Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Социал-дарвинистская школа

Влияние дарвинизма так или иначе сказалось на концепциях самых различных представителей социологической мысли, в частности Габриэля Тарда, Лестера Уорда, Франклина Гиддингса, Эмиля Дюркгейма.

У этих и у ряда других социологов дарвинизм играл роль либо стимулятора гипотез, либо вспомогательного методологического инструмента. Однако некоторые буржуазные мыслители не ограничились подобным подходом и сделали теорию биологической эволюции непосредственным основанием своих социологических теорий, рассматривая естественный отбор и борьбу за существование как главные факторы социальной жизни. Так естественнонаучный дарвинизм был превращен в социальный дарвинизм.

Необходимо подчеркнуть, что сам Дарвин и другие основоположники дарвинизма ‑ такие, как Альфред Уоллес и Томас Гексли, были противниками прямого перенесения биологических понятий в область социальных наук. Поэтому Дарвина нельзя считать основателем направления, получившего впоследствии

название «социал-дарвинизм». Ученым, впервые систематически внедрявшим принципы эволюционной теории в область социальных наук, был Спенсер, рассматривавший естественный отбор, борьбу за существование и выживание наиболее приспособленных не только в качестве биологических, но и социологических феноменов. Именно он является подлинным создателем социал-дарвинистской школы.

Социал-дарвинизм не был сугубо социологическим течением, но получил распространение и в других социальных науках, а также в публицистике и художественной литературе. В буржуазном массовом сознании он был относительно прост и однороден и сводился к двум-трем вульгарно интерпретированным идеям эволюционной теории. Иначе обстояло дело с социал-дарвинизмом в социологии.

Представление о существовавшей якобы единой социал-дарвинистской «школе» с общими теоретическими принципами является упрощенным. Некоторые социологи, обычно трактующиеся в историко-социологической литературе как социал-дарвинисты, были вообще противниками эволюционной теории и не использовали ее понятия, другие стремились лишь согласовать с ее принципами свои концепции. Среди представителей социального дарвинизма встречаются вульгарные материалисты и идеалисты, социальные «реалисты», рассматривавшие социальное целое как независимое от составляющих его индивидов, и «номиналисты», признававшие реальными только индивидов, расисты и антирасисты, буржуазные реформисты и сторонники стихийности в общественном развитии.

Степень уподобления социальных процессов биологическим у социал-дарвинистов была различной. Некоторые из них строили свои концепции непосредственно на основе принципов естественного отбора, борьбы за существование и выживания наиболее приспособленных (Вильгельм Шальмайер, Георг Мацат). Другие рассуждали о специфике проявления этих принципов в области социальной жизни, но оставались в рамках той же концептуальной схемы. Так, итальянский социолог Микеланджело Ваккаро (1854-1937) в книге «Борьба за существование и ее последствия для человечества» (1885) стремился показать, в чем состоит различие между борьбой за существование среди животных, с одной стороны, и среди людей, с другой [80]. При жизни некоторые из этих социологов-редукционистов пользовались значительной известностью. Так, работа Шальмайера «Наследственность и отбор в жизни народов» заняла первое место на Иенском конкурсе 1900 г. «Чему учат нас принципы теории происхождения видов в отношении внутриполитического развития и законо

дательства государства?». Ваккаро одно время руководил Международным институтом социологии. Однако эти социолога, которых можно назвать социал-дарвинистами в узком смысле, существенного влияния на последующее развитие социологической мысли не оказали.

Представители другой разновидности социал-дарвинистов прямо не сводили социальных процессов к биологическим; некоторые из них были даже противниками биологических аналогий. Концепции этих социологов близки к психологическому направлению; термины эволюционной теории встречаются в них гораздо реже. Тем не менее им также свойственна ориентация на определенным образом интерпретированную эволюционную теорию. Это проявилось в первую очередь в том, что главное место в своих концепциях они отводили социальным конфликтам. Рассмотрение социальной жизни как арены беспощадной борьбы между индивидами и между группами — наиболее общий объединяющий признак всего социального дарвинизма. Усиление внимания к проблеме конфликта в конце XIX в. отнюдь не было случайным, так как в XIX в. необычайной остроты достигли классовые антагонизмы и конфликты между капиталистическими государствами.

Если у социал-дарвинистов первой разновидности концепция конфликта непосредственно выводится из теории биологической эволюции, то у второй ‑ опосредованно или же вообще из других источников. Именно к этой второй разновидности социал-дарвинизма преимущественно принадлежат социологи, концепции которых мы рассмотрим более подробно.

Уолтер Беджгот (1826-1877), английский публицист, экономист и политолог, в книге «Физика и политика» (1872) одним из первых попытался применить принципы дарвиновской теории о социальной науке. Беджгот подчеркивал огромную роль естественного отбора главным образом в начальный период человеческой истории. «Можно возражать против принципа «естественного отбора» в других областях, но, несомненно, он доминирует в ранней истории человечества: сильнейшие, поскольку они могли, убивали слабейших», ‑ писал он [37, р.442]. По Беджготу, борьба в мире людей ведется главным образом не между индивидами, а между группами. Стремление одних наций к господству над другими, а внутри наций стремление одних социальных групп к господству над остальными группами Беджгот считал основными социальными законами [Ibid., p.457].

Подчеркивая важнейшую роль межгрупповых конфликтов, Беджгот в то же время уделял огромное внимание внутригрупповой сплоченности, фактором которой является подражание. Тем

самым он выступил как предшественник Тарда, сделавшего «подражание» центральным понятием своей концепции. Наиболее значительное место, считал Беджгот, подражание занимает в жизни «примитивных» обществ, что связано с недифференцированностью различных сфер социальной жизни, детальной регламентацией индивидуального поведения и жесткостью санкций против уклонения от установленных образцов.

Наряду с тенденцией к подражанию Беджгот отмечает наличие противоположной тенденции: стремление людей отличаться от своих предшественников, что и обеспечивает возможность прогресса. Оптимальные условия прогресса, согласно Беджготу, возникают в тех обществах, в которых существует правильное соотношение обеих тенденций: тенденции к изменчивости, открывающей путь нововведениям, и тенденции к подражанию, обеспечивающей социальную сплоченность.

В отличие от Беджгота австрийский социолог и юрист Людвиг Гумплович (1838-1909) свои концепции не выводил непосредственно из эволюционной теории. Он был противником биологических аналогий и подвергал критике тех социологов (Конта, Спенсера, Шеффле, Лилиенфельда), которые использовали подобные аналогии в качестве объясняющего принципа, «...биологические аналогии никакого значения для социологии не имеют, они дают нам только сравнения и образы, но ни в каком случае и никогда не дадут знаний», ‑ писал он [13, с.13]. Тем не менее концепции Гумпловича историки социологии часто квалифицируют как социальный дарвинизм, и это вызвано прежде всего характерным для Гумпловича подходом к обществу как к совокупности групп, беспощадно борющихся между собой за господство.

Натуралистическая концепция истории, которую разделяет Гумплович, «считает человечество частицей вселенной и природы, частицей, подлежащей тем же вечным законам, как и целое» [14, с.25]. «Альфа и омега социологии, ее высшая истина и ее последнее слово, ‑ пишет он, ‑ человеческая история как естественный процесс» [Там же, с.360].

Концепциям Гумпловича присуща фаталистская трактовка социальных законов и фетишизация исторической необходимости. Индивид с его свободой выступает в интерпретации Гумпловича как псевдореальность, или реальность второго порядка. Общество, социальная группа, напротив, представляют собой подлинную и высшую реальность, детерминирующую поведение индивида. В данном случае мы сталкиваемся с одним из наиболее экстремистских вариантов «социального реализма», т.е. взглядом на общество как на реальность, не только не сво-

димую к составляющим его индивидам, но существующую помимо них и над ними.

Социология для Гумпловича ‑ это философская основа всех социальных наук, призванная осуществлять связь между ними. В отличие от философии истории (в ее адрес он находит немало язвительных слов), задача которой ‑ выяснить, откуда и куда движется человечество, социология занимается исследованием социальных групп и отношений между ними [12, с.68; 15, с.14]. Он считает, что непрерывная и беспощадная борьба между различными социальными группами составляет главный фактор социальной жизни. В качестве основного социального закона он объявляет «стремление каждой социальной группы подчинять себе каждую другую социальную группу, встречающуюся на ее пути, стремление к порабощению, к господству» [12, с.159].

По Гумпловичу, исходные и первоначальные группы, обнаруживаемые в истории, ‑ это орды, объединенные антропологическими и этническими признаками. В трактовке взаимоотношений между ордами он является предшественником Самнера. Он вводит понятие «этноцентризм», которым впоследствии пользовался Самнер, и определяет его как «мотивы, исходя из которых каждый народ верит, что занимает самое высокое место не только среди современных народов и наций, но также по отношению ко всем народам исторического прошлого» [45, р.349]. Гумплович констатирует состояние непрерывной вражды между ордами. Если вначале результатом столкновений между ними было физическое уничтожение побежденных, то в дальнейшем, в ходе социальной эволюции, побежденные порабощаются победителями. В результате возникает государство. Но межгрупповые конфликты не исчезают. Принципиально неустранимая борьба между группами продолжается в новой форме: «...что на примитивнейшей ступени было борьбой антропологиически различных орд... то на высшей ступени развития, достигнутой нами, обращается в борьбу социальных групп, классов, сословий и политических партий» [13, с.194].

Наиболее общим и основным делением социальных групп в концепциях Гумпловича является деление на господствующих и подчиненных. И те, и другие обладают стремлением к власти, причем «это стремление у господствующих классов выражается в эксплуатации, как можно более интенсивной, и, следовательно, в порабощении классов подчиненных; у последних оно проявляется в увеличении силы сопротивления, в уменьшении и ослаблении своей зависимости» [Там же, с.179-180].

Почему же отношения между группами непременно приобретают характер антагонистического конфликта? В ответ на

этот вопрос Гумплович вносит солидную дозу вульгарного экономического материализма и натурализма. Конечной причиной всех социальных процессов, в том числе конфликтов, составляющих сущность первых, он объявляет стремление человека к удовлетворению материальных потребностей. В связи с этим Гумплович утверждает, что «всегда и всюду экономические мотивы являются причиной всякого социального движения, обусловливают все государственное и социальное развитие» [Там же, с.192]. Удовлетворение потребностей, согласно Гумпловичу, не может осуществляться иначе, как через принуждение и насилие одних групп над другими.

Гумплович часто оперирует термином «раса» (в особенности в начальный период творчества) и даже выносит его в название своих основных работ ‑ «Раса и государство» (1875) и «Расовая борьба» (1883). Расу он понимает не как биологический, а как социокультурный феномен. «Расовая борьба» в трактовке Гумпловича ‑ это «борьба гетерогенных социальных и этнических единиц, групп и общностей» [45, р.193]. Он всячески подчеркивает неизмеримо малую роль биологической наследственности и решающую роль социальной среды в детерминации поведения человека, отмечая, что в настоящее время чистых рас не существует, а смешение рас имеет положительное значение [Ibid., р.57-58].

Значит ли это, что он вообще не признает значения расовых различий (в физико-антропологическом смысле) в социальной эволюции? На этот вопрос следует ответить отрицательно. Гумплович считает эти различия определяющими на ранних этапах общественного развития. Расовый фактор выступает в данном случае как фактор социопсихологической отчужденности, которая в ходе дальнейшей социальной эволюции вызывается другими причинами.

Концепции Гумпловича свойственна чрезвычайная противоречивость. Так, он утверждает, что проблемы начального этапа развития общества не относятся к компетенции социологии и других социальных наук [13, с.118]. В то же время он постоянно обращается к исходным, первоначальным моментам этого развития, следуя в целом спенсеровскому эволюционизму, который рассматривал сложные социальные образования как совокупности простых.

Гумплович доказывает, что объект социологии (в отличие от философии истории) ‑ не человечество, а социальные группы и в то же время замечает, что «собственным предметом, научным объектом социологии можно назвать человечество» [13, с.114].

Основное противоречие в теории Гумпловича состоит в том, что, с одной стороны, провозглашается специфичность социальных явлений и несводимость их к индивидуальному и родовому человеку, с другой ‑ конечным основанием социальных явления выступает везде и всегда неизменная человеческая природа с ее неуемной склонностью к удовлетворению потребностей, стремлением к господству и т.д. Утверждение Гумпловича, что существует особый класс социальных явлений, отличающихся от других явлений действительности, остается чисто декларативным; натурализация социальных процессов приводит его к тому же биопсихическому редукционизму, против которого сам же и выступает.

Порок концепций Гумпловича состоит также в недооценке внутренних факторов функционирования и развития социальных групп. Гумплович игнорирует тот факт, что последние представляют собой системы и как таковые обладают целостностью и определенной степенью самодетерминированности. Непонимание этого приводит Гумпловича к неправильной оценке целого ряда социальных процессов. Так, он видит причину возникновения государства в подчинении одних этнических групп другими, игнорируя роль в этом процессе «внутриродовой и внутриплеменной дифференциации.

Рассматривая конфликты и насилие как основные факторы социальной жизни, Гумплович не уделяет внимания значению сплоченности и сотрудничества. Классики марксизма-ленинизма показали, что «насилие» не может служить объясняющим принципом социальных процессов, оно само является продуктом определенной системы социальных отношений.

Концепциям Гумпловича созвучны концепции другого австрийского социолога — Густава Ратценхофера (1842-1904), автора книг «Сущность и цель политики» (1893), «Социологическое познание» (1898) и посмертно опубликованной работы «Социология. Позитивное учение о человеческих взаимоотношениях» (1907).

Основными явлениями и процессами социальной жизни Ратценхофер считает следующие: самосохранение и размножение индивидов, изменение индивидуального и социального типов, борьбу за существование, абсолютную враждебность рас, пространственное расположение, расовую дифференциацию, господство и подчинение, чередование индивидуализации и социализации структур, изменение интересов, государство, глобальное общество [63, S.244-250]. Как и Гумплович, Ратценхофер считает себя сторонником монизма, утверждая, что в обществе действуют те же закономерности, что и в природе; в связи с этим

отрицает противоположность наук о природе и наук о духе. Социологические закономерности близки, согласно Ратценхоферу, химическим и, особенно, биологическим закономерностям. Социология ‑ это философская наука, которая призвана быть основой всех социальных наук и политики.

Рассматривая конфликт в качестве основного социального процесса, Ратценхофер во главу угла ставит категорию интереса. Интерес ‑ основной принцип, управляющий социальными процессами, содержащий ключ к их пониманию. Социальная жизнь предстает в трактовке Ратценхофера как игра различных интересов. Он выделяет пять основных типов интересов: прокреативные (стимулирующие продолжение рода), физиологические (связанные с питанием), индивидуальные (связанные со стремлением к самоутверждению), социальные (родственные и групповые) и трансцендентные (религиозные). Интересы ‑ не что иное, как осознание прирожденных биологических потребностей и импульсов, которые обусловливают борьбу за существование. Социальные группы возникают как организации индивидов для целей этой борьбы. В отличие от Гумпловича Ратценхофер трактует социальные процессы в конечном счете как межиндивидуальные, а группу ‑ как продукт взаимодействия между индивидами.

Концепции Ратценхофера оказали влияние на американского социолога Альбиона Смолла (1854-1926). Вслед за Ратценхофером Смолл рассматривает интерес в качестве основной единицы социологического исследования: понятие интереса, с его точки зрения, призвано сыграть в социологии ту же роль, какую понятие атома сыграло в физике [69, с.426]. Вся социальная жизнь в конечном счете состоит «в процессе развития, приспособления и удовлетворения интересов» [Ibid., p.433-434].

Смолл довольно туманно определяет интерес как «неудовлетворенную способность, соответствующую нереализованному условию и направленную на такое действие, которое реализует указанное условие» [Ibid., p.433]. Наиболее общими классами интересов Смолл считает следующие: здоровье, благосостояние, общение, познание, красота, справедливость. Интерес имеет два аспекта: субъективный ‑ желание и объективный ‑ то, в чем ощущается потребность, «желаемая вещь». Социальные явления в целом, по Смоллу, представляют собой результат взаимодействия трех основных факторов: «1) природы; 2) индивидов; 3) институтов, или способов ассоциации между индивидами» [Ibid., p.552].

Из всех социал-дарвинистских теорий в социологии теория Смолла в наименьшей степени содержит в себе специфические

черты социал-дарвинизма и в наибольшей проникнута психологизмом, что объясняется влиянием Уорда. Хотя Смолл считал биологические аналогии в социальной науке одним из необходимых этапов в ее истории, он связывал дальнейший прогресс социологии с переходом от биологических аналогий к непосредственному анализу реальных социальных процессов [70, р.79-80].

Конфликт для Смолла не был универсальным фактором социальной жизни. Он трактовал его как одну из форм взаимодействия людей, доминирующую главным образом на ранних этапах исторического развития.

Конструкции Смолла лишены концептуальной строгости: анализируя огромное количество понятий (ассоциация, социальный процесс, физическая среда, духовная среда, субъективная среда, социальные функции, социальные цели, социальные силы, ценности, оценки), он не стремился увязать их в единую систему.

В методологической части теории Смолла существенное значение имеет указание на необходимость комплексного подхода к социальным фактам, но эта мысль не проводилась им достаточно четко и последовательно [69, р.15; 70, р.160]. В научном исследовании Смолл выделял четыре фазы: описательную, аналитическую, оценочную и конструктивную. Последняя фаза проясняет взгляд Смолла на призвание социологии. Согласно его точке зрения, наука не должна воздерживаться от оценочных суждений; напротив, это ее прямая задача. Социология, по Смоллу, должна иметь практическое применение в «социальной технологии», т.е. в приспособлении «средств к целям в практическом улучшении общества» [69, р.34]. Отсюда политический реформизм Смолла, критиковавшего с буржуазно-либеральных позиций наиболее явные пороки капиталистического общества.

Концепции Смолла не оказали сколько-нибудь существенного влияния на развитие американской социологии, однако он сыграл большую роль в деле ее институционализации. Одной из самых видных фигур в американской социологии был профессор Йельского университета Уильям Грэм Самнер (1840-1910). Основные принципы социологии Самнер заимствовал у Спенсера. Они состоят в утверждении, во-первых, автоматического и неуклонного характера социальной эволюции, во-вторых, всесилия и универсальности естественного отбора и борьбы за существование. Эти принципы определяли позиции Самнера по различным, иногда даже весьма частным, экономическим, политическим и нравственным вопросам.

Исходя из представления о неуклонном и автоматическом характере социальной эволюции, Самнер отвергал всякие попытки реформировать, а тем более революционизировать общественные отношения. Название одной из его работ ‑ «Абсурдное усилие перевернуть мир» (1894) ‑ чрезвычайно характерно в этом отношении.

Самнер выступает против всех форм государственного регулирования социальной жизни. Будучи наиболее яростным сторонником принципа laissez-faire, он отстаивает не столько сохранение прежнего положения вещей, сколько необходимость стихийности в развитии, и именно в этом специфика его консерватизма. «Эволюция знает, что делает», ‑ так можно было бы сформулировать его кредо.

Эволюция, согласно Самнеру, пробивает себе дорогу через борьбу за существование, которая столь же «естественна», как и сама эволюция. «Конкуренция так же не может быть уничтожена, как и гравитация», ‑ утверждает он [73, р.68]. В связи с этим Самнер рассматривает социальное неравенство как естественное состояние и необходимое условие развития цивилизации. Идея естественного отбора выступает в его интерпретации как идея естественности социального отбора. Как отмечает Хофштедтер, у Самнера мы встречаемся с новым вариантом кальвинистской идеи предопределения [47, р.66]. Разница лишь в том, что на место провидения Самнер ставит провиденциалистски понимаемую «эволюцию», обеспечивающую с железной необходимостью торжество сильнейших и поражение слабейших. Накопление общественного богатства в руках немногих он рассматривает не как препятствие общественному прогрессу, а как (его условие.

Идеологические воззрения Самнера в целом выражали устремления средних слоев американской буржуазии с их требованием благоприятных условий для свободной конкуренции перед лицом развития государственно-монополистических тенденций.

Необходимо подчеркнуть, что специфические черты социал-дарвинизма проявились главным образом в публицистических выступлениях Самнера. Что касается его социологических работ, то здесь их удельный вес был значительно меньше. Основная работа Самнера ‑ «Народные обычаи» (1906) ‑ анализирует большой этнографический материал. Обычаи рассматриваются им в конечном счете как продукт фундаментальных биологических потребностей людей. Стремясь удовлетворить свои потребности, люди вырабатывают определенные способы деятельности, которые рутинизируются и выступают как обычаи (на уровне группы) и привычки (на уровне индивида). Народные обычаи

Самнер трактует необычайно широко, включая в них все стандартизированные формы поведения. В качестве непосредственных причин обычаев он рассматривает две группы факторов. Во-первых, это ‑ интересы [74, р.3]. Люди борются либо между собой, либо с окружающей их. флорой и фауной. Обычаи, таким образом, представляют собой определенные виды защиты и нападения в процессе борьбы за существование. Во-вторых, обычаи являются продуктом четырех мотивов, которые Самнер считает четырьмя главными мотивами человеческих действий вообще (предваряя тем самым концепцию четырех желаний Уильяма Томаса). Это голод, сексуальная страсть, честолюбие и страх. В основе этих мотивов лежат интересы [74, р.18]. Самнер подчеркивает, что обычаи не являются результатом сознательной воли человека: «Они подобны естественным силам, которым человек бессознательно дает действовать...» [Ibid., р.4].

Наибольшую известность приобрели понятия Самнера «мы-группа» («we-group», или «in-group») и «они-группа» («they-group», или «out-group»). Отношения в «мы-группе» — это отношения солидарности, тогда как между группами преобладает враждебность. Последняя связана с этноцентризмом, который Самнер определяет как «взгляд, согласно которому собственная группа представляется человеку центром всего, а все остальные шкалируются и оцениваются по отношению к ней» [Ibid., p.13].

Самнер в целом создает упрощенную картину отношений между группами в «примитивных» обществах [3, с. 10-15]. На самом деле в отношениях между родами и племенами встречается не только враждебность, но и сотрудничество и взаимопомощь. Не выдерживает критики биологический редукционизм его концепции обычая: если бы обычаи были лишь результатом биологических потребностей людей, то невозможно было бы объяснить существование и длительное функционирование вредных с точки зрения биологических потребностей обычаев.

Концепция Самнера имеет и несомненные достоинства. Самнер одним из первых поставил проблему нормативных аспектов социальной жизни. Если отбросить исходные предпосылки его концепции обычая (борьба за существование и т.д.), то в ней можно найти ряд важных соображений о характерных чертах обычая. Существенное значение для социальной психологии и этнографии имеют понятия этноцентризма, «мы-группа» и «они-группа» [24]. Но положительные стороны его концепции существенно обесцениваются ее социал-дарвинистскими основа-

ми и хаотическим нагромождением этнографического материала, не объединенного никаким методологическим принципом. Более того, сама проблема метода для Самнера не существует. Оценивая место Самнера в истории социологии в целом, необходимо отметить, что если в его концепции встречаются рациональные положения, то они не только не связаны с основополагающими принципами его социал-дарвинизма, но, напротив, весьма далеки от них.

Подведем итог рассмотрению социал-дарвинистской школы в социологии. Как бы ни отличались друг от друга концепция социал-дарвинистов, им присущ фундаментальный порок: редукционизм, сведение закономерностей одного уровня реальности к другому. Представление о постоянно воюющих между собой группах как новый вариант гоббсовской концепции «войны всех против всех» столь же несостоятельно, как и противоположное представление о людях, живущих в гармонии и согласии. «Взаимодействие мертвых тел природы включает гармонию и коллизию; взаимодействие живых существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество, а также сознательную и бессознательную борьбу. Следовательно, уже в области природы нельзя провозглашать только одностороннюю «борьбу». Но совершенное ребячество ‑ стремиться подвести все богатое многообразие исторического развития и его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: «борьба за существование». Это значит ничего не сказать или и того меньше», ‑ писал Ф. Энгельс [1, т.20, с.622].

Социал-дарвинисты обратили внимание на социальные конфликты, но игнорировали ведущую роль классовой борьбы, Буржуазия недаром увидела в некоторых социал-дарвинистских теориях обоснование своего господства. Игнорируя связь конфликтов с определенными социальными отношениями, приписывая им статус «естественности», вечности, неустранимости, социал-дарвинисты тем самым способствовали сохранению этих конфликтов.

* * *

Несмотря на серьезность некоторых поставленных ими проблем, натуралистические и биолого-эволюционные концепции в социологии XIX в. были в значительной мере спекулятивны и неисторичны. Бесплодность подхода к социальным явлениям на основе одних физических, биологических и других аналогий, недопустимость подмены исторических закономерностей «вечными» законами природы показаны В. И. Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм»: «...перенесение биологических понятий

вообще в область общественных наук, ‑ писал он, имея ввиду сведение социальных явлений к общему роду биологических приспособлений, ‑ есть фраза» [2, т.18, с.349]. Резко критиковали эти концепции, хотя с иных позиций, и многие буржуазные социологи первой половины XX в., так что биологизация социальных явлений стала казаться явным анахронизмом, а натуралистические школы ‑ тупиком в истории социологической мысли (см., например: [71, 77]). Однако в связи с новейшими достижениями генетики, экологии и этологии споры снова возобновились.

За рубежом в последнее время много пишут о «социобиологии» как «новом синтезе» биологических и социальных наук ‑ от молекулярной и популяционной генетики до психологии поведения и эргономики [39, 83]. Этот «новый синтез» противопоставляется преждевременному синтезу и попыткам интеграции социального и биологического знания в старых биолого-эволюционистских школах, которые были вынуждены восполнять недостававшие им факты спекулятивными умозрениями. Однако налицо определенная преемственность проблем и способов их постановки. Возродилась и вновь стала объектом исследования идея «суперорганизма». Серьезное внимание уделяется системе коммуникаций в коллективном поведении животных и аналогичным механизмам поведения в социальной жизни людей. Сами по себе такие исследования необходимы и плодотворны, в них участвуют и ученые социалистических стран [86]. Но при этом появляются и рецидивы старых натуралистических концепций, например в попытках поставить историческую эволюцию человеческого общества и формы его социальной организации в зависимость от его генофонда, который якобы определяет социальное поведение [41, 51]. Предпринимаются также сомнительные попытки механического перенесения наблюдений за поведением животных на человека, хотя в основе этих попыток лежат более осторожные, чем прежде, естественнонаучные описания и теоретические конструкции.

В связи с этим в современной критике социального биологизма [31, 59] вновь обсуждаются философско-мировоззренческие основания биолого-натуралистического и социально-исторического истолкования проблем человека, возможные пункты сближения и разногласия между вытекающими из этих истолкований программами социальных исследований.

Советские ученые критикуют обе крайние редукционистские тенденции: и биологизаторскую и социологизаторскую. «Перед современной наукой, ‑ пишет академик П.Н. Федосеев, ‑ стоит сложнейшая задача... раскрыть тот конкретный и всеобщий

способ, или «.механизм», взаимодействия биологического и социального, который обеспечивает 1) специфичность, нетождественность и вместе с тем 2) преемственность, взаимосвязь обеих этих сфер бытия в развитии и поведении человека» [28, с.66]. Актуальность, теоретическое и практическое значение этой проблемы возросли в связи с тем, что «новейшие успехи биологии, и в частности генетики, создают условия для исследования многообразных конкретных форм взаимодействия биологического и социального в процессе развития и жизни человека и общества... в условиях НТР по-новому встает сложнейшая задача оптимального сочетания научно-технической и производственной деятельности общества с процессами, протекающими в биосфере» [Там же, с.56, 57].

Последняя задача привела к возникновению за рубежом «человеческой экологии», начальные понятия которой были заложены географической школой, поскольку она тоже изучала жизненные связи человека с его так или иначе определенной средой. Однако несмотря на совпадение некоторых постановок проблем в натуралистической социологии XIX — начала XX в. и в современной науке все же нельзя задним числом привносить содержание новых понятий в старые теории.

Литература

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. ‑ Т.20, 21, 34.

2. Ленин В.И. Полн. собр. соч. ‑ Т.18.

3. Артановский С.Н. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур. Л., 1967.

4. Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология. Пг., 1921. Ч.2.

5. Бокль Г.Т. История цивилизации в Англии. 4-е изд. СПб., 1906.

6. Витвер И. Французская школа «географии человека». ‑ Учен. зап. МГУ, 1940, вып.35.

7. Вормс Р. Общественный организм. СПб., 1897.

1. Вормс Р. Борьба за существование и естественный отбор. ‑ Вестн. Европы, 1910, №2.

8. Гейден Г. Критика немецкой геополитики. М., 1960.

9. Гофман А.Б. Элитизм и расизм: Критика философско-исторических воззрений А. де Гобино. ‑ В кн.: Расы и народы: Ежегодник. М., 1977, т.7.

10. Грееф Г. Общественный прогресс и регресс. СПб., 1896.

11. Гумплович Л. Социология и политика. М., 1895.

12. Гумплович Л. Основы социологии. СПб., 1899.

13. Гумплович Л. Очерк истории социологии. СПб., 1899.

14. Гумплович Л. Социологические очерки. Одесса, 1899.

15. Далин В:М. У истоков расизма: Маркс о Гобино. ‑ В кн.: Далин В. М, Люди и идеи. М., 1970.

16. Кон И.С. Позитивизм в социологии. Л., 1964.

17. Л.Д.С. Взгляды Шеффле на общество. ‑ Рус. мысль, 1892, Kн.12.

18. Лилиенфельд П.Л., Тоаль П.Ф. Мысли о социальной науке будущего. СПб., 1872. Ч.1.

19. Мечников Л. И. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.

20. Мюллер Ф., Геккель Э. Основной биогенетический закон. М.; Л., 1940.

21. Новиков Я.А. Сущность прогресса. ‑ В кн.: Новые идеи в социологии. СПб., 1914, сб.3.

22. Оствальд В. Энергетика общих законов прогресса. ‑ Там же.

23. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1966.

24. Ратцель Ф. Земля и жизнь. СПб., 1903-1906. ‑ Т.1, 2.

25. Реклю Э. Земля и люди. СПб., 1898-1901. ‑ Т.1-19.

26. Тэйлор Э. Первобытная культура. М., 1939.

27. Федосеев П.Н. Проблема социального и биологического в философии исоциологии. ‑ Вопр. филос., 1976, №3.

28. Фулье А. Современная наука об обществе. М., 1895.

29. Харвей Д. Научное объяснение в географии. М., 1974.

30. Холличер В. Человек и агрессия: З. Фрейд и К. Лоренц в свете марксизма. М., 1975.

31. Чемберлен X.С. Арийское миросозерцание. М., 1913.

32. Чижевский А.Л. Физические факторы исторического процесса. Калуга. 1924.

33. Шеффле А. Основные связи умственной организации. ‑ В кн.: Социология /Под ред. В. Зомбарта. Пг., 1923.

2. Эспинас А. Социальная жизнь животных. СПб., 1898.

3. Amman О. Die Gesellschaftsordnung und ihre natflrliche Grundlagen. Jena, 1895.

4. Bagehot W. Physics and Politics. The Works of Walter Bagehot. Hartford, 1891. ‑ Vol.4.

5. Barcelo A. Essais de mécanique sociale. Paris, 1925.

6. Berghe P.L. van den. Man in Society: A Biosocial View. N.Y., 1975.

7. Chamberlain H.S. Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts. 9. Aufl. München, 1909. ‑ H.1-2.

8. Darlington C. The Evolution of Man and Society. London, 1969.

9. Environment and Cultural Behavior: Ecological Studies in Cultural Anthropology/Ed. A.P. Vayda. N.Y., 1969.

10. Febvre L. La terre et 1'évolution humaine: introduction géographique á 1'histoire. Paris, 1922.

11. Gobineau A. de. Essai sur I'inégalité des races humaines. Paris, 1853. ‑ Vol.1.

12. Gumplovicz L. La lutte des races. Paris, 1893.

13. Haushofer K. Erdkunde, Geopolitik und Wehrwissenschaft. München, 1934.

14. Hofstadter R. Social Darwinism in American Thought. Rev. ed. N.Y., 1959.

15. Huntington E. Civilization and Climate. 3rd rev. ed. New Haven, 1924.

16. Huntington E. The Character of Races as Influenced by Physical Environment, Natural Selection and Historical Development. N.Y., 1924.

17. Huntington E. Mainsprings of Civilization. New York; London, 1945.

18. Jacob F. La logique du vivant: une histoire de 1'hérédité. Paris, 1971.

19. Kjellen R. Der Staat als Lebensform. Leipzig, 1917.

20. Lapouge G. V. de. Les sélections sociales. Paris, 1896.

21. Lapouge G. V. de. Race et milteu social: Essais d'anthroposociologie. Paris, 1909.

22. Lilienfetd P. Die menschliche Gesellschaft als realer Organismus. Mitau, 1873. ‑ Bd. 1.

23. Lötka A. Elements of Physical Biology. Baltimore, 1925.

24. Meyer H. Houston Stewart Chamberlain als volkischer Denker. Munchen, 1939.

25. Mougeolle P. Statique des civilisations. Paris, 1883.

26. Der Mensch und die Graugans: Eine Kritik an Konrad Lorenz. Frankfurt a.M., 1975.

27. Ostwald W. Energetische Grundlagen der Kulturwissenschaft. Leipzig, 1909.

28. Ratzel F. Anthropogeographie. Stuttgart, 1882-1891. ‑ Bd.1-2.

29. Ratzel F. Politische Geographie. 3. Aufl. Munchen; Berlin, 1923.

30. Ratzenhofer G. Soziologische Erkenntniss. Leipzig, 1898.

31. Ritter K. Die Erdkunde im Verhältniss zur Natur und zur Geschichte des Menschen: Oder allgemeine, vergleichende Geographie. 2. Aufl. Berlin, 1822-1859. ‑ Bd.1-21.

32. Sch ä ffle A. Bau und Leben des sozialen Korpers. 3. Aufl. Tübingen, 1896. ‑ Bd.1-2.

33. Sch ä ffle A. Abriss der Soziologie/ Hrsg. K. Bücher. Tübingen, 1906.

34. Schlanger I.E. Les métaphores de I'organisme. Paris, 1971.

35. Semple E.C. Influences of Geographic Environment, on the Basis of Ratzel's System of Anthropo-Geography. N.Y., 1911.

36. Small A. General Sociology. Chicago; London, 1905.

37. Small A. The Meaning of Social Science. Chicago, 1910.

38. Sorokin P. Contemporary Sociological Theories. New York; London, 1928.

39. Stewart J., Warntz W. Macrogeography and Social science. ‑ Geogr. Rev., 1958, vol.48, p.167-184.

40. Sumner W. The Challenge of Facts and Other Essays. New Haven; London, 1916.

41. Sumner W. Folkways. London, 1958.

42. Szczurkiewicz T. Studia socjologiczne. Warszawa, 1969.

43. Tatham G. Environmentalism and Possibilism. ‑ In: Geography in the Twentienth Century: a Study of Growth, Fields, Techniques, Aims and Trends/ Ed. T.G. Taylor. 3rd ed. N.Y., 1957.

44. Timasheff N.S. Sociological Theory: Its Nature and Growth. N. Y., 1967.

45. Tourville H. de. The Growth of the Modern Nations. N. Y., 1907.

46. Tylor E.B. On a Method of Investigating the Development of Institutions. — J. Roy. Anthropol. Inst., 1889, vol.18.

47. Vaccaro A. La lotta per l'esistenza e i suoi effetti sull' umanità. Roma, 1886.

48. Vallaux C. Géographie sociale: le sol et 1'etat Paris, 1911.

49. Vidal de la Blache P. Principes de géographic humaine. Paris, 1922.

50. Wilson E.O. Sociobiology: the New Synthesis. Cambridge (Mass.); London, 1975.

51. Winiarski L. L'energie sociale et ses mensurations. ‑ Rev. philos., 1900, vol.49.

52. Worms R. La sociologie: sa nature, son contenu, ses attaches. Paris, 1926.

53. Zasadny T. Biologia a nauki spoleczne. ‑ Stud, filoz., 1975, N12, s.139-147.

Глава пятая
Психологическая социология конца XIX — начала XX века

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