Размышления о мире и о возможных преимуществах его

«Времена испытаний для человеческих душ» прошли. Величайшая и глубочайшая революция, которую когда-либо знал мир, славно и благополучно завершилась.

Но переход от больших опасностей к состоянию полной безопасности, от грохота войны к спокойствию мирного времени, хотя его и сладостно себе представить, требует постепенного успокоения чувств, чтобы его совершить. Даже тишина способна ошеломить, когда она обрушивается на нас слишком внезапно. Если бы яростный и долго продолжающийся ураган вдруг мгновенно прекратился, он бы вызвал у нас состояние скорее изумления, нежели радости, и раньше, чем мы смогли бы вкусить блаженство покоя, потребовалось бы некоторое время для того, чтобы можно было прийти в себя. Только в некоторых случаях разум способен к восприятию внезапных переходов: он получает удовольствие от размышлений и сравнений, а для их действия нужно время, прежде чем вполне созреет вкус к новым зрелищам.

В данном случае могучее величие цели, различные превратности испытанной судьбы, множество и размер опасностей, которые мы испытали или избегли, высота, на которой мы теперь стоим, и широкие горизонты, [открывшиеся] перед нами, все это как бы сговорилось, чтобы внушить нам созерцательность.

Поняв, что в наших силах сделать мир счастливым и научить человечество искусству быть счастливым, показать на всемирных подмостках доселе неизвестное действующее лицо и иметь, так сказать, новое творение вверенным в наши руки, – все это честь, требующая размышлений и заслуживающая как самого высокого признания, так и самой глубокой благодарности.

Следовательно, в этой передышке, пока затихает шторм и разум, долго находившийся в состоянии возбуждения, возвращается к покою, оглянемся на пройденный путь и из опыта прошлого вынесем урок для наших будущих дел.

В самом деле, ни одна страна не имела такого множества благоприятных возможностей для счастья, как наша. Ее вступление в жизнь, подобно наступлению ясного утра, было безоблачным и многообещающим. Ее дело было правым, принципы ее справедливы и либеральны. Нрав ее – спокоен и тверд. В своих деяниях она руководствуется наилучшими примерами, и все вокруг нее носит отпечаток достоинства. Не всякая страна (возможно в мире и нет другой такой) может гордиться столь прекрасным происхождением. Даже первое заселение Америки отвечает характеру [нынешней] революции. Римская империя – некогда гордая повелительница мира –первоначально являла собой банду головорезов. Грабежи и хищения принесли ей богатство, а угнетение миллионов людей принесло ей величие. Но Америке никогда не придется стыдиться своего происхождения и способов, благодаря которым она стала империей.

Следовательно, памятуя о прошлом и сделав из него правильные выводы, Америка должна испытывать чувство, наиболее похвальное из всех честолюбивых чувств, а именно: стремление умножить добрую славу, с которой она вступила в жизнь. Мир видел ее величие в беде, в борьбе с растущими трудностями, без малейшей мысли отступить перед ними; [мир видел ее] смело и гордо встречавшей надвигавшиеся бедствия и все более решительной по мере того, как усиливался шторм. Все эти похвалы она воистину заслужила, ибо сила ее духа оправдала ее репутацию. Так пусть же мир увидит, что она способна достичь и удержать процветание, и что в мирное время она столь же честна, сколь отважна в годину войны.

Теперь она нисходит к состоянию спокойной домашней жизни. Не для того чтобы предаваться разочарованию под сенью кипарисов, а чтобы на своей собственной земле и под сенью виноградных лоз вкушать сладость своих деяний и вознаграждение за свой тяжелый труд. И пусть в этом положении она никогда не забывает, что доброе имя нации так же важно, как ее независимость; что доброму имени присуще обаяние, способное очаровывать весь мир и заставить даже врагов быть любезными; что оно придает достоинство, которое нередко превосходит могущество и внушает почтение там, где отступают пышность и роскошь.

