Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Автор - повествователь и главный герой




 

Начинается повесть с небольшого вступления, из которого мы узнаём, от чьего лица будет идти повествование и с чего оно будет начато. Здесь мы наблюдаем, безусловно, детскую речь, но с отдельными фразами, которые явно заимствованы из лексикона бабушки: "Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой" [5].

Глава "Купание" начинается с повествования о процессе купания бабушкой Саши. По рассказу ребёнка мы замечаем, какое у него больное воображение:

"Я смутно понимал, что значит "отыграюсь", и почему-то решил, что бабушка утопит меня в ванне. С этой мыслью я побежал к дедушке. Услышав мое предположение, дедушка засмеялся, но я все-таки попросил его быть настороже. Сделав это, я успокоился и пошел в ванную, будучи уверенным, что если бабушка станет меня топить, то дедушка ворвется с топориком для мяса, я почему-то решил, что ворвется он именно с этим топориком и бабушкой займется" [7].

" - Ну, давай шею.

Я вздрогнул: если будет душить, дедушка, пожалуй, не услышит. Но нет, просто моет." [7-8].

Затем идёт небольшое объяснение, почему Саша не мылся сам:

"Вам, наверное, покажется странным, почему сам не мылся. Дело в том, что такая сволочь, как я, ничего самостоятельно делать не может. Мать эту сволочь бросила, а сволочь еще и гниет постоянно, вот так и получилось. Вы, конечно, уже догадались, что объяснение это составлено со слов бабушки" [8].

Объяснение, конечно, составлено со слов бабушки, но всё-таки здесь говорит уже взрослый человек, то есть автор.

Дальше рассказ продолжает Саша, где снова в речи ребёнка мы замечаем отпечаток бабушкиной лексики:

"Стоять на полу было нельзя, потому что из-под двери дуло, а все болезни начинаются, если застудить ноги. Балансируя, я старался не упасть, а бабушка меня вытирала. Сначала голову. Ее она тут же завязывала полотенцем, чтобы гайморит не обострился. Потом она вытирала все остальное, и я одевался <…> колготки - синие шерстяные, которые дорого стоят и нигде не достать…" [9].

И снова включается детское воображение:

"В ванной такая жара, что я стал красный, как индеец. Сходство дополняют полотенце на голове и пена на носу. Заглядевшись на индейца, оступаюсь на шатком стуле и лечу в ванну. ПШ-ШШ! БАХ!" [10].

В главе "Цемент" рассказ ведётся маленьким Сашей, но в нём нетрудно заметить небольшие вставки от автора-повествователя:

"Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Провинности хуже не было! Бабушка объясняла, что, потея, человек теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуя это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк. Но, как я ни сдерживался, на бегу все равно вспотел, и спасти меня теперь ничто не могло" [23-24].

Здесь автор словно припоминает своё детство и делает это замечание. Подобных вставок в этой главе можно найти много. Вот несколько примеров:

"Почему я идиот, я знал уже тогда. У меня в мозгу сидел золотистый стафилококк. Он ел мой мозг и гадил туда" [30].

" - Полный! - с уверенностью восклицает бабушка, и чувство гордости за внука переполняет ее: второго такого нет ни у кого" [31].

"Так вот, когда савельевский идиот добрался наконец до дома и дрожащей рукой позвонил в дверь, оказалось, что бабушка куда-то ушла. Ключей у меня, конечно, не было - идиотам их доверять нельзя <…>" [31].

В главе "Парк культуры" наиболее чётко можно разделить автора и главного героя и отметить очень яркое проявление детского восприятия мира. Начинается глава с замечания автора:

"Моя бабушка считала себя очень культурным человеком и часто мне об этом говорила. При этом, был ли я в обуви или нет, она называла меня босяком и делала величественное лицо. Я верил бабушке, но не мог понять, отчего, если она такой культурный человек, мы с ней ни разу не ходили в Парк культуры. Ведь там, думал я, наверняка куча культурных людей. Бабушка пообщается с ними, расскажет им про стафилококк, а я на аттракционах покатаюсь" [67].

Здесь очень ярко звучит явно не детская, а взрослая ирония.

Следующие два небольших абзаца - это детские мечты об аттракционах. В них переданы волнения души ребёнка: желание покатать, зависть пассажирам, восторг от "разноцветных сиденьиц", "огромной карусели", "маленьких электрических автомобильчиков"; размышления о том, "кто куда полетит, если оборвутся цепочки карусели, что будет, если вагончик американских горок сойдет с рельсов, как сильно может ударить током от искрящих автомобильчиков" [68].

Далее переданы впечатления Саши от того, что бабушка наконец-то согласилась пойти в парк:

"Как же я радовался, когда бабушка согласилась! Я уже видел себя за рулем автомобильчика, предвкушал, как под веселую музыку буду получать острые ощущения на какой-нибудь человекокрутящей машине и, только мы прошли ворота парка, потянул бабушку в сторону, где, по моим предположениям, должны были быть аттракционы" [68-69].

В парке ребёнка поразило колесо обозрения: "Я огляделся вокруг и увидел то, чего по непонятной причине не увидел сразу, - огромное колесо, похожее на велосипедное, высилось из-за деревьев. Оно медленно вращалось, и расположенные по его ободу кабинки совершали круг, поднимая желающих высоко вверх и опуская их вниз. Эта штука называлась "колесо обозрения"" [69]; американские горки: "…я же ничего не видел, кроме американских горок, показавшихся впереди. Веселое улюлюканье катающихся и грохот вагончиков на виражах оглушили нас, когда мы подошли ближе…" [70]; автомобильчики: "Следующим аттракционом, о котором я подумал: "Эх, прокачусь!", были автомобильчики. О них я мечтал больше всего" [71].

Саша думал: "Эх, прокачусь!", - но ему так и не удалось покататься. Он уже шёл печальный, но вдруг "зажглась искра надежды" - лодочная прогулка. Но вновь бабушка разбивает эту надежду: " - Потонем к черту, пошли отсюда" [72]. От этих слов в душе ребёнка всё рушится: ""Все! Вот я в парке, столько мечтал об этом, столько ждал этого и вот." прокатился" и на том, и на этом", - отчаявшись, думал я" [72]. Но не долго разочарование Саши - бабушка предлагает ему мороженое. Это вызывает восторг у ребёнка:

"Я развеселился. Мороженое я никогда не ел. Бабушка часто покупала себе эскимо или "Лакомку", но запрещала мне даже лизнуть и позволяла только попробовать ломкую шоколадку глазури при условии, что я сразу запью ее горячим чаем. Неужели я сейчас, как все, сяду на скамейку, закину ногу на ногу и съем целое мороженое? Не может быть! Я съем его, вытру губы и брошу бумажку в урну. Как здорово!" [72-73].

А следующий за этим поход в игровые автоматы, можно сказать, возвращает Сашу к жизни: "Ну тогда еще ничего." - подумал я про свою жизнь, а когда увидел зал игровых автоматов, услышал оттуда "пики-пики-трах" и узнал, что бабушка согласна зайти и дать мне "пятнашек" поиграть, решил, что жизнь эта вновь прекрасна" [73].

Но, как мы видим дальше, и эта детская забава заканчивается для Саши неудачно - кончается время игры. Он начинает упрашивать бабушку:

" - Еще разочек, я ведь и не поиграл толком! Так никого и не спас! - стал я ее упрашивать.

Пойдем. Хватит.

Ну один раз еще - и все! Только спасу кого-нибудь!" [75].

Но она непреступна.

И опять следует замечание автора:

"С улыбками проходили мимо люди и, глядя на меня, недоумевали: второй такой унылой физиономии не нашлось бы во всем парке. Пока мы ехали домой, я был, как грустная сомнамбула<…>" [75-76].

Глава "Железноводск" начинается с того, как Саша повествует о том, что пошёл в первый класс. Несмотря на то, что повествование ведётся от лица ребёнка, мы всё же замечаем, что в нём звучит взрослая оценка всей ситуации и снова отчасти ироническая:

" - На год позже пойдешь, - говорила она. - Куда тебя сейчас, падаль, в школу. Там на переменах бегают такие битюги, что пол ходуном ходит. Убьют и не заметят. Окрепнешь немного, тогда пойдешь.

Бабушка была права. Через год, когда я пошел в школу, мне пришлось подивиться ее проницательности. На перемене я столкнулся со средних размеров битюгом. Битюг ничего не заметил и побежал дальше, а я улетел под подоконник и затих. Спиной я ударился о батарею, и дыхание мое, казалось, прилипло к ее массивным чугунным ребрам. Несколько секунд я не мог вдохнуть и сгустившуюся перед глазами красноватую серость с ужасом принял за смертную пелену. Пелена рассеялась, и вместо скелета с косой надо мной склонилась учительница. <…> С того дня я каждую перемену сидел в запертом классе и вспоминал бабушку, которая хотела, чтобы я перед школой окреп. Наверное, если бы я пошел учиться с семи лет, неокрепшим, она по сей день привязывала бы к той батарее букетики цветов, как привязывают их к дорожным столбам родственники разбившихся шоферов. Но я пошел с восьми, успел окрепнуть, и все обошлось" [92].

Взрослое воспоминание звучит далее по тексту и в строках:

"Я очень боялся бабушкиных проклятий, когда был их причиной. Они обрушивались на меня, я чувствовал их всем телом - хотелось закрыть голову руками и бежать как от страшной стихии. Когда же причиной проклятий была оплошность самой бабушки, я взирал на них словно из укрытия. Они были для меня зверем в клетке, лавиной по телевизору. Я не боялся и только с трепетом любовался их бушующей мощью" [98].

Затем идёт повествование о поездке Саши с бабушкой в санаторий. Сначала мы читаем о детском впечатлении, полученном от первого "знакомства" с туалетом в поезде:

"Это было здорово! Блестящая крышка убиралась вниз, под круглым отверстием мелькали шпалы, туалет наполнялся звонким грохотом, который медленно нарастал, если нажимать на педаль плавно, а если стучать по ней, залетал отрывками, напоминавшими какие-то отчаянные выкрики. Шпалы сливались в сплошное мельтешение, но иногда удавалось зацепиться за одну из них взглядом, и тогда они словно на миг останавливались. Можно было даже рассмотреть между ними отдельные камни" [100].

Только ребёнок, увидевший обычный туалет в поезде, может восхищаться и поражаться им. Он так заинтересовал Сашу, что мальчик даже решил поиграть с ним:

"Я отрывал кусочки туалетной бумаги, мял их и бросал в отверстие, представляя, что это врачи, которых я казню за приписанные мне болезни.

Но послушай, послушай, у тебя же золотистый стафилококк! - жалобно кричал врач.

Ах, стафилококк! - зловеще отвечал я и, скомкав врача поплотнее, отправлял его в унитаз.

Оставь меня! У тебя пристеночный гайморит! Только я могу его вылечить!

Вылечить? Вылечить ты уже не сможешь.

А-а! - вопил врач, улетая под колеса поезда" [101].

Здесь, конечно, поражает больное воображение ребёнка. Даже игра у Саши не получается наивной и доброй.

Затем описывается перекличка в автобусе. Саша с детским любопытством рассматривал своих соседей и думал, что с кем-нибудь из них он будет дружить. Воспитательница в это время проводила перекличку. И вот очередь дошла да Саши. Он собрался отвечать, что здесь, но не успел даже открыть рот, как бабушка за него ответить. И здесь снова следует замечание автора:

"Никогда не мог я смириться с бабушкиной манерой отвечать за меня всегда и везде. Если бабушкины знакомые спрашивали во дворе, как у меня дела, бабушка, не глядя в мою сторону, отвечала что-нибудь вроде: "Как сажа бела". Если на приеме у врача спрашивали мой возраст, отвечала бабушка, и неважно, что врач обращался ко мне, а бабушка сидела в противоположном конце кабинета. Она не перебивала меня, не делала страшных глаз, чтобы я молчал, просто успевала ответить на секунду раньше, и я никогда не мог ее опередить" [104-105].

Таким образом, если проследить по всему тексту повести, то можно легко отметить моменты, где передано восприятие мира героем - маленьким Сашей, и отделить от них точки зрения, мысли, впечатления автора - взрослого человека.

санаев плинтус повесть герой


Заключение

 

Тема детства является одной из центральных тем в творчестве русских писателей с XVIII в. по XXI в. Ребёнок не дает возобладать злу, возвращает к высшим ценностям бытия, восстанавливает сердечную теплоту христианской любви и веры. Общность позиций художников слова в оценке детства является свидетельством глубины понимания его как главного нравственного ориентира, точки опоры в судьбе отдельного человека и целого народа.

Детство как важнейшая нравственно-философская и духовно-нравственная тема постоянно являлась центральной темой творчества отечественных писателей. К ней обращались такие выдающиеся мастера, как С.Т. Аксаков, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, В.Г. Короленко, Н.Г. Гарин-Михайловский, И.А. Бунин и др.

В начале ХХ в. ребенок воспринимался как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих писателей Серебряного века.

Детская тема представлена в творчестве современных писателей (П. Санаева, Б. Акунина и др.).

Повесть Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом" воплощает тему детства в современной литературе. Книга имеет автобиографический подтекст, писатель взял за основу свою собственную жизнь, свое детство у бабушки. Автор изображает окружающих ребенка людей, влияющих на его жизнь, формирующих его личность. В повести показан тяжёлый мир несчастного детства Саши Савельева, который представлен глазами ребёнка, но уже переосмысленный автором. Санаев сумел передать мысли, чувства, переживания мальчика, лишённого материнской ласки и вынужденного пребывать под неусыпным оком бабушки, фанатичная любовь которой очень странно переплетается с постоянной руганью, истериками и домашней тиранией.

Жизнь восьмилетнего Саши без радости, без счастья, без мамы, без весёлых детских проказ просто ужасна. Заканчивается повесть счастливо: мальчика забирает мама, он попадает уже в другой мир, по-видимому, на этом заканчивается и детство. Автор заставляет читателя задуматься о жизни, о взаимоотношениях близких людей, о доброте и любви.


Список использованной литературы

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...