 |
Путь, ведущий в мир чудес, открыт 3 глава
|
|
|
|
Есть и другие неопределенные аспекты, влияющие на проект миссии и ее стоимость: будем ли мы сначала забрасывать на Марс припасы и, лишь когда они будут доставлены, отправим туда людей; можно ли добывать кислород для дыхания, воду для питья и ракетное топливо для возвращения домой прямо из материалов, найденных на Марсе; возможно ли при посадке использовать марсианскую атмосферу для аэроторможения; какую степень избыточности оборудования считать целесообразной; насколько активно использовать закрытые экосистемы или просто пользоваться той пищей, водой и системами утилизации отходов, привезенными с Земли; конструкция вездеходов, на которых экипаж будет исследовать марсианский ландшафт; сколько оборудования вы готовы с собой взять, чтобы проверить, насколько сможете в последующих экспедициях обходиться местными ресурсами.
Пока не получены ответы на такие вопросы, абсурдно говорить о каких-либо оценках стоимости экспедиции. С другой стороны, сразу было ясно, что проект SEI будет дорогим. По всем этим причинам программа была обречена на провал, она была мертворожденной. Администрация Буша не предпринимала никаких эффективных попыток инвестировать политический капитал в запуск SEI.
Мне вполне понятен этот урок: вероятно, у нас не будет возможности отправить людей на Марс в обозримом будущем, несмотря на то что с технической точки зрения нам это определенно под силу. Власти не готовы тратить астрономические суммы на чистую науку либо на обычные исследования. Им нужны иные цели, которые будут иметь явный политический смысл.
Может быть, мы не в силах отправиться туда прямо сейчас, но когда такая возможность появится, то, полагаю, эта миссия с самого начала должна быть международной, затраты и зоны ответственности по ней должны быть распределены по справедливости, а при подготовке экспедиции нужно опираться на опыт многих наций. Цена экспедиции должна быть разумной, время от одобрения проекта до запуска должно укладываться в реалистичные сроки (с политической точки зрения); космические агентства, занятые в миссии, должны продемонстрировать собственную способность осуществлять первопроходческие пилотируемые миссии безопасно, в рамках установленных сроков и бюджетов. Если удастся представить такую миссию стоимостью менее $100 млрд, причем срок от одобрения до запуска не будет превышать 15 лет, то, возможно, она будет осуществима. (Если говорить о стоимости, такая сумма представляет собой лишь часть годового гражданского аэрокосмического бюджета современной космической державы.) Если задействовать аэроторможение и добывать топливо и кислород на обратный путь прямо из марсианской атмосферы, то такой бюджет и такие временные рамки уже начинают казаться реалистичными.
|
|
|
Чем краткосрочнее и дешевле экспедиция, тем выше неизбежный риск, которому мы будем вынуждены подвергать астронавтов и космонавтов на борту. Но существует немало примеров, показанных средневековыми японскими самураями, позволяющих убедиться: всегда найдутся бывалые добровольцы для исключительно опасных миссий, если эти миссии предпринимаются ради великого дела. Никакие бюджеты и сроки не гарантируют успеха, если мы пытаемся совершить нечто столь грандиозное, что не делалось никогда ранее. Чем большей свободы действий мы просим, тем дороже нам это обойдется и тем больше времени потребуется на достижение цели. Возможно, будет непросто найти верный компромисс между политикой и успехом миссии.
МЫ НЕ МОЖЕМ ОТПРАВИТЬСЯ НА МАРС лишь потому, что кто-то из нас мечтал об этом с детства, либо потому, что такое путешествие кажется нам очевидной долгосрочной исследовательской целью для всего человеческого рода. Если мы собираемся потратить столько денег, то эти расходы должны быть оправданны.
|
|
|
Сегодня есть другие проблемы – очевидные, вопиющие государственные нужды, – которые не удовлетворить без крупных финансовых вложений. В то же время факультативная часть федерального бюджета донельзя урезана. Утилизация химических и радиоактивных токсинов, энергоэффективность, альтернативы ископаемому топливу, замедление технологических инноваций, стагнирующая городская инфраструктура, эпидемия СПИДа, гремучая смесь онкологии, бездомности, плохого питания, детской смертности, проблем образования, занятости, здравоохранения – список удручающе длинный. Игнорируя эти проблемы, мы ставим под угрозу благосостояние нации. С подобной дилеммой сталкиваются все космические державы.