Если по какой-либо причине малейшему пятну случилось бы пасть на революцию, которая до скончания времен должна оказывать честь эпохе, совершившей ее, и которая сделала для просвещения всего мира и распространения свободолюбия и либеральных взглядов среди человечества больше, чем какое-либо другое человеческое событие (если можно так выразиться), предшествующее ей, то это было бы обстоятельством, достойным вечного сожаления, и о нем нельзя было бы забыть.

Одно из немаловажных бедствий продолжительной войны это то, что она лишает разум способности проявлять те добрые чувства, которые в другое время казались столь приятными. Беспрестанное созерцание горя притупляет более благородные чувства, и необходимость терпеть это зрелище делает его привычным. Равным образом, многие нравственные обязательства общества ослабевают, пока привычка действовать под влиянием необходимости не становится оправданием в тех случаях, когда на самом деле речь идет о преступлении. Но как только нация по достоинству оценит свою репутацию, она проявит целомудренную справедливость, оберегая ее. Никто никогда не начинал свое существование с более добрым именем, чем Америка, и она обязана больше, чем кто-либо, сохранить его.

Едва ли заслуживают даже упоминания долги Америки, если сравнить их с делом, которое она выиграла, и с вытекающими из этого преимуществами. Америка получила возможность сделать свой выбор и жить так, как ей угодно. Целый мир в ее руках, она избавилась от чужеземного владычества, которое монополизировало ее торговлю, нарушало ее законодательство и сдерживало ее процветание. Борьба закончена, что и должно было однажды совершиться, и быть может, [закончена] в самое благоприятное для этого время. Вместо деспотического хозяина Америка обрела союзника, чье примерное величие и всеобщая широта взглядов получили признание даже ее врагов.

С помощью благ мирной жизни, независимости и свободной торговли, штаты как каждый в отдельности, так и все вместе будут иметь время и возможность урегулировать и упорядочить свои внутренние дела и сделать клевету бессильной набросить малейшую тень на их честь. Доброе имя [нации] значительно легче сохранить, чем восстановить, и тот человек, если таковой найдется, который из-за своих дурных наклонностей или по душевной низости приложит свою руку, чтобы очернить это доброе имя, тем самым наносит рану, которую никогда не сможет исцелить.

Поскольку нами заложено наследие для потомков, то пусть это наследие перейдет к ним с соблюдением всех условий честной передачи. Это будет стоить так немного, по сравнению с достоинством штатов, величием цели и ценой доброго имени, что сделка окажется выгодной.

Но что всего сильнее должно запечатлеться в мыслящем, проницательном уме, что поглощает и облегчает все меньшие заботы – это союз штатов. От него зависит великая слава нашей нации. Это он должен дать нам авторитет за границей и безопасность дома. Только благодаря ему нас знают и могут знать в мире как нацию. Флаг Соединенных Штатов – вот что обеспечит нашим кораблям и нашей торговле безопасность в море и в чужом порту. Под этим флагом нам надлежит получить право прохода в Средиземное море. Все наши договоры, будь то союзнические, мирные или торговые, заключаются под суверенитетом Соединенных Штатов, и Европа знает нас только под этим именем и названием.

Разделение империи на штаты сделано только для нашего собственного удобства, но за границей это различие прекращается. Дела каждого штата носят местный характер. Они не идут дальше его самого. И даже все достояние самого богатого из них было бы недостаточно для охраны суверенитета от иноземного нападения. Короче говоря, у нас нет другого национального суверенитета, кроме как в качестве Соединенных Штатов. Для нас было бы даже губительно, если бы мы его имели, ибо его слишком дорого было бы поддерживать и невозможно защищать. Отдельные личности или отдельные штаты могут называть себя, как им нравится, но миру, в особенности миру врагов, не внушить почтения [одним] звучанием имени. Суверенитет должен обладать силой защитить все части, образующие и составляющие его; и как Соединенные Штаты, мы на высоте этого названия, в ином же случае – нет. Наш союз, хорошо управляемый и сцементированный – это наиболее дешевый путь к величию и наиболее легкий – к могуществу, это наиболее удачное решение формы правления, соответствующее условиям Америки. Это объясняется тем, что Союз берет от каждого штата то, что, будучи недостаточным [для каждого штата в отдельности], тем самым и бесполезно для него, но в совокупности служит для всех.

Голландские штаты – это несчастный пример последствий индивидуального суверенитета. Их разобщенное состояние подвергает их многочисленным козням врагов, причиняет потери и бедствия; и почти полная невозможность принять согласованное решение, а затем привести его в исполнение служит для них и оказалась бы для нас источником бесконечных несчастий.

С конфедерацией штатов дело обстоит, как с индивидами в обществе; чем-то надо поступиться для того, чтобы обеспечить целое. Занимая такую позицию, мы выигрываем тем, что отдаем и получаем годовой процент, превышающий капитал. Малейшее проявление неуважения к нашему союзу, этому великому оплоту нашей свободы и безопасности, всегда вызывает у меня чувство боли. Этот союз – святая святых конституции Америки, каждому следует им гордиться и о нем заботиться больше всего. Наша гражданская принадлежность к Соединенным Штатам определяет собой наше национальное лицо. Наша гражданская принадлежность к отдельному штату является лишь нашим местным отличием. По последнему признаку нас отличают у себя дома, по первому – во всем мире. Наше великое звание – американцы. Наше второстепенное звание меняется в зависимости от местности.

Насколько хватало моих сил, все они были направлены к примирению различных чувств, к сплочению и единству духа страны. С целью лучше помочь этой созидательной работе революции, я избегал всех доходных и почетных мест как в штате, где я живу, так и в Соединенных Штатах. Я держался в стороне от всех партий или партийных связей и также пренебрегал всеми частными и мелкими заботами. И когда мы примем во внимание огромную работу, проделанную нами, и в полной мере почувствуем – как мы это должны чувствовать – ее истинное значение, тогда мы увидим, что мелкие распри и неблаговидные столкновения личного свойства в такой же мере бесчестят нашу репутацию, как и вредят нашему спокойствию.

Борьба за дело Америки превратила меня в литератора. Сила, с которой это дело овладело моим разумом, и опасное положение, в котором, по моему мнению, находилась страна, склонявшаяся к невозможному и противоестественному примирению с теми, кто жаждал подчинить ее себе, вместо того, чтобы идти по единственно верному пути, который только мог сплотить и спасти ее, – по пути провозглашения независимости, все это не позволило мне молчать. И если я в течение более семи лет оказал ей какую-либо услугу, я также кое-что добавил к доброму имени литературы, свободно и бескорыстно используя перо в великой борьбе человечества и показывая, что можно творить, не продаваясь.

Независимость всегда представлялась мне осуществимой и вероятной при условии, если в стране можно создать и сохранить твердое общественное мнение в ее поддержку. Мир не знает примера, когда бы народ, столь большой, преданный устаревшему образу мысли и живший в таких разнообразных условиях, так быстро и действенно воспринял политические изменения, как [это имело место] в вопросе о независимости, и который бы пронес свои идеи столь незыблемыми сквозь череду удач и невзгод, пока его дело не увенчалось успехом.

Но, поскольку военные действия закончились и каждый солдат готовится к возвращению домой для более счастливой жизни, я прекращаю рассмотрение этого предмета. Самым искренним образом я следил за ним от начала до конца, на всех его поворотах и извилинах, и в какой бы стране мне ни довелось жить в будущем, я постоянно буду испытывать, чувство истинной гордости за долю моего участия в нем, а также благодарность природе и провидению за то, что они дали мне силы принести человечеству некоторую пользу.

Здравый смысл. Филадельфия, 19 августа 1783 г.