Глава тринадцатая Боевые кличи на островах Меланезии

В пятистах милях от северо-восточного побережья Новой Гвинеи, в направлении мыса Северный Новой Зеландии, на расстоянии двух тысяч миль вытянулась цепочка больших и малых островов, отделенных друг от друга неширокими проливами, — это Новая Британия, Новая Ирландия, Соломоновы острова, Новые Гебриды, Новая Каледония и стоящие немного в стороне острова Фиджи. Это тропические, многие из них вулканические по происхождению острова, на которых выращиваются кофе и какао-бобы, хлопок и производится копра — сушеные ядра кокосового ореха. Хотя, с географической точки зрения, это острова южных морей, региона хорошо изученного, они относятся к опасной и даже запретной территории. Не только из-за укоренившейся среди местных народов давнишней традиции каннибализма и жестокости, которую они неизменно проявляют ко всем путешественникам и торговцам из-за их абсолютного неприятия западной культуры. Туземцы продолжают упрямо цепляться за свой старый уклад жизни, какое бы сильное давление на них в этой связи ни оказывали. Зажатые между Новой Гвинеей с ее поразительными рекордами в людоедстве и островами Фиджи, которые ей ни в чем в этом отношении не уступают, эти острова просто вынуждены сохранять во что бы то ни стало свои традиции, и это вряд ли может кого-то удивить. У европейцев о них сложилось вполне определенное мнение. Так, в одной из энциклопедий, изданной в 1951 году в Англии, об их народностях категорически утверждается: «Они все еще каннибалы».

Первыми чести посещения белым человеком удостоились Соломоновы острова. Это произошло за многие столетия до того, как в Старом Свете узнали о существовании таких стран, как Австралия или Новая Зеландия, не говоря уже о такой экзотике, как Таити или Гавайи. После того как Колумб открыл Америку, испанцы в течение более семидесяти лет сохраняли свою полную монополию над островами Тихого океана, но и им не были известны эти острова. Они знают лишь Филиппины. Однако в 1568 году дон Альваро де Менданья первым увидел Соломоновы острова, получившие такое название потому, что все острова Тихого океана считались кладовой несметных сокровищ царя Соломона. К своему ужасу, Менданья очень скоро узнал, что островитяне едят вареное человеческое мясо. Так как он считал, что за такую провинность туземцы заслуживают должного наказания, то приказал предать огню их деревни. Вполне естественно, весть о жестокой расправе быстро распространилась повсюду, и когда отважный мореход высадился на соседнем острове, ему там оказали такой «горячий» прием, что он счел за благо поскорее унести оттуда ноги. Но это не поколебало его убеждения в том, что на этих островах полно золота. Однако все боялись местных каннибалов. В течение двух веков Соломоновы острова были предоставлены сами себе, и нога ни одного европейца не ступала сюда до XVIII века.

Здешние людоеды ни в чем не уступали в мастерстве кровожадным папуасам. Но обратимся к Новым Гебридам.

Известный путешественник Мартин Джонсон побывал на них во время первой мировой войны. Как и многие путешественники, посетившие эти места, он был ошарашен тем, что увидел.

«Мы шли, — пишет он, — около трех часов, но нигде не заметили никаких признаков человеческого жилья. Потом до нас издалека донеслись глухие удары тамтама, а за ними и обрывки песнопений. Теперь мы шли осторожно, не теряя бдительности, и вышли на открытое ровное пространство. Там мы увидели деревенские хижины. Из-за густых кустов мы наблюдали за танцующими туземцами. Обычный танец вокруг изваяний дьявола на деревенской площади. Вначале медленный, увеличивая ритм, он переходил в легкий бег.

