Нарциссическое расстройство личности

 

Моей пациентке Патти тоже казалось, что ее личность была «ложной». Она была активным человеком, который получал массу удовольствия от прогулок и путешествий, но ни одно из ее увлечений не переросло в карьеру. Она не могла задержаться на чем-то достаточно долго, чтобы в этом преуспеть. Сама Патти ничего подобного не говорила, но все ее описания родителей вызывали в воображении образ людей, которые были нетерпимы к ее чувствам и потребностям. Родители хотели, чтобы дочь выросла как можно скорее, они не получали удовольствия от общения с ней, когда Патти была зависимым от них ребенком. Мать не кормила ее грудью. Если она плакала ночью, мать не подходила к ней. Потребности матери всегда были на первом плане. Она не могла дождаться момента, когда наконец станет свободной от детей, чтобы отправиться в магазин за красивой одеждой, завести роман, насладиться отпуском. На пляже она всегда оставляла кого-то присмотреть за детьми. Мать не очень интересовалась ни детьми, ни их компанией. Хуже того, когда Патти чем-то не устраивала ее, например тем, что опрокидывала какую-то особенную вазу, которую мать забыла убрать, та бросалась на нее с яростными упреками и била. Патти часто наказывали. Патти выросла с чувством, что она неуклюжая и глупая, и она фокусировалась на том, что старалась быть кому-то полезной. Она пыталась быть здравомыслящим взрослым человеком, хотя внутри она себя ощущала маленькой девочкой в мире, полном взрослых, Алисой в стране чудес, потерявшейся и не знающей правил игры. Она пыталась испытывать те чувства, которые, как ей казалось, от нее ожидают, но ей было очень сложно понять, что же она чувствует на самом деле. Негативные чувства по отношению к другим людям были практически табуированы. Эта история переживании типична для описания людей с «нарциссическим расстройством личности» — это переживания, которые могут свидетельствовать о склонности к депрессии.

Нарциссическая или невротическая личность часто описывается как человек, который пытается справиться без какого-либо участия других людей в своей жизни. Многие писатели пытались создать определение нарциссизма, большинство из них соглашается, что общие симптомы таковы:

— застенчивость и стыдливость (чрезмерные реакции на критику);

— раздутое самолюбие (претенциозность);

— отсутствие понимания того, кем ты являешься, отсутствие связи с чувствами и ощущениями;

— боязнь зависти других;

— иллюзия самодостаточности;

— садомазохизм и скрытый гнев (по Моллону, 1993)

Большинство из этих категорий подразумевает нестабильность и отсутствие связи с другими людьми и неспособность использовать других для регуляции чувств. Чувство собственного могущества неустойчиво, так что иногда человек чувствует себя способным на великие свершения без какой-либо помощи, а иногда ему кажется, что окружающие хотят обидеть и растоптать его. (Возможно, маниакально-депрессивный синдром является крайней формой такого состояния и диагностируется у людей, которым при этом очень сложно быть самодостаточными.)

Аллан Шор считает, что проблемы нарциссического расстройства также уходят корнями в детство, в возраст от 1 до 3 лет. Он говорит, что в младенчестве о таких детях, вероятно, достаточно хорошо заботились, и они смогли выстроить связную картину тела, и они способны хорошо относиться к себе время от времени, как это происходит с деятельными детьми, но он полагает, что то отношение родителей, которое они испытали, не позволило им понять, как переживать стыд и каким образом восстанавливаться после таких переживаний.

Многие родители хорошо справляются со своими обязанностями на стадии младенчества их детей, в отличие от недавно описанных родителей детей, которые в дальнейшей жизни склонны к пограничным расстройствам личности. Они наслаждаются своим родительством на этом этапе, потому что чувствуют себя могущественными и очень нужными. Ребенок в этом возрасте воспринимается как продолжение матери и практически во всем находится под ее контролем. Когда же ребенок подрастает, начинает сам ходить, становится человеком со своим собственным сознанием, когда его тело переходит под его собственный контроль, они перестают получать удовольствие от того, что они являются родителями. Мать хочет того покладистого ребенка, который будет под нее подстраиваться, который будет полностью соответствовать ее нуждам, — по возможности такого, который не вырастет и не станет самостоятельным. В определенном смысле ей нужен ребенок, которым она сможет полностью владеть (посмотрите выше на страхи человека с нарциссическим расстройством — он боится, что его кто-то поглотит, завладеет им).

Такой родитель может выстроить ненадежную привязанность со своим ребенком. Такая мать может быть непостоянным родителем, который в одно мгновение полностью настроен на ребенка, а в другое — скучающим, невнимательным, отстраненным; она может быть злопамятной, обидчивой и всячески противодействующей матерью, и, судя по всему, у Патти была именно такая мать.

Несмотря на то что путь у каждого свой, Аллан Шор считает, что общим для всех случаев нарциссического расстройства моментом является унижение. Он считает, что все симптомы расстройства «прорастают» из плохой регуляции чувства стыда. В детстве, в возрасте примерно от года до трех лет, ребенок должен пройти важные этапы социализации, что создает условия для развития определенных участков мозга. Как я уже описывала в главе II, глазнично-лобная зона префронтальной коры головного мозга выстраивает связи с парасимпатической нервной системой. Это дает ребенку возможность подавлять некоторое свое поведение. Его учат тому, что является приемлемым, а что нет, через лишение положительного родительского внимания. Когда ребенок делает что-то, что не нравится родителям, они выражают свое неодобрение и негативную реакцию, что для ребенка является сильным стрессом и крайне неприятно. Переживания унижения ребенком наполнены кортизолом.

Несмотря на то что в процессе обучения социальным нормам такие состояния неизбежны, жизненно важно, чтобы прерванные взаимоотношения были быстро восстановлены до того момента, когда ребенок невыносимо долго для себя испытывает чувство, что хорошие отношения потеряны навсегда. Срок этот относителен и может быть более длительным по мере взросления ребенка. Но маленькие дети, которые очень нуждаются в том, чтобы регуляция была постоянной, не могут позволить себе потерять эту нить отношений, помогающих им в управлении чувствами. На физиологическом уровне им необходимо восстановить теплые взаимоотношения с родителем, чтобы рассеялся тот кортизол и другие гормоны стресса, которые успели выделиться, и вернуться к нормальному состоянию.

Родители, которые не очень хорошо справляются с задачами регуляции, могут оставить своего ребенка в состоянии стресса на слишком долгий срок. Они могут сами испытывать сложности в том, чтобы переносить негативные эмоции, и, таким образом, они могут стараться дистанцироваться от ребенка вместо того, чтобы помочь пережить их и нейтрализовать. Эти родители часто используют стыд для унижения ребенка или для того, чтобы его поддразнить, говоря «я понимаю, почему на площадке тебя все задирают» или «не будь таким плаксой». Если ребенок зол, то родитель может усилить его гнев вместо того, чтобы нейтрализовать его: «Не смей разговаривать со мной так!» Родитель также может испытывать сложности в том, чтобы отвечать на радость и возбуждение, переживаемые ребенком, чтобы воспринять и разделить их с целью снижения до приемлемого уровня. Переживая такого рода сложности в регуляции, ребенок со временем может потерять уверенность в своих взаимоотношениях с родителем, их правильности и их способности помочь ему в регуляции. Как уже говорилось в предыдущей главе, он может стать склонным к депрессии — легко погружаясь в раздерганное состояние, переживая унижение или потерю, так как чувствительность механизма реагирования на стресс в результате переживаний детства оказалась слишком высокой.

 

ПО ПУТИ К НАСИЛИЮ

 

Несмотря на то что все это встречалось и в детстве Патти, был еще подтекст, который было гораздо сложнее осознать и выразить словами. Отдельные намеки подтверждали, что проблемы начались не в детстве, а еще раньше, в младенчестве, когда ее жизнь только начиналась. Мать считала, что ее сложно кормить грудью, и нечасто брала ее на руки. Были случаи, когда она ощущала, что мать испытывает враждебность по отношению к ней — случай с переохлаждением, когда ее оставили слишком надолго в детской коляске, сказав, что она ужасный ребенок. Позже, уже став подростком, она почувствовала, что мать по-прежнему к ней враждебна. Когда они отдыхали с палаткой на природе, мать заставила ее стирать на публике свои испачканные кровью трусики. Но таких воспоминаний было немного, и возможность осознать их и проговорить была сильно ограничена.