Для решения практически всех этих проблем могут потребоваться сотни миллиардов долларов и даже больше. На ремонт инфраструктуры нужны триллионы долларов. Для внедрения альтернативной экономики, не зависящей от сжигания ископаемого топлива, явно потребуются многотриллионные инвестиции в мировых масштабах, если это вообще окажется нам под силу. Нам иногда говорят, что мы не в состоянии оплатить эти проекты. Как же в таком случае мы можем позволить себе полет на Марс?
Если бы в федеральном бюджете США (или в бюджетах других космических держав) было бы на 20 % больше свободных средств, то я бы, вероятно, не чувствовал такого смущения, выступая за пилотируемую экспедицию на Марс. Если бы этих средств было на 20 % меньше, то, полагаю, даже самый завзятый энтузиаст космонавтики не призывал бы к такой миссии. Разумеется, национальная экономика может находиться в таком плачевном состоянии, что отправка космонавтов на Марс для этого государства будет немыслимой. Вопрос в том, где провести такую линию, но эта линия просто существует, и каждый участник подобных споров должен предусмотреть, где она пролегает, трата какой доли ВВП на космос является неприемлемой. Думаю, то же самое касается и расходов на «оборону».
Опросы общественного мнения свидетельствуют, что, на взгляд многих американцев, бюджет НАСА примерно равен оборонному бюджету. На самом же деле весь бюджет НАСА, включая беспилотные и пилотируемые миссии, а также аэронавтику, составляет около 5 % от оборонного. Какие затраты на «оборонку» фактически начинают ослаблять государство? Если вообще закрыть НАСА, то позволят ли высвобожденные средства решить проблемы США?
|
|
|
ПИЛОТИРУЕМЫЕ КОСМИЧЕСКИЕ ЭКСПЕДИЦИИ в принципе (не говоря уж о полетах на Марс) встретили бы гораздо более активную поддержку, если бы, как и в XV в., во времена споров Колумба с Энрике Мореплавателем, экспедиция сулила прибыль[56]. Появились новые аргументы. Говорят, что высокий вакуум, низкая гравитация или интенсивное излучение в околоземном космосе могут иметь коммерческую пользу. Все подобные предложения следует проверять таким вопросом: можно ли изготовить похожие или более качественные изделия здесь, на Земле, если на разработку будут выделены деньги, сравнимые с бюджетом космической программы? Судя по тому, какие скромные суммы компании готовы инвестировать в такие технологии, – если не считать организаций, которые сами заняты сборкой ракет или космических кораблей, – перспективы, как минимум на настоящий момент, не кажутся такими уж многообещающими.
Считается, что где-то за пределами Земли можно добыть редкие вещества, однако из-за высокой стоимости их транспортировки оптимизм приходится умерить. Насколько мы знаем, на Титане могут быть целые океаны нефти, но доставлять ее на Землю будет дорого. На некоторых астероидах могут в изобилии встречаться металлы платиновой группы. Если бы удалось переместить эти астероиды на околоземную орбиту, то, возможно, там можно было бы спокойно рыть шахты. Но как минимум в обозримом будущем это кажется угрожающе безответственным, и к этому вопросу я еще вернусь ниже.
В своей классической повести «Человек, который продал Луну» Роберт Хайнлайн описал космические путешествия, основным мотивом которых является выгода. Он не предполагал, что холодная война приведет к продаже Луны. Но действительно признавал, что будет сложно абстрагироваться от искренних меркантильных аргументов. Таким образом, Хайнлайн выдумал аферу, заставляющую поверить, что лунная поверхность просто усыпана алмазами, поэтому те исследователи, которым предстоит оказаться на Луне, ошеломленно откроют эти сокровища – и начнется бриллиантовая лихорадка. Правда, с тех пор мы уже получили образцы лунного грунта, и там нет каких-либо алмазов, которые представляли бы коммерческий интерес.
|
|
|
Однако Киёси Курамото и Такафуми Мацуи из Токийского университета изучали механизмы формирования металлических ядер Земли, Венеры и Марса и обнаружили, что марсианская мантия (между корой и ядром) должна быть насыщена углеродом – гораздо сильнее, чем мантия Луны, Земли или Венеры. На глубине более 300 км углерод под действием высокого давления должен трансформироваться в алмазы. Мы знаем, что в истории Марса были периоды геологической активности. Вещества с большой глубины могли иногда извергаться на поверхность, причем не только из больших вулканов. Итак, существование алмазов в других мирах кажется вероятным – но на Марсе, а не на Луне. В каких количествах, какого качества и размера, в каких местах – мы пока не знаем.
Если на Землю вернется космический корабль, набитый роскошными многокаратными бриллиантами, то цены на них, бесспорно, упадут (что огорчит владельцев корпораций de Beers и General Electric). Но поскольку алмазы применяются в ювелирном деле и промышленности, найдется минимальная цена, ниже которой они стоить не будут. Вполне возможно, что промышленные предприятия, нуждающиеся в таком сырье, могут посодействовать первым исследованиям Марса.
Идея о том, что исследования Марса будут оплачены марсианскими алмазами, в лучшем случае является делом далекого будущего, но этот пример демонстрирует, как можно открывать редкие и ценные вещества в других мирах. Однако было бы глупо рассчитывать на такие оказии. Если мы стремимся обосновать необходимость экспедиции к другим планетам, то должны найти иные доводы.
НЕ СЧИТАЯ ДИСКУССИЙ О ПРИБЫЛИ и расходах, даже о сниженных расходах, следует рассказывать и о пользе, если она существует. Сторонники пилотируемых миссий на Марс должны выяснить, позволяют ли такие экспедиции, пусть даже в долгосрочной перспективе, минимизировать какие-либо проблемы, существующие здесь. Теперь вновь рассмотрите стандартный набор доводов и определите, какие из них кажутся вам состоятельными, какие несостоятельными, а какие неопределенными.
Пилотируемые миссии на Марс кардинально расширят наши знания о планете, в том числе о древней и современной марсианской жизни. Вероятно, такая программа прояснит представления о нашей собственной планете, чему уже начали способствовать роботизированные миссии. История нашей цивилизации свидетельствует, что стремление к базовым знаниям приводит к самым значительным практическим достижениям. Опросы общественного мнения демонстрируют, что в качестве причины для «исследования космоса» чаще всего указывают «расширение знаний». Но насколько важно для достижения этих целей отправлять людей в космос? Мне кажется, что если роботизированные миссии получат высокий национальный приоритет и будут оснащены усовершенствованным искусственным интеллектом, то они не хуже астронавтов добудут ответы на все вопросы, которые мы должны поставить, причем, возможно, вдесятеро дешевле, чем при пилотируемых полетах.
|
|
|
Предполагается, что возникнут «побочные продукты» – огромные технологические достижения, которые иначе не удалось бы воплотить, и тем самым улучшится международная конкурентоспособность и внутренняя экономика США. Но это старинный спор: потратьте $80 млрд, чтобы отправить астронавтов «Аполлона» на Луну, а мы воспользуемся этим и изобретем антипригарную сковороду. Ведь если мы работаем над сковородами, не проще ли инвестировать деньги непосредственно в это производство и почти полностью сэкономить $80 млрд?
Спор щекотлив и по другим причинам, в частности, потому, что компания «Дюпон» изобрела тефлон задолго до полета «Аполлона». То же касается и кардиостимуляторов, шариковых ручек, застежек-липучек и других якобы «побочных» продуктов проекта «Аполлон». (Однажды мне выпала возможность лично побеседовать с изобретателем кардиостимулятора, которого едва не хватил инфаркт, когда он описывал собственное возмущение из-за несправедливых попыток НАСА присвоить авторство на его устройство.) Если существуют технологии, в которых мы остро нуждаемся, то давайте займемся их развитием и будем тратить на них деньги. Зачем для этого лететь на Марс?
Учитывая, сколько новых технологий разрабатывается в НАСА, нет ничего удивительного, что некоторые из них просачиваются в общую экономику и находят бытовое применение. Например, порошкообразный суррогат апельсинового сока Tang был создан в рамках подготовки пилотируемой космической программы, а среди других побочных продуктов этой программы достаточно назвать хотя бы беспроводные инструменты, имплантируемые сердечные дефибрилляторы, скафандры с жидкостным охлаждением и цифровые фотокамеры. Но они едва ли оправдывают пилотируемые экспедиции на Марс или существование НАСА.
Мы могли наблюдать, как эта старая фабрика побочных продуктов пыхтела и свистела на излете рейгановского проекта «Звездные войны». Рентгеновские лазеры, работающие на энергии водородной бомбы и предназначенные для установки на орбитальных боевых станциях, пригодились бы в высококлассной лазерной хирургии – рассказывали нам. Но если мы нуждаемся в лазерной хирургии, если она является национальным приоритетом, то давайте во что бы то ни стало изыщем средства на ее развитие. Достаточно отказаться от «Звездных войн». Выгораживание программы через ее побочные продукты выдает допущение, что программа не самодостаточна, не может быть оправдана теми целями, ради которых изначально затевалась.
Когда-то на основе эконометрических моделей считалось, что на каждый доллар, вложенный в НАСА, в экономику США вкачивается гораздо больше долларов. Если такой мультипликативный эффект более выражен для НАСА, чем для других государственных агентств, то у космической программы появилось бы мощное фискальное и социальное обоснование. Сторонники НАСА не стеснялись прибегать к этому аргументу. Но исследование, проведенное Управлением конгресса США по бюджету в 1994 г., выявило ошибочность данного утверждения. Хотя вложения в НАСА положительно отражаются на некоторых производящих сегментах американской экономики – особенно на аэрокосмической индустрии, никакой особый мультипликативный эффект не заметен. Аналогично, хотя инвестирование в НАСА и помогает сохранять рабочие места и прибыли, НАСА решает эти задачи не эффективнее, чем другие государственные организации.
Еще есть аргумент об образовании, который время от времени становится в Белом доме очень привлекательным. Пик защиты докторских диссертаций по точным наукам примерно совпал со временем программы «Аполлон», может быть, даже с ожидаемым фазовым запаздыванием после ее запуска. Пожалуй, причинно-следственные связи в данном случае не выражены, хотя их и нельзя отрицать. Так что? Если мы заинтересованы в поддержке образования, то на самом ли деле его лучше всего стимулировать экспедицией на Марс? Представьте себе, чего можно было бы достичь, вложив $100 млрд в обучение преподавателей, зарплаты, школьные лаборатории и библиотеки, стипендии для социально не защищенных студентов, исследовательские комплексы и академические гранты. На самом ли деле путешествие на Марс – наилучший способ поддержки естественнонаучного образования?
Следующий аргумент связан с тем, что пилотируемые миссии на Марс загружают военно-промышленный комплекс, уменьшая соблазн использовать его значительную политическую силу для преувеличения внешних угроз и закачивания денег в «оборонку». Другая сторона именно этой медали заключается в том, что, отправляясь на Марс, мы держим наготове технологические мощности, которые в будущем могут пригодиться для решения военных задач. Разумеется, мы можем предложить этим ребятам просто заняться чем-нибудь, что приносило бы реальную пользу для гражданской экономики. Но, как мы могли убедиться в 1970-е гг. на примере автобусов «Грумман»[57]и электричек «Боинг/Вертол», аэрокосмическая индустрия с большим трудом может производить конкурентоспособную гражданскую продукцию. И это естественно: танк может пройти 1000 км в год, а автобус – 1000 км в неделю, поэтому их базовые конструкции должны различаться. Но как минимум по части надежности министерство обороны вне конкуренции.
Как я уже упоминал выше, кооперация в космосе становится инструментом международного сотрудничества – в частности, препятствует расширению «ядерного клуба». Ракеты, снятые с дежурства, поскольку холодная война завершилась, можно плодотворно использовать для экспедиций на околоземную орбиту, к Луне, планетам, астероидам и кометам. Но все это достижимо и без пилотируемых миссий на Марс.
Предлагаются и другие обоснования. Утверждают, что для окончательного решения мировых энергетических проблем нужно перелопатить Луну, доставить оттуда на Землю гелий-3, накопившийся на Луне под действием солнечного ветра, и использовать это топливо в термоядерных реакторах. Какие термоядерные реакторы? Даже если бы это было возможно, даже если бы они были экономически эффективны, до этой технологии еще 50–100 лет. Наши энергетические проблемы требуется решать в менее вальяжном темпе.