Нас заинтересовало другое — подготовка к празднику. На длинной палке-вертеле жарились над костром куски мяса. Другие — прямо на углях потухшего костра. На листьях неподалеку были разложены внутренности животного, которого они готовили. Не знаю, что вызвало у нас подозрения по поводу происхождения этого мяса. Оно, нужно сказать, по внешнему виду ничем не отличалось от свинины. Но каким-то шестым чувством я почувствовал, что это не свинина.

Мы ожидали примерно с час, делая издалека фотоснимки. Танец монотонно продолжался. Мясо медленно поспевало на огне, но ничего больше не происходило. Передав мальчишке из племени тонга радиевую вспышку, я попросил его незаметно приблизиться к танцующим и бросить ее в костер. Туземцы замерли, наблюдая за ним. Подойдя к костру, он бросил туда вспышку, а сам отскочил в сторону, чтобы не испортить снимка.

Все они наклонились над пламенем, пытаясь разглядеть, что же он туда кинул, но в эту секунду яркая вспышка осветила их темные лица. Они, в ужасе отпрянув, с дикими воплями стремглав побежали к нам, но, видимо, передумав, остановились и понеслись в противоположном направлении. Вспышка длилась всего тридцать секунд. Тогда они схватили с огня мясо и помчались по направлению к джунглям.

Когда я подошел ко второму костру, то увидел обугленную человеческую голову с затычками из листьев, закрывающими глазные впадины. Таким образом, мне удалось доказать то, что требовалось. На островах южных морей до сих пор практикуется каннибализм!

Порывшись в углях и не обнаружив там больше человеческого мяса, мы подошли к хижинам. В одной из них мы нашли пряди человеческих волос, которые туземцы используют для украшений. Несколько каннибалов вернулись на площадь. Они издалека наблюдали за нами. Я их сфотографировал. Они широко улыбались, словно довольные, невинные дети. Позже мы пригласили их поужинать с нами вместе. Они с удовольствием жевали семгу с бисквитами и смачно причмокивали губами, потягивая из кружки крепкий кофе. Но, увы, их любимого кушанья — «длинной свиньи» — в меню предусмотрено не было!».

А. П. Райс, говоря о туземцах Новых Гебрид, утверждает, что они обычно стараются как можно быстрее приготовить для тушения в печах тело убитого или взятого в плен врага — сразу по возвращении в деревню. После они раздают всем желающим угощение, сдобренное ямсом (сладкий картофель). Чем темнее плоть человека, по мнению каннибалов, тем она вкуснее, и посему они отдавали предпочтение чернокожим, а не белым людям. Среди них бытовал даже специальный термин для обозначения жертвы, предназначенной для съедения, — «рыбина».

Однако, судя по всему, в отношении туземцев Соломоновых островов мнения на сей счет разделяются. Так, антрополог Р. Кодрингтон в начале нашего века утверждал, что практика каннибализма была «введена там совсем недавно». Как ему рассказывали старики, прежде человеческую плоть съедали только в виде жертвоприношения, и даже такой каннибализм был завезен сюда с «островов на западе», — здесь, вероятно, подразумевается Новая Гвинея. Проживающие на побережье племена этим занимаются мало, но гораздо чаще случаи каннибализма наблюдаются в глубине острова.

Кодрингтон с сожалением говорит, что за последнее время к каннибализму пристрастились молодые жители Соломоновых островов. Обычно они употребляли в пищу мясо врагов, убитых в бою, переняв такую практику от туземцев с острова Сан-Кристобаль. Там, как заверяет Кодрингтон, местные жители убивают людей только для собственного пропитания, причем в таком большом количестве, что даже продают излишки человеческого мяса другим племенам.

На острове Прокаженных, судя по всему, человеческим мясом лакомятся до сих пор. Но там не убивают с этой целью отважного врага. Для торжества предназначается либо преступник-убийца, либо тот, кто навлек на себя презрение соплеменников или членов соседнего дружески настроенного племени. Такого человека съедают обычно с чувством гнева и презрения. После того как его зажарят как свинью, все обязательно должны отведать мяса негодяя — скорее ради символического жеста, чем для утоления голода.

