Распознавание духов и современные теории

Вопрос о распознавании духов очень трудно увязать с некоторыми недавними теориями о природе духа и человеческой индивидуальности, претендующими также на крайне почтенный возраст. Теософы обвиняют нас в небрежном, неточном и фактически неоправданном употреблении слова «дух». Они говорят, что так называемые духи, участвующие в спиритических сеансах, вовсе не являются таковыми, в любом смысле этого неправильно используемого слова, а только оболочками, reliquiae тех, кто раньше был индивидуумами, – с остатками памяти, оживляемыми время от времени с помощью вечного хранилища информации обо всем, что происходило, – астрального света. Эти «фрагменты» бывших людей ни в коем разе не являются духами, а скорее призраками (полагаю, так назвали бы их наши друзья), прозрачными и распадающимися. Они лишь бледное отражение духа, внутреннего принципа, истинного Я, которое в них больше не находится, а вознеслось или, возможно, упало на подобающее ему место.

Поэтому, когда я говорю, к примеру, что дух моего друга Эпе Саржана общается со мной, то я выражаю свою мысль не совсем точно. Я должен сказать, при условии, что вся эта история не является результатом моих галлюцинаций или розыгрышем талантливого тщеславного привидения, что определенные внешние принципы, принадлежавшие некогда этому человеку и входившие в состав сложного существа, сообщили мне некоторые факты с помощью осколков земных воспоминаний. Эти сведения, сказали бы они, могут оказаться несущественными и даже недостоверными. Теософы не считают подобные общения доказательством тех потрясающих предположений, которые выдвигаются спиритуалистами; и заявляют, что при тщательном анализе подобные факты серьезнейшим образом подрывают доверие к широко распространенному поверью о возвращении духов. Они сказали бы мне, что через короткое время мой друг исчезнет из моей жизни, если только, к несчастью, не окажется, что он привязался к земле и посему превратился в крайне нежелательного собеседника. Он будет становиться все более расплывчатым, бледным и прозрачным; его интерес ко мне и моей жизни будет уменьшаться, память о земле и всех ее заботах ослабевать, пока он, то есть его внешняя часть общавшаяся со мной, не умрет окончательно, и я напрасно буду ждать дальнейших контактов.

Это в лучшем случае. Но вероятнее всего, скажут они, мой друг никогда не приближался ко мне. Его земные привязанности и воспоминания поблекли, и он, судя по его характеру, сейчас уже отдыхает перед следующим воплощением. На это их предположение не в силах повлиять никакие доказательства, ибо на возражения рядового ученого: «Я не знаю, в чем заключается подвох, но он есть в ваших аргументах», – теософ ответит: «Вы говорите вздор. Совершенно невероятно, чтобы ваши высказывания были правильными. В действительности маловероятно, чтобы чистый дух сообщался с землей таким способом; не он спускается сюда, а медиум поднимается до уровня его чистого жилища». Было бы невежливо говорить, что факты свидетельствуют не в пользу таких теорий, а гипотезы, вступающие в противоречие с фактами, рано или поздно окажутся несостоятельными. Без сомнения, так скоро и произойдет в области точного человеческого знания или не совсем достоверных теорий. Но здесь мы имеем дело с чем-то выходящим за пределы земной науки и пока не располагаем безошибочными критериями и ориентирами. Когда кто-то уверяет нас, что то-то и то-то невозможно, мы вправе спросить – почему? Или даже предположить, что в этих проблемах мы все одинаково некомпетентны. Далее, мы имеем право применить в своих исследованиях обычные научные методики, а это вовсе не теоретизирование и последующий подбор фактов для подкрепления мыльных пузырей, которых мы напустили, а кропотливый сбор информации, которую затем можно будет обобщить с большей долей уверенности. Еще рано ограничивать нас теориями или, по меньшей мере, некой теорией, в которую все должны верить. Во всяком случае, я не знаю ни одной теории, которая не вступала бы в открытое противоречие с некоторыми установленными данными или не была бы развенчана при апробировании, а по своей ясности и применимости могла бы соперничать с теорией спиритуалистов или даже спиритистов. Но, возможно, это объясняется тем, что мои факты согласуются с нашей теорией и не находят объяснения в рамках любой другой доктрины, которую я до сих пор встречал. Однако, я готов и хочу выслушать чужие доводы.

Недавно у меня была возможность заново рассмотреть вопрос идентификации духов и пополнить свою коллекцию фактов. История, о которой я собираюсь рассказать, безусловно, содержит много непонятного, и я не думаю, что она внесет ясность в сложную проблему. Но она по-своему интересна, поучительна и заслуживает особого внимания. Я изменил все имена, чтобы не создавать неприятностей своим друзьям, которых не имею права беспокоить. Во всем остальном повествование абсолютно правдиво.

Начну издалека. Примерно лет 10 назад я регулярно в течение нескольких лет получал большое количество сообщений, предположительно, от духов умерших людей. Сначала я относился к этим духам – я вынужден применить этот термин, так как жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на перифразы, – и их заботе обо мне очень скептически. Я устраивал им перекрестные допросы по полной программе и изо всех сил старался уличить их во лжи. Все их сообщения носили автобиографический характер, содержали несущественные факты и даты, своего рода общий контур их земной жизни, и передавались различными способами: стуками, ударами, автоматическим письмом, разговорами в состоянии транса и т. д. Выбранные средства общения никогда не менялись, и мне не доводилось изобличать их в преднамеренной лжи или отдельных попытках ввести в заблуждение, как это случалось в практике менее удачливых исследователей. Применяя методику обычного распознания личности, я не смог выявить никакого обмана. В качестве отступления могу сказать, что исходя из этого вправе утверждать, что добился положительных результатов. Если какое-то событие подтверждается большим количеством свидетелей, каждого из которых тестируют теми способами, которые человек считает наиболее приемлемыми в своей повседневной жизни, и все они выдерживают проверку, в ходе которой не выявлено никакого обмана или недобросовестности, – то такие свидетели заручаются нашим доверием. Они могут заблуждаться или быть отвергнутыми, как это произошло с бабушкой шотландца, призрак которой ее внук прогнал со словами: «Это не моя бабушка, это мерзкая старая лгунья». Я же не обнаружил никаких признаков фальсификации.

Среди моих невидимых собеседников был один, которого я буду называть Джоном Лилли. Он общался, главным образом, с помощью стола и выбрал для себя исключительно отчетливый звук. Его нельзя было спутать ни с кем, и многие годы я легко узнавал его позывные. Постепенно он приходил все реже и реже, пока от него не остались одни воспоминания. От этого духа, также как и от других, я получал различные автобиографические сведения: факты, даты и подробности, которые я мог легко проверить, ибо он был довольно известным человеком. Эти сведения были точны во всех деталях, насколько позволяла установить проверка. Некоторые сообщения носили личный характер и я, естественно, не мог найти им письменного подтверждения, но бывало и так, что мне это удавалось, и я лишний раз убеждался в правдивости слов Лилли.

Прошло несколько лет с тех пор, как Лилли, по всей видимости, ушел из моей жизни. Он сделал то, что должен был сделать, и удалился. В этом году один из моих друзей, которого я не видел около 10 лет, пригласил меня погостить у него несколько дней. Он поселился в новом месте неподалеку от меня, поэтому я отправился пообедать и переночевать в его доме. Был званый вечер, и мне не удалось толком поговорить с моим другом до самого отхода ко сну. Вскоре я заснул, но мой отдых часто прерывался шумом и стуками, которые я сразу же узнал, хотя прошло уже несколько лет. Когда я окончательно проснулся, то убедился, что это не сновидение. Стуки раздавались по всей комнате, но я не получил через них никакого связного сообщения. Я был в сонном состоянии и не расположен к активной работе, хотя достаточно четко осознавал происходившее. Я нисколько не сомневался в реальности стуков, но самым примечательным в них был характерный звук, присущий только Лилли. Его ни с чем нельзя было спутать, и я слушал его, пока мной не овладела усталость и я снова не уснул, недоумевая, откуда этот звук, столь долго отсутствовавший, мог исходить в доме, в котором я никогда раньше не бывал, да еще в полночь. Всю ночь этот стук перемежался с моими сновидениями, но утром исчез, и больше я о нем не вспоминал.

После завтрака мой друг повел меня показать свой сад и обратил мое внимание на то, что дом, который он ныне занимает, очень старинный. «У него также есть своя история, – сказал он, – когда-то в течение нескольких лет здесь жил человек, чье имя тебе должно быть известно – Джон Лилли»!

Так вот в чем была разгадка. Своим появлением в этом доме я каким-то образом задел струны памяти, которые призвали этот дух к общению со мной и заставили его нарушить многолетнее молчание. Я серьезно размышлял о случившемся и был склонен думать, что, возможно, я слышал о связи Лилли с этим местом либо из его собственных сообщений, либо из какой-нибудь книги, к которой я обращался в ходе расследований. Я старательно пересмотрел все подробные записи его слов и моих проверок, но не обнаружил в них хоть какого-либо упоминания о доме, в котором впоследствии поселился мой друг. Зафиксировано было многое, но только не то, что он когда-то жил здесь. Этот факт не был упомянут и в книге, из которой я черпал информацию. Я совершенно уверен, что вошел в этот дом в полном неведении относительно прежнего проживания в нем Лилли и того, что раньше каким-то образом мог быть поставлен об этом в известность.

Итак, имеется интересный материал для размышлений. Первое: является ли этот дух Джоном Лилли (как я условился его называть), проживавшим в этом доме? Что поддерживало связь между ним и домом? И почему мое присутствие в его бывшей спальне заставило его нарушить мой покой шумом, который я, естественно, связал с его именем? Предположим, что для его первого посещения меня был веский (как я полагаю) повод, тогда почему он прервал молчание после моего визита в его дом? Не присутствовал ли он все эти годы, не подавая знаков по тем же причинам, что и другие, причинам веским и уважительным, а теперь, наконец, был вынужден привлечь мое внимание еще раз? Тогда почему он не разговаривал и не установил никакой связи? Он был не в состоянии это сделать или ему не позволили?

Второе: если это была всего лишь внешняя оболочка реального Джона Лилли, могу я сделать вывод, что его память, или память его внешних принципов, была вызвана к жизни моим визитом? Каким образом? Ведь она не была соединительным звеном между нами и никак не была связана с его приходом ко мне. Была ли это простая случайность? И не происходили бы такие же манифестации в любом другом месте, где я мог оказаться? Я не могу сказать, что это невозможно или даже совсем невероятно; но это представляется маловероятным с учетом многочисленных случаев зависимости между определенными местами и духами, которую часто наблюдали я и другие. Эти общения действительно были знаменательными в моей практике. И поскольку со дня ухода Джона Лилли с земного плана прошли многие десятилетия, и не одно столетие с момента кончины других моих «визитеров», то на каком основании я должен делать вывод о постепенном, весьма постепенном, распаде этих оболочек?

И наконец, если некий дух-персонификатор все эти годы выдавал себя за Джона Лилли, то какими замечательными актерскими способностями и какой осведомленностью о нем он должен обладать! Загримированный с ног до головы актер, бьющийся об заклад, что он изобразит Отелло, не выдерживает никакого сравнения с этими идущими напролом остатками некогда жившего человека! Что же он представлял из себя в бытность целостной личностью?!

На эти и многие другие возникающие по этому поводу вопросы будут даны самые разные ответы людьми разного склада мышления, и вероятно, ни один ответ, полученный на нашей нынешней стадии неведения, не сможет удовлетворить всех. Но для тех, кто, подобно мне, имеет опыт столкновения с подобными случаями, объяснения спиритуалистов, я уверен, покажутся самыми убедительными и вызовут меньше всего возражений. Более утонченный восточный философ воспользуется объяснением, которое он получил не из своего опыта (ибо он избегает практического общения с теми, кого считает блуждающими тенями, от которых надо держаться подальше), а из собственных глубокомысленных рассуждений, либо из знаний, приобретенных им от своих духовных авторитетов. Я не беру на себя смелость говорить, здесь и сейчас, с позиций теории, которую не разделяю (возможно, из-за недостаточной осведомленности). Но я прошу разрешения указать на случаи типа тех, о котором я поведал, которые не встречаются на Востоке, но происходят здесь, на Западе. С моей точки зрения и по мнению практических спиритуалистов, восточная философия интерпретирует их совершенно неудовлетворительно, когда снисходит до них. Каждая истинная философия должна принимать их во внимание; и я не берусь утверждать, что теософия, которой занимаются такие талантливые люди, не имеет в своем арсенале готового объяснения. Ни одно чисто академическое исследование того, что философия считает теоретически возможным или даже доказуемым с позиций высшей метафизики, не может отмахнуться даже от одного установленного факта, какой бы непонятной ни была его причина.

Этим письмом я хочу внести свою лепту в дело изучения запутанной проблемы. Имея на сей счет собственное мнение, которое я не собираюсь никому навязывать, хочу беспристрастно ознакомиться с чужими точками зрения.

«М. А. (Оксон)»*