 |
Проблема конфликта в контексте
|
|
|
|
РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ
Рассмотрев вкратце европейские и американские подходы к
конфликту, остановимся и на российской традиции или на рос-
сийских традициях и подходах к решению конфликтных ситуа-
ций. Исходный момент здесь заключается в том, что российское
общество XIX в. было расколотым обществом. Крестьянская и
дворянская культура, крестьянский и дворянский образ жизни
соприкасались и порою весьма тесно, но почти не перекрещива-
лись между собою. Это достаточно обстоятельно зафиксировано
в художественной литературе, в классических ее образцах. На этой
основе в России развертывается и нарастает политический кон-
фликт, первым знаком которого было восстание декабристов 1825 г.
Поражение восстания оказалось обусловленным не только мо-
щью самодержавия, но и в не меньшей степени расколом самой
революционной группы на сторонников умеренных преобразо-
ваний и радикалов.
Крупный шаг в разрешении фундаментального национального
конфликта был предпринят в ходе реформ 60-х годов. Речь идет об
отмене крепостного права в 1861 г. (время гражданской войны в
США и жесткого очерчивания интересов национальных государств
в Европе в качестве определенного протеста на доминирование
российских интересов после 1815 г.). Однако и в этот процесс вме-
шивается российский радикализм и максимализм. После собы-
тий 1 марта 1881 г. начинается эпоха реакции и контрреформ,
характерная для всего царствования Александра III. Эта же ли-
ния боязни реформирования общества прослеживается в качест-
ве доминирующей и в царствование Николая II. Русская общест-
венная мысль в этих условиях раскалывается. Одна линия связа-
на с воспеванием революции, другая - с ее проклятиями. Между
|
|
|
ними нет промежуточных вариантов и точек соприкосновения.
Главный конфликт конца Х1Х-начала XX в. носит не классовый
характер, как в это время в Западной Европе, а общедемократи-
ческий, гражданский характер. Это конфликт между деспотизмом
и произволом самодержавной монархии, с одной стороны, и об-
щегражданскими правами пробуждающегося к самостоятельной
жизни населения страны - с другой. В идеологическом плане по-
люса политической жизни закрепляются, с одной стороны, в кон-
цепциях религиозно-мессианского характера и предназначения
России к неким великим свершениям и, с другой стороны, в про-
западнических революционных теориях, берущих на свое воору-
жение идеи насильственных революционных преобразований.
В разных вариантах российского мировоззрения проблема кон-
фликта занимала различное место.
Христианская религиозная философия обращалась к идее со-
борности, которая, по сути дела, не оставляла места для понима-
ния каких-либо конфликтных отношений. Личность здесь раство-
рялась в целостности народа, церкви, религии и государства. Кон-
фликт мог рассматриваться с этой точки зрения лишь как ересь,
отклонение от русской православной идеи и, естественно, должен
был преследоваться и наказываться.
Революционные доктрины рассматривали конфликт прежде
всего в терминах эксплуатации, личной зависимости и, несколько
позже, в терминах классовой борьбы с указанием на классовую
природу государства, о чем говорилось выше. На российской поч-
ве была развита теория трех форм классовой борьбы - экономи-
ческой, политической и идеологической, - сыгравшая огромную
мобилизующую роль в ходе революционных преобразований.
Либеральные теории и доктрины не получили особого распро-
странения на российской почве. Кадетская партия, хотя и облада-
ла известной политической устойчивостью, не имела особого вли-
|
|
|
яния на принятие политических решений ни в годы распутинщи-
ны, ни тем более в постреволюционный период, когда она оказа-
лась одной из первых запрещенных политических организаций.
Крайняя идеологизация конфликта, использование таких фор-
мул, как <если враг не сдается, его уничтожают> или <кто не с
нами, тот против нас>, стали, по сути дела, трагической особен-
ностью российской истории, содействовавшей превращению ре-
волюции в гражданскую войну, а впоследствии - установлению
тоталитарного политического режима. В российском националь-
ном самосознании было очень мало места для терпимости, для
понимания точки зрения противоположной стороны, для посред-
нической деятельности в любых ее вариантах. Великие цели тре-
бовали великих жертвоприношений. Никто не хотел уступать, и
свою правоту каждый был готов отстаивать ценой собственной
жизни, не говоря уже об имуществе, собственности и прочих
3-690
меркантильных интересах, которые отчуждались любыми вари-
антами русского национального самосознания. Идеал <духовнос-
ти>, к которому теперь столь часто обращаются, отнюдь не спо-
собствовал началу смирения и кротости. Наоборот, он требовал
самопожертвования.
В этом плане чрезвычайно поучительна и роль толстовства
как примиренческой идеологии, как попытки отстоять принцип
непротивления злу насилием. Прежде всего не следует забывать,
что великий русский правдолюбец был предан анафеме ортодок-
сальной православной церковью, что для него было большим ис-
пытанием. Но и преклонение перед Толстым, стремление обрес-
ти в нем учителя жизни, характерное для интеллектуальных кру-
гов второй половины первого десятилетия, т.е. для эпохи после-
революционной (после первой русской революции 1905 г.), не ока-
залось источником действия. Примиренческий потенциал, заложен-
ный в толстовстве, оказался невостребованным. Слишком велики
оказались людская злоба и ненависть, аккумулировавшие в себе
целые века взаимного отчуждения, господства и подчинения, при-
нуждения и насилия, борьбы против этого насилия, выразившей-
ся в истории российских бунтов или крестьянских войн, не при-
|
|
|
водивших страну к победе новых религиозных канонов. Более
того, они оказались сконцентрированными на очень узком поле
политического пространства, где почти каждое действие усугуб-
ляло это чувство взаимной неприязни и ненависти.
Что касается послереволюционного периода (после 1917 г.),
то, во-первых, в этот период утвердились концепции классовой
борьбы; во-вторых, масса ненависти после гражданской войны
оказалась неисчерпанной; в-третьих, образ или стереотип <врага
народа> стал одним из господствующих политических стереоти-
пов в массовом сознании. Официальная доктрина догматизиро-
ванного марксизма, а с 1929 г. <марксизма-ленинизма> играла ог-
ромную роль в мобилизации психологической энергии масс на
преобразования такого масштаба, которые нельзя сравнивать с
петровскими преобразованиями. Человек, личность был лишь ма-
териалом истории, ничтожной частью всемирных деяний, направ-
ленных на торжество <справедливости> во всемирно-историчес-
ком масштабе, с точки зрения которого <личная справедливость>
и личная судьба были лишь помехой. Классовая битва шла в исто-
рическом масштабе, конфликты на более низких уровнях не мог-
ли иметь самостоятельного значения.
Такой подход к действительности, точнее говоря, такой спо-
соб видения и конструирования социальной реальности объяс-
няет тот факт, что хотя в советской обществоведческой литера-
туре обсуждалась проблема противоречий в разных ракурсах, но
это обсуждение никогда не опускалось до дискуссии о конфлик-
те, который имел вполне конкретный и осязаемый характер. На-
оборот, долгое время в качестве установочной точки зрения по
отношению к литературе и искусству господствовал принцип бес-
конфликтности, согласно которому конфликты могли иметь место
лишь в качестве пережитков прошлого или быть свойством чуж-
дой классовой среды. Считалось, что в советском обществе до-
стигнуто единство и даже сами противоречия играют в нем все
боле,; относительную роль.
|
|
|