Еще более странным кажется аргумент, согласно которому мы должны отправлять людей в космос, чтобы решить мировой демографический кризис. Каждый день рождается примерно на 250 000 человек больше, чем умирает, – это означает, что мы должны ежедневно снаряжать в космос 250 000 человек, чтобы население Земли оставалось на нынешнем уровне. Это явно выходит за пределы наших современных возможностей.
Я ПРОСМАТРИВАЮ ЭТОТ СПИСОК и стараюсь взвесить все за и против, учитывая при этом другие безотлагательные расходные статьи федерального бюджета. Я считаю, что до сих пор все споры сводятся к следующему вопросу: может ли совокупность отдельных обоснований, каждое из которых по отдельности не выдерживает критики, сложиться в действительно разумное обоснование?
Не думаю, что какие-либо пункты из моего списка предполагаемых обоснований явно тянут на $500 млрд или даже $100 млрд – по крайней мере не в краткосрочной перспективе. Однако каждый из этих доводов чего-то стоит, и если у меня найдется пять элементов стоимостью по $20 млрд, то, может быть, вместе они и дадут сотню. Если мы сможем рационально сократить расходы и добиться истинного международного партнерства, то доводы станут более убедительными.
Пока не состоятся национальные дебаты по этой проблеме, пока у нас не будет более четкого обоснования и оценки расходов и прибыли для пилотируемой миссии на Марс, что нам делать? Я предлагаю продолжать научные исследования и разработки, которые могут быть оправданны сами по себе либо по их значимости для достижения других целей, но в то же время пригодятся и в пилотируемой миссии на Марс, если мы позже решим туда отправиться. Возможен такой план действий:
• Американские астронавты работают на российской космической станции «Мир» в ходе совместных полетов, длительность которых постепенно увеличивается до одного, а затем до двух лет – времени, необходимого для полета к Марсу.
• Строится международная космическая станция, причем таким образом, чтобы ее основная функция заключалась в изучении долгосрочных воздействий, которые человек испытывает в космосе.
• Первый опыт развертывания вращающегося или привязного модуля «искусственной гравитации» на международной космической станции, сначала для животных, а затем и для человека.
• Углубленные исследования Солнца, в частности, вывод распределенного набора роботизированных зондов на околосолнечную орбиту для отслеживания солнечной активности и максимально оперативного предупреждения астронавтов об опасных «солнечных вспышках» – мощных выбросах электронов и протонов из солнечной короны.
• Американо-российская и многосторонняя разработка ракетных технологий «Энергия» и «Протон» для США, международные космические программы. Хотя на первый взгляд США не зависят от российских ракет-носителей, «Энергия» сравнима по подъемной силе с ракетой «Сатурн-5», отправившей астронавтов «Аполлона» на Луну. США забросили сборочную линию «Сатурн-5», и оперативно возродить ее не удастся. «Протон» – наиболее надежная крупная ракета-носитель, находящаяся сейчас в эксплуатации. Россия стремится продавать эту технологию за твердую валюту.
• Совместные проекты с NASDA (японским космическим агентством) и Токийским университетом, Европейским космическим агентством, Роскосмосом, а также с Канадой и другими странами. В большинстве случаев это должно быть равноправное партнерство, а не попытки США перетянуть одеяло на себя. Что касается беспилотных экспедиций к Марсу, такие программы уже реализуются. В области пилотируемых полетов, основная деятельность такого рода связана с Международной космической станцией. В конечном итоге мы можем освоить совместные межпланетные миссии, смоделированные на низкой околоземной орбите. Одна из основных целей таких программ должна заключаться в наработке традиции совместных технических свершений.
• Технологические разработки – с использованием ультрасовременных роботов и искусственного интеллекта – на вездеходах, аэростатах и летательных аппаратах для исследований Марса, выполнение первой международной миссии по доставке марсианских образцов на Землю. Автоматические аппараты, позволяющие привезти с Марса такие образцы, могут быть испытаны на околоземных астероидах и на Луне. Можно определить возраст тех проб, которые будут взяты в тщательно подобранных регионах Луны, что значительно поможет нам понять раннюю историю Земли.
• Дальнейшее совершенствование технологий по производству топлива и окислителя из марсианской атмосферы. Согласно одной оценке, сделанной на основании пилотной модели прибора, изготовленного Робертом Зубрином и его коллегами из корпорации «Мартин и Мариэтта», несколько килограммов марсианского грунта можно автоматически доставить на Землю при помощи экономичной и надежной ракеты-носителя «Дельта», то есть практически даром.
• Моделирование длительных полетов к Марсу прямо на Земле, при этом особое внимание должно уделяться потенциальным социальным и психологическим проблемам.
• Активная разработка новых технологий, таких как реактивное движение с постоянной тягой, позволяющих быстро добраться до Марса; это может быть важно, если нахождение под действием космической радиации и микрогравитации на протяжении года (или более) окажется слишком рискованным.
• Интенсивное изучение околоземных астероидов, которые могут оказаться более приоритетными среднесрочными целями для исследования человеком, чем Луна.
• Более выраженный акцент на точных науках, в том числе на фундаментальной науке, лежащей в основе космонавтики; тщательный анализ тех данных, которые уже собраны НАСА и другими космическими агентствами.
Стоимость выполнения всех этих рекомендаций составляет лишь часть общих затрат на пилотируемую миссию к Марсу и – если распределить их на десять и более лет, при совместной международной реализации – лишь малую долю современных бюджетов на космонавтику. Но если бы эти шаги удалось выполнить, они помогли бы нам точно оценить стоимость экспедиции, лучше понять связанные с ней опасности и ее пользу. Они поспособствовали бы активной подготовке к пилотируемым экспедициям на Марс без преждевременной привязки к аппаратному обеспечению конкретной миссии. Большинство (или все) из этих рекомендаций ценны сами по себе, даже если мы будем уверены, что не сможем послать людей на какие-либо планеты или спутники в ближайшие несколько десятилетий. Непрекращающаяся череда достижений, каждое из которых повышает осуществимость пилотируемой экспедиции на Марс, могла бы помочь – многим, если не всем, – справиться с распространенными пессимистическими взглядами на будущее.
ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ. Существует ряд менее существенных доводов, многие из которых, честно признаться, я нахожу привлекательными и весомыми. Космические полеты затрагивают что-то очень глубокое – у многих из нас, если не у каждого. Открывающиеся межпланетные перспективы, более четкое понимание нашего места во Вселенной, исключительно наглядная программа, влияющая на наши представления о себе самих, помогут ясно осознать хрупкость нашей планеты, общие риски и ответственность всех наций и людей на Земле. Пилотируемые миссии на Марс могли бы открыть перед нами многообещающие перспективы, посулить большие приключения тем из нас (особенно молодым), кто готов к путешествиям. Даже теоретические исследования полезны для общества.
Я снова и снова замечаю, что, когда выступаю с лекциями о перспективах космической программы – в университетах, перед бизнесменами, военными, представителями профсоюзов, – моя аудитория гораздо менее терпеливо, чем я, относится к практическим, политическим и экономическим препятствиям. Люди хотят поскорее отмести все препоны, вновь пережить славные дни «Востока» и «Аполлона», продолжить начатое ими и шагнуть в другие миры. Они говорят: «Мы уже делали это раньше – сможем и снова». Но я сам себя предупреждаю, что посетители таких лекций – энтузиасты космоса.
В 1969 г. менее половины американцев полагали, что программа «Аполлон» стоит своих денег. Но к 25-летию посадки человека на Луну это количество выросло до двух третей. Несмотря на все проблемы, 63 % американцев считают, что НАСА справляется со своей работой хорошо или отлично. По данным опроса, проведенного CBS News, если не принимать во внимание расходы на миссию, 75 % американцев высказались за то, что «США должны послать астронавтов исследовать Марс». В молодежной аудитории этот показатель составлял 68 %. Полагаю, «исследовать» – ключевое слово.
Неслучайно, что, несмотря на всяческие человеческие недостатки и на то, как угасает в последнее время пилотируемая космонавтика (возможно, переломить эту тенденцию поможет пилотируемая миссия, участники которой должны отремонтировать телескоп «Хаббл»), астронавты и космонавты по-прежнему широко воспринимаются как герои нашего времени. Одна моя коллега-ученый рассказывала о том, как недавно съездила в высокогорную часть Новой Гвинеи, где посетила племя, до сих пор существующее «в каменном веке» и почти не контактирующее с западной цивилизацией. Эти люди не слышали о наручных часах, газированных напитках и замороженной пище. Но они знали об «Аполлоне-11». Знали, что люди ходили по Луне. Знали фамилии Армстронга, Олдрина и Коллинза. Хотели знать, кто летает на Луну в наши дни.
Проекты, ориентированные на будущее, которые, несмотря на их политические различия, могут быть завершены лишь в достаточно отдаленном десятилетии, постоянно напоминают нам о том, что будущее наступит. Когда мы захватываем плацдарм в другом мире, внутренний голос нашептывает нам, что мы не просто пикты, сербы или тонганцы. Мы люди.
Исследовательские космические полеты привлекают общественное внимание к научным идеям, научному мышлению и научной терминологии. Повышают общий уровень интеллектуальной заинтересованности. Мысль о том, что теперь мы понимаем нечто, не поддававшееся никому из наших предков, – этот восторг, особенно остро переживаемый учеными, причастными к работе, но ощутимый практически всеми – распространяется в обществе, отражается от стен и возвращается к нам. Это вдохновляет нас обращаться к проблемам из других областей, о разрешении которых раньше также не было и речи. Повышает в социуме всеобщее чувство оптимизма. Распространяет критическое мышление именно такого рода, которое совершенно необходимо, если мы пытаемся решать прежде непреодолимые социальные проблемы. Помогает мотивировать новое поколение ученых. Чем больше в СМИ науки – особенно если речь идет об описании методов, а также выводов и взаимосвязей – тем здоровее, на мой взгляд, все общество. Люди во всем мире жаждут знаний.
В ДЕТСТВЕ мои самые яркие сны были связаны с полетом, причем я летал не на какой-нибудь машине, а сам. Я словно подпрыгивал, а затем брал курс все выше и выше. На то, чтобы приземлиться, требовалось все больше времени. Вскоре я летел по такой высокой дуге, что вообще не опускался на землю. Я мог примоститься вверху, подобно горгулье, в нише рядом с башенкой небоскреба либо аккуратно присесть на облако. Во сне – который я, должно быть, видел во множестве вариаций как минимум раз сто, – чтобы взлететь, требовалось достичь определенного настроения. Это невозможно описать словами, но я помню, как это было. Делаешь что-то у себя в голове и глубоко в животе – и можешь просто взлететь одним усилием воли, при этом руки и ноги расслабленны. Ты паришь.
Знаю, у многих были подобные сны. Может быть, у большинства людей. Или у всех. Возможно, такие сны появились еще около 10 млн лет назад или ранее, когда наши предки изящно перемахивали с ветки на ветку в девственном лесу. Желание парить как птицы вдохновляло многих пионеров воздухоплавания, в том числе Леонардо да Винчи и братьев Райт. Может быть, отчасти именно поэтому нас так влекут космические полеты.
На орбите вокруг любой планеты или в межпланетном полете вы практически невесомы. Вы можете взлететь к потолку отсека, слегка оттолкнувшись от пола. Можете лететь, кувыркаясь, вдоль продольной оси корабля. Человеку радостно ощущать невесомость: об этом говорят почти все астронавты и космонавты. Но поскольку космические корабли по-прежнему такие маленькие и космические «прогулки» всегда требовали крайней осторожности, никто из людей пока не ощущал такого чуда и триумфа: разгоняться от почти неощутимого толчка, без всяких механизмов, пут, взлететь высоко в небо, в черное межпланетное пространство. Вы превращаетесь в живой спутник Земли или в одушевленную околосолнечную планетку.
Космические исследования удовлетворяют человеческую тягу к великим предприятиям, путешествиям и поискам приключений, сопровождавшим нас с тех самых пор, как мы, будучи охотниками и собирателями, начали свой путь по восточноафриканским саваннам миллион лет назад. По стечению обстоятельств – думаю, можно представить себе множество вариантов развития истории, при которых этого бы не произошло, – в нашу эпоху мы вновь сможем возобновить такие путешествия.
|
|
|