Но вот что пишет А. Гопкинс, проведший в этом регионе около четверти века почти тридцать лет спустя после Кодрингтона: «Каннибализм в этих местах фактически исчез. Но можно встретить множество стариков, которые когда-то время от времени употребляли в пищу человеческое мясо, но молодежь вам ничего не скажет. Это такая щекотливая тема, что туземцы избегают ее». «Старики» Гопкинса вполне могли быть «молодыми людьми» Кодрингтона. Гопкинс к тому же подвергает сомнению утверждение Кодрингтона о том, что испанцы первыми наблюдали страшные картины каннибализма на Соломоновых островах. Если это на самом деле так, то он существовал здесь с незапамятных времен.

Гопкинс утверждает, что племя, хотя бы один из членов которого был взят в плен, убит и потом съеден, утрачивало свой престиж. Если чужаки съедали их воина, то они таким образом съедали и его «мана», которое неразрывно связано с «мана» всего их племени. Теперь у несчастных туземцев не оставалось ни чести, ни доблести. Самое лучшее, что они могли предпринять в таком случае, пишет Гопкинс, это, разбившись на маленькие группы, разойтись, рассеяться, затеряться среди дружеских союзнических племен.

Женщина-миссионер, Флоренс Кумб, работавшая в этом регионе приблизительно в одно время с Гопкинсом, рассказывает об одном священнике, который служил на острове Сан-Кристобаль. Однажды он набрел на группу туземцев, которые готовили на печке для себя еду — мясо убитого ими врага. Вот что он писал ей: «Каково же было мое отвращение, мое искреннее негодование! Мне так хотелось подбежать к печке и перевернуть чан с его содержимым, но вдруг мне в голову пришла мысль: ведь если я так поступлю, то, весьма вероятно, могу оказаться на месте этого несчастного на той же самой печке. На них, казалось, не произвело никакого впечатления замешательство белого человека. Они продолжали смеяться и шутить, вспоминая, как сопротивлялась несчастная жертва, и засовывая вываренные косточки от его пальцев в волосы».

Флоренс Кумб напоминает нам «еще об одной идее, которая, настойчиво преодолевая наше отвращение, все же стремится выразить себя». Это идея «мана» — общего духа племени.

«Когда могущественного вождя, долгое время всеми в равной степени ненавидимого и обожаемого, убивают в сражении, то жажда его врагов заполучить частичку его духа — «мана», — который объясняет тайну его доблести и успеха, превращается в почти религиозное чувство. Необходимо как можно скорее стать обладателем хотя бы маленькой частицы плоти этого храброго воина и выпить по глотку его крови — только это может добавить мужества и бесстрашия.

Вот в таком акте каннибализма, — заключает Флоренс Кумб, — я вижу зародыш божественной истины».

На этих островах обнаруживается не только желание во что бы то ни стало обрести «мана», но и страх перед ним. Миссионер Джордж Браун сообщает о любопытном обычае среди туземцев, который ему самому приходилось наблюдать:

«Тот человек, который расчленяет тело, иногда накладывает повязку на рот и на нос, чтобы во время такой операции дух мертвеца нечаянно не вошел в него. По той же причине двери и окна хижины, где происходит чудовищная трапеза, плотно закрываются. После этого все участники пиршества принимаются громко кричать, дуть в рожки, потрясать копьями и вообще создавать как можно больше шума, чтобы отпугнуть дух человека, которого они только что съели». В шортлендской группе Соломоновых островов в порту есть маленький островочек, куда обычно туземцы привозят пленников, чтобы убить. Они не хотят этого делать в деревне, опасаясь, как бы впоследствии дух убитого человека не натворил бед».

Антрополог Браун много размышлял о различных причинах, лежащих в основе каннибализма на островах Меланезии. Он пришел к выводу, что чаще всего каннибализм в этом регионе являлся полусвященным обрядом.

По мнению Брауна, главной причиной каннибализма среди тех племен, с которыми ему удалось установить контакт, было обязательство перед мертвым родственником, что подтверждается в ходе его беседы с одним туземцем, который сказал ему: «Предположим, моего брата убил кто-то из утам (соседнее племя). Я жду, пока не услышу, что один из них был убит другим племенем, отправляюсь и покупаю кусок тела, приношу его в дом брата и предлагаю брату как жертвоприношение». Браун добавляет, что в некоторых частях островов туземец давал обет не мыться до тех пор, пока до конца не отомстит своим врагам. В племени кабабайя, например, поедали волосы, кишки и даже экскременты человека из той деревни, который убил одного из их соплеменников.

Вообще говоря, там, где каннибализм полностью утвердился и был всеми признан, обычно съедаются все части тела жертвы. Руки и груди женщин всегда счлтались лакомым блюдом. Некоторые из оставшихся от трупа костей использовались в качестве грузиков на концах копий. Черепа нанизывали на сухую ветвь дерева и либо относили на берег моря, либо клали рядом с хижиной человека, убившего ее прежних владельцев. Райс приводит некоторые детали каннибализма, процветающего в Новой Каледонии.

«Здесь, — пишет он, — женщины обычно убирают с поля битвы наименее пострадавшие мертвые тела воинов и начинают приготавливать их для тушения в печах, хотя их соплеменники в это время все еще сражаются с врагами. Женщины бросают раскаленные камни во временные печи, вырытые в земле прямо у кромки поля брани, чтобы, не теряя даром времени, приступить к желанному пиршеству сразу же, как смолкнет гул битвы...»

К сожалению, он не объясняет, что произойдет, если вдруг удача улыбнется другой стороне? Если это так, то вот он, прекрасный пример так называемого «горького конца»!

«На Новой Каледонии, — продолжает Райс, — руки человека считались самой лакомой частью, и они по праву становились добычей жрецов победившего племени. Они обычно вместе с женщинами следовали за воинами и во время битвы находились в авангарде. Так страстно хотелось им заполучить отрубленные руки поверженные врагов, что они были даже готовы голодать несколько дней, но не соглашались утолить голод менее изысканной пищей.

Здесь не запрещалось женщинам принимать участие в каннибалистских пиршествах. Не было никакого «табу» на съедение тела и самого вождя. В обязательном порядке все члены победившего племени должны были получить, по крайней мере, по крошечному кусочку его плоти. Одно строгое «табу» касалось женских тел. Если по какой-то случайности такой труп оказывался в числе тех, которые предлагались для праздничной трапезы, то, несмотря на то, что спрос на человеческое мясо всегда значительно превышал предложение, туловище женщины выбрасывалось и лишь руки и ноги употреблялись в пищу».

Возможно, только на островах, известных под названием Новая Ирландия, расположенных совсем близко от Новой Гвинеи, каннибализм принял столь чудовищные формы, что описания бытующих там людоедских обрядов не могут не вызвать содрогания.

Вот что пишет по этому поводу правительственный чиновник Хью Гастингс Ромилли:

«Как только я вступил на землю Новой Ирландии, до меня донеслись громкие звуки и веселый смех. На опушке на ветвях большого дерева болтались на веревке шесть трупов, кончики пальцев их ног касались земли. Пораженный таким неожиданным зрелищем, я потянулся за своей фляжкой. Сделав пару глотков для храбрости, я, опустившись на землю и прислонившись к стволу ближайшего дерева, продолжал наблюдать за действиями женщин.

Туземцы, разведя большие костры, кипятили на них в больших горшках воду. Когда вода вскипела, они, черпая ее скорлупой кокосового ореха, стали обливать кипятком один за другим покачивающиеся на ветру трупы, после чего начали скоблить их бамбуковыми ножами. Это был, по сути дела, обычный процесс подготовки свиной туши.