Однако в своем общении с психотерапевтом Патти без слов смогла поведать многое о своей ранней жизни, в особенности ее глубоко противоречивое отношение к женщинам. Ее выносливое беспокойное тело постоянно пребывало в напряжении: она старалась все время относиться к психотерапевту как к случайному знакомому, с которым она болтает на автобусной остановке, останавливаясь больше на мелких событиях прошедшей недели, а не как к близкому партнеру, который мог бы помочь ей разобраться с собой, которому она может довериться, поверить, что он поймет ее чувства и поможет справиться с наиболее сложными из них. Она скептически относилась к терапии, но при этом посещала ее пунктуально и регулярно. При этом, казалось, распадалась на кусочки, если вдруг случались праздники и наступал перерыв во встречах. Она часто притворялась, играя, что может вдруг заняться другими видами терапии, или угрожала прекратить всю работу, так как она не может себе это позволить, отражая таким образом тот страх быть брошенной, которым наградила ее мать. Эти переживания предполагают, что в случае Патти есть и компонент «пограничного расстройства личности». У пациентов с «пограничными» особенностями отношения с психотерапевтом становятся наиболее явной моделью внутреннего мира, который был сформирован под воздействием переживаний детства, так как он весь состоит из нехватки доверия и нехватки уверенности в том, что тебе помогут справиться. Многие исследователи связывают пограничное состояние с сексуальным насилием, с которым Патти не сталкивалась. Несмотря на то что в самом деле существует определенная связь (Лайнан предполагает, что около 75 % случаев пограничного расстройства личности связаны с сексуальным насилием, хотя другие исследования говорят о гораздо более низких цифрах), оно может не быть ключевым фактором в пограничном расстройстве. В одном из наиболее недавних исследований было выявлено, что в 71 % случаев пограничного расстройства личности речь идет об эмоциональном насилии, в ряде случаев сочетающемся с физическим и сексуальным насилием (Познер и Ротбарт, 2000).

Я соглашусь с Лайнан в том, что сексуальное насилие само по себе не является тем, что разрушает людей. Сексуальное насилие может быть побочным эффектом дисфункциональной, уродующей семьи, или своего рода «маркером» того, насколько глубоки проблемы в семье (Занарини и др., 1997). Как это выразила Залуета, насилие — это «определенная форма неприятия» (Зулуета, 1993). Важно то, что на эмоциональные потребности ребенка не обращают внимания — но в пограничном состоянии добавляется еще и то, что ребенок зависит от того, кто не заслуживает доверия с эмоциональной точки зрения и, кроме того, активно унижает или отторгает его. Это ярко видно в истории жизни известной американской поэтессы, Энн Секстон.

Энн была самой младшей из трех дочерей, рожденных в семье талантливого бизнесмена и женщины, которая увлекалась писательством и активно вращалась в обществе, — богатой семье, любящей вечеринки с возлияниями, одной из тех, что описаны Скоттом Фицджеральдом. Но оба родителя были крайне непредсказуемы эмоционально. Как говорила Джейн, одна из сестер Энн: «Папа был или пьян, или с похмелья, но ты никогда не знал заранее, в каком он состоянии, как и мама, которая становилась то невыносимой, то милой. Когда тебе казалось, что она в добром расположении духа, она начинала тебя критиковать». Энн также вспоминает, каким «дурным» мог быть отец, когда выпьет: «Он мог сидеть и смотреть на тебя так, как будто ты совершил ужасное преступление» (Миддлбрук, 1991). Его издевательства включали в себя жалобы на ее юношеские угри, которые вызывали у него отвращение: «Я не могу есть, когда она сидит за обеденным столом», — говорил он, а мать при этом с пренебрежением относилась к ее творчеству, отправляя ее подростковые стихи экспертам, чтобы они проверили, не занимается ли она плагиатом.

С младенчества Энн и ее сестры находились под присмотром няни, которую описывали как жесткую и необщительную. Она должна была следить за внешним видом и манерами девочек. Их специально одевали к ужину, чтобы они могли присоединиться к родителям или чтобы представить их на вечерниках, но они практически не видели свою мать, которую обожали. Энн росла стеснительной и одинокой, описывая себя как «пустое место, скрюченное в шкафу». Ей было сложно добиться похвалы от ее матери, все, что она получала, — негатив и унижение. Когда ей было около 4 лет, ее мать часто проверяла состояние ее половых органов со словами о том, что их необходимо содержать в чистоте и что к ним нельзя прикасаться. Процесс пищеварения также ежедневно подвергался инспекции, и ей до 12 лет угрожали клизмой, если она еще не «сходила». Все закончилось тем, что ее госпитализировали с серьезным запором.

Только одни взаимоотношения были другими — с ее двоюродной бабушкой Наной, которая в детстве Энн была близким членом семьи и открыто проявляла свою любовь к Энн. Она переехала жить в семью Энн, когда той было 11, и Энн проводила с ней практически все свое время: обедала с ней, играла с ней в карты в ее комнате, делала школьное домашнее задание с ней после школы, а также, лежа с ней в постели, занималась «обнимашками с Наной». Существуют свидетельства, что это были и сексуальные контакты; Энн позднее совершала развратные действия с одной из своих дочерей (Мегей и Хунцикер, 1998: 384). У Наны не было взрослого сексуального партнера, и, возможно, она искала сексуального удовлетворения во взаимоотношениях с Энн, так как нигде больше его найти не могла, а может, она искала средства для того, чтобы снять свое сексуальное напряжение или гнев, используя ребенка как средство для разрешения какого-то собственного неразрешенного эмоционального конфликта. Независимо от ее мотивов, взрослый человек, злоупотребляющий доверием ребенка, не может распознать настоящие эмоциональные потребности ребенка, ставя свои собственные на первое место. Разумеется, такие эмоционально нуждающиеся и незащищенные своими собственными родителями дети становятся легким объектом сексуальных манипуляций.

Одно из последствий сексуального насилия для ребенка состоит в том, что она (или он) может решить, что ему некуда больше обратиться за утешением, как это заметила Фелисити де Залуета. Если сексуальное насилие происходит в семье, то это означает, что ребенок потерял защиту обоих родителей, а не только виновного. Ошеломляющее, физиологически возбуждающее событие невозможно никакими средствами урегулировать. Те люди с пограничным расстройством личности, которые пережили сексуальное насилие, склонны иметь гиперреактивный механизм реагирования на стресс (Ринн и др., 2002).

Такие дети, как Энн, обычно склонны к высокой возбудимости симпатической нервной системы. Они привычны к высокому уровню негативных эмоций и гиперактивной реакции подкорки из-за физического или эмоционального насилия, от которого они страдают. Но так как глазнично-лобная зона коры у них недостаточно хорошо развита, им не хватает средств для сдерживания, которые опирались бы на связи с парасимпатической нервной системой. Способности правого полушария по регулированию эмоций у них также могут быть снижены, так как допаминовые рецепторы у них менее чувствительны (Шор, 2003). Это делает их склонными к переполнению такими интенсивными по уровню эмоциями, как гнев. Вот как Горовиц описал это: «Нет раздумий, все в чувстве. Он хочет разнести и уничтожить человека, который расстраивает его. Он не осознает, что когда-то любил или хотя бы испытывал добрые чувства к объекту своего гнева. Он не осознает, что его ярость — это страсть, которая погаснет. Ему кажется, что он будет ненавидеть объект своей страсти всегда» (Горовиц, 1992, цитировано по Шору, 2003).

У Энн Секстон на протяжении всей жизни были проблемы с управлением эмоциями. Она чувствовала себя ошеломленной сильными впечатлениями, она использовала то алкоголь, то снотворное, чтобы успокоиться, а еще она погружалась в «транс», когда она часами сидела, уставившись перед собой, отрешившись от всех своих чувств. Отрешенность — один из примитивных способов защиты от душевной боли — грубая попытка прекратить любые контакты с другими людьми, которые могут вызвать в дальнейшем (неприятное) возбуждение симпатической нервной системы. Люди в отрешенном состоянии активируют спинной вагусный комплекс в стволовой области мозга, вызывая физиологическое отключение, торможение, с пониженным артериальным давлением и замедленным сердцебиением, как животные, которые притворяются мертвыми, когда их настигает хищник. Такой способ защиты часто используется детьми с дезорганизованным типом привязанности. Когда ты не знаешь, можно ли тебе приблизиться или нужно держаться подальше, лучше «уйти в себя» (Шор, 2003).

Вдохновленная своим психотерапевтом, Энн начала писать и стала использовать свою поэзию, так же как и терапию, для более конструктивного регулирования своих состояний. В ее поэзии блестяще выразились ее крайне интенсивные чувства, и она стала успешной поэтессой, заслужившей признание и даже восхищение и от мужчин, и от женщин, у нее случались многочисленные романы. Внутренние противоречия, столь характерные для личностей с пограничными нарушениями, часто находят выход в творчестве. Но когда ее психотерапевт внезапно прервал ее лечение, она покончила жизнь самоубийством в возрасте 46 лет.

Ребенок, который пережил такой опыт, испытывает не только физический вред, он также оказывается отравлен ядовитыми представлениями родителей о взаимоотношениях. Те, кто пережил это, говорят, что физическая боль, которую им причинили, не всегда является ключевым переживанием. Как сказала об этом одна женщина, «я могу пережить то, что меня били и насиловали, но я не могу преодолеть то, что меня ненавидели» (Чу, 1998:12). Чувство, что для кого- то ты являешься всего лишь вещью, которую используют, лишает личность какой-либо ценности и значения. Если родители тебя не любят, чего же ты тогда стоишь? Энн Секстон озвучила это чувство преходящей ценности в глазах других в своем стихотворении:

Хватит притворяться, лишь мигом для тебя была я. Излишеством. Алым кораблем в заливе. Как дым плывут волос клубы в окно машины. Сезон моллюсков завершен. Секстон, 2000

 

ЧЕРНАЯ ДЫРА

 

Обесчеловечивание и нехватка эмоциональной значимости находятся в самом сердце пограничных взаимоотношений с самого их начала. С самого начала родители испытывают сложности в том, чтобы признать в своем ребенке мыслящее существо. Питер Фонаги, один из наиболее значимых исследователей в области привязанности, занимавшийся изучением случаев пограничного расстройства личности, особенное внимание уделяет тому, что он называет «мента- лизацией», наделением разумом — способности признавать в других наличие разума. Он предполагает, что человек, склонный к пограничному расстройству личности, растет в состоянии, когда он старается не думать вовсе и старается не наделять никого разумом в своем сознании, так как это приведет к тому, что ему придется осознать всю ненависть и отсутствие любви со стороны родителей по отношению к нему. Но, вычеркивая это плохое обращение и мысли о нем из своего сознания, он делает практически невозможным восстановление от такого обращения (Фонаги и др., 1997).

В самом деле, людям с серьезными случаями пограничного расстройства личности сложно думать о своих переживаниях, своем негативном эмоциональном опыте, особенно о переживаниях, связанных с родителями. Совершенно невыносимо знать, что твои родители пренебрегали твоими чувствами и, возможно, даже ненавидели тебя. Это приводит к тому, что психотерапия крайне затруднительна. Люди с пограничным расстройством личности в самом деле должны осознать, что именно с ними произошло, а до того, как они смогут осознать болезненную суть их детства и каким-то образом принять эти переживания и этот опыт, им будет очень сложно создать и сохранить цельный образ собственной личности. Мне же кажется, что акцент Фонаги на полное осознание и вербализацию чувств преуменьшает важность периода младенчества. Его подход не принимает во внимание то, что у всех людей с пограничным расстройством личности без исключения есть сложности с регулированием чувств, который связан с базовыми проблемами в этой области; теми сложностями, которые, по мнению Аллана Шора (и здесь я с ним совершенно согласна), корнями уходят в младенческий опыт человека, когда ему не помогали регулировать собственные эмоциональные состояния.

Чувства, которые испытывают люди с пограничным расстройством личности, вызывают в памяти всю глубину и ужас беспомощного ребенка, о котором не заботятся. В самом худшем варианте человек с пограничным состоянием личности впадает в состояние, которое называют «черной дырой стыда», невербализуемое состояние пустоты; состояние ужаса вне времени и пространства. Оно связано с ощущением падения в пустоту-чувства, когда ты не чувствуешь надежной поддержки, уверенных материнских рук вокруг тебя. Человеке пограничным расстройством личности переполнен негативными чувствами, и то, что он переживает, другими воспринимается как преувеличенная, чрезмерно раздутая реакция. Когда что-то происходит не так, все вокруг становится плохим, нет никакой возможности прекратить этот негатив. Он ощущает, что он сам ужасно плох. Его чувства постыдны, раз никто не может понять их и что-то знать о них. Он ненавидит сам себя. Приятные чувства, которые он испытывал ранее, не существуют, воспоминания о них вызвать невозможно. Как мне однажды сказала Патти, «я не в состоянии помнить о приятных впечатлениях». Положительные чувства утекают, как песок сквозь пальцы, возможно от того, что хорошее не в состоянии вызывать доверие из-за того, что твои родители были так настроены против тебя. Такое состояние невозможности использования совета или поддержки особенно характерно для пограничного расстройства личности.

Для обработки переживаний не хватает самой личности, ощущения «я» — того «я», того компонента личности, который помогает в регуляции. По сути, ощущение самости, чувство «я», очень тесно связано со способностью управлять своими чувствами в непротиворечивой, связной форме, узнаваемой окружающими. Когда другие люди отмечают, что ты «всегда такой спокойный — все держащий под контролем — настойчивый — живой — рассеянный — стойкий или практичный», они описывают твой стиль управления эмоциями. Чувство самости очень зависит от этой обратной связи, получаемой от других. Нам нужно понимать, какими нас видят другие люди, чтобы сформировать устойчивую «индивидуальность» или тот самый стиль управления эмоциями. Но если реакция родителей постоянно негативная или ее попросту нет, мы чувствуем себя «стертыми», неполноценными или плохими по самой сути. Без ощущения постоянной поддержки крайне сложно размышлять о собственных чувствах, а ощущение «я», собственной личности становится очень непрочным.

Моей пациентке Дилис было почти сорок, а она все жила с ощущением постоянного смущения и в состоянии полного хаоса в области регуляции. Когда она приходила ко мне на встречу, она постоянно сомневалась в том, правильно ли она поступила, бормоча: «Я не должна была приезжать сюда на машине, бензин слишком дорог, мне нужно было прийти пешком. Почему же я не пришла пешком? — стенала она. — Моя дочь хочет, чтобы я купила ей платье на день рождения, но я не знаю, что ей выбрать, я не могу решить, я не могу думать. Я должна купить ей что-нибудь розовое, но теперь я не знаю, идет ли ей розовое. Розовый — хороший цвет? Ее отец не любит розовый. Мне нужно было уложить ее спать вчера вместо того, чтобы позволять ей посмотреть фильм. Я дура — фильм оказался дурацким. Ее учительница всегда с таким презрением смотрит на меня, она считает, что Элли очень устает. Я знаю, что я ужасная мать. Я забыла отправить ее в душ сегодня утром, но ведь не нужно каждое утро принимать душ?» — и так до бесконечности. У Дилис нет никаких точек опоры в ее собственной реальности, которые коренились бы в ее чувствах. Она действовала импульсивно и говорила импульсивно, без какого-то организующего принципа, который позволил бы ей расставить приоритеты в ее впечатлениях и переживаниях и на этой основе сделать выбор того, как действовать. Для большинства из нас организующим началом являются наши чувства и те смыслы, которыми мы их наделяем. Но Дилис не имела никакого представления о том, что она чувствовала. Ее нападки на саму себя были постоянным приглашением как-то урегулировать ее жизнь. Она вела себя как беспомощный ребенок, который остро нуждается в ком-то, кто будет за ней присматривать и сможет привнести в ее жизнь хоть какой-то смысл. Она была дочерью матери-алкоголички и отца-преступника, а ее дядя в детстве надругался над ней.

Ощущая нехватку собственного механизма регуляции, она легко впадала в панику, особенно когда она чувствовала себя всеми покинутой. Человек с пограничным расстройством личности обычно испытывает отчаянный страх быть покинутым или отвергнутым. Возможно, это происходит от того, что он остается в крайней степени зависимым от других людей, которые помогают ему в регуляции. Обычно у человека с пограничным расстройством личности есть ключевой партнер для регуляции, отношения с которым позволяют держаться на плаву, но если эти отношения подвергаются угрозе или он воображает, что им что-то угрожает, ему кажется, что мир рушится. В этом случае человек с пограничным расстройством личности вынужден полагаться на собственные средства регуляции, которые обычно очень ограничены. Он начинает действовать импульсивно и деструктивно. Так как его регуляторные стратегии неадекватны, он пытается управлять чувствами напрямую — прыгает в машину и несется со скоростью 100 миль в час, чтобы снять напряжение, или разбивает телефон, когда рассержен разговором. Он может нанести себе физические повреждения, чтобы избавиться от душевной боли, или может попытаться «закрасить» ее наркотиками, алкоголем или сном. Когда мать Дилис внезапно умерла, она стала ходить на ближайшую железнодорожную станцию с мыслями о том, не прыгнуть ли ей под поезд.

Поведение людей с пограничным расстройством личности чаще самодеструктивно, чем разрушительно для окружающих, несмотря на то, что оно оказывает негативное воздействие на жизни других людей. В следующей главе мы рассмотрим, как криминальное поведение может также являться в некоторых случаях формой поведения человека с пограничным расстройством личности, который пытается справиться с яростью, которая стала следствием плохого обращения в детстве, нападая на других людей.

 

ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: