Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Отражение звезд в старинных христианских гимнах и праздниках.




 

То, что говорит Древе, а до него Дюпюи, конечно, вполне возможно и во многом безусловно верно. Я сам могу прибавить к их выводам много аналогичного из мира древних астрономических представлений.

Вот хоть в христианских гимнах, например, мы видим отражение звезд на каждом шагу. Посмотрим хотя бы на праздники, отмеченные в наших календарях тотчас после равноденствий и солнцестояний 21 марта, 21 июня, 21 сентября и 21 декабря. Я говорю «тотчас после» этих дней, потому что астрономы первых веков христианства не знали точного времени этих событий и отмечали их, в среднем, на четверо суток позднее действительности, когда соответствующие области неба уже ясно показывались на востоке перед восходом Солнца. Они отсчитывали тогда не моменты закрытия солнцем соответствующих звезд, чего нельзя видеть простым глазом, но реальные появления их на востоке из‑за солнца.

Так, праздник «Благовещения», т.е. праздник сообщения деве Марии вестником неба (как увидим далее — кометой в созвездии Девы) о предстоящем зачатии ею спасителя людей, отнесен у них к 25 марта, когда в полночь кульминирует звездная Дева и когда символ Иисуса — звездный Овен — приносит себя в «жертву всесожжения за грехи людей», т.е. погружается в огонь вечерней зари.

Праздник «рождества спасителя мира» отнесен на 25 декабря, когда второй небесный его символ — звездный Змиедержец, держащий Змия познания добра и зла, уже появляется из огня утренней зари, возрожденный после своего декабрьского всесожжения за грехи людей. В это время Дева как раз кульминирует над южной частью горизонта, а группа мелких звездочек — Ясли, со стоящими около них звездочками, Ослом и Ослицей, в самом высоком из зодиакальных созвездий — Раке, уже спускается на западе к ожидающей своего спасителя грешной земле. В полночь этого же 25 декабря, когда Дева восходит на рассвете, эти небесные Ясли, прообраз тех, в которых, по сказанию, родился «спаситель людей», достигают своего наивысшего положения над землей (рис. 34).

В связи с этим звучит и рождественский гимн древних христиан, всю поэзию которого может понять только человек, знающий и любящий звездное небо и слушающий этот гимн под ним, как древние христиане, а не под кровлей, как современные христиане, позабывая о том, что совершается в небе над нею. Вот этот гимн в изъяснительном переводе:

«Дева (на небе) днесь Преждесуществовавшего (Солнце) рождает, и земля грот с Яслями ему, Неприступному, приносит;

Вестники (созвездия) с пастырями (звездами Волопаса) славословят, волхвы же (три звезды Ориона) за звездою путешествуют. Ради нас родилось молодое дитя — предвечный бог (Солнце)».

Как эти слова делаются понятны и просты в астрономической символистике (рис. 34)!

А вот и вторая кантата: «Рождество твое, Христос, бог наш, воссияло миру светом разума, ибо в нем служащие звездам (т.е. астрологи‑волхвы) звездою (Ахернаром 6 небесной реке Эридане) научилися тебе кланяться, Солнцу правды, тебя узнавать с высоты Востока. Слава тебе, властелин!»

Такова же и третья рождественская кантата: «Вижу (вверху) таинство странное и преславное: небо — это грот, Дева (восходящее созвездие) — это престол божьих колесниц (планет), [21]небесные Ясли — это вместилище, в котором возлежал невместимый бог (Солнце, рис. 34)».

Самое рождение «спасителя людей» от девы, не имевшей мужа, прямо говорит о созвездии Девы, через которую в сентябре, когда начинался византийский год, проходит Солнце, а прибавка о ее последующем опекуне Иосифе вызвана стоящим над нею Волопасом (рис 34).

 

 

Точно также отражаются звезды и в крещенском гимне 6 января, относящемся, повидимому, уже к Ориону, выходящему из Небесного Иордана (созвездия Эридана, рис. 35), в котором только‑что появилась, вследствие прецессии в годы составления этого гимна, над южным горизонтом Палестины «Чужая Звезда» (Ахер‑Нар).

 

«Во Иордане купающемуся тебе, господу, тройческое явилось поклонение. Родителев голос свидетельствовал о тебе, возлюбленным тебя сыном именуя, и дух, в виде голубином (созвездие Голубя), свидетельствовал подтверждение слова. Являйся, Христе боже, и мир просвещай, слава тебе!»

 

А также: «Освящается сегодня естество воды, и разделяется Иордан, поднимая струи своих вод (т.е. Эридан восходит на востоке), видя властелина («Чужую Звезду»), купающегося в себе.[22]

Во всех этих песнях мы видим только восторженное символистическое восхваление явлений звездного неба, какими они и обнаруживаются действительно в эти дни каждый год.

Не менее интересно отмечены христианскими праздниками и две остальные кардинальные точки неба, т.е. области летнего солнцестояния и весеннего равноденствия.

На 24 июня, т.е. на летнее солнцестояние (точно также определенное почти на три дня позднее действительного), когда небесный символ Иисуса, выходящего из Иордана, — звездный Орион‑Тельцеборец вместе с самим Эриданом‑Иорданом [23]— восходит впервые над огнем утренней зари в ореоле солнечных лучей, и когда образ Иоанна Купалы (Крестителя), звездный Водолей, перед восходом солнца в Яслях, над Орионом, достигает со своей Оросительной Урной кульминационной высоты, — отнесено рождение Иоанна Крестителя, или Предтечи, окропившего Иисуса небесной водой в Иордане, потому что звездный Водолей в это время идет впереди Солнца, как символа творца неба и земли, в его суточном круговом движении. Зачатие же Иоанна при этом условии пришлось отнести, конечно, на девять месяцев ранее, так что этот праздник естественно пришелся на 23 сентября и, таким образом, попал под покровительство Овна, кульминирующего в эту полночь, в то время как Водолей‑Ороситель заходит на западе, а небесный Иордан восходит на востоке вместе с Орионом, символом выходящего из воды Иисуса, т.е. Овна, ниспровергающего первенство созвездия Тельца. Он достигает затем кульминационной точки при восходе Солнца в созвездии Девы, когда Водолей‑Ороситель уже давно под землей, чем и объясняются слова евангелистов от имени Иоанна: «идущий за мною сильнее меня», и «ему надлежит восходить, а мне понижаться» (рис. 35 и 36). Не трудно также найти в еврейских и христианских праздниках важную отметку и весеннего равноденствия. Так, пасха у тех и других отнесена к полнолунию весеннего равноденствия, когда созвездие Овна (т.е. Пасхальный Агнец) стало, в уме раввинистов‑мессианцев, приносить себя в жертву всесожжения в огне вечерней зари, при Солнце, как бы распятом на восходящем скрещении небесного экватора с эклиптикой (рис. 37) в созвездии Рыб и при Луне, идущей у противоположного ему нисходящего скрещения в созвездии Девы.

Рождение девы Марии отнесено на 8 сентября, т.е. поблизости к осеннему равноденствию,[24]когда созвездие ее прообраза — Девы скрывается в лучах Солнца, а в полночь кульминирует Трон Бога (звездная Кассиопея). Кончина же Марии отнесена на 15 августа, когда созвездие Девы только еще приносится в «жертву всесожжения» в огне вечерней зари.

 

 

Смерть (т.е. переселение на небо) двух главнейших учителей христианства, апостолов Петра и Павла, отнесена на 29 июня, когда созвездие их прообразов — Близнецов, самых высоких из 12 созвездий Зодиака, исчезает в солнечных лучах. Соответствует этому и церковная кантата этого дня:

 

«Проповедников твердых и боговдохновенных, верховных твоих послов, ты принял сегодня, властитель, в упоение и в наслаждение твоих благ…»

 

Аналогичные отклики созвездий видим мы и в распределении кончин, т.е. переходов на небо, для многих других древнегреческих и латинских святых. Так, около весеннего равноденствия, вслед за переходом Солнца в нашем полушарии через «верхний узел», или верхний крест небесного экватора и эклиптики, назначено празднование святого Артемона (24 марта), который, в переводе на русский язык, значит «верхний парус», в полном соответствии с египетскими представлениями первых веков нашей эры, что в этом месте неба, в созвездии Рыб, в так называемой «водной части зодиака», и Солнце, и Луна, и все планеты переплывают на челноках из нижней (южной) части небесного свода в верхнюю (северную).

 

 

А за день перед этим, на 23 марта, назначен православными греками праздник Никона (т.е. побеждающего), когда Овен победоносно соединялся с Солнцем в первые века нашей эры.

Точно также и на обратной стороне неба, около «нижнего узла», т.е. осеннего скрещения небесного экватора и эклиптики, перед созвездием Весов, где Солнце, Луна и все планеты спускаются из северной части неба в южную, мы видим 20 ноября праздник святой Феклы, что по‑сирийски и по‑халдейски значит созвездие Весов, через которое Солнце в V веке проходило именно 20 ноября. Точно также праздник Стефана (т.е. Венца) назначен на 14 января, когда в V и VI веках Солнце именно и подходило под созвездие Венца, и этот Звездный Венец кульминировал в полдень (рис. 36).

Я не буду здесь касаться других таких же календарных совпадений, явно не случайного характера, так как и эти примеры достаточно доказывают, что хронология важнейших церковных событий первых веков христианства зиждется не на «утраченных исторических документах» и не на «передаваемых от поколения к поколению бережно хранившихся традициях», а установлена впоследствии путем астрологических соображений. Даже и начало нашей эры, вычисленное, как говорят, только в 525 году Дионисием Малым, явно установлено на основании того, что скрещение эклиптики и небесного экватора приходилось, по его еще не точным вычислениям, за 525 лет до него прямо под альфой созвездия Овна, символизирующего евангельского Христа, вследствие чего это летосчисление и привилось только в начале нового времени и названо христианским уже в это время, но на деле это просто «эра Овна», к которой совсем ошибочно отнесено рождение Иисуса.

Во всех этих случаях, как мы видели, верховным руководителем религиозной мысли был 6ог‑Солнце, «всеподдерживающий творец неба и земли, всего видимого и невидимого», мимо которого проходили 12 его апостолов, созвездий Зодиака, одно из которых, находящееся ниже всех других, — Скорпион — и было объявлено потом его предателем.

В том же месте неба мы видим и символ его грядущего воскресенья — звездного Змиедержца, поднимающегося к Трону Бога (теперь созвездию Кассиопея) по дороге Звезд — Млечному Пути, попирая ногою символ своей Смерти — Скорпиона (рис. 36). К богу‑Солнцу, как первоначальному руководителю религиозной эволюции, присоединился потом и другой руководитель — бог‑Месяц, обходящий 12 раз в год те же 12 созвездий Зодиака и точно также поднимающийся выше всего в созвездии Рака, где находятся Ясли Христа, и опускающийся ниже всего в Скорпионе. Но это религиозное нововведение было оформлено окончательно, повидимому, только в IV веке нашей эры, после того как получили возможность заранее указывать (через 29 1 / 2 суток) новомесячия, определявшиеся вплоть до половины этого века, как показывают еврейские источники,[25]лишь путем простого наблюдения первого узкого серпа луны, появляющегося над огнем вечерней зари.

 

 

Лишь в царствование императора Юлиана в Византии (361 — 363), по этим еврейским источникам, первосвященник Гилель II будто бы обнародовал (около 359 г., когда Юлиан был еще консулом) девятнадцатидетний цикл из 235 новолуний, после которого все новолуния повторяются снова в те же самые дни юлианского года в 365 1 / 4 дней, считавшегося тогда тропическим годом.[26]Это, — говорят нам, — и была основа календаря, который евреи употребляют и до сих пор. По греческим же источникам этот цикл (а следовательно, и тропический год в юлианском его размере 365 1 / 4 дней!) был опубликован еще афинянином Метоном в V веке до начала нашей эры, но это сообщение, как и другое о еще большей древности «Саросского цикла» затмений, требующее того же предварительного знания Юлианского календаря,[27]явная легенда. Даже по средневековым источникам, всегда склонным преувеличивать древность старых событий, за один век до начала нашей эры не было известно этого календаря. А по новейшим исследованиям Хаима Слонимского, первого астронома‑гебраиста, современный еврейский календарь принадлежит Хассану ха‑Даяну из Кордова, опубликовавшему его только в 953 году, а до того времени он не был известен. И с этим выводом Слонимского нельзя не согласиться.

Вот почему, мне кажется, возможно сомневаться даже и в том, что Юлианский календарь установлен в I веке нашей эры, а не при только‑что упомянутом цезаре Юлиане, когда жил Гилель II, а может‑быть и сам Созиген, составивший, по преданию, этот календарь. Да и другие соображения указывают на то же.[28]

Однако, независимо от того, когда был составлен Юлианский календарь, при Юлии или при Юлиане, и даже независимо от того, когда возникла идея, что бог‑Месяц есть сын бога‑Солнца, «единственный рожденный от (этого) Отца прежде всех веков, истинный бог от истинного бога, рожденный, а не сотворенный и единосущный Отцу», но факт тот, что культ бога‑Месяца действительно существовал в средние века нашей эры и что исключительные явления переменчивости его фаз, сгорание через каждые 29 1 / 2 суток в огне утренней зари и возрождение через три дня из пламени вечерней зари, противоположно тому, как бывает со всеми внешними планетами, обращали на себя особенное внимание в древности, и его фазам придавалось таинственное значение умиранья и возрождения. На это указывали уже некоторые новейшие исследователи астральных влияний на развитие христианских идей, каковы: Древс, Немоевский, Святский.

Все это развивалось, — говорят нам, — задолго до начала нашей эры, и мельчайшие детали жизни Иисуса были таким образом описаны до него. Евангельские рассказы, с этой точки зрения, — говорят нам опять, — ничего существенного не прибавляют к заранее сложившемуся мифу о «спасителе мира» и притом так полны чудесного и совершенно невероятного, что принимать их всерьез за исторические документы так же трудно, как принять за описания исторической действительности арабские сказки из «Тысячи и одной ночи». А серьезных документов о его жизни в Палестине, или где бы то ни было, нигде нет, и в нехристианских источниках, относимых историками к первому или второму веку нашей эры, о нем ничего не говорится: все цитировавшиеся теологами места из Плиния, Светония, Тацита или слишком неопределенны, или апокрифичны. Исторического «Христа», таким образом, — говорят нам, — не существовало ни в первом, ни во втором, ни в третьем веке нашей эры: он миф и больше ничего. И с этим нельзя не согласиться, пока дело идет лишь о первых трех веках. Но не было ли чего‑нибудь реального позднее?

 

 

Таблица II.

 

Весенние равноденствия по Юлианскому календарю.

 

 

Они показаны с самого начала на 20‑е числа месяцев марта, июня, сентября и декабря. Из приложенной же таблицы мы видим, что на эти числа как равноденствия, так и солнцестояния приходились по Юлианскому календарю только в IV веке нашей эры (табл. II), а в первом веке до нее они приходились не на 20‑е, а на 23‑и числа своих месяцев. Определение же равноденствий и солнцестояний является не последствием, а основой всякого солнечного календаря.

Если бы Юлианский календарь был установлен в первом веке до нашей эры (когда, как покажем далее, не было никакого Юлия Цезаря), то равноденствия и солнцестояния в нем так бы и зафиксировались на 23‑и числа всех его месяцев. Ведь и самые длины месяцев, в 30 и 31 день с февралем в 28 — 29, приспособлены явно к заранее намеченному 20‑му числу для всех этих четырех точек. Для последующего же приспособления к ним «Юлианского календаря, составленного в I веке» пришлось бы ждать такого же папы Григория, как и для преобразования этого календаря в новый стиль, и такая счетная катастрофа, конечно, осталась бы отмеченной в истории астрономии. Кроме того, Юлиан Цезарь был несомненно самым образованным и романтическим из всех римско‑византийских императоров. Точно также и литературные произведения, в роде «De bello Gallico», приписываемые Юлию Цезарю, скорее всего прпнадлежат не ему, а Юлиану, походы которого в Галлию хорошо известны. Этот предмет настолько важен, что ему я посвящаю в следующих томах этого исследования целую главу, да и об Юлии Цезаре будет здесь дано особое исследование, которое приведет нас к поразительному открытию, что он списан с Констанция Хлора, умершего в 306 году. Даже и с этой точки зрения Юлианский календарь принадлежит 1‑му году «Эры Диоклетиана», начинающейся у коптов в Египте с 284 года нашей эры, а у абиссинцев с 276 года.

 

 

Глава III.

 

 

Был ли какой‑нибудь «Христос» (т.е. «магистр оккультных знаний») когда‑нибудь распят?

 

Мы видели здесь выводы новой религиозно‑исторической школы, отрицающей самое историческое существование на земле реального прообраза легендарного Иисуса, и игнорировать их, я повторяю, невозможно, как и всякую другую искреннюю и серьезную критику имеющихся у нас документов по древней истории, критику вполне научную и явно одухотворенную стремлением узнать истину и только одну истину. Можно лишь попытаться посмотреть, не существует ли какого‑либо другого выхода из сложившегося положения, и не окажется ли каких‑либо исторических фактов в дошедших до нас «сказаниях о Христе», если мы перенесем их в другую эпоху, и если все дошедшие до нас сказания о нем, за которыми нельзя признать исторического значения, мы переведем в область психологической характеристики того поколения или той стадии развития человеческой души?

В неправдоподобных евангельских рассказах о чудесах, сотворенных Иисусом, конечно, нельзя искать исторических фактов, а только собрание слухов, ходивших в то время о нем, как о враче и как о человеке, впервые применившем таинственную силу воздействия одной человеческой души на другую к исцелению нервных больных. Они характеризуют больше самих рассказчиков, дают яркую картину тогдашнего мировоззрения. Евангелия — это не история, а первый зачаток последующего сентиментального романа на исторической основе с примесью чудесного.

Значительную часть чудес можно объяснить не силою внушения Иисуса на обычных людей, а натур — символическим настроением древних умов, этим первым проблеском нарождающегося религиозного чувства, благодаря которому житвотворящее Солнце постепенно превратилось в их воображении в бога‑отца, «всеподдерживающего творца неба и земли», тихий месяц, освещающий среди бесчисленных ярких звезд наши ночи и получающий свой свет от Солнца, — в «бога‑сына, единственно рожденного богом‑Солнцем прежде всех век», а свет и воздух, которые древние ученые еще не разделяли друг от друга, — в «святого духа (т.е. в свет‑воздух), Властелина животворящего, от отца‑Солнца исходящего, которого должно обожать и прославлять вместе с богом‑Солнцем и его сыном богом‑Месяцем» (см. символ православной веры).

Однако же, в Евангелиях и современных им документах и литературных творениях первых веков христианства есть и такие места, которые нельзя объяснить ни астрологией, ни алхимией, ни черной магией и гипнотизмом, как ее основой, и которые носят характер действительной историчности. Особенно отличаются этим те места в конце всех Евангелий, где говорится в наших переводах о «распятии Иисуса на кресте».

Я нарочно говорю: в наших переводах, потому что, обратившись к греческому тексту, на котором были написаны все Евангелия, я нашел там совсем другое. Вместо креста там везде стоит ставрос (σταυρός), а вместо распятие на кресте везде употребляется глагол ставроо (σταυροω). Но ставрос значит вовсе не крест, а кол или шест, а глагол ставроо значит: сажаю на кол.

Здесь не может быть другого смысла, потому что и все производные слова от этого корня имеют такое же значение. Так, ставрома значит частокол, ставросис — вбивание кольев, укрепление лагеря шанцами и так далее. Никогда слово ставрос не имеет смысла крест у светских греческих авторов, каков, например, Фукидид. Везде оно обозначает кол и больше ничего, а то, что теологи толкуют как распятие, у обычных греческих авторов обозначает везде казнь посредством сажания преступников на заостренный кол, вбитый в землю.

Каким же образом и когда христианские теологи пришли к заключению, что Иисус был не посажен на кол, как буквально говорится в греческом оригинале всех Евангелий и всех посланий апостолов, а пригвожден к кресту? Ведь это совсем другое!

 

 

Такое извращение смысла греческого сказания впервые произошло в латинском переводе Евангелий, где вместо греческого ставроса — кола было поставлено слово крукс (crux) — крест, и эта подстановка обратным путем перешла и на истолкование первоначального греческого выражения ставроса в смысле креста, хотя в славянском переводе и говорится более правильно, что Иисус был «вознесен на древо».

Это же объясняет нам и древнехристианский обычай столпничества, т.е. длительного сидения на высоких столпах, как средство искупления своих грехов. Основателем этого обычая был греческий монах Симеон‑Столпник, умерший, по церковному преданию, 1 сентября 459 года, т.е., как сейчас увидим, через 91 год после столбования евангельского Христа. Нам объясняют, что Симеон «провел много лет жизни на столбе, чтобы быть ближе к небу», но это толкование слишком наивно, чтобы стоило его обсуждать. Лучше было сесть на крышу. И эта Симеонова нелепость может быть объяснена только «подражанием Христу». Да и так называемые стивропигиальные монастыри в переводе значат коло‑задные (ставрос — кол и пигэ — задница) (Ух, ты! Так пигалица — это‑ж совсем не то, что я думал раньше…).

Размышляя о том, как мне выйти из этого затруднения при своем изложении, я решил держаться нашего церковно‑славянского текста и переводить греческое слово ставрос словом столб, а глагол ставроо словом столбование, так как тут не предрешаются детали описываемой казни.

Какие же были причины «столбования» Иисуса? Попробуем держаться евангельских сказаний.

В современной рационалистической передаче эти места понимаются так. Один исключительно талантливый ученый (рис. 38 и 39) был, как и все ученые того отдаленного периода, одновременно и астрологом, и алхимиком, и врачом, и магом, т.е. обладал всеми тайнами тогдашних оккультных наук. Его звали Иёшуа (по‑русски Иисус), что в переводе с древнесирийского языка значит — спасатель. Время жизни его определялось до сих пор недостаточно точно. Он проповедывал идеи, приобревшие ему много врагов среди ученых старого поколения и несколько горячих сторонников, из которых один, самый юный и одаренный духовно, назывался Иоанном или Ионой,[29]а другой, старший, — Симоном по‑еврейски, а по‑гречески будто бы Петром.[30]Первый, повидимому, происходивший из интеллигентной семьи, стал потом очень образованным человеком, так как написал высоко художественный по тому времени Апокалипсис. Второй же был менее одарен духовно, но зато очень энергичен и сделался потом выдающимся практическим организатором.

 

 

Идейные враги «спасателя» отличались, как и все застывшие и окаменевшие в раз усвоенных понятиях рутинеры, нетерпимостью и ненавистью ко всему, не входящему в узкие рамки их понимания, и изрекли ему смертный приговор, как потом инквизиция изрекла приговор Джиордано Бруно за то, что он отвергал ее догмат о неподвижности земли, как центра мира. Они назначили «спасателю» (рис. 40) столбование, чтоб выставить его на всеобщий позор и на страх темной толпе, как раз во время прохождения Солнцем восходящего «креста» небес (т.е. скрещения небесного экватора и эклиптики в созвездии Рыб, перед Овном, сгорающим в огне вечерней зари) и перед прохождением Луною нисходящего «креста» в созвездии Девы, в котором готовилось в ту ночь полное лунное затмение.

«Спасателя» или посадили на шест с поперечной перекладиной у вершины, чтобы шест не мог сейчас же глубоко войти в его тело, или подняли на этот шест с петлей на шее и закинули его руки за перекладину, чтоб он упал в петлю, когда онемеют уставшие руки, или, наконец, οн был просто привязан к «позорному столбу» с еще неясной для нас целью, и его проткнули копьем.

Время этого события по многочисленным религиозно‑историческим традициям было 21 марта перед пятницей (начинавшейся не с полуночи, а с вечера нашего четверга). Но в эту самую ночь, с четверга на пятницу, произошло лунное затмение, которое многочисленной толпой зрителей и всеми последователями «спасателя» было связано с его осуждением. Одному из последних, Иосифу, Льву гроба Громовержца,[31]удалось в пятницу утром, 21 же марта, добиться у римских властей, утверждавших и исполнявших приговоры духовных судов, разрешения снять его, уже бесчувственного, со столба и положить в гробницу этого «Льва гроба Громовержца», будто бы высеченную в скале. Но «спасатель» там очнулся в ночь с субботы на воскресенье, т.е. вечером 22 или утром 23 марта, оттолкнул заслонявший камень и дошел или дополз до любившей его девушки Марии, которая и укрыла его. Так выходит по Евангелиям.

Это чудесное «воскресение из мертвых», может‑быть, в связи с уже существовавшими тогда ожиданиями спасителя (по‑еврейски мессии), и энтузиазм его учеников, которые были полны господствовавшими тогда суевериями, сделали то, чего, конечно, никогда не могла бы сделать самая талантливая его проповедь. Его начали считать за бога, сошедшего с небес на землю, чтобы научить людей истине. Посторонние люди всюду стали разыскивать его, чтоб услышать хоть одно его слово, несмотря на то, что он должен был скрываться теперь от своих врагов.

Таково рационалистическое объяснение рассказанного в Евангелиях об Иисусе, имя которого и значит спасатель или врачеватель.

Все это так психологически правдоподобно, что как‑то не верится, чтобы рассказ о земной жизни невольного основателя средневековой христианской идеологии был чистым мифом. Чтоб разобраться в этом вопросе, обратимся к первичным документам и посмотрим, нет ли астрономических подтверждений описанных в них событий, так как астрономические подтверждения — единственно необманчивые руководители в сумерках древней истории.

 

 

Прежде всего разберем дошедшие до нас рассказы о небесных явлениях, сопровождавших столбование «спасателя». Вот они целиком:

 

В Евангелии Иоанна говорится:

«При столбе стояли его мать и сестра ее — Мария Клеопова, и Мария Магдалина, и ученик, которого он любил, и который потом взял мать его жить к себе» (19, 25).

«Спасатель» говорит: «я пить хочу…» (19, 27), и тогда обмакивают в уксус губку и, наложив ее на стебель иссопа, подносят к его рту.[32]Попробовав уксуса, он сказал: «свершилось», и потерял сознание (19, 30). А так как этот день была пятница (παρασκευη, т.е. приготовление к субботе), то иудаисты (ιουδαίοι),[33]чтобы не оставлять тела казненных на столбах на субботу, ибо эта суббота (начинавшаяся с 6 часов вечера нашей пятницы) была день великий (первая после равноденствия), просили Пилата позволить перебить у них бедра (очевидно, чтоб, очнувшись, не убежали) и снять…» (19, 31). «Но когда они подошли к «спасателю», то увидели, что он уже умер, и потому не перебили у него бедер, но один из воинов копьем пронзил ему бок, и потекла из него кровь и вода» (19, 34).

 

(Это последнее обстоятельство особенно интересно с физиологической точки зрения. Оно показывает, что Иисус был еще жив, так как из умерших кровь не течет вследствие остановки сердца и свертывания крови, а вода могла быть от отека. Этого факта древний составитель легенды не мог бы придумать, это мог рассказать только очевидец. Тут видно явное подтверждение верности евангельского рассказа.)

 

«После этого, — продолжает далее Иоанн, — пришел Иосиф, Лев гроба (ученик Иисуса, но тайный, из боязни иудаистов), и снял его тело». Никодим, пришедший вслед за ним, «принес ароматный состав из смирны и алое», они «взяли его и обвили пеленами с благовониями». «Тут была в саду пещера, в ней спешно положили тело „спасателя“ ранее окончания пятницы», т.е. до 6 часов вечера (Ев. Иоанна, 19, 39...42).

«В первый же день после субботы (μια των σαββάτων), когда было еще темно, приходит к пещере Мария Магдалина и видит, что камень отвален. Бежит к Симону и к другому ученику, которого любил «спасатель», и говорит: «унесли моего господина из пещеры, и не знаю, где положили его». «Оба побежали вместе, но другой ученик бежал быстрее и, наклонившись, увидел лежащие пелены и платок, который был на его голове», «особо на другом месте». «И возвратились к себе, а Мария стояла у пещеры и плакала» (20, 1...11).

Отсюда видно, что во всем, что говорится у Иоанна об обстоятельствах казни Назорея (т.е. посвященного в тайны оккультных наук того времени) и об его последующем оживлении, нет никаких указаний на такие события в природе, которые казались бы чудесными для автора. А сам автор, как видно из всего его Евангелия, был очень образованным по своему времени человеком. Очень важно для нас здесь и его указание, что тело было снято в пятницу днем, т.е. что столбованный висел всю ночь с четверга на пятницу. Незачем было бы автору придумывать также и рассказ о том, что у него не были перебиты голени, если бы его «воскресение» была чистая выдумка легковерных или мистиков.

Рассмотрим теперь и остальные евангельские рассказы об этом самом событии.

Возьмем прежде всего Евангелие Марка, как более простодушное.

«Столбовали его в третьем часу (т.е. в девять вечера по нашему счету), — говорит он в XV главе, — и была надпись вины его: «царь богославных».[34]С ним столбовали двух разбойников». «В шестом же часу (т.е. в полночь по нашему счету) наступило затмение по всей земле и продолжалось до девятого часа (т.е. до трех часов ночи по современному счету). Тогда «спасатель» закричал: «Элои, Элои, ламма сабахтани» (боже, боже, зачем меня оставил?)» [см. псалом 22 (21)],[35]«и с громким стоном потерял сознание» (15, 37). «И завеса в храме разорвалась сверху донизу» (15, 38).

О том, что у него не были перебиты голени, а у разбойников были, Марк уже не считает нужным упоминать и только говорит, что перед наступлением сирийской субботы (т.е. вечера пятницы) Иосиф ходил к римскому правителю с просьбой снять тело «спасателя». Тот «удивился, что он уже умер», но позволил. Иосиф Аримафейский, «сняв его и обвив полотном, положил в склеп, высеченный в скале, и привалил камень к отверстию» (16, 42, рис. 41). И вот «Мария Магдалина, Мария Яковлева и Саломия приходят к склепу при восходе солнца после субботы и видят, что камень отвален» (16, 1...4). «Они убежали от пещеры и никому ничего не сказали со страха. „Спасатель“ же, придя в сознание утром после субботы, явился сперва к Марии Магдалине, и она сказала об этом горюющим о нем, но они не поверили» (16, 9...10). «Потом (неизвестно через сколько времени) он встретился двоим из них по дороге в селение, но и их рассказу никто из остальных не поверил» (16, 12...14). «Наконец, он явился и самим одиннадцати», упрекал их за неверие и сказал:

«Идите и проповедуйте добрую весть (о моем воскресении) по всему миру» (16, 19).

 

 

Так и кончается Евангелие Марка, тоже без всяких чудес, кроме того, что во время столбования наступило трехчасовое затмение (σκότος) между шестью и девятью часами. Счет должен быть везде старинный, т.е. с вечера, который начинается в это время в 6 часов пополудни. В шесть часов по этому счету приходилась полночь, и в то же время должна была ярко светить полная Луна, потому что событие произошло, как почтительно сохранило древнее предание, в весеннее полнолуние, в ночь со страстного четверга на страстную пятницу, и в то же время в ночь с 20 на 21 марта (или с 14 на 15 еврейского весеннего месяца Нисана). А так как солнечных затмений не может быть в полнолуние, то все это место можно объяснить только полным лунным затмением, начавшимся в полночь и продолжавшимся до 3‑го часа ночи по современному счету, после чего южная, временно потемненная, яркая ночь вновь стала становиться светлой, т.е. полная фаза затмения кончилась. Отсутствие указания на это в Евангелии Иоанна можно объяснить только тем, что его автор, как очень образованный человек, знал, что тут нет никакого чуда, что лунные затмения происходят периодически в заранее определенные сроки, и потому не хотел рассказывать о факте, способном импонировать только одним невеждам и, наоборот, возбуждать ироническую усмешку в его образованном кругу. Марк же был простодушен, а потому и упомянул об этом, более всего поразившем толпу факте, как о чуде.

Посмотрим теперь, насколько подтверждается такое объяснение в Евангелии Матвея, представляющем, в сущности, простую переписку почти всего Евангелия Марка, дополненную многими другими легендами, большей частью явно фантастического, т.е. позднего характера.

Вот как рассказывает Матвей о столбовании Иисуса. «Столбовавшие поставили над его головой надпись, означающую вину: „спасатель, вождь славящих грядущего“ [36](27, 35...37). Столбовали с ним и двух разбойников» (27, 38). «И наступило затмение (σκοτος) на всей земле от шестого до девятого часа» (т.е. от полуночи до трех часов ночи). «Спасатель» закричал: «Эли, Эли, ламма савах фани» (боже, боже, зачем меня оставил!) (27, 46) и с громким стоном потерял сознание. И завеса в храме разорвалась сверху донизу, и земля потряслась, и камни расселись, и гробницы открылись, и тела многих праведных ожили и, вышедши из гробниц после его воскресения, вошли в «Святой Город» и явились многим» (27, 51...53).

Здесь переписка из Марка ясна не только по единству содержания, но и по еврейской фразе. В последних, подчеркнутых мною строках, читатель может сам видеть, как к простому изложению Марка здесь прибавилась уже фантастическая картина невероятного происшествия — воскресения многих умерших, могущая свидетельствовать лишь о перепуге и суеверных рассказах в простонародьи после этого события. Она компрометирует точность рассказа и о возможном, в сущности, в это время землетрясении и заставляет предполагать, что здесь оно приставлено к рассказу о столбовании из наличности другого какого‑нибудь землетрясения, действительно бывшего около того же времени в Сирии, как читатель увидит далее из «Церковной истории» Сократа Схоластика. Точно также и везде у Матвея к первоначальным простым рассказам Иоанна и Марка о том, как потерявшего сознание «спасателя» похоронил Иосиф и как потом Мария Магдалина, придя утром, нашла пещеру открытой, прибавлено, что и в этот момент тоже «сделалось великое землетрясение, потому что вестник божий, сошедший с небес, отвалив камень от гробницы, сел на него, и вид его был как молния, а одежда его была бела, как снег (подражание первой главе Апокалипсиса)».

Затем описывается фантастическая картина паники среди сторожей, поставленных будто бы Пилатом при гробнице (чего, конечно, не было), описываются тщетные попытки «иудаистов» скрыть от публики происшедшее воскресение столбованного и рассказывается о том, как, восставши из мертвых, он призвал своих учеников к себе на гору в Галилее

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...