Женщины все время смеялись и шутили при этом, вслух обсуждая физические достоинства каждого из висевших перед ними мужчин. Все делалось очень просто, удивительно по-будничному.

Пришли мужчины из деревни, и началась другая работа. Притащили циновку из пальмовых листьев, и на нее уложили один из трупов. Дряхлый старик, вероятно, старейшина племени, вышел из толпы. Все отступили назад, освобождая пространство для действий. В руках у него было пять или шесть бамбуковых ножей. Большим пальцем он провел по их лезвиям, острым, как бритвы.

Вначале он приступил к «очищению» тела. Отрезав несколько наиболее быстро подвергающихся разложению частей, он швырнул их женщинам, как бросают отбросы собакам. Те, только чуть подогрев их на огне, тут же съели. Потом он, осторожно отрезав голову, положил ее набок на приготовленный специально для этой цели пальмовый лист.

Один за другим подобной процедуре подверглись все шестеро трупов, затем их разрезали на мелкие кусочки, каждый завернули в толстый пальмовый лист и крепко перевязали. Бедра и большие берцовые кости остались нетронутыми. Позже их используют для изготовления ручек для копий. Завернутое в листья пальмы человеческое мясо положили в печи, прикрыв сверху раскаленными камнями. Кости и те части тела, которые считаются несъедобными, были сложены на циновки — их отнесут в джунгли и там закопают.

Человеческую плоть в печах полагалось готовить три дня. Готовое мясо едят таким образом: голова едока откидывается далеко назад, как это делает итальянец, заглатывая спагетти. Лист с кусочком мяса внутри надрывается с одной стороны, и кусок вытряхивается в рот».

Ромилли добавляет, что в течение нескольких дней после окончания трапезы все члены племени воздерживаются от умывания, чтобы как можно дольше сохранить воспоминания об этом «замечательном» празднике.

Возможно, принимая во внимание общее отношение к каннибализму, которое доминирует почти на всей территории Меланезии, особого удивления не вызывает тот факт, что на этих островах так редки мифы и легенды. Только когда каннибализм тесно ассоциируется с жертвоприношениями каким-либо божествам, появляются легенды, которые связывают прошлое с настоящим. Мы это уже видели на примере ацтеков и американских индейцев квакиутль.

Но нельзя тем не менее сказать, что в Меланезии вообще отсутствует мифология.

На острове Сан-Кристобаль возник типичный пример такого мифа — мифа, очень похожего на сказку братьев Гримм, Шарля Перро или Ганса Христиана Андерсена, в которой младший из сыновей всегда побеждает старших.

Давным-давно, рассказывает легенда, жила-была на острове Сан-Кристобаль одна семья. В семействе было двое братьев, старшего из которых звали Варохунугарайа. Вот наступил день, когда братья вознамерились построить для себя дом на каноэ, и когда они были заняты своей работой, на свет появился их новый братишка, которого назвали Варохунугамванеаора. В момент, когда он родился, он сразу и вырос, — даже пуповину ему никто не успел отрезать, так и осталась она у него, словно петля на шее. Отправился он посмотреть, чем занимаются его старшие братья. Тех совсем не обрадовал приход младшего. Они прогнали его прочь, чтобы не мешал. Увидев, что он, хоть и самый младший, а работает куда лучше их, братья его возненавидели и стали думать о том, как бы им поскорее от него избавиться. Вначале вырыли они глубокую яму для столба и велели брату спрыгнуть в нее, чтобы поглядеть, что там. Когда он сделал, что было велено, они сбросили ему на голову тяжелый столб от хижины, забросали яму землей до краев и камнями. Только завершили труды праведные, глядь, а младший сидит себе на самой верхушке столба, да сверху широко улыбается.

Злодеи хитростью заставили его броситься в пасть краба-великана, но младший брат, перехитрив их, превратил нижнюю челюсть чудовища в каноэ. Они заставили его прыгнуть на спину большой рыбы, пожирающей людей, убедив, что это риф. Она проглотила его всего без остатка, но хитроумный младший братец перехитрил и ее и сумел выбраться из брюха рыбы. Братья заставили его влезть на большое дерево, которое, благодаря их колдовству, росло все выше и выше, а младший брат, сколько ни спускался, все никак не мог слезть на землю. Чем больше он старался, тем выше оно становилось. Он и здесь в конце концов одержал над братьями верх, умудрился наклонить верхушку дерева так близко к земле, что запросто соскочил с нее, цел и невредим.

Наконец, разъяренные братья, продолжает легенда, сели все вместе за стол и принялись решать, как покончить с ним раз и навсегда. Сделаем большую печь, бросим его в нее, сварим и съедим! На том и порешили.

Они велели младшему копать землю для печки, собирать хворост в лесу и подбрасывать без устали сухие ветки в огонь, чтобы тот получше разгорелся. Злые братья, подождали, когда камни печи раскалились докрасна, а потом заставили младшего брата накрыть их пальмовыми листьями. Когда он принялся делать, что было велено, они схватили его за пояс и бросили на листья, которые уже охватило жаркое пламя. Снова забросали злодеи его сверху раскаленными камнями, и каждый новый был горячее прежнего, пока не завалили его с головой. Расселись они вокруг печи, весело смеются, наблюдают, как дымок сквозь кучу раскаленных камней пробивается, предвкушая, какая вкусная еда готовится для них там, под тяжелыми, покрасневшими камнями.

Вдруг злоумышленники услыхали, как что-то треснуло: «Крак!» «Это глаз лопнул!» — сказал один, радостно потирая руки.

Снова треснуло: «Крак!» «Ну, а это второй глаз! — произнес средний весело. — Наверное, он уже отлично весь зажарился».

«В таком важном деле спешка ни к чему! — предупредил первый. — Пусть сперва камни остынут, чтобы можно было к ним рукой прикоснуться. Тогда и узнаем, поджарился ли наш братишка, можно ли приступать к трапезе».

Наконец, думают они, пора открывать печь. Открыли и видят; жар такой, что сами камни потеряли прежний вид, мягкими стали, расплавились. Подняли они последний камень, глянь — а там ничего и нет. Вдруг слышат за спиной чей-то голос: «Ну что, дорогие мои братцы, поджарился ли я как следует, что скажете?». Обернулись они, а это младший брат на пеньке сидит, на них глядит.

Слез младший брат с пня, подошел к своим старшим братьям-злодеям. Сильно разозлился он на них. Нагрел он слегка маленькую печурку, огонь чуть теплится. И говорит старшему брату: «Ложись-ка на печь, братец, погрейся!». А старший в насмешку над ним и повиновался.

Тогда младший быстренько набросал на него кучу нагретых камней, сорвал с шеи пуповину и крепко-накрепко связал братьев, — попробуй теперь кто, разорви! После этого сидели они вместе со средним братом три дня, ждали, когда жаркое поспеет. Через три дня убрали камни из печи, глядь — а там их братец Варохунугарайа лежит, зажаренный точно в меру — нельзя сказать, что недожарилось, нельзя сказать, что и пережарилось, — в самую пору! И стали они с братом пировать, ели-ели, ни одного кусочка на костях не оставили!

Такова легенда о трех братьях с острова Сан-Кристобаль, которую часто рассказывают путешественникам островитяне, чтобы, если и не оправдать, то хотя бы объяснить пристрастие к каннибализму. Этот обычай передан им предками, и они не имеют никакого права его забывать.

Так обстоят дела на Сан-Кристобале. Но ни на одном из тысяч меланезийских островов каннибализм не проявлялся с такой свирепой силой и жестокостью, как на островах Фиджи. О них в следующей главе.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: