитие капитализма в ограниченном мире или мятежи и революционные выступления на периферии империи обеспечили плодородную почву для будущей борьбы – международной борьбы, которая переделает мир по другому образцу.

Понятие свободы, основанное на французских революционных идеалах – Liberte, Egalite, Fraternite (Свобода, Равенство, Братство), продолжало распространяться за пределы Европы, охватывая земной шар. В конце 1880‑х годов рабство было официально отменено в Бразилии и на Кубе, последних оплотах рабства. Тем не менее оказалось, что узаконенная свобода и так называемое равенство полностью совместимы с бедностью большинства и богатством немногих. Анатоль Франс так описал неприглядную реальность: «Закон в своей величавой справедливости дает право каждому человеку, как обедать в ресторане «Риц», так и ночевать под мостом». Деньги или их отсутствие стали единственным важнейшим показателем общественного положения, привилегий и, главное, власти.

Изменения в понимании Вселенной, которые произошли в результате победы Декартовой философии и философии науки, привели к уверенному движению к «имперской славе». Буржуазия, реорганизовав интеллектуальные силы, избавилась от влияния древней религии на новое понимание мира. Религии и чудесам больше не было места в их представлении о природе, и философия исходила из научного представления о природе, а не строилась на основе религиозных верований. Фактически, сама природа становилась менее естественной и более научной – и все более и более непостижимой. Огромная польза была от новых изобретений, но сколько было тех, кто понимал теории, лежавшие в основе изобретений, таких как, например, электричество? Так началось непрерывно ускоряющееся отдаление буржуазии. Оно принимало разные формы, и, возможно, самыми необычными были реакционеры, такие как Фридрих Ницше, которые использовали лженауку для оправдания расовой и классовой теорий.

Перемены, вызванные индустриализацией, повсеместно, за исключением некоторых нетипичных стран, таких как Польша, совпали с упадком религиозной традиции. В западных промышленно развитых странах, главным образом протестантских «либерально‑демократических» государствах, существовал неписаный закон: человек сам отвечал за свое спасение.

Никто, кроме него самого, не собирался заботиться о его спасении.

Было ли хоть какое‑то место в этом новом материалистическом мире для духовных дел? Кто же тогда должен был стать продолжателем Блейка и Гете? Были ли изнеженные, приведенные в боевую готовность церкви единственными хранителями последних остатков духовности в XIX веке? Они действительно предпринимали серьезные усилия по обращению в христианство коренных жителей колоний, показывая, что у них еще остались сила и убеждения. Некоторые утверждали, что орден масонов принес духовный факел в современную эпоху, и есть основания думать, что так оно и было. В XVII веке масоны распространились по Германии, Франции, Англии и новым империям. Но они были не единственными инициаторами духовного возрождения. В одном уголке земного шара появился человек, который упорно сопротивлялся всем усилиям евангельских христиан, и оставил глубокий след в истории. Этим человеком была малоприятная, эксцентричная, но талантливая русская дама по имени Елена Петровна Блаватская. Она принесла в материалистический век древние эзотерические учения.

Эта удивительная женщина родилась в 1831 году на юге России в семье Петра Гана и Елены Ган (урожденная Фадеева). В раннем детстве у нее проявились способности к гуманитарным наукам, и в дальнейшем она свободно говорила на нескольких современных и классических языках. Тогда же у нее обнаружились экстрасенсорные способности. Еще в детстве Блаватская начала сознавать, что ее жизнь станет каким‑то высоким служением, что ею руководят, ее оберегают. Она была убеждена, что у нее есть великая, пока еще неизвестная цель в жизни³³¹. После непродолжительного брака Елена, при финансовой поддержке отца, отправилась в путешествие в полной уверенности, что ее предназначение в том, чтобы помочь остановить увеличивающийся поток материализма, который затопил Запад и распространялся по миру, сокрушая оплоты христианства. Ей предстояло заменить новое научное мышление тайным знанием, которое до этого времени было предназначено только для посвященных и великих учителей мудрости. Ее цель состояла в том, чтобы учить альтруизму и показать человечеству разницу между древними благородными идеями и идеями современного материализма.

В 1875 году в Нью‑Йорке Блаватская основала Теософское общество; теософия в переводе с греческого означает «Божественная мудрость». Термин «теософия» ввел Аммоний Саккас в III веке н. э. Соучредителями Теософского общества были юрист, полковник Г.С. Олкотт и адвокат У.К. Джадж³³². Общество ставило перед собой три цели: «Образовать ядро Всемирного братства без различия расы, цвета кожи, пола, касты и вероисповедания; поощрять сравнительное изучение религий, философии и наук; исследовать необъясненные законы природы и скрытые силы человека».

В Америке Блаватская подвергалась нападкам, определенные круги обвиняли ее в мошенничестве. Учение Блаватской вызвало резкую критику тех же кругов. Вызывают сомнение ее предполагаемые путешествия; по словам Блаватской, она предпринимала огромные усилия, чтобы скрыть свои путешествия, и на самом деле трудно, а подчас невозможно проследить ее передвижения на протяжении многих лет. Колин Уилсон подвергает сомнению многие ее заявления³³³. Может, он в чем‑то и прав, однако следует помнить, что оба ее соучредителя были известными юристами и имели достаточный опыт, чтобы оценить имевшиеся доказательства и информацию, полученную от свидетелей. В отличие от Уилсона они познакомились с Еленой Петровной Блаватской (ЕПБ), когда она уже обрела известность, и тесно сотрудничали с ней на протяжении многих лет. Англичанин Хамфриз Кристмас, судья и комментатор, человек, занимающий независимую позицию и обладающий опытом в области юриспруденции, заявил, что у него нет никаких сомнений в том, что отчеты ЕПБ являются подлинными.

Сочинения Блаватской включают монументальный двухтомный труд «Разоблаченная Исида», который писался в большой спешке в начале ее теософской карьеры, и писательница допускает, что в нем содержится много ошибок. В 1879 году по прибытии в Индию она реформирует общество с целью «образовать ядро Всемирного братства». Несомненным доказательством ее общения с духами стала опубликованная переписка между одним из ее учеников, Альфредом Синнетом, редактором правительственной аллахабадской газеты The Pioneer, и ее духовными учителями, махатмами. В 1929 году эта переписка под названием «Письма махатм А.П. Синнету» была издана в Лондоне. Эти письма вместе с ее монументальным трудом «Тайная доктрина» составляют основной источник ранней теософии. Теософские общества широко распространились, особенно в англоговорящем мире. Германии понадобилось больше времени для создания теософских обществ, тем не менее одно из них послужило трамплином в общественную жизнь для величайшего современного эзотерика западной традиции, Рудольфа Штейнера.

Штейнер начал читать теософские книги уже в 1884 году, хотя позже утверждал, что они не оказали на него серьезного влияния³³⁴. Он заинтересовался гетевской образной холистической наукой, которая, как он понимал, была мостом между материальным миром, столь расхваливаемым его современниками, и духовным миром, в который он твердо верил. В двадцатидвухлетнем возрасте Штейнер редактировал труды Гете по естествознанию для нового издания Deutschen Nationalliteratur. В 1890 году он переехал в Веймар и в 1891 году защитил докторскую диссертацию в университете Ростока. Штейнер прожил в Веймаре до 1897 года, семь лет, и все эти годы напряженно работал в архиве Гете. Этот блестящий, незаурядный человек поначалу был вынужден молчать о своих духовных видениях³³⁵. Да и кто бы стал его слушать, если бы он открыто заговорил о своих духовных восприятиях? Он прервал молчание на заседаниях Берлинского отделения Теософского общества, той самой организации, которую он впоследствии покинул. В 1902 году Штейнер становится генеральным секретарем германской секции Теософского общества, а затем, перед Первой мировой войной, создает свое Антропософское общество.

Духовная атмосфера, царившая в среде интеллектуальной элиты, способствовала распространению теософии в Европе. Упадок религии вызвал у образованной буржуазии и людей искусства настоящий взрыв интереса к эзотерическим вопросам. Древнее знание, гносис, переживало очередное возрождение, но уже в других условиях, где не было места инквизиции, и нормой была интеллектуальная и духовная свобода. В Англии, Германии и особенно во Франции с невероятной скоростью были восстановлены или вновь созданы тайные ордены. Были восстановлены и ордены рыцарей Храма, причем одни утверждали, что они восходят к первому ордену рыцарей Храма, а другие – что являются ветвью масонства. Орден Золотой зари произошел от одного из этих орденов. В ответ на растущий интерес к эзотерике огромное количество книг по масонству, магии и оккультизму заполнило рынки Франции, Германии и Англии. В Европе теософия нашла признание среди богемного братства художников и интеллектуалов. Антропософия, с ее акцентом на гетевские темы, легко привилась в Германии, а затем распространилась по Европе. Гетевское мировоззрение оказало влияние на взгляды и восприятие технического гения, необычайно талантливого и незаурядного человека, наделенного разными способностями и проницательностью, имевшими практическое и научное применение. Этим необыкновенным человеком был Никола Тесла.

У Теслы было врожденное представление о мироустройстве. Он считал, что Вселенная – это целостный организм, который состоит из множества частей, сходных, но отличающихся разной частотой вибрации. Он обладал такой силой и интуицией, что мог отстраняться от навязываемых ему современных выводов науки, ее системы понятий и математического аппарата, далеких от совершенства³³⁶. По его собственным словам, он в воображении начинал строить прибор, менять конструкцию, совершенствовать и включать. «Мне совершенно безразлично, проводятся испытания прибора у меня в мыслях или в мастерской – результаты будут одинаковыми», – заявлял Тесла. Он запатентовал сотни изобретений во многих странах мира. Вот как описывает его Кит Педлер: «На протяжении всей жизни он упорно пытался избавиться от обычного состояния человека и как возможно выше подняться над землей. Его невероятное стремление проникнуть в глубь Вселенной сильно отличалось от более прозаических и систематизированных исследований обычных ученых… С самого раннего детства до смерти он знал, как взять необходимую нам энергию у земли, не повредив ее структуру… Он словно вошел в некий резонанс с силами природы, подобно тому как настраивается на волну приемник»³³⁷.

Тесла, исследуя токи высокой частоты, изобрел электромеханический генератор и высокочастотный трансформатор. Он занимался исследованием космических лучей («Я использовал космические лучи и заставил их управлять движущимся устройством»), первым описал рентгеновские лучи и принципы радиосвязи, намного опередив ученых, которым приписываются эти открытия. Благодаря способности визуализировать Тесла практически мгновенно мог дать ответ на самые сложные технические вопросы. Он утверждал, что видит ход вычислений так, словно наблюдает, как кто‑то производит их на выставленной перед ним доске. Он обладал способностью визуализировать свои открытия, даже не нуждаясь в экспериментах, моделях, чертежах. Тесла, казалось, воплотил концепцию ученого и философа Артура Эддингтона, который сказал: «Вселенная все меньше и меньше походит на машину и все больше и больше предстает как совершенная мысль». Тесла более, чем кто‑либо другой, способствовал тому, чтобы были поставлены на службу человечеству такие необходимые вещи, как, например, электричество. В конце жизни он занялся разработкой всемирной беспроводной системы передачи информации и энергии.

Тесла, не похожий на других новаторов и изобретателей новой технической эпохи благодаря духовной основе своего восприятия, был не единственным, у кого способность к ясновидению повлияла на мышление. Гетевские темы и умозаключения прозвучали из другого христианского источника, на сей раз с Востока. Русский философ XIX века Владимир Соловьев в своих «Философских началах цельного знания» написал, что Земля ведет себя как живой организм³³⁸. Эта явно странная теория была, вероятно, в то время отвергнута, как фантастические грезы еще одного мистика Восточной церкви. «Философские начала цельного знания», написанные, несомненно, под впечатлением концепции всемирного христианства, которые перекидывали мост между наукой и духовностью в истинно пророческой манере, предшествовали более научной работе Пьера Тейяра де Шардена, написанной в середине XX века и выдвинутой в космическую эру Джеймсом Лавлоком в теории, получившей название «гипотеза Геи». Откровения святого Иоанна вдохновили Соловьева на написание следующей книги под названием «Краткая повесть об Антихристе», в которой он с удивительной точностью предсказал приход к власти Адольфа Гитлера и урон, который нанесет миру этот злой гений³³⁹. Удивительно, что подобные работы были изданы в то время, когда интеллектуальный мир находился во власти философии, безжалостно исключавшей духовное из всех споров и сконцентрированной по большей части на материалистических науках.

Успехи в науке продолжали оказывать влияние на западный мир. Даже бедные классы в либерально‑буржуазных государствах извлекали выгоду, хотя и косвенно, из научных достижений. В первые годы промышленной революции здоровье нации являлось серьезной проблемой. Эту проблему удалось решить довльно легко в Викторианскую эпоху. Строительство новой канализации и водопровода одним махом устранило угрозу холеры, брюшного тифа и других эпидемий, связанных с антисанитарными условиями. Возрастающее благосостояние, энергичная, грамотная буржуазия, прибыль благодаря полной занятости, рост торговли и процветания, утопические мечты о лучшем обществе, рост грамотности как результат всеобщего образования – все эти, вместе взятые, факторы создавали очень соблазнительную иллюзию, вводившую в заблуждение миллионы. Мир продолжал наслаждаться покоем, процветанием и постоянным улучшением уровня жизни как прямым следствием человеческой изобретательности, трудолюбия и растущего мастерства роботизированной вселенной.

Раздел земного шара между горсткой государств с имперскими амбициями являлся, вероятно, самым поразительным примером деления на «сильных» и «слабых», «развитых» и «неразвитых». Империалистическая экономика удовлетворяла потребности правящих классов и буржуазии, которые не только получали прибыль, но и благодаря этой прибыли могли финансировать социальные реформы. Какое‑то время казалось, что империализм, подобно крепким идеологическим узам, способен связать воедино страну³⁴⁰.

Новые чиновники в колониях, являвшиеся местными, а потому презираемыми жителями, тем не менее считались полезными и все более необходимыми для империи. Для этих новых слуг колониальных режимов все решалось довольно просто – либо «озападниться», либо потерять положение и власть. Те, кто усваивали этот вынужденный урок, должны были перенять идеалы «западного просвещения» и использовать свое особое положение для подстрекания к мятежу против своих колониальных господ. В основе философской системы Ганди лежал сплав идей Джона Рескина и Льва Толстого в сочетании с восточной духовной традицией. Для Ганди это был единственно возможный способ победить западный империализм. Основу движения Ганди состояли образованные люди, европеизированные теми самыми завоевателями, с которыми они боролись. Общественность романтизировала войну, когда возможность глобального кофликта рассматривалась как продолжение экономического соперничества. Личный опыт невероятной разрухи и страданий, которые несет с собой война, исчез из народной памяти. Растущий национализм дал выход глубокому чувству патриотизма. Афоризм Самуэля Джонсона – «Патриотизм – последнее прибежище негодяя» – воспринимался некритически. Патриотизм, как и империализм, был теперь одним из существенных составляющих, связывающих нацию воедино.

В конце XIX века промышленное развитие продолжалось во всех развитых странах Запада. Конфликты, возникавшие из‑за имперских амбиций соперничающих европейских держав, в основном улаживались дипломатическим путем. Европа по большей части наслаждалась беспрецедентной эпохой ненарушаемого мира. Единственной известной европейской войной была Франко‑прусская война 1870–1871 годов, которая стала триумфом для германского военно‑промышленного комплекса и донельзя унизительным событием для Франции, потерявшей области Эльзас и Лотарингию. Крупномасштабная война, хотя и планировавшаяся, считалась маловероятной.

Нарушение мирного баланса между европейскими державами объясняли политическими и религиозными причинами. Позже социалисты заявили, что причиной было экономическое соперничество между главными воюющими сторонами. Кроме того, существовало мнение, что причиной явилось обострение напряженности между странами. Правые экстремисты возлагали ответственность на социалистов и их союзников. Ни одно из этих объяснений даже отдаленно не соответствует истине. Однако внезапный переход от длительного мира к тотальной войне – той, которую с таким патриотическим пылом приветствовали простые люди каждой из воюющих стран, – не объясняется столь просто.

Напряженные отношения, возникшие в результате грандиозных планов перевооружения Великобритании, Германии и Франции, испытывавшей страх перед германским милитаризмом и британским пониманием ее уменьшающейся морской мощи, стали политической бомбой замедленного действия, взрыватель которой должен был сработать не от соперничества за колонии, не от конкуренции в торговле, не от забастовок и агитации социалистов, а от действий небольшой группы заговорщиков в прогнившей Австро‑Венгерской империи. От действия одного человека, Гаврило Принципа, сербского националиста, сработал взрыватель, который привел к объявлению войны. Мир, если уместно такое сравнение, соскользнул в войну точно так, как беспечный альпинист скатывается в пропасть. Австрия отреагировала на убийство эрцгерцога в Сараеве всеми составляющими националистической гордости: военным планированием, массовой мобилизацией, патриотизмом и мощным военно‑промышленным комплексом. На самом деле ни убийство, ни последовавшая за ним война не были так уж неизбежны. Тем не менее, когда одна страна – Австрия – запаниковала и объявила войну, другие европейские страны сразу последовали ее примеру. С Belle Epoque, Прекрасной эпохой, было покончено. Кошмарный план разрушения был предназначен для окончательного изменения мира. Ничто и никогда уже не станет прежним для правителей и стран и империй, которыми они управляли, и для простых людей, которые со столь неуместным энтузиазмом пошли на эту бойню ради военной славы.