Кириморут, Мандалор, 1090 дней после Геонозиса.

Это была худшая ночь в жизни Фая, а ему, за время своей короткой карьеры, довелось пережить немало скверных ночей.

Но он и представить не мог, какова она была для Скираты, Найнера или Дара. Как только «Эй'хан» осел на своих амортизаторах, Фай услышал звуки шагов по корпусу и оба грузовых люка — и верхний, и бортовой, были открыты снаружи.

Мереель спрыгнул вниз через верхний люк, словно медик из «нлашки», который собирается эвакуировать раненых, но даже он застыл на месте, оглядевшись по сторонам. Чувство поражения, висящее в воздухе, было таким плотным, что казалось будто оно сейчас выплеснется наружу, как вскипевшая вода.

Несколько секунд никто ничего не говорил. Потом встала Лазима и взяла на руки Кэда — тот все еще не спал, все крутил головой и смотрел по сторонам, словно выглядывая кого–то — и вышла через грузовой люк. Бесани поднялась и взяла Кэла за руку.

— Пойдем, Кэл'буир. — Она оглянулась через плечо, и свободной рукой махнула остальным. — Все в дом. Я знаю, что никому из нас этого не хочется, но первое, что мы должны сделать — это поесть, и попытаться немного поспать. Иначе от нас не будет толку.

Это был приказ, как бы мягко он ни был высказан. Сейчас командовали женщины, словно это было второй стадией битвы. Так оно и было, и она была куда тяжелее первой. Фай ждал, пока не выйдут Атин, Корр, Ордо, Вэу и Джусик. Джилка сидела, уронив руки на колени, глядя на Скирату так, словно она не знала, что делать дальше. Но Мирд ткнулся в нее носом, потом осторожно сжал ее рукав меж клыков, которые могли бы раскусить череп, и вытянул ее наружу. Стрилл был даже еще умнее, чем считал его Фай. Он был тактичен.

— Все в порядке, Фай, я присмотрю за Кэлом. — проговорила Бесани. — Парджа, должно быть, заждалась. Иди, поприветствуй жену. Мы скоро придём.

Фай не ожидал, что снаружи будет светло, а тем более, что там будет стоять солнечный полдень. Толстый снежный ковер делал свет болезненно–ярким. Все было неправильно; это должна была быть ночь, с мерзкой погодой, потому что теперь все солнечные дни будут напоминать ему об этом моменте. Он остановился у комингса люка и посмотрел, как Парджа проверяет шасси стресс–сенсорами, постукивая по цилиндрам амортизаторов гидроключом и внимательно прислушиваясь.

— Привет, кэр'ика. — сказала она, протягивая ему руку, испачканную маслом. Она не стала спрашивать — как он, потому что она это знала. — Как только все выгрузятся, мы закатим «Эй'хана» в ангар. Я скучала по тебе. Добро пожаловать домой.

Он смог заговорить не сразу. На этот раз это не было последствиями его ранений. Просто масштабы происшедшего были такими, что он не смог бы подобрать для этого слова и в лучшие его годы.

— Ты слышала, что случилось.

— Да. — ответила Парджа. Она обняла его, и какое–то время они так и стояли вместе. — Слышала.

Удивительно, насколько тихим может быть место, где собралось больше двадцати человек. Лазима внезапно стала играть роль мажордома, распоряжаясь делами и раздавая комнаты вместе с Рав Брэлор. Даже Джилка, у которой не было причин непринужденно чувствовать себя в этой анархичной мандалорианской банде — Фай был согласен, что именно этим они и являлись, и не стеснялся этого — оказалась на кухне, когда он туда заглянул.

Она готовила еду на пару с Руу, словно ее надежды на относительно спокойную жизнь не рухнули в одночасье оттого, что ей случилось оказаться не в том месте и не в то время. Все заняли свои роли согласно негласному боевому расписанию — кроме него. Вернее, он так думал до тех пор, пока не увидел Джусика и Ордо, стоящих в коридоре ведущем к оружейке, и уставившихся в никуда. Они были стойкими людьми, каждый по–своему. А теперь они явно не знали что делать.

Это усталость. Когда после тяжелого боя опускаются руки и почти невыносимо ощущение того, что ты размазан по стенке.

Фай испытывал это ощущение чересчур часто. Но проспать всю ночь, и даже проспать неделю — на этот раз будет недостаточно для того, чтобы от него избавиться.

— Пардже надо завести корабль в укрытие. — сказал Фай. — Поможете, ладно?

Слоняться вокруг и заново переживать потерю было бесполезно. Фай предпочитал истощить себя тяжелой работой, пока тело не сдастся, и его не свалит сон без сновидений, а когда он проснется — он будет повторять это снова и снова, пока — в конце концов — горе не сгладится до уровня, с которым можно жить. Так он пережил потерю его первой команды. Он может сделать так вновь.

— Да, лучше замести следы. — Ордо вышел наружу, вновь подтянутый и энергичный, словно кто–то щелкнул выключателем. — Что там в прогнозе метслужбы? Еще немного снежка — было бы неплохо; скроет следы.

Когда Фай вышел, Скираты и Бесани в «Эй'хане» не было. Парджа откинула одну из осмотровых панелей на корпусе и над чем–то трудилась внутри. Она махнула в сторону снежного поля. Две фигурки, прижавшиеся друг к другу, сидели на самом высоком из четырех, отполированных временем, гранитных валунов, выступавших из земли.

— Он хочет подождать А'дена. Бес'ика за ним присматривает.

Ордо с явным неудовольствием взглянул на сенсоры в наручи.

— Тут минус восемь. Они так поморозятся. — Он направился к ним, слегка неровным шагом, словно он старался идти по камням — как коммандо, желающий скрыть свои следы. Последовал короткий разговор, а затем он вернулся обратно.

— Бесани говорит, что у них все в порядке. — сказал Ордо. — Она заставит его надеть шлем и застегнуть броню.

Вэу вышел из дома и присоединился к осмотру.

— Он будет жить, как Джанго. — Мирд увивался вокруг него, оставляя удивительно обманчивые следы.

— Сначала тяжелая утрата выбьет из него дух. А потом она превратит его во что–то жуткое, вся злость уйдет вглубь, и из нее получится хорошо выдержанная месть. И не волнуйтесь. Это много лет не давало Джанго сдаться на рабском корабле, это же заставит жить и Кэла. Это в духе Мэндо — долгая память, быстрая вспышка и знатная месть.

Фай все еще привыкал к мандалорианскому образу мыслей; к контрасту между равнодушием к тому, что кто–то делал до того, как присоединиться к ним, и памятью о былых делах и распрях при этом. Он был таким же. Просто он только начинал это осознавать.

Ордо запустил двигатели «Эй'хана» и загнал его в ангар, скрытый в пологом склоне к северу от дома; Фай и Вэу работали регулировщиками. Сопутствующие работы — прибраться в отсеках, пополнить запасы и подготовить судно к следующему полету, заняли у их пятерки (Мирд настойчиво лез помогать) большую часть второй половины дня.

— А кто собирается сообщить новости Утан? — поинтересовался Вэу, когда они уселись на перевернутые ящики в ангаре. — Она–то считает, что она в безопасном убежище, и ожидает перевода на уютную сеповскую базу.

— Пусть так и считает. — ответил Ордо. — Пока Кэл'буир не решит, что пора.

Мирд, принюхиваясь, прошелся по ангару. Фай заметил, что стрилл уже не был для него настолько отталкивающим — возможно потому, что он привык к сильному запаху зверя с детства. А потом Мирд вскинул большую слюнявую морду и, заскулив, уставился на двери ангара неподвижным взглядом золотых глаз. Несколько секунд спустя, Фай услышал негромкое «ак–ак–ак» двигателей корабля, который снижался над их головами. Они вышли наружу, чтобы увидеть слепящий янтарный шар солнца, повисший у горизонта, и потрепанный грузовой кораблик, заходящий на посадку.

— На караул. — резко скомандовал Вэу. — Пошевеливайтесь.

Скирата и Бесани уже стояли у рампы, когда А'ден вышел из шлюза. Фай, Ордо Вэу и Джусик, не раздумывая, встали навытяжку у рампы. В этом они были не одиноки. Высыпавшие из парадных дверей бастиона Брэлор, Тай'хаай, Гиламар и прочие из клана Скираты молча выстроились в два ряда, друг напротив друга

— Мои извинения, Кэл'буир. — сказал А'ден. — Най должна была подобрать отставших. Он позвал жестом кого–то из трюма. Это оказался отряд коммандос — четверо клонов усталого вида, без шлемов, но все еще в броне с камуфляжной окраской.

— Ваййи! — воскликнула Брэлор. — Ков?

— Докладывает команда «Йайакс», мэм. — отсалютовал Ков, выдохнув облачка пара в морозный воздух. — Не могу поверить, что мы это сделали.

— Вливайся, ад'ике. — проговорила она. — Оларом. Добро пожаловать домой.

Най Воллен остановилась на вершине рампы, глядя вниз, на Скирату.

— Привет, старик. — тихо сказала она.

Скирата кивнул в ответ.

— Спасибо, что привезла ее домой.

— Мне очень жаль.

— И мне жаль, что с твоим мужем так вышло.

— Да. Может и лучше было не знать подробностей. — Она на секунду опустила взгляд и посмотрела на руки. Значит, А'ден выяснил, как погиб ее муж. — Но так, я хотя бы не буду воображать что–то еще худшее.

Скирата кивнул.

— Это верно.

— Вы готовы? Я захватила репульсорные носилки.

Скирата поднялся по рампе.

— Нет. Слишком холодно. Словно груз. — Он исчез в глубине корабля, и вышел, держа на руках маленькое тело, завернутое в одеяло с головой. Словно он хотел точно знать, что она не замерзнет. — Ты, наконец, дома, Эт'ика. Кэд заждался.

Фай услышал короткий, сдавленный вздох.

Все — мужчины и женщины, солдаты и гражданские — совершенно одинаково втянули воздух, словно их ударили в грудь. Скирата прошел между двух рядов и остановился.

— Бард'ика, рыцарей джедай кремируют, не так ли?

— Да, Кэл'буир.

— Значит, завтра. Последняя ночь, в ее собственном доме, рядом с ее семьей, а потом она отправится к Силе, Мэндо, или что там еще, как Джедай, которым она была.

Обычно Кэл'буир произносил это слово как оскорбление. Сейчас же было видно, что «джедай» может для него означать и что–то совершенно иное. Фай гадал, кто же сломается первым, и он не был настолько удивлен, как должен был, когда первым оказался Ордо. На миг ему показалось что, сдавленный всхлип был его собственным, но потом он увидел, как Ордо на пару секунд прижал ко рту запястье, а затем вытянулся вновь.

— Шаб. — пробормотал Вэу. — Кэл неплохо подбросил дровишек для злости. Хватит на пару поколений.

Скирата скрылся за дверями бастиона и импровизированный караул разошелся. Фай, неожиданно для себя — он даже не замечал, что она стояла рядом — почувствовал в своей руке руку Парджи, и приготовился к долгому, мрачному вечеру.

* * *

Бастион Кириморут, конец того же дня.

Обеденный стол в Кириморуте, по замечанию Гиламара, можно было использовать как операционный, если это потребуется.

Он был вырезан из цельной доски древнего вешока, местного дерева, которое росло на большей части северного полушария Мандалора, почти до самой шапки полярных льдов. Джусик чувствовал, что это был стол для значительных событий, больших и шумных разговоров — и для последних проводов. Он сидел между Мереелем и Джайнгом, Скирата же, в истинно патриархальном стиле, занял место во главе стола; впрочем, Джусик подозревал, что он это сделал больше для того, чтобы быть услышанным, чем для важности.

— Вы слышали дам. — объявил Скирата, чье лицо все еще было мрачным и посеревшим. — Хайли сетаре. Набивайте животы. Не стесняйтесь.

Просвещенное общество Корусканта неодобрительно посмотрело бы на мандалорианские воззрения насчет того, что женщин в доме ценят за их кулинарные таланты, но Джусик успел узнать то, насколько тоньше это видят сами Мэндо. Весь клан — пусть даже Джусик не мог точно это описать, но ощущение клана было ему знакомо — был боевой единицей. Те, кто не был его клыками на линии фронта — был необходимым для них тылом, и обычно это были женщины. Порой женщины сражались плечом к плечу с мужчинами, как Брэлор, порой — нет. Но и у тех, кто не сражался, была своя доля работы — кормить воинов, заботиться о их снаряжении, и защищать их базу, или же дом. Одни не могли действовать без других. И в этот, тяжелый для клана Скираты, момент у руля стояли женщины, которые твердо знали, что фронт сейчас — это еда и отдых. Никто не хныкал в дорогой шелковый платочек и не тосковал под дверью. Здесь просто шла размеренная эффективная логистическая операция, которая будет продолжаться, пока не обратятся в прах Девять Преисподних Кореллии. Этейн была…

Этейн была мертва. Джусик повторял себе это каждые несколько минут, потому что он смотрел на живых друзей, на возлюбленных друзей, и два этих факта никак не могли ужиться в его голове.

Лазима сказала, что Кэд безутешно кричал добрых пять минут тогда, когда умерла его мать, а потом он затих и посмотрел на мир хмурым взглядом, с выражением, которое больше подошло бы взрослому.

Сейчас он совершенно самостоятельно ел ложкой протертую канету; впрочем, большая часть еды заканчивала свой путь на столике. Он выглядел неожиданно спокойным, похожим больше на маленького старика, чем на ребенка. Что–то в нем изменилось. Скирата усадил его возле себя на высоком стульчике, и время от времени отрывался от еды, чтобы помочь Кэду или вытереть ему рот. В Скирате сразу было видно человека, который знает, как растить маленьких детей, и кто видит в этом достойную воина работу. Джусик сразу представил, как тот возится с отрядом маленьких будущих коммандос.

Но Кэд теперь был полностью на попечении Джусика в той области, где не мог помочь даже безошибочный родительский инстинкт Скираты. Ребенок владел Силой и жил в новом мире, где это было практически смертным приговором. Джусик потянулся через Силу и осторожно коснулся сознания Кэда. Ребенок перестал шлепать ложкой по пюре из канеты и медленно повернулся, чтобы посмотреть на Джусика.

«У тебя отлично получается Кэд'ика. Это игра, в которую можем играть только мы, и только в нашем клане.» — Джусик представил толстые надежные стены бастиона и дал Кэду ясное ощущение безопасности за этими стенами — но не снаружи. Он посылал ему ощущение настолько подробное, насколько он мог это сделать без слов. «Это особенное. Это не для чужаков. Мама хотела, чтобы тебя не увидели плохие люди.»

Джусик не хотел делать из ребенка параноика, но ему сейчас надо было бояться не учителей–джедай, которые его заберут. Бояться надо было Ситов, которые убивали джедаев, и хотели контролировать всех владеющих Силой, до которых они могли дотянуться. Палпатин и так уже знал, что у Скираты есть что–то, что ему нужно. Джусик не хотел привлечь к Кириморуту излишнего внимания с его стороны.

— Никто не будет против, если я воспользуюсь Силой за столом? — спросил Джусик. Так они смогут увидеть реакцию Кэда и понять ее. Джусик толкнул Силой чашу с тиингиларом к Лазиме. Это было обжигающе пряным блюдом из мяса и овощей, которое заслужило эпитет «хетиклес» — достаточно острое, чтобы сжечь ноздри; один из четырех характерных признаков кухни Мэндо. — Просто обучаю Кэда кое–какому этикету в пользовании Силой.

Корр взглянул на Фая, словно спрашивал, чья сейчас очередь острить и уместно ли это вообще. Фай кивнул.

— Ну, — заявил Корр, — правила офицерского стола гласят, что вы не должны пользоваться Силой, пока не будет подан беспинский портвейн, но мы здесь не слишком строго следим за правилами.

Джусик хотел было рассмеяться, но это выглядело неуместным, и настолько близким к плачу, что он не рискнул открыть рта. Тело Этейн лежало в комнате по соседству; а они здесь наслаждались ужином. Но если было что–то, что могло бы порадовать ее сердце, то это было зрелище Корра, превратившегося из затворника–раба с промытыми мозгами в мужчину, который выжимает из обретенной свободы все радости до последней капли. Ему удалось вызвать слабую улыбку на лицах хмурой Джилки, и очень ошеломленно выглядевшей Руу Скираты.

«То еще время для воссоединения со своим пропавшим отцом…»

— Бард'ика. — неожиданно проговорил Скирата. — Что становится с джедаями, когда они воссоединяются с Силой? Это просто так говорят, или как?

Это был самый тяжелый вопрос из всех, но до этого момента Джусик не понимал — насколько тяжелым он может быть.

— На самом деле, мы не знаем. — ответил он. — Но я в самом деле верю, что некоторые Учителя Джедай возвращались, как призраки Силы, и общались с живущими. Не все верят древним записям, их считают мифами — но я думаю, что это реально.

Весь стол погрузился в молчание; никто не жевал, не глотал, и не скреб металлом по порспласту. Джусик обвел взглядом лица — клонов и не–клонов, и он испытал потрясение.

Как он мог не понимать того, как подействует это откровение на них, особенно — вскоре после гибели Этейн. И теперь, когда они считают, что для джедаев есть возможность существования после смерти, это заставит их всех чувствовать себя… обделенными. У обычных существ такой надежды не было. Джусик подумал, не стоит ли ему подчеркнуть свою неуверенность в этом, но это было бы ложью. Он этому верил, и он слышал про убедительные случаи. Так что он не стал разубеждать. Он ставил правду — и возможное успокоение оттого, что личность Этейн, может быть, не сгинула бесследно — против обиды, которая могла возникнуть от столкновения с привилегией джедаев, которой горько позавидовали бы все, кто был ее лишен.

Джусик поморщился. Он пытался не думать, где окажется после смерти он сам — если он прав насчет призраков.

— Хм. Я никогда… — проговорил Скирата возвращая его в здесь и сейчас. Джусик не мог понять, звучал в его голосе сарказм или усталое смирение. — …и представить не мог.

Джусик обязан был расставить точки над «и». Взгляд Ордо уже начинал прожигать в нем дыру.

— Если вы хотите узнать что–то насчет того, существует ли сейчас Этейн, такой как она есть, в какой–то другой реальности, или где–то ещё, откуда она просто не может вернуться — то я ничего про это не знаю. Сам хотел бы знать…

Конечно, именно это они все и хотели бы узнать. Как же иначе? У мандалориан была расплывчатая концепция «Мэндо», но ее корни уходили, скорее, к живой культуре, всеобъемлющей и не прерывающейся, чем к представлению о настоящей жизни после смерти.

— Все в порядке. — устало проговорил Скирата. Кэд протянул ему полную ложку пюре и он ее принял. — Не бойтесь сказать это — «умер», «смерть», «мертвый». Мы не прогоним смерть, отказавшись посмотреть на нее, этим мы лишь сделаем ее большим чем она есть. Нельзя жить без смерти, и нельзя умереть без жизни.

Он опустил голову и принялся за еду. Ордо откинулся назад на стуле, дотянулся до бутылки с тихааром и нацедил для отца маленькую рюмку, а Руу аккуратно взяла ее из его руки. Последовал слегка напряженный момент, когда их взгляды встретились и она поднялась, прошла во главу стола и поставила рюмку перед Кэл'буиром.

— Спасибо, ад'ика. — сказал он. — Хорошо что ты вернулась.

Скирата выглядел так, словно он был готов разрыдаться. Настроение за столом все также колебалось (и таким оно будет в будущие недели, месяцы, может быть, даже годы) на острой грани между плачем и смехом.

— Кэл, ты будешь тысячи раз прокручивать это у себя в голове. — проговорила Най. Ей удавалось прочитать Скирату так, будто она знала его всю жизнь. — Снова и снова. Я сама так и делала. Но помни — Этейн умерла один раз. Этого достаточно.

На первый взгляд, эта истина звучало бестактно, если не жестоко; но Джусик увидел в этом замечании мудрость и успокоение, и смог ощутить надежду на будущее. Никто не умирает так часто и страшно, как те, кто остался жить и продолжает заново переживать момент смерти, воскрешая его в памяти. И когда они позволяют этому затмить все остальное — их смертям нет конца. Тех же любимых, чью кончину они раз за разом пытаются вспомнить и пережить, боль уже не коснется. Скирата какое–то время переваривал услышанное, затем печально улыбнулся Най.

— Ты верно подметила, наездница. — сказал он. Она словно дала ему запасной баллон с эмоциональным кислородом, чтобы он мог вырваться из удушающего облака. — Я должен был сам уже понять. — Он поднялся, кашлянув, и это привлекло всеобщее внимание, не хуже, чем если бы он стукнул кулаком по столу. — Хотите, чтобы я произнес подобающую речь? Нам не нужны речи в этом алиите. Нам нужно напоминание. Единственное, что хотела Этейн для Дара и клонов, о которых она так заботилась — это полноценная жизнь. Мы скорбели о ней — иное значило бы, что мы недостаточно любили ее — но сейчас мы подошли к тому, что наша скорбь ранила бы ее. Этейн хотела бы видеть всех нас радующимися каждому мгновению жизни, и всему тому, чего у вас не было прежде. Радоваться жизни — вот лучшее, что все вы можете сделать, чтобы ее гибель была не напрасной. Она не увидит как растет ее сын. Вы увидите это за нее. И Дар с Найнером вернутся домой.

— Ойа! — воскликнул Прудии, опрокидывая маленькую рюмку тихаара. — К'ойаси.

Ордо взял рюмку только для приличия.

— За Этейн. — сказал он. — За возвращение домой Дара и Найнера. За возвращение наших лет жизни. За то, чтобы видеть, что Кэд растет, как один из многих наших детей. За то, чтобы никогда больше не зависеть от милости аруэтиизе, и за немногих достойных из них, таких, как Джайлер Обрим и КСБ.

— Ойа.

— К'оайси.

— Ойа мэндо.

Вокруг этих слов вращались чувства мандалориан, и все они происходили от одного корня — слова означавшего жизнь, и стремление прожить её, пока она есть. Джусик чувствовал неловкость, от своего надежного и привилегированного билета в загробную жизнь. Ужин продолжался несколько часов, от него перешли к беседам, разбившись на небольшие группки, словно никто не хотел быть первым, кто уступит сну или тем, кто оставит Скирату в одиночестве. Когда наступила его очередь унести тарелки, Джусик встретил на кухне Най, кормившую Мирда объедками.

— Он уродливый барв. — сказала она. — Но он очарователен.

— Оно. — хмыкнул Джусик. Стрилл восхищенно ворчал, радостно хрустя костями.

— Мирд ни «он» ни «она», или и то и другое, смотря как на это поглядеть. Посматривай, чем его кормишь, а то Вэу взбесится.

— Я про Скирату.

Джусик едва не вспыхнул от смущения.

— Да, похоже что А'ден чего–то такого намешал… — Он ожидал найти в ней смущение, но Най и не думала шутить. Она сама все ещё горевала. — Его сыновья хотят, чтобы он был счастлив. Он много лет вкладывался в них, до последней капли пота. Случившееся здорово потрясло его, бедного старого шабуира.

Най наклонила голову, подражая Мирду, выпрашивающему лакомые кусочки. Она быстро усвоила этот жест; стрилл уже успел хорошо ее выучить.

— На этой работе я стала неплохо понимать Мэндо. — сказала она. — Да, им не стоит переходить дорогу, и с ними не стоит драться, но они радушны и любят свои семьи. И то, что было тут этим вечером… при всем этом горе, тут было столько любви, что можно было напилить кусков и выстроить из них криффов дом. Волшебное ощущение.

Да, так оно и было. Это притянуло Джусика, и Бесани, и Этейн… и Этейн заплатила за это жизнью.

* * *

Кириморут, Мандалор, позже ночью.

Бесани не могла сопротивляться сну. Этого требовало ее тело. Ей казалось, что сумятица в мыслях не даст ей заснуть, но ее лицо коснулось жесткой подушки, и она мгновенно провалилась в черную пустоту.

Её разбудил детский плач.

Она открыла глаза, и какое–то время она напряженно прислушивалась, не думая ни о чем. Звук был тихим и далеким. Потом она вспомнила — Этейн мертва, Дарман и Найнер застряли — и ей пришлось зажать рот ладонью, чтобы сдержать стон. Она лежала поверх покрывала, все еще в одежде; ночник всё ещё был включен. Ордо лежал, свернувшись калачиком, как обычно спрятав голову под одеялом.

Но плач был не детский. Это был не Кэд.

Звук был похож на плач ребенка постарше. Бесани соскользнула с кровати, натянула ботинки и выбралась в коридор, осторожно ступая в полутьме. Все здесь пахло новизной, свежей штукатуркой и краской. Запах того рода, который символизирует начало и надежду на будущее, а не горе и страшный, непоправимый конец.

Она не могла определить откуда исходит звук, и ненадолго застыла на месте, пытаясь узнать направление. Она в самом деле спала? Звук был тихим, и если она смогла его услышать, то наверняка могли и другие. Но когда она кралась мимо других комнат, все двери были закрыты и света не было видно. Тишина здесь, при полном отсутствии любых звуков городской, или даже деревенской жизни, была подавляющей.

Кухня была пуста. В кресле у очага лежало смятое одеяло, а в огонь не мешало бы подбросить пару поленьев. Нежелание Скираты спать в постели было твердокаменным; из привычки вырос ритуал, напоминавший ему обо всем, что он должен был отложить на то время, пока он исправляет мир ради его мальчиков; если они были чего–то лишены — то это касалось и его тоже. Казалось, что он боится того, что если он изменит этот ритуал — он потеряет свою решимость. Скирата не был суеверным человеком. Но это показывало то, сколько всего взвалили на Скирату прошедшие годы; столько, что он, как спортсмен, ради силы и уверенности, цепляется за ежедневный обряд. Двери в кладовую были закрыты. Звук исходил оттуда. Нет, это был не Кэд. Бесани постояла, почти что страшась войти — потому что она не знала, что может увидеть там. Она нажала клавишу и двери беззвучно разошлись.

— Кэл? — спросила она.

Скирата сидел на ящике, обхватив себя руками и почти касаясь коленей лбом. Он рыдал как ребенок, который плакал, пока не начал засыпать — сдавленные всхлипы, перемежавшиеся резкими глубокими вздохами. Ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки и заговорить.

— Просто сорвался. — наконец проговорил он. — Не хотел никого будить.

— Мидж оставил какие–то успокоительные. Может быть, стоит принять немного…

— Мне всё равно придется однажды протрезветь, и посмотреть жизни в лицо, Бес'ика. — Скирата поднялся. Он никогда не стеснялся своих эмоций, и Бесани считала это восхитительным. — И у меня есть чем заняться. По горло.

— Насчет… кремации. Я могу это сделать. Ордо и я можем.

— Спасибо, ад'ика. Ты замечательная девочка. А я сломал тебе жизнь, верно?

— Мы все добровольно вышли на эту дорогу. — возразила она. — Кроме Джилки и Руу.

— Я все же решился показать Кэду тело его матери, этим утром. Это должно быть сделано.

Бесани поежилась. Может таков и был мандалорианский обычай, но выглядело это жестоко. С другой стороны, если ребенок не увидит Этейн — позже он может пожалеть об этом. Матерей в этом клане очень не хватало и в лучшие времена — Скирата не рассказывал про своих матерей, ни про приемную ни про родную, и свою мать Бесани едва могла вспомнить. Это был мир отцов.

— Тебе нужно начать опираться на других людей, Кэл, или ты не сможешь справиться. — проговорила она. — Прошел всего лишь день…

— А как насчет Дара? Что уже пережил этот парень? Ему нужно быть с семьей, А он сейчас застрял в какой–то дыре, в казармах ВАР — если повезло — и наверняка он даже не рядом с Найнером, потому что тот в медотсеке, если он еще жив. Мы даже не можем связаться с ними или с Джайлером. Я позволил им остаться. Это не должно было пойти настолько паршиво.

— Дар сделал выбор, Кэл. Отважный выбор. Он действительно взрослый мужчина. И мы тоже сделали свой выбор.

Похоже, что Скирата наконец собрал себя воедино. Он устроился в кресле на кухне и не возражал, когда она накидывала на него одеяло. Ее все еще удивляло, как Мэндо'аде умудряются спать в броне. Ей надо будет этому научиться.

«Найнер; сейчас, пожалуй, мне больше всего жаль именно его. И я знаю, что он жив.»

Бедный Найнер, одинокий и серьезный, пытающийся играть для своей команды роль отца, как это делал для него Скирата. Возможно, он проклинал сейчас себя за то, что вынудил Дармана остаться. Бесани не знала — не был ли в таком случае полезней пример Вэу. Тот видел в своем отце чудовище, пример, которого следовало избегать, в то время как те, кто видел в Кэле Скирате образец отцовства, были обречены безуспешно подражать ему, и винить себя за неудачу.

Но жизнь продолжалась, потому что так должно было быть. И Кэд был тому живым подтверждением.

Ордо сменил позу к тому времени, как она вернулась в комнату. Он дал одеялу соскользнуть до подбородка и она провела несколько минут, подперев рукой голову и глядя на него. У него появилась седина на висках; раньше она не замечала этого. Иногда — редко, но так все же случалось — она забывала, как несправедливо быстро бежит для него время.

— К'ойаси. — прошептала она, и поцеловала его на ночь.

Глава 24.

«Гар талдин ни джаоник; гар са буир, ори'вадаасла. Неважно — кто был твоим отцом, важно лишь то — каким отцом ты будешь.»

мандалорианская поговорка.

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: