 |
Нюрнбергские мастера пения. Акт III
|
|
|
|
Нюрнбергские мастера пения. Акт III
Рихард Вагнер
НЮРНБЕРГСКИЕ МАСТЕРА ПЕНИЯ
Музыкальная комедия в 3-х действиях Перевод Виктора Коломийцова
ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ
В мастерской Закса (неглубокая площадь сцены). На заднем плане полуотворённая дверь, ведущая на улицу. Направо в стороне – дверь в другую комнату. Налево окно с цветочными горшками, выходящее в переулок; сбоку рабочий стол. Закс сидит в большом кресле у этого окна, и утреннее солнце ярко освещает его фигуру; он углублен в чтение большого фолианта, лежащего у него на коленях.
С улицы в дверях появляется Давид; он заглядывает в мастерскую и, заметив Закса, отскакивает назад. Убедившись однако, что Закс его не замечает, он проскальзывает в дверь; в руках у него корзина, которую он быстро, украдкой ставит под другой рабочий стол, в глубине у выхода; затем осторожно ставит корзину на стол и начинает рассматривать её содержимое. Он выкладывает оттуда на стол цветы и ленты; наконец, на дне корзины находит колбасу и пирог. Он собирается тут же закусить тем и другим, как вдруг Закс, по прежнему не обращающий на него внимания, с внушительным шумом переворачивает большую страницу фолианта. Давид вздрагивает, прячет еду и оборачивается.
Давид
Да, мастер! Здесь! –
Бекмессеру я на дом отнёс его башмаки...
Кажись, меня вы позвали?..
(Молчит, не хочет взглянуть...
Недобрый знак, – он верно зол! )
(Медленно и смиренно приближаясь к Заксу)
Ах, мастер! Будьте добрей:
ученик – не ангел святой! –
Знай вы Магдалену, как я, –
вы простили б мне этот грех!
Она добра, нежна со мной,
глядит так сердечно мне в глаза...
Побили вы – погладит она,
притом смеётся ласково так...
В дни голодовки кормит меня, –
любезна очень со мной она!
Вчера лишь не дала мне корзины, –
только за то, что срезался рыцарь! –
Я был оскорблён. –
А ночью вдруг я вижу, что
кто-то подошёл и ей поёт,
орёт во всю, – и спину я ему нагрел.
По мне, беда не так велика! –
А наша любовь расцвела опять!
Сегодня объяснила Лена мне всё
и на праздник ленты с цветами дала...
(На него нападает большой страх. )
Ах, мастер! Всё молчите вы!..
(Надо бы убрать колбасу и пирог! )
|
|
|
Закс, всё время невозмутимо продолжавший читать, теперь захлопывает фолиант. Сильный шум так пугает Давида, что он спотыкается и невольно падает перед Заксом на колени. – Закс глядит поверх книги, продолжающей лежать у него на коленях, и поверх Давида, который всё в той же склонённой позе боязливо смотрит ему в глаза; взгляд Закса случайно останавливается на заднем рабочем столе.
Закс
(тихо и ласково)
Ленты я вижу и цветы? Прекрасный, юный убор!
Но кто же их нам принёс?
Давид
(удивлённый приветливым тоном Закса)
Ах, мастер! Сегодня праздничный день,
и всякий готовит наряд себе!
Закс
(всё также тихо, как бы про себя)
Может, свадьба у нас?
Давид
Да, если б Давид жениться на Лене мог!
Закс
(по прежнему)
Мальчишник, видно, был вчера?
Давид
(Боже правый! Расплата пришла! ) –
Простите, мастер, забудьте всё!
Ведь нынче у нас Иванов день!
Закс
Иванов день?
Давид
(Что, он оглох? )
Закс
Коль знаешь притчу, так спой её!
Давид
(постепенно опять ставший на ноги)
Урок мой? О! Ещё бы нет! –
(Прошло! Он в духе и всё простил! )
(Он начинает петь громко и грубо – по рассеянности на мотив песни Бекмессера из предыдущего действия. )
“Крестил народы Иоанн”...
Закс
(перебивая его с жестом удивления)
Что-о?!
Давид
(улыбаясь)
Прошу извинить! Вчерашний мальчишник сбил меня! –
(Он подтягивается и поёт как следует. )
“Крестил народы Иоанн,
грехи водой смывая;
с сынком из Нюренбергских стран
пришла вдова младая.
Ребёнку Иоанн святой
сам имя дал Ивана,
и вот они к себе домой
вернулись с Иордана.
В краю немецком свой закон, –
и кто “Иваном” был крещён
в струях Иорданских вод,
тот на Пегнице “Гансом” слывёт”.
|
|
|
(Размышляя)
Гансом?.. Ганс! –
(Пылко)
Мой мастер! Ведь именинник вы! –
Нет, как про это забыть я мог! –
Вот, вот цветочки! Это вам!
И ленты, и... что бы такое ещё?
Ах, да, вот! Вот пирог превосходный!
Может, хотите колбаски ломтик?
Закс
(по прежнему спокойно, не меняя позы)
Спасибо, друг! Оставь себе. –
Но нынче со мной ты на праздник пойдёшь;
надень эти ленты и цветы:
будь красивым герольдом моим!
Давид
Я бы хотел лучше шафером быть!..
Мастер! Ах, мастер! Женитесь опять!
Закс
Без хозяюшки скучно тебе?
Давид
Клянусь, хозяйка украсит ваш дом!
Закс
Как знать? Поживём – увидим...
Давид
Пора!
Закс
Так, значит, видно что-нибудь?
Давид
Ну, да!.. Ведь об этом все толкуют! –
Бекмессера вы легко победите!
По мне, нынче он... вряд ли приз возьмёт...
Закс
Кто знает? Может быть, ты и прав. –
Ну, ступай; а рыцарь пускай поспит.
Вернись, как будешь совсем одет!
Давид
(тронутый, целуя руку Закса)
(Клянусь, никогда он не был так добр!
Даже все колотушки я успел позабыть!
Давид собирает свои вещи и уходит в смежную комнату. – Закс в раздумье подпирает голову рукой, поставив локоть на фолиант, который всё ещё лежит у него на коленях. По-видимому, разговор с Давидом совсем не прервал течения его мыслей.
Закс
(после некоторого молчания)
Жизнь – сон, царство мечты!
Пытливо я гляжу в анналы всех времён,
хочу найти причину, – зачем
в слепой вражде друг друга люди терзают,
платя безумству дань? –
И пользы нет, и славы нет!
Беглец свой бег победой считает, –
стонов своих не слышит он;
другой же сам себя грызёт,
но счастлив и так весел!
Кто сводит всех с ума? Извечных снов игра, –
мечта, мечта-царица, весь мир живёт лишь ею! –
Вот спит она, но в тайном сне набравшись сил
вдруг вновь летит, и вновь всё покорилось ей!..
Хранитель кротких нравов, труда и мира друг, –
ты цвет страны родимой, мой милый Нюренберг!..
(В восторженном умилении он устремляет спокойный взор в пространство. )
Однако в час ночной, –
несчастье отстраняя
от двух сердец слишком пылких, –
мудрец тут наглупил:
башмачник в своей лавчонке
дёрнул безумья нитку...
И вот по всем закоулкам мечта летит,
беснуясь; стар, млад, жена, дитя, –
все, как один, с ума сошли,
и в честь мечты-царицы дубинки в пляс пустились:
внезапный дождь ударов залить мечту стремится!
|
|
|
С чего всё началось? – Наверно, эльф шалил...
Светляк не мог жены найти и с горя вдруг затеял бой...
Сирени дух... Ивана ночь...
Но вот настал Иванов день!
Теперь посмотрим, как Ганс Закс
сам ловко склонит лёт мечты
на благо двум друзьям...
Уж если к нам она летит,
в наш Нюренберг,
так пусть вершит дела,
что редко удаются в жизни
и где нас лишь мечта спасает! –
В двери направо появляется Вальтер; он на минуту останавливается на пороге и смотрит на Закса. Последний оборачивается к нему, предоставив фолианту соскользнуть на пол.
Закс
Мой гость, привет вам!
Встали уже?
Немного вам поспать пришлось?
Вальтер
(очень спокойно)
Немного, но я спал так крепко.
Закс
Так, значит, дух ваш бодр и свеж?
Вальтер
(всё также спокойно)
Я видел отрадный, чудный сон.
Закс
Вот добрый знак! Расскажите мне!
Вальтер
О нём и думать я боюсь, –
боюсь, что в миг исчезнет он...
Закс
Мой друг! Кто сам творит мечты,
тот должен помнить сны свои!
В виденьях сна, поверьте мне,
нам часто светит правды луч;
и можно “толкованьем снов”
узнать мир песен и стихов...
Вам сон, пожалуй, мог открыть,
что нынче рыцарю мастером быть?
Вальтер
Нет, мастеров и вашей школы
моё виденье не коснулось.
Закс
Словечко всё ж узнали вы,
что даст певцу победу?
Вальтер
Ужели вам провал такой
внушать надежду может!
Закс
Надежду твёрдо я питаю, –
ничто ещё не погибло;
не то я вам не мешал бы в бегстве, –
даже сам убежал бы с вами! –
И право, бросьте гордый гнев!
Всё это честный, славный народ;
не злы они, – их надо знать и ловко взять умелой рукой...
Кто ставит призы, кто их даёт,
тот хочет тоже, чтоб считались с ним.
А вы... а вы напугали их, – ещё бы нет!
Таким огнём, такой волной
стихов и звуков сманить можно дочек
на бегство из дома;
но для брачных, безмятежных уз
иные песни надо брать...
|
|
|
Вальтер
(улыбаясь)
В минувшую ночь я слышал их:
изрядный шум натворили они!
Закс
(смеясь)
Да, да, мой друг! И звучный такт слышали вы!
Я не о том. Совет мой примите:
вам теперь надо песней мастера нас пленить!
Вальтер
Живая песнь, песнь мастера, –
ведь это же одно и то же?
Закс
Мой друг! В расцвете юных дней,
когда нам грудь волнуют, восторг в неё вливая,
весна и первый зов любви, –
тогда живая песня легко поётся нами:
весна поёт за нас!
Но вскоре осень в дверь стучит;
то радость нам, то горе семья и жизнь приносят:
дети, заботы, то да сё...
Вот тогда спеть может, живую песню сердца, –
лишь мастер, верьте мне!
Вальтер
Люблю её, женюсь на ней
и жизнь отдам жене моей!
Закс
Законы мастеров усвойте;
они служить вам будут верно
и вам сберечь помогут всё то,
что в годы юных и нежных снов
любовь и весна вложили тайно в сердце вам, –
и не погаснет ваш огонь!
Вальтер
Но кто же создал ваш устав?
Так много счастья он сулит...
Закс
Он создан бедным, скромным людом,
что нёс в лишеньях бремя жизни;
в слезах, в тоске тяжёлой
они создали формы,
чтоб закрепить в них любви восторги,
мечты былых, далёких дней,
и помнить вечно лик весны...
Вальтер
Нет, кто весну давно утратил,
тот оживить её бессилен!
Закс
Но вспомнить он её дары...
Вот сам я, человек простой,
вам наш устав объясняю,
а вы в него жизнь вдохните. –
Вот тут чернила, бумага, перо:
я запишу, – диктуйте мне.
Вальтер
С чего начать, –
не знаю сам...
Закс
Ваш сон мне расскажите вы.
Вальтер
Законов строгий ваш урок
его почти совсем затмил...
Закс
Поможет вам поэта дар:
память стихи заменяют порой...
Вальтер
Так я спою мечту, а не сон?
Закс
Мечта и сон – всегда друзья.
Вальтер
Могу ли я без правил петь?
Закс
Создайте их, – вот дело в чём! –
В виденьях сладких сна витайте,
а Закс об остальном помыслит...
Вальтер садится близ Закса у рабочего стола, за которым Закс записывает стихотворение Вальтера.
Вальтер
(немного подумав, начинает очень тихо)
“Розовым утром алел свод небес...
Волшебный сад
нёс аромат,
мне в грудь вливая
неги рая:
земной эдем воскрес,
полный чудес...
(Он останавливается. )
Закс
Куплет по форме! –
Теперь, мой друг, второй сложите
такой, точь-в-точь.
Вальтер
Зачем точь-в-точь?
Закс
Чтоб дать понять,
что ищете вы жену себе...
Вальтер
(продолжает)
“Гордо росло
дерево жизненных сил,
и плод златой
в листве густой,
суля мгновенья
упоенья,
меня к себе манил,
вечность дарил... ”
Закс
В конце вы взяли тон иной, –
у наших так нельзя;
но Закс не может не понять,
что так должно быть весной...
Ну, спойте же “припев” теперь.
Вальтер
Какой припев?
|
|
|
Закс
Покажет всем, что ваш союз удачен, –
никто иной, как сын ваш;
свои уж рифмы у него,
хоть на куплеты он похож;
что сын имеет облик свой, –
всегда приятно всем отцам.
Припев куплетам даст конец, –
ничто от них не отпадёт.
Вальтер
(продолжает)
“О, грёзы сна!
Там образ девы мне предстал
в игре лучей, в сияньи дня:
красы такой я не видал!
Нежно она
к себе призывает меня...
Обняв рукою,
влечёт с собою,
желанный плод с улыбкой рвёт
и мне вкусить даёт
бессмертья сок... ”
Закс
(скрывая своё умиление)
Вот это славный припев, клянусь!
Вышел отлично целый бар!
Правда, даёте вы мелодии вольный ход;
конечно, тут ошибки вовсе нет,
но нелегко запомнить фразу, –
вот что сердит наших старцев! –
Теперь надо вам бар второй сложить,
чтоб был и первый понятней всем;
к тому же нельзя пока отличить
мечту поэта от грёзы сна...
Вальтер
“Вечер багряной зарёй догорал...
Заката тень
покрыла день...
Сияли очи,
как звёзды ночи:
её души кристалл
в очах сверкал!
***
В ткани ночные эдем был одет...
Сквозь свет ветвей,
как блеск очей,
с высокой дали
мне послали
двух звёзд лучи привет,
алмазный свет...
***
В тёмных кустах
ручей невидимый журчит,
и волны ласково манят,
как пенье томных нереид...
В стройных ветвях
лучистые капли горят,
сбираясь в хоры,
пленяя взоры...
Наполнен звуками сад,
и сонмом звёзд объят
могучий лавр... ”
Закс
(растроганный)
Друг! Сновиденье в руку вам:
по чести, – хорош и этот бар! –
Может быть, вы третий мне споёте?
Виденья тайну он объяснил бы...
Вальтер
(быстро вставая)
Я спел, что мог! Довольно слов!
Закс
(также вставая и с дружеской решимостью подходя к Вальтеру)
Так сбережём до дела их! –
Напев свой в памяти держите:
чудесно он звучит в стихах...
И в час, когда вам петь народу,
создайте нам всю картину сна!
Вальтер
Что вы хотите?
Закс
Слуга ваш верный кстати
пришёл и всё принёс;
одежды, что хотели вы надеть на брачном пире,
ко мне посол доставил на дом:
голубка знала ведь гнездо,
где голубь видит сны...
Так в комнату мою пойдём;
и вы, и я сегодня должны
в нарядных платьях быть, –
ведь нынче день больших надежд! –
Итак, идём ко мне, прошу!
Вальтер дружески, с размаху, пожимает руку Закса; не разнимая рукопожатия, Закс спокойной уваренной походкой уводит Вальтера в смежную комнату, почтительно отворив ему дверь и пропустив его вперёд.
На улице перед дверью показывается Бекмессер, сильно возбуждённый, и заглядывает в мастрескую; заметив, что она пуста, он поспешно входит. – Писарь разодет в пух и прах, но имеет страдальческий вид. – На пороге он ещё раз внимательно оглядывает всю комнату и затем ковыляет вперёд; боли сводят ему спину, он потирает её и делает ещё несколько шагов; но колени у него подгибаются, и он трёт их в свою очередь; потом садится на рабочую скамейку, но сидеть ему тоже больно: он быстро вскакивает и в невесёлом раздумьи смотрит на скамейку, беспокоясь всё более и более. Его мучат удручающие воспоминания и картины, – он вытирает холодный пот, выступивший у него на лбу. В возрастающей тревоге он принимается торопливо ковылять взад и вперёд, устремив дикий взор в пространство. Словно преследуемый ото всюду, он бегает, шатаясь, по всем направлениям; очутившись у рабочего стола, он хватается за его край, чтобы не упасть, и в ужасе смотрит в одну точку; обессиленный, в полном отчаянии, оглядывается вокруг; наконец взгляд его падает сквозь окно на дом Погнера; с трудом добравшись до окна, он смотрит на окно противоположного дома и пытается принять величественный вид, но ему вдруг вспоминается Вальтер; в голове писаря пробуждаются тягостные мысли, которым он пробует противопоставить горделивое сознание собственного достоинства. Однако ревность одолевает его; он ударяет себя по лбу. – С улицы чудятся ему насмешки женщин и мальчишек; он в бешенстве отворачивается, захлопнув окно. Машинально, совсем расстроенный, он снова подходит к рабочему столу и, по-видимому, пробует придумать новую песню. Глаза его падают на исписанную Заксом бумажку; с любопытством берёт он её в руки, с возрастающим возбуждением пробегает глазами стихи и наконец разражается яростным восклицанием.
Бекмессер
Его рука?! Стихи? Вот как! –
Ха! Всё ясно мне теперь!
Услыхав, что дверь из соседней комнаты отворяется, он вздрагивает и поспешно прячет бумажку в карман. –Входит Закс, одетый в праздничное платье; сделав несколько шагов и заметив Бекмессера, он останавливается.
Закс
Ага, почтенный! С добрым утром!
Ну, как вы довольны башмаками?
Бекмессер
А ну их! Тонки, чёрт знает как, подмётки!
Словно босой хожу теперь!
Закс
Мои отметки тут виной:
мне отмечать так много пришлось...
Бекмессер
Нельзя ли вам придержать язык?
Поверьте, Закс, я понял вас!
Ночная шутка, друг,
вам даром не пройдёт!
Чтоб с дороги убрать меня, –
поднял сапожник мятеж и бунт!
Закс
Мальчишник только, –
право не больше:
ваша свадьба громко так нашумела...
А чем веселей канун,
тем лучше выходит брак!
Бекмессер
(яростно)
О, хитрый, злой башмачник!
Забавник толстокожий!
Ты враг заклятый мне,
но знай, – я вижу всё!
В невесты мне девица дана самой судьбою,
но мой заветный клад ты караулишь сам!
Добыть Ганс Закс желает богатое наследство, –
в собраньи мастеров подвохи строил он,
чтоб деву одурачить, себя заставить слушать,
певцов других прогнать, себе её забрать!
Ну, да! Ну, да! Я не дурак!
Ораньем и стучаньем хотел заткнуть мне глотку
и скрыть от глаз её, что есть талант и у нас!
Да, да! Ха, ха! Поймал тебя? –
В конце концов мальчишку с дубиной
не меня же тайком он натравил,
чтоб тот меня избил!
Ай, ай! Ой, ой!
Синяк и здесь, и там, моей невесте на смех!
Разбит я, расколочен, –
и портному не разгладить!
Грозила даже опасность жизни!
Впрочем, я ещё могу за всё воздать врагу!
Ступайте, распевайте,
но только так и знайте:
хоть я ослаб и кончен сам,
но нынче вам приз добыть не дам!
Закс
Мой друг, вы в заблужденьи злом;
пусть я пред вами виноват,
но вашу ревность бросьте прочь:
жениться и не думал я.
Бекмессер
Ложь, обман!
Мне всё известно!
Закс
Да что вам взбрело,
мастер Бекмессер?
Хоть в делах моих вы не судья,
но верьте, что Закс не соперник вам.
Бекмессер
Вы не поёте?
Закс
Нет, конечно!
Бекмессер
А песня ваша?
Закс
Какая песня?
Бекмессер
А если я вас уличу, милейший?
(Он шарит в своём кармане. )
Закс
(взглянув на рабочий стол)
Здесь стихи лежали. Вы их стянули?
Бекмессер
(вытаскивая из кармана бумажку)
Не ваша ль рука?
Закс
Да; ну и что?
Бекмессер
Письмо-то свежо?
Закс
И чернила мокры.
Бекмессер
Иль здесь взят библейский мотив?
Закс
Кто скажет так, тот будет глуп.
Бекмессер
Итак?
Закс
А что?
Бекмессер
Вопрос?
Закс
Чего-с?
Бекмессер
А то, что прямотой хвалясь,
на деле вы отчаянный плут!
Закс
Быть может; однако с чужих столов
я ничего ещё не крал;
и чтоб вас воришкой никто не звал, –
возьмите листок, дарю вам его.
Бекмессер
(подпрыгивая от радостного испуга)
Творец! Неужель? – Мне дарит стихи? –
Но нет... Не влететь бы снова в беду...
Вы знаете стихи наизусть?
Закс
Меня-то не бойтесь, милый мой!
Бекмессер
Дарите совсем?
Закс
Чтоб вора спасти.
Бекмессер
Они уж мои?
Закс
Вполне, вполне!
Бекмессер
Но я их спою?
Закс
Их трудно спеть.
Бекмессер
А если успех?
Закс
Удивлюсь я тогда.
Бекмессер
(с видом полной доверчивости)
Вы право же снова больно скромны:
ведь Закса стих –
(он свистит)
чего-нибудь стоит!
Взгляните, как мне, бедняге, совсем не везёт!
С тоской я вспоминаю стихи, что ночью пел:
ведь из-за ваших шуток нагнал я на Погнершу страх!
А новую песню – я не могу тот час сложить!
Несчастный, разбитый страдалец, я нынче сил не найду!
Свадьбы и брачной жизни, – всего, что Бог сулил, –
мне как ушей не видеть, раз новой песни нет!
А вот теперь мне с вашею песней
легко, конечно, всё одолеть!
Если это удастся, я в землю зарою вражду,
распри и спор, давнишний наш раздор! –
(Он косится на бумажку и вдруг морщит лоб. )
А всё ж... тут нет ли ловушки мне? –
Вчера вы были мой враг;
и как же после стольких подвох сегодня вы за меня?
Закс
Я ночью шил вам башмаки.
Ужель враги поступают так?
Бекмессер
Да, да! Но всё ж клянитесь мне:
где бы я эту песню ни спел, не скажете вы никому,
что эти стихи сочинили вы!
Закс
Клянусь вам, – не скажу нигде,
что эту песню я сам сочинил.
Бекмессер
(удовлетворённый, потирая руки)
Чего ж ещё? Я обеспечен!
Бекмессер может теперь быть спокоен!
Закс
Но, друг, позвольте убедить вас
и дать совет вам дружелюбный:
учите твёрже слова! А спеть их нелегко;
напев найдёте ли к ним, найдёте ли верный тон?
Бекмессер
Друг Закс! Вы превосходный поэт!
Но напев и тон подыскать – никто не может так, как я!
Держите ухо востро, и: “Бекмессер, ай да мастер! ” –
так станут все кричать,
если Закс не будет мне мешать!
Домой же скорее, песню долбить:
не теряя минуты, выучу всё! –
Ганс Закс! Дружище! Обидел я вас!
Но дворянчик спутал мысли мои! –
(С полной интимностью)
Вот тоже гусь к нам залез!
Мы ловко прогнали его! –
Но я болтаю, я завираюсь!
С толку я сбит, сошёл с ума!..
Словечки удачны и рифмы так гладки...
Приклеен я к месту, но чешутся пятки!
Ну вот, мне пора и со двора! –
Верьте, я вас люблю, Бога за вас молю,
ваши стихи куплю, голос за вас подам,
метчика место дам!
Но бросьте дикий стук, –
метьте мелком, мой друг!
Метчик, метчик, метчик – вот он!
Пусть Нюрнберг “растёт и цветёт” с ним в тон!!
Приплясывая, он прощается с Заксом; затем шумливо и шатаясь направляется к выходу; внезапно ему представляется, что он забыл положить стихотворение в карман; он бежит назад, боязливо ищет на рабочем столе и наконец замечает, что бумажка находится в его собственной руке. Шутливо выразив по этому поводу свою радость, он ещё раз обнимает Закса с пламенной благодарностью и шумно, хромая и спотыкаясь, убегает на улицу. – Закс задумчиво и улыбаясь смотрит ему вслед.
Закс
Хитёр и зол порой человек;
но злость в нём недолго сидит.
Иной потратит много ума,
но всё ж и он бережлив:
лишь к слабой струнке прикоснёшься, –
он поглупел и весь отдаётся. –
Да, мастер Бекмессер вором стал, –
но мне он этим козырь дал... <
em> (Он оборачивается и замечает Еву, которая идёт по улице к его двери. )
Вот Евхен! Я её поджидал...
Ева входит и медленно идёт на авансцену. Она в блестящем белом платье, с богатыми украшениями, но бледна лицом и имеет немного страдальческий вид.
Закс
Дружок! Ну, здравствуй!
Ай, как гордо сегодня ты блестишь!
Такой красой, таким сияньем
ты всех с ума сведёшь!
Ева
Мастер, не так это страшно...
Любуясь платьем моим, кто скажет,
где Еве больно, где тайно жмёт башмак?.. *
Закс
Ах, злой башмак!
А кто его вчера примерить не хотел?
Ева
Заксу я верила и так;
но, видно, я ошиблась в нём...
Закс
Ай, вот беда!
Взгляну скорей и постараюсь боль унять!
Ева
Стоять на месте – не легко,
ну а ходить – ещё трудней...
Закс
Вот на скамейку ножкой стань;
быть может, средство я найду... <
em> (Ева ставит ногу на скамеечку у рабочего стола. )
Где он теснит?
Ева
Он мне... широк!
Закс
Ну, это щегольство: он по ноге.
Ева
Да, может быть...
Так вот почему он мне пальцы жмёт...
Закс
Вот тут?
Ева
Нет, там...
Закс
Так, где подъём?
Ева
Здесь, ближе к пятке...
Закс
Даже и там?!
Ева
Ах, мастер! Знать бы вам лучше меня,
где башмак теснит!
Закс
Ай, странно мне, что он широк,
а теснит здесь и там!
Вальтер, в блестящем рыцарском одеянии, выходит из смежной комнаты и при виде Евы останавливается у двери, как очарованный. Ева вскрикивает и тоже замирает в своей позе, с ногой на скамеечке, не сводя глаз с Вальтера. Закс, нагнувшийся к её башмаку, стоит на одном колене, спиной к двери, и как бы не замечает появления Вальтера.
Закс
Ага! Вот здесь! Всё я понял теперь! –
Да, ты права: шов виноват.
Ну, ладно, мы горю пособим;
постой-ка так, я твой башмачок
посажу на колодку и вмиг усмирю!
Он мягким, осторожным движением снимает башмак с ноги Евы, продолжающей стоять всё в той же позе, и за рабочим столом начинает возиться с башмаком, делая вид, что ничего другого не замечает.
Закс
(за работой)
Вечно с шилом, – таков мой удел;
сверлю, стучу и ночью, и днём.
Да, дружок, не раз я помышлял, –
нельзя ли мне башмаки забыть?
И вправду, я буду сватать тебя,
чтобы пеньем добыть кое-что себе.
Не хочешь слушать? Ответь же мне!
Ведь ты сама мне дала эту мысль...
Молчишь? Ну, ладно: “знай, мол, чини! ”
Если б хоть песню мне спел кто-нибудь!..
Слышал я нынче славную песнь;
но ещё не был спет мне третий бар...
Вальтер
(поёт, не сводя с Евы восторженного взгляда)
“Вижу созвездий лучистый полёт, –
спустились к ней,
в волну кудрей,
чело венчая
блеском рая...
Алмазных звёзд хоровод
меня влечёт... ”
Закс
(продолжая работать)
Слышишь? Ведь это мастер поёт!
Вальтер
“Чудо чудесней чарует меня,
и день двойной
владеет мной:
два дивных ока
льют широко, –
как два светила дня, –
море огня! ”
Закс
(тихо Еве)
Так вот, что слышишь ты у Закса...
Вальтер
“Грежу ли я?
Не сон ли вновь ко мне сошёл?
Венок я вижу наяву, –
в двойном сияньи он расцвёл!..
Муза моя
венчает поэта главу...
И песня спета,
огнём согрета:
в виденьи ласковом сна
испил поэт до дна
любви восторг! ”
Закс
(покончив с башмаком и снова надевая его Еве на ногу, в то время как Вальтер заканчивает “припев”)
Скажи, впору ли башмак теперь?
Как будто я... наладил недурно? –
Попробуй, ступи! – Ну, жмёт ли ещё?
Ева всё время стояла, смотрела и слушала не шевелясь, как очарованная; теперь она разражается горячими слезами, припадает к груди Закса и обнимает его, рыдая. – Вальтер подходит к ним и с большим одушевлением пожимает Заксу руку. Долгое молчание – все трое охвачены самыми глубокими чувствами. – Наконец Закс делает над собой усилие и с видом недовольства вырывается из объятий Евы, тем самым заставляя её невольно припасть к плечу Вальтера.
Закс
Беда, да и только, башмачником быть!
Ещё я хоть стихи пишу, –
не то давно бы бросил всё!
Одна канитель, нет сил моих!
Тому ширтко, а этому жмёт, –
и всякий лезет прямо ко мне:
поправь, направь, чини, лечи!
Башмачник, дескать, всё умеет, –
знает, как все дырки заштопать...
Когда к тому же он поэт,
ему совсем прохода нет;
а если он живёт вдовцом,
его считают дураком:
зелёные девицы, ища мужей,
желают, чтоб он на них глядел...
Поймёт он их, иль станет в тупик,
ответит “да”, иль “нет”, –
всё равно: смолой он пахнет под конец,
он дерзкий плут, притом глупец...
Эх, что-то будет с мальчишкой моим, –
перестал меня уважать! А Лена вовсе испортит его, –
все тарелки он любит лизать!
Кой чёрт пропадает он опять?!
Он притворяется, что высматривает Давида. Ева бросается к Заксу, удерживая его и снова привлекая к себе.
Ева
О, Закс! Мой Закс! Мой добрый друг!
Чем я воздам тебе за всё?
Что было бы со мною без нежных ласк твоих? –
Ребёнку ты любовно на жизнь глаза открыл!
Меня наставил ты добру,
внушил мне духа красоту;
ты пробудил мечты мои,
мне чувства ты согрел, взлелеял ты меня!
О, Закс, брани дитя своё,
но всё же я была права!..
Ведь если б я мгла свободно выбирать, –
твоей бы я была, ты взял бы мой венок!
Но рок поверг меня в пучину тайных мук,
и выбран должен быть не мною мой супруг:
тут высших сил могучий гнёт!..
Но мастер милый... сам поймёт...
Закс
Роман Тристана и Изольды
я не забыл, дитя;
и Закса не прельщает
роль Марка старика...
За ум я вовремя взялся, –
не то не рад бы и жизни был...
Ага! Вот бродит Лена под окном. –
Мы вас ждём! – Эй, Давид! Где ты пропал?
Магдалена в праздничном наряде входит через уличную дверь. В то же время в другой двери появляется Давид, также в праздничном платье, богать и красиво убранном цветами и лентами.
Закс
Свидетели здесь, вот кум и кума, –
начнём крестины! Все по местам!
(Все с удивлением смотрят на него. )
Как младенец тут родился, –
быть должно, чтоб он крестился.
Обычай школы нам велит,
когда напев удачный она родит,
напеву крещеньем имя дать,
чтоб каждый мог его узнать.
Почтенные гости, внимайте и в дело вникайте!
Мастерской напев на свет родился,
и рыцарь Вальтер его отцом объявился;
желая имя дать напеву,
в кумовья пригласил он меня и Еву.
Мы знаем новое творенье,
и вот вдвоём пришли на крещенье;
а также, для пуще важного вида,
позвали в свидетели Лену и Давида.
Свидетелем быть ученик бы не мог,
но ладно сегодня он спел свой урок;
так будь подмастерьем, верный мой друг:
склонись, Давид, и услышь – этот звук!
(Давид становится на колени; Закс даёт ему сильную оплеуху. )
Вставай, подмастерье, и помни о том,
каким в этот день ты стал молодцом! –
Всё иль не всё? Прошу извинить:
с крещеньем пришлось нам невольно спешить!
Чтоб младенец цвёл, другим в назиданье,
я дам ему приличное прозванье:
“Блаженного утра мечта-сновиденье” –
да будет имя его и значенье!
Пусть он без тревог растёт большой! –
Ну, милая кумушка, речь за тобой...
Он покидает центр полукруга, который образовали возле него остальные, и отходит в сторону, так что в середине стоит теперь Ева.
Ева
Яркий луч светила
будит сна покой:
утро озарило
сон отрадный мой...
О, небес виденье!
О, игра лучей!
Как понять значенье
сна души моей?..
Лишь напева нежный звук
всё мне шепчет внятно:
тайна сладких сердца мук
стала мне понятна...
Был ли это только сон?
На яву мне снится он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Грёза сна
мастеров пленит сердца, –
все поймут тогда певца!
Вальтер
Взгляд очей твоих мне шепчет внятно:
тайна сладких сердца мук
стала мне понятна...
Был ли это только сон?
На яву мне снится он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Как светлый звон,
грёза сна
мастеров смягчит сердца, –
я добьюсь у них венца!
Закс
Как тепло бы Закс сложил
в честь ребёнка звуки!
Но он в сердце затушил
искру сладкой муки...
Это был вечерний сон, –
тихо, тихо замер он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Как светлый звон,
грёза сна
мне поёт, что дар певца
стоит счастья и венца!..
Давид
Вижу ли это я во сне?
Что-то совсем неясно мне!
Право, это только сон, –
на яву мне снится он...
Подмастерье?
Вот доверье!
Я супруг?
Со всех сторон
награды вдруг!
Коль пойдёт так до конца, –
далеко ль и до певца?
Магдалена
Вижу ли это я во сне?
Что-то совсем неясно мне!
Право, это только сон, –
вижу храм и слышу звон...
Как я рада!
Вот награда!
О, мой друг!
Мне будет он
теперь супруг!
Да, быть мне женой певца,
коль пойдёт так до конца
Закс
(обращаясь ко всем)
В поле теперь! –
(Еве) Поклон отцу! –
Время, друзья, мешкать нельзя!
(Ева и Магдалена уходят. )
Ну, рыцарь мой, с надеждой в путь! –
Двери, Давид, ты запри, не забудь!
Как только Закс и Вальтер тоже вышли на улицу, а Давид принялся запирать входную дверь, – на авансцене с обеих сторон задвигаются занавеси, совершенно закрывающие сцену. – Музыка мало-помалу нарастая, принимает весёлый маршеобразный характер. Когда она достигает известной силы звучности, занавеси поднимаются.
ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ
Сцена представляет широкий луг на берегу Пегница, извивающегося в глубине; в ближайших к авансцене пунктах узкое русло реки приспособлено для движения по ней лодок. В перспективе виден город Нюренберг. – Лодки, украшенные яркими флагами, беспрерывно подвозят к берегу праздничного луга разодетых цеховых горожан с их жёнами и детьми. Справа на авансцене выстроена высокая эстрада со скамьями и сиденьями, уже украшенная знамёнами прибывших цехов; знамёнщики вновь прибывающих один за другим тоже водружают свои знамёна по краям эстрады певцов, так что она в конце концов оказывается с трёх сторон совершенно заставленной знамёнами. – Кроме эстрады, передний план сцены окаймляют палатки со всякого рода прохладительными напитками и пр. – При поднятии занавеса перед палатками – весёлое оживление; горожане с жёнами, детьми и подмастерьями сидят и лежат группами. Ученики мастеров пенья в праздничных одеждах, богато и красиво разубранные цветами и лентами, весело исполняют обязанности герольдов и маршалов, держа в руке длинные и тонкие жезлы, тоже украшенные цветами и лентами. Они встречают причаливающих к берегу, устанавливают порядок шествия цехов и сопровождают их к эстраде певцов. Представители каждого цеха, водрузив своё знамя, расходятся в разные стороны и располагаются у палаток. – В момент поднятия занавеса только что прибыл башмачный цех, который и направляется указанным порядком на авансцену.
Башмачники
(шествуя с развевающимся знаменем)
“Наш святой
был герой!
Да, славный наш Криспин
был добрый господин!
Босые ноги он жалел,
шил обувь куче ног;
а если кожи не имел, –
он крал её, где мог.
На вещи мы глядим свободно,
и в трудный час нам всё пригодно!
Башмачник, кожу добудь скорей
и шей, шей, шей!
По колодке проворно бей!
Появляются городские сторожа с трубами и барабанами; им предшествуют городские флейтщики, изготовители музыкальных инструментов и др. Отдельно идут подмастерья с детскими музыкальными инструментами, играя на них. Вслед за ними выступают портные с развевающимся знаменем.
Портные
“Как Нюренберг обложен был
свирепою ордой,
и страшный голод всем грозил, –
один портняга лихой
снял осаду, как рукой.
Козью шкуру он себе достал,
козелком пошёл гулять на вал
и, злым врагам на диво,
скакал кругом игриво.
И враг ушёл, и так сказал:
“да чёрт бы их совсем побрал, –
у них и козлам ничего себе! ”
Бе-е-е! Бе-е-е! Бе-е-е!
Кто же знал,
что портняга в козле торчал! ”
Пекаря
(непосредственно вслед за портными)
“Хлеба нет! Хлеба нет! ” –
Страшна беда такая!
Без хлеба мог бы весь белый свет
почить в селеньях рая.
Ай! Ай! Ай!
Пекарь, не зевай!
Нам хлеб скорей подай! ”
К берегу причаливает пёстро убранная лодка с молодыми девушками в богатых крестьянских нарядах. Ученики бегут к берегу.
Ученики
Творец! Фюртский* букет! Хор флейт, играй! Мы в пляс пойдём!
Городские музыканты играют танец. Ученики высаживают девушек из лодки и ведут их, танцуя, на авансцену. Характерная особенность этого танца заключается в следующем: ученики делают вид, что хотят только отвести девушек на место, но когда подмастерья намереваются перехватит
