Лекция 8. Международная политика.

ПЛАН

1. Внешняя политика в истории политической мысли.

2. Современные подходы к внешней политике: идеализм, реализм, плюрализм, марксизм и неомарксизм.

3. Начало и конец «холодной войны». Биполярный, многополярный и однополярный мир.

4. Мировой порядок 21 в.

5. Глобализация и ее тенденции.

1. Внешняя политика в истории политической мысли. Теория международных отношений - важная и неотъемлемая часть современной политической науки. Теория международных отношений анализирует прежде всего реалии современного мира, но опирается на теоретический фундамент, созданный многовековым развитием политической мысли. Первые внешнеполитические концепции возникли одновременно с появлением государств. Большинство суждений о внешней политике и межгосударственных отношениях, высказанных древними мыслителями, сегодня звучат весьма наивно. Однако нельзя отрицать того, что некоторые из этих концепций вплоть до нынешнего столетия использовались в реальной внешнеполитической практике отдельных государств.

Например, внешняя политика традиционного Китая на протяжении веков в значительной степени вдохновлялась идеями, берущими свое начало в двух основных течениях древнекитайской политической мысли, - конфуцианстве и легизме. Конфуцианство породило представление об исключительном положении Китая по отношению к соседним странам и народам, его превосходстве над ними и привело впоследствии к изоляционизму. В основе внешнеполитической концепции легизма лежал прагматический принцип выгоды и пользы отношений Поднебесной с теми или иными «варварами» (под которыми понимались все остальные народы). Поскольку легизм делал ставку на принуждение и насилие как наиболее эффективные средства управления людьми, постольку и во внешнеполитической сфере он ориентировался прежде всего на силовые методы. Об этом свидетельствует выдвинутая легистами теория прямой зависимости могущества государства от его военных успехов. По существу, это было одно из первых в истории теоретических оправданий агрессивных войн. Проблема войны и мира оказалась центральной для всех без исключения направлений внешнеполитической мысли с момента ее возникновения. Сходный взгляд на роль силового фактора в международных отношениях продемонстрировал древнегреческий мыслитель Фукидид в своей истории «Пелопонесской войны». Одновременно Фукидид указал, что в основе политики государств лежат не столько действия конкретных личностей, сколько объективные и не зависящие от воли людей интересы. Такой взгляд на внешнюю политику соответствует концептуальным подходам, сложившимся в гораздо более поздние периоды.

Однако более или менее систематическое представление о внешней политике и международных отношениях стали формироваться в Новое время. Одним из первых мыслителей этого периода, обратившихся к изучению проблем международных отношений, был Никколо Макиавелли. Он считал, что война является неизбежной спутницей человеческой истории в силу изначальной склонности людей к насилию. Поэтому при принятии решения о начале военных действий руководитель государства не должен быть связан никакими ограничениями. Главную задачу любого государства на внешнеполитической арене Н. Макиавелли видел в достижении выгоды, защите своих интересов, при этом он считал вполне возможным и необходимым игнорировать и моральные, и правовые нормы. В мирное урегулирование конфликтных ситуаций Н. Макиавелли не верил, полагая, что только сила является реальным фактором политики.

Прямой противоположностью взглядам Н. Макиавелли была внешнеполитическая концепция голландского гуманиста Эразма Роттердамского, который видел в мире, а не в насилии и войне высшую человеческую ценность. Для предотвращения войн он предлагал ввести принцип неизменности границ, поскольку территориальные споры выступают основной причиной военных конфликтов. Другой голландский мыслитель Гуго Гроций вошел в историю как один из первых теоретиков международного права. Его научная деятельность была посвящена вопросам правового регулирования международных отношений. Творчество Г. Гроция имело явную антивоенную направленность. Он первым пришел к выводу о необходимости коллективной борьбы за поддержание мира. Ему же принадлежит одна из первых классификаций справедливых и несправедливых войн.

Сторонником создания мирового правительства был такой известный мыслитель, как Томас Гоббс. Как общеизвестно, он считал, что естественному состоянию общества соответствует «война всех против всех». Такое положение может быть преодолено только посредством заключения общественного договора и образования государства. Но в сфере межгосударственных отношений естественное состояние сохраняется и после этого. Как и Н. Макиавелли, Т. Гоббс видел в силе главный регулятор международных отношений. В естественном состоянии государства не связаны какими-либо ограничениями и стремятся к своему усилению, поэтому войны между ними неизбежны. Однако, в отличие от Макиавелли, Гоббс осуждал войны с морально-этической точки зрения и призывал к устранению их причин. А возможность прочного мира Т. Гоббс допускал только при условии функционирования мирового правительства, стоящего над властью отдельных государств.

На рубеже ХVIII-ХIХ веков развернутый план перестройки международных отношений предложил английский мыслитель, один из основоположников либерализма Иеремия Бентам. В этом плане предусматривалось создание универсальной международной организации, международного суда, коллективных вооруженных сил. И. Бентам опередил свое время, предложив полностью отказаться от колоний, поскольку они являются для метрополий бременем, а не источником прибылей, как полагали тогда многие. Международные отношения, по мнению И. Бентама, должны носить демократический характер, строиться на принципах полного равенства государств и исключать господство одних народов над другими.

Почти одновременно с И. Бентамом свой план достижения вечного мира, вытекающий из его общефилософских взглядов, выдвинул Иммануил Кант. Поскольку И. Кант отдавал приоритет морали перед правом и политикой, то он полагал, что отношения между государствами должны регулироваться теми же простыми моральными нормами, какими регулируются отношения между людьми, а сами моральные нормы станут нормами права. Эффективность и результативность любой политики будет зависеть от того, насколько она учитывает эти нормы и принципы.

2. Современные подходы к внешней политике: идеализм, реализм, плюрализм, марксизм и неомарксизм.

Современная система международных отношений возникла со становлением централизованных государств в XVI — XVII веках. Свое выражение этот процесс нашел в Вестфальском договоре (1648 г.), которым завершилась Тридцатилетняя война ( (1618—1648) — война между двумя группировками сильнейших европейских государств) и в котором европейские державы впервые официально провозгласили принцип государственного суверенитета. Позже к европейской системе государств подключились США, когда после победы над Испанией в 1908 г. они в глазах мирового сообщества стали великой державой, и Япония, которая получила такой же статус после своей победы над Россией в 1904—1905 годах.

В конце XIX в. империализм и европейская «драка за колонии» в Африке и Азии придали международной системе по-настоящему всемирные очертания.

XX в. стал свидетелем становления мировой политики в том смысле, что отношения конфликта и сотрудничества между государствами и международными организациями распространились на весь мир. Наиболее драматичным образом это проявилось в Первой мировой войне (1914—1918), Второй мировой войне (1939—1945) и «холодной войне». К концу XX в. стало очевидным, что меняются самые основы политической жизни. Под вопросом оказалось, собственно говоря, само деление на внутренние и внешние аспекты политики, столь привычное прежде. Сегодня об этих сложных и многосторонних изменениях говорят как о «глобализации».

Для анализа этих и других тенденций вначале необходимо уяснить различные подходы, с позиций которых обычно рассматривалась международная и мировая политика. В этой области существовали следующие основные «школы»: идеализм, реализм, плюрализм, марксизм.

Суть политического идеализма состоит в том, что он воспринимает международную политику с точки зрения моральных ценностей и норм права. Его меньше интересует эмпирический анализ (то есть то, как государства реально ведут себя) и больше нормативные моменты (то есть то, как они должны себя вести). Его поэтому иногда рассматривают как разновидность утопизма. По ходу истории было разработано множество идеалистических теорий политики. В Средние века, например, Фома Аквинский (1224—1274) рассуждал о том, что такое «справедливая война», для чего рассматривал действия правителей в отношениях друг с другом с точки зрения морали. При этом он утверждал, что война может быть оправдана, если соблюдаются три условия. Во-первых, ее должен объявить полновластный правитель. Во-вторых, дело, за которое ведется война, должно быть правым в том смысле, что ее целью должно быть исправление совершенной несправедливости. В-третьих, в такой войне надлежит держаться добра и избегать зла, никак не поддаваясь страстям жестокости и жадности.

Позже Иммануил Кант предложил нечто вроде проекта мирового правительства. По его воззрению, мораль и разум одновременно говорят людям, что войны быть не должно, а в будущем человечеству суждено прийти к «всеобщему и вечному миру».

Большинство форм идеализма сочетается с интернационализмом, то есть убеждением в том, что дела человека должны быть устроены в соответствии с общечеловеческими, не только национальными принципами. Этот взгляд, в свою очередь, отражается в том предположении, что жизнь людей как на национальном, так и на международном уровнях, должна быть устроена на началах гармонии и сотрудничества. Одной из наиболее влиятельных форм идеализма стал либерализм. Хотя либералы традиционно видели в государстве главную единицу политической организации общества, столь же важными для них всегда были взаимозависимость государств и свободная торговля: война, по их убеждению, чаще всего попросту «не оправдывает себя» Интернационализм такого рода также привержен идее коллективной безопасности и международному праву — принципам, воплощенным в таких организациях, как Лига Наций и ООН. Так, президент США Вудро Вильсон утверждал, что Первая мировая война стала порождением «старой политики» милитаризма и экспансионизма многонациональных империй, лучшим же противоядием войне может стать строительство мира демократических национальных государств, способных сотрудничать в областях взаимного интереса и лишенных какой бы то ни было заинтересованности в войне и грабеже.

Судьба идеализма была не безоблачной: его годами критиковали и высмеивали теоретики реализма, и все же он возродился в конце XX в. в виде неоидеализма. Неоидеализм стал реакцией на аморализм Неоидеализм стал реакцией на аморализм силовой политики эры сверхдержав. Примером здесь может служить та попытка вернуть этику во внешнюю политику США, которую в 1970-х годах предпринял американский президент Картер: его администрация предоставляла экономическую и военную помощь только тем странам, где соблюдаются права человека. Еще громче тема международного сотрудничества и общей безопасности в конце 1980-х годов прозвучала у президента СССР Михаила Горбачева, говорившего об «общем европейском доме» и о том, что проблема прав человека по своей значимости выходит за рамки идеологического соперничества между коммунизмом и капитализмом.
Но, наверное, самый сильный толчок возрождению идеализма принесло повсеместное осознание того, что мир находится перед угрозой полного ядерного уничтожения — результата той эскалации военных расходов, в которых Запад и Восток соревновались десятилетиями. Возникло движение за мир, исходившее из самой широкой интернационалистской философии с акцентом на пацифизме — принципиальном отрицании войны и всех форм насилия. Позиции неоидеализма отразились и в концепции «мирового сообщества», возникновение которой обычно связывается с именем австралийского дипломата и ученого Джона Бертона. Концепция «мирового сообщества» предполагает, что идея суверенных национальных государств устарела, — на их место приходит модель сложных и взаимозависимых отношений, которую Бертон назвал «паутиной». Отсюда естественно следовало, что традиционная международная политика должна уступить место ненасильственным способам разрешения международных конфликтов и сотрудничеству государств.

Реалистическая традиция, иногда называемая политическим реализмом, вполне может претендовать на звание старейшей теории международной политики. Ее зачатки можно видеть уже у Фукидида в его истории Пелопоннесской войны (431 до н.э.). и у Сунь-Цзы в его классической работе о стратегии «Искусство войны», написанной в Китае приблизительно в то же время. Другие видные фигуры политического реализма — Макиавелли и Томас Гоббс. Но господствующей парадигмой анализа реализм стал лишь в XX в. — после и вследствие двух мировых войн. В то время как идеализм делает акцент на этической стороне международных отношений, для реализма характерен другой акцент — силовая политика государств, преследующих свои собственные интересы. Центральным его положением есть то, что государство является главным актором на международной арене и, будучи суверенным, способно действовать не зависимым от кого бы то ни было образом; более того, с подъемом национализма и становлением современных наций-государств оно, государство, стало политическим сообществом, крепко связанным изнутри, и здесь все должно быть подчинено интересам нации.
Э. Карр и Ганс Моргентау — одни из ведущих теоретиков реализма — особо едкой критике подвергли веру идеализма в интернационализм и естественную гармонию международных отношений. Карр, например, доказывал, что в период между двумя мировыми войнами наивные надежды на международное право и коллективную безопасность как раз и помешали политикам по обе стороны Атлантики осознать опасность германского экспансионизма и остановить его. Поскольку в мире нет власти более высокой, чем власть суверенного государства, подчеркивают реалисты, международная политика осуществляется по «законам природы», то есть анархии, но никак не гармонии; анархичность же международной системы заключается в том, что каждое государство, предоставленное самому себе, думает лишь о собственных национальных интересах, прежде всего о собственном выживании и защите своих территориальных границ.
По этим основаниям реалисты и делают столь сильный акцент на роль силы в международных отношениях, силу же понимают по большей части в военных категориях. Международная анархия, однако, для них ни в коем случае не означает перманентного конфликта и вечной войны — они настаивают лишь на том, что и конфликт и сотрудничество внутри системы государств в большинстве случаев подчиняются логике существующего на данный момент баланса сил в мире. Далее, преследуя интересы национальной безопасности, государства вступают в союзы, и, если между такими
союзами складывается равновесие сил, это обеспечивает мир и международную безопасность на то или иное время. Нельзя, однако, забывать о динамике международных систем: когда равновесие сил нарушается, высока вероятность войны.
При этом реалисты отнюдь не считают,что внутри международного порядка и в самом деле действуют какие-то «законы природы», — это не так, ибо власть, богатство и ресурсы в мире распределены между государствами неравномерно. Главным участникам ЭТОЙ системы отведена роль великих держав (в годы «холодной воины» их называли сверхдержавами). Вообще же имеет место иерархия государств, накладывающая на международную систему какой-то порядок, поскольку великие державы так или иначе контролируют подчиненные им государства через торговые блоки, «сферы влияния», а то и прямую колонизацию. В годы «холодной войны» все это привело к становлению биполярного мирового порядка, где соперничество между американским и советскими силовыми блоками охватило собой едва ли не весь земной шар. Реалисты здесь легко доказали бы, ЧТО именно биполярность благоприятствовала сохранению мира, поскольку эскалация военных расходов уже в 1960-х годах, когда сложилась ситуация взаимного гарантированного уничтожения, обернулась надежной системой ядерного сдерживания.

