Политическая критика и научная критика

Если развитие данной практики с самого начала вызвало очень бурную реакцию, то для критического дискурса, который развивался параллельно, наоборот, была характерна крайняя расплывчатость, а самые убедительные соображения как бы тонули в потоке критики, более или менее банальной, маргинальной или построенной на мелких курьезных фактах. Обоснованные обвинения, часто плохо понимаемые политико-журналистской средой, почти всегда немедленно забывались, как только появлялся очередной опрос. Действительно, если критика этих исследований воспринималась так тяжело, то это потому, что символические и экономические ставки, включенные в это поистине коммерческое и политическое соревнование между/295/ политическими актерами, институтами изучения общественного мнения, и прессой, имеют целью представить (и тем, и другим) незаинтересованный (во всех смыслах) научный дискурс, ученый комментарий с его предписаниями, предосторожностями, с его отрицанием сенсационности, который в любом случае оказывается антиподом упрощенческой логики, чаще всего используемой в этой области как в СМИ, так и в самой политической борьбе.

Обычно умеренная критика в духе реализма концентрирует свое внимание в большей степени на личностях или институтах, чем на причинах, и в качестве "козла отпущения" называет самого явного виновника, а именно "специалистов по опросам" или "СМИ". На самом деле требует объяснения сам успех этой практики, который основывается на трансформациях функционирования политико-медиатического поля, тогда как "специалисты по опросам" составляют всего лишь наиболее видимую часть значительно более широкой системы, которая сегодня способствует повышению значимости опросов и объясняет рост их числа, несмотря на ту негативную реакцию, которую они вызывают. Иными словами, сугубо технический анализ опросов, т.е. дискуссия по поводу их достоверности, оставляет в стороне главное, заключающееся в том, чтобы понять природу этого чисто социального интереса к опросам и основу той власти, которую различные стороны, участвующие в политической игре, - журналисты, политики, политологи СМИ и т.п. - предоставляют опросам и за опросами признают.

Наиболее радикальная критика политических опросов (которая была бы и более эффективной) могла бы состоять в том чтобы пресса перестала их заказывать, отказывалась публиковать их результаты, одним словом, поступила бы так, как это делала до конца 70-х годов газета Монд, совершенно их игнорируя. Остается лишь сказать, что такого рода радикатьная критика полностью отсутствует в СМИ, наоборот, та же Монд уже более 10 лет успешно вносит свою лепту в развитие этого типа исследований. Между тем, в СМИ широко используется примитивная критика опросов, как бы заложенная в самой этой практике, что позволяет заранее нейтрализовать ту критику, которую может вызвать публикация зондажей. Она отражает в какой-то мере "нечистую совесть" журналистов, которые сами считают эту практику чрезмерной. Однако, представляется, что этот тип сопровождающей критики, часто встречающейся во многих крупных СМИ, скорее отражает стратегию "двойного удара", что позволяет постоянно публиковать опросы, и при этом делать вид,/296/ что особой веры этим опросам нет и что им не придается большого значения [1]. Когда журналисты приводят статистические данные, то они это делают с долей иронии и с некоторым отстранением ("это всего лишь опрос...", "если верить данным последнего опроса..."), что должно подчеркнуть их определенное недоверие к опросам. А когда газеты решают посвятить специальный номер разоблачению "великой манипуляции опросами", что они периодически делают, то это чаше всего становится лишь еще одним поводом для косвенной рекламы различных институтов изучения общественного мнения, руководители которых самодовольно выступают в свое оправдание.

Даже критика, которая, казалось бы не выходит за рамки чисто научной логики, косвенно остается критикой политики. Так, например, если, в ходе последней избирательной кампании, специалисты по опросам подверглись критике более резкой, чем обычно, то это только потому, что они ошиблись, неправильно предсказав рейтинг кандидатов. Логика же этой критики, зависящей от обстоятельств, такова, что те же самые специалисты, наоборот, восхвалялись бы теми же людьми, если бы, как это часто бывает, предсказания этих специалистов оказались бы более близкими к реальным результатам. В таком случае критики стали превозносить "эту удивительную науку" и, возможно, что в каком-нибудь журнале нашлись бы журналисты или политические комментаторы, которые серьезно задались бы вопросом, "Не заменят ли опросы выборы?". Тогда бы они с той же уверенностью, с какой в другом случае осуждали специалистов по опросам, предложили организовать дискуссию не на тему "валидности опросов", а для того, чтобы понять, нужны ли выборы, если простой опрос, проведенный перед выборами, позволяет вполне точно определить тех, кто будет избран. Опрос стал бы превозноситься как рациональный инструмент демократии позволяющий экономить на традиционных процедурах типа выборов или референдума, которые с этого момента стали бы считаться архаичными, слишком тяжеловесными и слишком дорогостоящими с точки зрения временных и денежных затрат.

Только выборы всякий раз на время прерывают дискуссии о достоверности опросов: они оказывают на большинство актеров политико-медиатического поля настоящий эффект вердикта, гораздо более решающий, чем все научные дискуссии или технические объяснения. Когда, как это часто бывает, результат выборов оказывается близок к показателям последних зондажей,/297/ то этот эффект вердикта узаконивает триумф институтов, обычно использующих его для того, чтобы заполнять целые страницы газет и журналов саморекламой, в которой они напоминают о своем "прогнозе" и тем самым заставляют признать свою компетентность. Аргументы научного толка, если они и приводятся, служат чаще всего просто авторитетными суждениями, дающими дополнительные основания верить (или не верить) зондажам, а также не столько разрешить основополагающий спор, сколько легитимировать принятие позиции, основание которой в действительности находится в другом месте. В определенной мере "провалы" или "неожиданности", которые время от времени происходят в этом типе исследований ожидаемы и для некоторых даже желательны, поскольку они дают хороший повод восстановить "незаменимую ценность выборов" и тем самым утвердиться в вере в ценность традиционных процедур политических консультаций.

Парадоксальная критика

Возможно, самое удивительное заключается в том, что наиболее резкой критике подвергаются как раз те опросы, которые менее всего дают для этого повод. Как известно, под общим термином "опросы" обычно скрываются очень различные исследования, которые не имеют между собой почти ничего общего, кроме, пожалуй того, что все они построены на выборке, (якобы) репрезентативной для всего населения Франции, имеющего право голоса, что задаваемые в них вопросы носят закрытый характер, что они проводятся институтами изучения общественного мнения, что они публикуются в печати, и что зачастую их цели носят политический характер. С научной точки зрения следует учитывать специфику каждого типа опроса, и критика, которая приложима к одним опросам, не всегда может быть адресована другим. Между тем, критика, которая раздается в прессе в адрес "опросов" не делает различий между ними. Так, вопросы по поводу того, какие газеты читают опрашиваемые, участвовали ли они в какой-либо демонстрации или забастовке, позволяют фиксировать поведение и относятся к вопросам совершенно иного порядка, ставящим совершенно иные эпистемологические и технические проблемы, чем те, которые возникают, когда у опрашиваемых выясняют как они относятся к "французской интервенции в Боснию", к "пятилетнему сроку президентского правления", или "к ограничению права на забастовку". В этом случае речь идет об исследовании мнения как /298/ такового, в связи с которым возникают очень сложные проблемы сбора данных и их интерпретации [2].

Благодаря дискуссиям, которые начались в 70-е годы вокруг недостатков этой нарождающейся практики (вопросы, часто непонятные для многих опрашиваемых, слишком политизированные их формулировки, публикации фальшивых опросов институтами-призраками с целью самого грубого политического манипулирования), в эту анархическую практику был внесен по крайней мере минимум регламентации и была признана вся важность позиции "нет ответа", являющуюся одним из вариантов ответа, которую необходимо принимать в расчет в соответствии с требованиями науки и которую следует включать в представляемые в СМИ результаты изучения общественного мнения. В самом деле результаты первых опросов общественного мнения, опубликованные в прессе, часто пересчитывались после исключения данных по позиции "нет ответа", как если бы речь шла о референдуме, но ведь их распределение не случайно, более того, они являются хорошим показателем не только социально дифференцированной способности индивидов производить "личное мнение", но и уровня, на котором вопрос политически сконструирован, или, по крайней мере, публично сформулирован. Известно, что, начиная с того момента, когда специалисты по опросам оказались вынуждены под воздействием критики публиковать данные по позиции "нет ответа", они стали использовать всевозможные способы (специальные указания анкетерам, закрытые вопросы, увеличение числа средних или нейтральных вариантов ответов и т.д.) для искусственного их сокращения, что, однако, не решило проблемы. Критика в адрес этого полуфабриката социальных наук и экономического маркетинга, перенесенного в политику, и сегодня остается весьма и весьма актуальной (подтасовка ответов за счет их неопределенности, а не сбор действительных мнений, сложение ответов, имеющий разный социальный вес, а не измерение структуры по-настоящему действенных мнений и т.д.).

В ходе последней президентской кампании полемика развернулась не вокруг опросов общественного мнения, а вокруг очень специфического типа опроса, каким является предвыборный опрос [3], в задачу которого входит изучение намерений относительно политического поведения. Таким образом, это как раз такой случай, когда казалось бы, институты опросов и политологи могли бы избежать критики, обычно направленной против опросов общественного мнения, поскольку, если они способны незадолго до голосования назвать вероятное распределение/299/ избирательных бюллетеней между кандидатами, то они могут считаться безусловно выполнившими свою задачу. А собственно голосование выступает в качестве самой верной гарантии серьезности специалистов по опросам, поскольку оно позволяет сравнить мнения, собранные опросом, проведенным незадолго до голосования, с итогами реально проведенного голосования. Безусловно, в этой области специалисты по опросам достигли бесспорной компетентности [4], благодаря чему, кстати, они завоевали доверие СМИ. Действительно, предвыборные опросы не представляют собой никаких трудностей чисто научного плана, поскольку речь идет лишь о простом опросе избирателей незадолго до дня выборов, установленного законом. Поэтому критика, разоблачающая навязывание проблематики, что неизбежно содержится в любом вопросе, поставленном перед населением с очень различными социальными и культурными характеристиками, в данном случае не имеет оснований, ибо такой тип опроса всего лишь "заставляет проголосовать" выборочную совокупность всего населения, имеющего право голоса в форме, которая была установлена самим ходом демократической политической игры. Стало быть, если навязывание тематики и происходит, то не в результате деятельности институтов опросов, а вследствие собственно политической игры.

Дискуссия как объект

Что же тогда можно поставить в упрек данному типу исследования? Совершенно бессмысленно вводить новые элементы в научную дискуссию до тех пор, пока не будет понято то, что регулярно вызывает саму дискуссию и пока не будут изучены принципы, ее структурирующие и факторы, препятствующие действительному пониманию чисто научных аргументов. Конкретнее, речь идет о том, чтобы понять, почему СМИ, которые на протяжении всей предвыборной кампании в числе первых заказывают, публикуют и комментируют политические опросы, одновременно испытывают потребность - и не только из-за желания сохранять журналистскую сдержанность и объективность (один - "за", один - "против") - предоставлять свои страницы для всех тех, кто желал бы высказаться против "опросомании", за которую они же сами и несут большую долю ответственности.

Такое смешение объекта происходит здесь именно потому, что главное препятствие для понимания и восприятия научного/300/ дискурса в данном случае носит скорее социальный, чем интеллектуальный характер, или, как говорит Витгенштейн, "здесь нужно преодолеть трудности не интеллектуального порядка, а воли". Следовательно, дискуссия по поводу опросов структурируется в соответствии с очень обшей парой оппозиций, присущих и социальным универсумам, в которых действуют профессионалы, чья внутренняя борьба в большей или меньшей мере зависит от предпочтений очень широкой публики ("избиратели", "телезрители", "потребители" и т.д.)- Такая ситуация обязательно включает в себя расхождение между предложением, которое эти специалисты или эти профессионалы считают желательным - с одной стороны, и как бы установленным спросом со стороны профанов - с другой. Смысл оппозиции заключается в способе управления этим расхождением и его регулированием. Он разделяет тех, кто отдает предпочтение предложению (определяемому профессионалами) и тех, кто, наоборот, высказывается в пользу приоритетности спроса (измеряемого среди публики). Таков, например, случай дискуссии по поводу того, каким должно быть "телевидение", когда те, кто, будучи более - по сравнению с другими - наделен специфическим (культурным и политическим) капиталом стремится, в силу своей компетентности, "настоятельно" навязывать (культурно и политически) содержание программ, противопоставляются тем, кто отдает приоритет спросу (на самом деле - экономической отдаче), полагая, что единственным судьей в этом отношении должна быть сама "публика" и превращает "телеметр" в универсальный инструмент определения качества программ. Иными словами, противопоставление происходит между теми, кто, следуя своим представлениям о "культуре", считает необходимым "тянуть широкую публику наверх", хочет "ее воспитывать и образовывать" и критикует "низкопробные" или "вульгарные" передачи (т.е. популярные), и теми, кто осуждает "скучные" передачи "парижской интеллигенции" и признает лишь "нужды" и "желания" публики-потребителя [5]. Такого же типа структуру можно обнаружить даже в том, что касается политической специфики - в дискуссии о политических опросах, которая служит настоящим прожективным тестом, отражающим - прямо или косвенно - определенное видение демократии.