Стабильная иерархия, имеющая своей основой общепризнанные правила игры, по их мнению, и не дала развязаться анархии.
В продолжение 1980-х годов под влиянием Уолца и других теоретиков получил развитие неореализм (иногда также называемый «новым», или структурным, реализмом). Оставаясь все на тех же позициях признания за силой решающего значения в международных отношениях, сторонники этого направления объясняют мировые процессы не столько целями и декларациями государств, сколько структурными факторами международной системы. Реализм и неореализм, однако, не обошлись без самой жесткой критики в свой адрес. Главной претензией к ним было то, что отрывая политику от этики, эти доктрины тем самым по существу оправдывают как эскалацию военной напряженности, так и гегемонистские устремления великих держав. Критики полагают также, что в свое время силовая политика не столько обеспечила мир, сколько поставила планету на грань ядерной катастрофы.

Критика реализма явилась и со стороны феминистской теории, стоящей на том, что стремление государств к власти, равно как и их одержимость вопросами национальной безопасности и военной мощи, отражают социальное господство мужчин-политиков, чья природа как раз и сводится к агрессии и соревновательности. С эмпирической стороны построения реализма обнаружили и ту свою слабость, что, концентрируясь на государстве как доминирующем акторе (субъекте политики) мировой политики, они не замечают плюралистических тенденций, формирующих международную среду с конца XX в. В этой ситуации классический реализм окончательно уступил свое место некоему «новому реализму».

Плюралистический подход к международной политике, особенно характерный для США, обозначился в 1960—1970-х годах, явившись своего рода надстройкой здания либеральных идей и ценностей. В своем традиционном значении плюрализм есть социально-политическая концепция, подчеркивающая значение такого фактора, как рассредоточение силы и власти среди ряда конкурирующих структур или групп. Как концепция международных отношений плюрализм, акцентируя момент «проницаемости» государства, выступил альтернативой той «государствоцентричной» модели, которой придерживается реализм. Иллюстрацией к последней модели со всеми ее недостатками может послужить известное рассуждение Джона Бертона о «бильярдном столе». Именно в таком виде — как стол с шарами, которые являются совершенно жесткими объектами и сталкиваются между собой, тем самым задавая друг другу движение, — реализм и представляет себе мировую политику. По убеждению сторонников плюрализма, это совершенно неверный образ, так как в нем совершенно отсутствуют транснациональные акторы, такие, как транснациональные корпорации (ТНК) и неправительственные организации, и нет понимания взаимозависимости государств, особенно в экономической сфере.
Плюрализм поэтому предлагает «модель разнородных акторов», в которой при должном осознании роли национальных правительств одновременно подчеркивается и то, что международные отношения сегодня формируются под воздействием гораздо более широкого крута факторов и групп интересов, чем прежде. Для начала здесь как минимум нужно говорить о том, что принцип «внешнего суверенитета», на котором зиждется реализм, следует заменить более скромным понятием независимо действующих структур. Это позволяет включить в круг акторов международных отношений такие структуры, как «Гринпис», Организацию освобождения Палестины, корпорацию «Кока-Кола» и Ватикан, совершенно наравне, скажем, с французским или аргентинским государством. На самом же деле плюрализм при своем акценте на моменте распыления власти ставит под вопрос и понятие независимо действующего актора, полагая, что все субъекты мировой политики (правительственные и неправительственные) действуют в кругу сдержек и противовесов, которые в общем-то исключают полную независимость какого бы то ни было из них. Именно в духе такого подхода, например, анализируя Кубинский кризис 1962 г., Аллисон показал, что государственные решения чаще всего проистекают не столько из «рационального» следования национальным интересам, сколько из бюрократической среды чиновников от политики.

Наконец, плюрализм позволил осознать и такую тенденцию международных отношений, как отход от силовой политики и обычаев национального возвеличивания. Здесь проявляется уже не вера идеалистов в абстрактные ПРИНЦИПЫ, а понимание того, что коль скоро сила и власть в мире распылены самым широким образом, конкуренция может оборачиваться и самыми негативными последствиями. Сторонники данного подхода поэтому полагают, что во взаимозависимом мире движение к сотрудничеству и интеграции (более всего, может быть, характерное для Европы) в конце концов станет главной магистралью мировой политики.

Марксистский взгляд на международные отношения резко отличается от других парадигм, и эта специфика заключается в том, что марксизм уделяет особое значение факторам экономической силы и деятельности международного капитала. Хотя Маркс более всего занимался структурами национального капитализма и особенно антагонистическими отношениями между буржуазией и пролетариатом, его работы затрагивали и международные отношения — достаточно вспомнить его концепцию о том, что солидарность рабочего класса не знает национальных границ: Манифест Коммунистической партии (1848) и завершался призывом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» В то время как либеральные и реалистские теории полагают, что власть в мире организована вертикально, в чем отражается иерархия существующих в мире государств, марксизм выдвинул идею горизонтальной организации, основой которой является международный класс. Однако капитализм как мировая система не был рассмотрен со всех своих сторон, пока не появилась книга Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» (1917). Ленин пытался доказать, что выход капитализма за национальные границы обусловлен его стремлением сохранить нормы прибыли путем экспорта капитала, а это, в свою очередь, сталкивает капиталистические державы между собой, результатом чего и стала Первая мировая война — империалистическая война, поскольку она велась за контроль над колониями в Африке, Азии и других частях мира.
Современные марксисты, или неомарксисты, в сущности, отказались от классической модели Маркса—Ленина. Причиной стало прежде всего то, что империализм начала XX века отнюдь не вылился в «высшую», то есть конечную, стадию капитализма, неприемлемо узким оказалось и положение о том, что политика государства является ни чем иным, как простым отражением интересов капитала.

Признав идею «относительной независимости» государства, марксисты, в сущности, сблизились с позицией плюрализма в понимании того, что на мировой арене действуют самые разнообразные силы — субнациональные, национальные и межнациональные. Особенность неомарксистского подхода, однако, составляет следующее: в то время как классический марксизм подчеркивал соперничество между национальными «капитализмами», неомарксизм главное внимание уделяет тому, как в XX веке развивалась глобальная капиталистическая система.
Главной чертой этой системы, согласно неомарксизму, является организация классовых интересов на международной основе — в виде сети многонациональных корпораций. Предполагается, что корпорации не просто вытеснили суверенные государства с арены мировой политики, — они, как сами государства, а также международные организации, функционируют в рамках системы, обслуживающей долгосрочные интересы глобального капитализма. По неомарксизму, эта глобальная система производства имеет в высшей степени упорядоченный характер: мир здесь поделен на «ядро» и «периферию». «Ядро», а это не что иное как развитый Запад, поддерживает высокие темпы своего развития через технологические инновации и систематически высокие уровни капиталовложений, периферия же — менее развитый Юг — служит источником дешевого труда и сырья. Это глобальное неравенство по своему отражает и те различия, что существуют на региональном уровне уже внутри национальных экономик, где региональные «ядра» интегрированы в мировую экономику, тогда как периферейные регионы влачат подчас весьма жалкое существование, нередко становясь питательной средой для этнического национализма. Экономическая глобализация, таким образом, совершенно не исключает опасности дезинтеграции той или иной нации.